Третья попытка тоже пошла прахом, женщина решила спастись от меня, перебежав улицу на красный свет перед самой троллейбусной мордой. Я кинулся следом, троллейбус все же скрыл ее от меня, я побежал вровень с ним, потому что сзади и справа шли иномарки, и бежал довольно долго - целый длинный квартал, до светофора. Там только вернулся на тротуар.
Три прокола подряд! Никогда со мной такого не бывало!
Вдруг я понял - это Маргаритка виновата. Если бы не она - был бы во мне сейчас настоящий азарт и настоящий голод. Когда девки видят, что я их по-настоящему хочу, она не выделываются. А сейчас голода не было. Вот в чем беда!
Но и сытости не было.
Может, мяса навернуть?
Но у меня же - ни цента!
Я шел, и шел, и шел, ругая на все лады Билла Бродягу - пора бы ему уже и появиться, пора бы ему что-то для нас обоих придумать. Справа за темным стеклом витрины мелькали огоньки. Я сообразил - это же игровые автоматы! Поиграть?
Я вошел, какое-то время изучал обстановку. Это был не просто игровой зал, а вместе с кафешкой, и крашеная блондинка за стойкой сразу меня усекла. Она посмотрела так, что я понял: пять минут трепа, и хотя бы чашка кофе в долг без отдачи мне обеспечена.
- Вот ты где, Люсенька! - сказал я, подходя. - Не узнала?
Блондинка посмотрела на меня с некоторой тревогой.
Я знаю эту тревогу в женских глазах. Словами я бы выразил ее так: ого, начинается что-то замечательное, только бы не проснуться...
- Это же я, Гена! Неужели забыла? Помнишь, поезд, купе, настоящее хохляцкое сало с чесноком? - Помню! - ответила блондинка, но так сердито, что мне сделалось не по себе. - Я, миленький, все помню! Валерка!!! Димка!!! Славка!!!
- Люся! Я уже второй квартал за тобой иду! - сказал я ей в ответ на какие-то глупые вопли. - Все думаю - ты или не ты? А лицо увидел и все понял! Узнала, нет? Я же Гена!
Сейчас следовало упомянуть Москву, куда мы ехали вместе, настоящее хохляцкое сало с чесноком, глухую бабушку, которая брала телефонную трубку
Женщина посмотрела направо, налево, на ее лице был ужас. Вдруг она кинулась бежать - назад, к шумной улице, потеряв по дороге пузатый пакет. Я так и остался стоять - пень пнем! Что-то получилось не так. Может быть, я нарвался на сумасшедшую или на круглую дуру, подумал я, нормальная женщина сразу бы увидела, что к ней привязался настоящий мужчина, а не какой-то там плоский.
Потом я машинально подобрал пакет. Не оставлять же его. Я надеялся найти там еду, и действительно нашел - надорванный пакет орешков, упаковку творога. Все это я съел в подворотне, а пакет, где еще оставались папки с бумагами, книжка и туфли, выбросил. Сама виновата. Потому что дура...
Я вернулся на людную улицу Шел и думал - как же жить и чем зарабатывать деньги? Город был как будто мой, родной, но ощущение такое - будто я приехал сюда после многолетнего отсутствия и уже мало кто меня знает и помнит. Да, это так. Я вернулся, чтобы рассчитаться с Гетманом за Машку Колесникову, проучить Карасевича, сделать своей Ксению... Вернулся, чтобы установить справедливость. Ротман, сволочь, должен лежать в могиле. Карасевич должен быть бит. Ксения должна принадлежать настоящему мужчине. Еще были какие-то мелкие дела...
Блондинка переходила улицу, и я невольно следил за ее ногами. Ноги были не хуже, чем у Машки, а Машка - классная девка. Можно поприставать к блондинке. На сей раз обязательно получится.
Я все делал правильно, догнал, назвал Люсенькой, заговорил про поезд, но она посмотрела мне в лицо - и вдруг завопила благим матом!
Я бы и сам от такого визга удрал куда подальше без всякого рукоприкладства, но тут к нам подскочил прохожий, кинулся между мной и блондинкой, и по роже я понял - это его женщина, бывшая или будущая.
Он был из этих - из плоских. Кулак сам сжался и въехал ему в челюсть.
