Арчи мне сразу не понравился. У него был тонкий орлиный нос, не попорченный в драках, и сросшиеся брови, такой испанский угрюмый красавчик, наверняка бабы спокойно не могут пройти мимо. Красивый мужчина - это недоразумение. Мужчина должен быть как я-с крепкой физиономией, не более.
Я выставился - заказал всем пива. Поговорили о местном пиве. Поговорили ни о чем.
- А ты к нам по делам, или как? - спросил Петрович.
- От серьезного дела никогда не отказывался, - сказал я. Кто их разберет - может, они задумывают что-то такое, что мне и не снилось, они же местные, лучше знают обстановку.
- Серьезные дела мы и сами любим. Вон Арчи на видеопрокате сидит.
Я прикинул - в городе не меньше сотни пунктов видеопроката. Все равно - мелочь.
- Я вообще иначе понимаю, - сказал я. - Нужно взять хорошие деньги и сваливать. Но - очень хорошие.
- А что ты предлагаешь, Кирпич? - встрял Сазан.
Теперь нужно было помолчать, чтобы слова прозвучали внушительней.
- Я предлагаю брать банк.
- Что-о-о? Ты охренел?! - совершенно неожиданно взвился Сазан, но остальные молчали и сам я был спокоен, как никогда в жизни.
- Тихо, - сказал ему Арчи. - Это интересно, а, Петрович?
- Банк - это да, - согласился Петрович. - И какой же банк ты наметил?
- Я не знаю... - действительно, я не знал, как называется именно этот банк. - Такое угловое здание, многоэтажка, такое коричневатое, главный вход - стеклянные двери на фотоэлементах, второй - за углом, и напротив наискосок - четыре бара...
- Ребята, где это?.. - опять взвился Сазан, но Петрович нехорошо на него посмотрел, очень по-мужски посмотрел, я люблю, чтобы мужчины так строго смотрели...
- Ты говори, Кирпич, говори.
Я испытал внезапное и пронзительное родство с Петровичем. Только мы двое были среди этой шушеры настоящие мужчины. Только мы знали цену вот такому взгляду, и негромкой, весомой, лишенной всяких там выкрутас и переливов речи. Только мы! Билла Бродягу бы еще сюда!..
- Все очень просто. Нужно покрутиться возле этого банка и узнать, когда приезжают за деньгами. Сперва засесть с утра в баре, с понтом опохмеляж, вычислить постоянных работников, потом - в ленч, потом узнать, куда ходят на ленч девчонки, ну, секретарши...
- Так, так... - подбодрил меня Петрович. Видя, что вожак настроен по-деловому, остальные не вмешивались, правильно делали: такой разговор - для двух настоящих мужчин, не более.
- Собрать всю информацию можно за неделю. А потом действовать нагло и открыто. Просто вовремя оказаться внутри, и чтобы снаружи ждала машина.
- Хорошо, - сказал, помолчав, Петрович. - Тебе уже приходилось делать что-то этакое? Ну, не банк, а хотя бы почту брать - когда туда пенсии привозят?
- Я банк брал.
Арчи и Левый переглянулись. В глазах у них было восхищение. Не научились еще скрывать эмоции, как вот Петрович.
Сазан хотел взвиться - и не смог. На сей раз я его взглядом припечатал.
- Один? - удивился Петрович, но как удивился! Только губы чуть дрогнули. А лицо осталось каменным - лицо настоящего мужчины, тяжелое и надежное. Как у меня.
- Нет, конечно. Нас было двое - я и Билл Бродяга.
- Кто-о-о?! - это уже заорал не Сазан, а безымянный парень за двумя столиками, длинный, тощий, но, как мне показалось, жилистый.
- Тихо! - Петрович был невозмутим, как мраморное надгробие. - Билл Бродяга - это кто?
Длинный обнял Арчи, я бы так бабу на людях постеснялся обнимать, и что-то зашептал ему в ухо. Рот у Арчи приоткрылся.
- Напарник мой. Один мулат.
- Так. Мулат. Где же ты его взял? А в самом деле, где я взял Билла Бродягу? Мы же всегда были вместе, всегда, с самого начала...
- Мы были вместе с самого начала.
- С начала чего? - как-то странно, без визга и склонив голову набок, спросил Арчи, и его глаза мне очень не понравились.
- И последний вопрос, - Петрович уже принял решение, я чувствовал это, я убедил его, иначе и быть не могло! - Где же был этот самый банк, который вы с Биллом Бродягой брали?
- Как где? В Чикаго!