Вмиг вокруг нас образовался круг людей, плотный, но ставший на немалом расстоянии, и эти люди хором заорали. Я не мог бить всех подряд - я развернулся и убежал.
Что-то со мной творилось нехорошее! Вторая женщина подряд не поддалась на испытанный прием!
Смутное понимание зародилось в голове, но эту идею нужно было проверить.
Третья попытка тоже пошла прахом, женщина решила спастись от меня, перебежав улицу на красный свет перед самой троллейбусной мордой. Я кинулся следом, троллейбус все же скрыл ее от меня, я побежал вровень с ним, потому что сзади и справа шли иномарки, и бежал довольно долго - целый длинный квартал, до светофора. Там только вернулся на тротуар.
Три прокола подряд! Никогда со мной такого не бывало!
Вдруг я понял - это Маргаритка виновата. Если бы не она - был бы во мне сейчас настоящий азарт и настоящий голод. Когда девки видят, что я их по-настоящему хочу, она не выделываются. А сейчас голода не было. Вот в чем беда!
Но и сытости не было.
Может, мяса навернуть?
Но у меня же - ни цента!
Я шел, и шел, и шел, ругая на все лады Билла Бродягу - пора бы ему уже и появиться, пора бы ему что-то для нас обоих придумать. Справа за темным стеклом витрины мелькали огоньки. Я сообразил - это же игровые автоматы! Поиграть?
Я вошел, какое-то время изучал обстановку. Это был не просто игровой зал, а вместе с кафешкой, и крашеная блондинка за стойкой сразу меня усекла. Она посмотрела так, что я понял: пять минут трепа, и хотя бы чашка кофе в долг без отдачи мне обеспечена.
- Вот ты где, Люсенька! - сказал я, подходя. - Не узнала?
Блондинка посмотрела на меня с некоторой тревогой.
Я знаю эту тревогу в женских глазах. Словами я бы выразил ее так: ого, начинается что-то замечательное, только бы не проснуться...
- Это же я, Гена! Неужели забыла? Помнишь, поезд, купе, настоящее хохляцкое сало с чесноком? - Помню! - ответила блондинка, но так сердито, что мне сделалось не по себе. - Я, миленький, все помню! Валерка!!! Димка!!! Славка!!!
Оказывается, в зале была вооруженная охрана! Три здоровых парня немедленно возникли и загородили мне выход.
- Это кто, Люсь? - спросил тот, что стоял впереди. - Автомат, что ли, ломал?
- Какой автомат?! - Люся за стойкой наливалась яростью и уже скалилась, как настоящая бешеная сука. - Этот козел ко мне в поезде приставал! В одном купе ехали! Утром хватилась - ни его, ни кошелька!
- Ни фига себе! - это они, по-моему, изумились хором... Я изумился тоже. Какой, к черту, поезд? Какой кошелек?..
- Валерка, стань в дверях! - командовала Люся. - Понимаете, еду я прошлым летом поездом Харьков - Москва, и едет со мной в купе этот козел! И никого, кроме нас! Все же на юг рванули, а я, дура, с юга прусь! Ну, то да се, сами понимаете! Просыпаюсь - ни козла, ни кошелька!
Правильно она назвала себя дурой. На ее вопли сперва обернулись, а потом стали подползать мужики и ребята, игравшие на автоматах. Нашли себе развлечение!
Я подался к дверям, но Валерка, заметив, загородил их, и загородил основательно - в нем было кило двести, честное слово, и росту - под два метра,
У меня был один путь для отступления - открытая дверь за спиной у дуры. За дверью имелась кухня, а всякая кухня имеет еще и выход в какой-нибудь двор.
- Явился! Одного кошелька ему мало! - продолжала выступать дура. - И ведь отыскал! Ой, мама дорогая!!!
Я перепрыгнул через стойку, красиво перепрыгнул, пришел ногами в какую-то идиотскую миску, стоявшую на полу, и вместе с дурой Люсей грохнулся на пол. Она завизжала так, что меня этим визгом словно над полом приподняло. И я оказался на дуре, как если бы собирался ее изнасиловать.
Каким-то образом мы, лежа на полу и брыкаясь, въехали в кухню. Тут шуму прибавилось - заорала и повариха. И ледяной водопад рухнул мне на плечи! Я вскочил и резко развернулся, готовясь принять бой. Но боя не было - и охрана, и игроки, которых я успел заметить, ржали, как стоялые жеребцы. Они показывали на меня пальцами и так ржали, до таких натуральных слез, что вряд ли даже меня видели.
Ничего не понимая, я провел ладонью по мокрому лицу.
Тут смех раздался и снизу. Я посмотрел на дуру, которая тоже ни с того ни с сего расхохоталась, и не узнал ее.
Ее лицо, мокрое, как у меня, было в каких-то лохмотьях и зеленых крапинках. Но она, даже не пытаясь подняться, тыкала в меня пальцем. В меня! Это что же - и я сейчас такой?..
Я одним прыжком оказался у стойки, другим - по ту сторону, и выскочил в дверь, которую уже никто не охранял. Прохожие шарахнулись, и я побежал.
Остановился у зеркальной витрины. Проклятые буржуи поналепили этих витрин во всех забегаловках. Из зеркала смотрело чудовище, облепленное мокрыми лохмотьями. Я вынул из волос длинного красно-коричневатого червяка и попробовал на вкус.
Тут только стало ясно - повариха, спасая дуру Люсю, облила нас холодным свекольником. Всю полутонную кастрюлю вывернула. И ведь надо отдать ей должное - спасла!
Я обобрал с себя всю эту дрянь. Хорошо, что рубашка черная, подумал при этом, когда мокрая - блестит, и только. Высохнет свекольник - и будет она, как новенькая. Штаны вроде не очень пострадали.
Я выглядел вполне пристойно. Нормальный крепкий мужчина, выгодно выделяющийся на фоне прочих...
Ксения!
До того, как она приедет домой, нужно изучить местность и составить план действий. Того усатого, который ее вез на машине, вырубить несложно. Усатые лысеющие типы, вроде покойника Ротмана, умеют только делать деньги, делать их для нас - для настоящих мужчин, чтобы мы пришли и эти деньги забрали.
Лихо я рассчитался с Ротманом за Машку Колесникову!
Я прошел несколько кварталов и узнал знакомые места. Более того - довольно быстро нашел и нужный дом. Во-он там она живет... Третий этаж, окна - во двор...
Окна...
Нет!
Ничего я той ночью в окнах не видел. Ни о чем не думал. Не было в моей жизни такой ночи.
- Привет! - сказал мне пожилой мужчина, хлопнув по плечу. Когда-то он был и крепким, и сильным, и кулак, должно быть, считался тяжелым. Из уважения к этим былым достоинствам, о которых можно было лишь догадываться, я и назвал его про себя "мужчиной". Хотя это скорее был старик, осанистый тяжеловесный старик.
- Привет! - сказал и я. Но не допустил на лицо ни малейшего удивления. У мужчины лицо всегда должно быть непроницаемым.
- Ты чего натворил? - спросил он. - Менты всех опрашивают, куда ты подевался.
- Да ничего я не натворил.
Тут я вспомнил, что скверная тетка с розовыми волосами тоже что-то мне толковала про ментов.
Менты, менты... Что же это такое? Кто же это такие? Слово вроде бы ничего, занятное слово...
- Если ты там где-то чего-то, - загадочно сказал мужчина, - так лучше добеги до них сам. Меня один допрашивал, Горчаков фамилия, такой рыжеватый. Вроде не дурак. Сказал - если ты появишься, чтоб первым делом его отыскал. Погоди - бумажку с телефоном дам.
Бумажка оказалась клочком газеты.
Менты... Вспомнил!
- Пусть этот Горчаков идет за своими яйцами! - сказал я так, как говорил Бродяга, когда посылал полицейских подальше. А смятую бумажку бросил старику под ноги.
- Ты, Валентин, совсем сдурел? - строго спросил он. Вот теперь кое-что стало ясно. И та тетка, и он приняли меня за другого человека.
- Какой я тебе Валентин? Я - Брич! А что? Мне свое имя скрывать не от кого.
- Ого! - сказал он. И ничего больше. Я повернулся и ушел.
Если в этом дворе меня с кем-то путают, это меняет планы. Значит, и Ксения может перепутать... Надо придумать, как этим совпадением воспользоваться, или хотя бы так все рассчитать, чтобы оно не помешало.
Вон Бродяге показалось однажды, что мужик в гостиничном коридоре похож на шерифа Джима Смолла. Любой другой бы рукой махнул - мало ли что мерещится на второй бутылке виски? А Бродяга пошел следом - и ведь это действительно оказался шериф. Плохо было то, что он обернулся, немедленно узнал Бродягу и поднял страшный шум...
На этом месте мои размышления прервал запах.
Пахло вкусно. Хоть и не мясом, но все равно вкусно. Рыбой!
Я поднял глаза и увидел вывеску. Она была написана какими-то старинными буквами, и я минут пять маялся, пока не сообразил, что надписи как-то соответствуют три серебряные рыбины на цепочках.
"Три карася" - вот что значилось на вывеске. И внизу была совсем официальная табличка со словами "Рыбный ресторан". Ресторан... Караси... Карасевич?!
Я вошел.
Швейцар хотел было остановить меня, такой правильный швейцар, с золотыми пуговицами, но я его отодвинул.
- Ну, ты, родной! - сказал я ему. - Где хозяин?
- Какой тебе хозяин?
- Карасевич! Где он тут у вас?
Швейцар уставился на меня дикими глазами, и я понял, что он прямо сейчас, в моем присутствии, сошел с ума.
- Хозяина зови! - сказал я ему. - Скажи - по делу пришли.
И в глубине души усмехнулся: дело это было - получить от меня в ухо.
- Сейчас, - сказал швейцар, - а ты тут подожди. Я вошел в холл, а оттуда направился в зал. Там было пусто - время не то, чтобы солидные люди приходили посидеть. Лишь несколько столиков занято, где - пара толстых старух, где - какой-то лысый одиночка, а то еще бородатый один сидел в глубине у стойки и разговаривал с барменом. Швейцар подозвал официанта, что-то шепнул.
- Ты, родной! - сказал я, подходя. - Сказано же - чтоб хозяин был!
- Сейчас. Анатолий Ефимович! - позвал швейцар. Бородатый слез с высокого стула и неторопливо направился ко мне.
Тут я и задумался. Это вроде не был Карасевич. Карасевич - большой и бородатый, а этот - среднего роста, мне по ухо. И не толстый.
- Я за хозяина, - сказал этот Анатолий Ефимович.
- Мне сам нужен.
- Сказано - я за него. Ну? Глаза были очень неприятные.
- Сказано - нужен сам, - повторил я.
- Ага... Юра! - это он позвал швейцара, и тот мгновенно оказался рядом. - Юра, что будет, если кто-то из вас не выполнит мою просьбу или скажет мне кривое слово?
- Плохо будет, Анатолий Ефимович! - весело ответил швейцар. - Наш нам бошки пооткручивает!
- Ясно? - спросил бородатый. - Юра, ты хороший парень, но будь жестче. Когда непонятно кто ломится в двери, не бойся дать ему в рыло. Один раз, но от души. Второго не понадобится. Лучше пусть мы будем вытаскивать тебя из ментовки, это не такое дорогое удовольствие по сравнению с разгромом, который может устроить какое-нибудь похмельное рыло.
Тут бы хорошо было впасть в ярость и сделать то, на что бородатый намекал - разгромить в мелкие дребезги этот траханный ресторан "Три карася"! Но бешенство не наступало. Бородатый нехорошо смотрел; и я понимал, что это - боец. Он же видел меня, он же не мог не видеть, что я круче всей местной шушеры! И спокойно так нарывался на драку. Или не нарывался? Или он уже столько в жизни дрался, что я для него просто не существовал?
Нужно было немедленно впасть в ярость!
- Ну, ты, родной! - крикнул я ему. И занес кулак так, как собирался занести, чтобы въехать в ухо Карасевичу.
Куда он девался из-под кулака - было непонятно. Зато что-то ткнуло меня между лопаток, несильно, зато в какую-то интересную точку, и я полетел на пол.
Нет!
Поскользнулся.
Я - Брич, и я поскользнулся.
Так.
- Походи к Сашке Барсуку на айкидо, Юра, - сказал бородатый. - Видишь - аккуратно и без суеты. Это даже восьмидесятилетняя бабушка с ним бы проделала.
Бабушка? Со мной?
Я вскочил и развернулся.
- Мало, значит, было, - заметил бородатый. - Юра, поди, позови охрану. А то я, кажется, работаю, а они зарплату получают.
Он видел, что я готовлюсь к настоящему броску, видел - и с места не сдвинулся. А я уже был в бешенстве, я уже летел к нему!..
И вдруг ослеп.
Резь в глазах была страшная.
- Что это с ним? - я услышал шаги и голос подбегавшего Юры. И другие шаги - человека три в крепкой, настоящей мужской обуви неслись сюда издалека.
- Полный порядок, - отвечал голос бородатого. - Красный перец. Унимать похмельное рыло в ресторане, где на каждом столике стоят пряности, - одно удовольствие. Ребята, ребята - сейчас, пожалуйста, без мордобоя! Выведите только на улицу - и аккуратно коленкой под зад. Учить вас еще и учить...
Они не только вывел меня на улицу - они еще провели до переулка. Я держался обеими руками за лицо, жал на глаза, как будто от этого сделалось бы легче, и понимал, что нужно немедленно их чем-то промыть.
Парни по обе стороны меня обсуждали происшествие.
- Говорят, он в Анголе воевал.
- Был там военным переводчиком вроде.
- Да нет, воевал! И потом инструктором в спецназе...
- А откуда он, по-твоему, испанский знает?
Мог ли я совершить ошибку и не признать в этом бородатом настоящего мужика? Нет, не мог. Значит, про Анголу и спецназ - брехня.
Сейчас главное - промыть глаза. Выступили слезы... Слезы, конечно, промывают. Но реветь в три ручья при всем честном народе?
Нельзя.
Я - Брич. Я - настоящий, а эти все - фуфло, сопляки, мелкая гнусь. Плоские и им подобные!
Резко скинув с себя сопляков, я побежал вперед, вытянув руки и плохо различая дорогу.
Потом я увидел уличный лоток со всякой дрянью - но среди дряни стояли бутылки с минералкой. Я взял одну, посмотрел в глаза продавщицы тяжелым взглядом - есть у меня такой тяжелый взгляд, и я им горжусь - и свернул в ближайшую подворотню. Во дворе на лавочке я кое-как промыл глаза.
Надо было вернуться к "Трем карасям", выследить Карасевича и дать ему наконец в ухо. Но я потерял ориентацию. Когда полуслепой несешься по улице, сворачиваешь неизвестно куда, и еще по двору бредешь целую вечность в поисках скамейки - очень трудно пройти по своему следу назад. Я даже знал, что это вообще невозможно.
В общем, я сидел на лавочке и думал, что когда Бродяга за мной приедет, я ему все выскажу. Мимо проходили старухи с детьми. Но в какую-то минуту пошли люди...
Очевидно, в этом доме жили и серьезные мужики. Они приезжали на чистых иномарках, ставили их в нужные места, заранее зная, кто займет пространство сзади и спереди. Они были хорошо одеты. Некоторые привозили с собой женщин. Женщины были старые, но в дорогих тряпках.
Вот интересно, подумал я, Маргаритка уже убралась домой? Наверно, посидела утречком, поежилась от холода, поняла, что кушать хочется, и пошла себе потихоньку.
Что-то не получается у меня сегодня женщину снять, подумал я следующей очередью. Вообще денек не заладился.
Голоден ли я? Пожалуй, да. Творог и орешки - это разве еда для мужчины?
Я встал и пошел куда глаза глядят. К счастью, они уже глядели.
По правую руку я увидел пивной бар. Там сидели мужики, к которым меня словно на ниточке потянуло. Крепкие такие, правильные мужики. В классных кожаных куртках. Вот! Мне нужна кожаная куртка. Костюм и лакированные туфли я куплю потом, а чтобы войти в этот бар, к этим мужикам, нужна куртка - черная, без лишнего выпендрежа, и чтобы сразу было видно - дорогая.
Мужики нависли над столом. Я сразу выделил одного - главного. Он был коротко стрижен, смугл, с крупным суровым лицом. Он сидел, не слишком наклоняясь, а остальные тянулись к нему. Я мог держать пари на чемодан баксов - они говорили О ДЕЛЕ!
Мне тоже безумно захотелось сесть за тот стол и сказать свое веское слово... стоп! Мне нужно придумать ДЕЛО.