Вдруг мне сделалось не по себе. Все смотрели на меня, ожидая, как видно, следующих слов шефа, а я вдруг понял, что коричневатая многоэтажка, где четыре бара напротив, - это именно тот банк в Чикаго, и как раз между барами я проскочил в переулок, влетел в тупик, развернулся и напоролся на двух полицейских, это были белый и негр, большой толстый негр. Я кинулся между ними, выстрелил, отмашкой сбил с ног третьего, а Бродяга, сразу сообразив, вырулил к углу, резко развернулся, распахнул дверцу "форда", и мы помчались, и чемодан с деньгами был наш, наш!..
- Ну, теперь мы на коне, Брич! - орал он, пока я возился с автоматом, выставлял его в окно и поливал очередями полицейские машины. - Ну, теперь мы поживем!
- Санек! Ты вот все время что-то сказать хотел, - Петрович обратился к длинному парню.
- Петрович, это же он нам боевик пересказывает! - тот даже подскочил. - Я кассету недавно брал! Старый боевик про двух гангстеров, один был Билл Бродяга, а другого звали Брич! Это они брали банк в Чикаго, а потом по каким-то горам лазили, и из-за бабы чуть друг друга не пристрелили...
Парень говорил, а я потрясенно кивал.
Он все правильно рассказывал! Только мы бы все равно из-за этой шлюхи Мерседес не подрались бы - просто были деньги, было настроение, мы играли! Мы в двух бешеных соперников играли, мы от всей души веселились!..
- В общем, так, - постановил Петрович. - Придется мне теперь все дерьмо из видеопрокатов пересмотреть. И усмехнулся.
- А этого?! - уже предчувствуя грандиозную потеху, привстал Сазан.
- Гнать отсюда через семь гробов с блядским присвистом. И без него дурдома хватает.
- Меня?
Я смотрел в каменное лицо, не понимая - что же я сказал не так? Ну, не этот коричневатый банк - так другой мы бы непременно могли взять все вместе!
- Чеши отсюда, Брич недоделанный! - добавил Сазан. - Чеши, чеши!
- А то в дурдом свезем!
Мне пообещали носить передачи и проникновенно так попросили поблизости не околачиваться и серьезным людям своей херней мозги не компостировать.
Кулаки сжались сами.
- А этого не надо, - посоветовал Петрович. - Сами сдадим, куда следует, мало не покажется. Ну, что стоишь? Вали к своему Биллу Бродяге!
Первым расхохотался Сазан.
А потом заржали все. Даже несокрушимый Петрович! Они ржали до слез, до икоты, терли глаза кулаками, стонали и кряхтели, но остановиться не могли.
Я повернулся и неторопливо вышел.
Что же я теперь Маргаритке скажу?..
Она ждала меня у окошка - как и положено ждать мужчину. Длинные волосы распустила, глазки подкрасила, в руках - журнальчик какой-то пестрый, но не читает. .. Соскучилась девочка!
- Ну, как? - спросила. - Встретился с теми серьезными людьми? Договорился?
- Порядок, - ответил я. Как же тут иначе можно было ответить?
- Я же говорила! - прямо завопила Маргаритка. На ней был только шелковистый черный халатик с цветами и драконами. Вроде вчера такого не имелось. Только он и она выскользнула с восторгом! Халатик, шурша, упал на пол. Потом Маргаритка ухитрилась подхватить его и кинуть на кровать.
- С первых же денег купим простыни и одеяло! - потребовала она. - А потом - подушки!
- Конечно! - сказал я. Простыни, одеяло... Сколько они могут стоить?
Наверно, мне следовало не пить дорогое пиво ради Козла Петровича и его придурков, а зайти в магазин этих, Дик они... постельных принадлежностей.
Потом я понял это окончательно.
- Мне холодно! - пожаловалась Маргаритка. - Мне смертельно холодно!
- Прижмись! - велел ей я. - Давай, прижимайся.
Я горячий.
- Как печка...
А она была совсем холодная. Худенькая, бледненькая и холодная. Я повернулся к ней спиной и сам не понял, как заснул.
Утром Маргаритка, как всегда, чувствовала себя скверно и не могла подняться. Я подумал, что Ксения с утра, наверно, свежа, бодра и готова к новым играм. Ксения... Высокая, статная, роскошная - королева Ксения. Если любить - так королеву!
На завтрак Маргаритка припасла половину белого батона и бутылку минералки.
- Знаешь, где я это взяла? - спросила она.
Купить - не могла. Не на что. Я же все деньги из-под матраса вынул.
- Стащила.
- Стащила! - удивившись моей проницательности, повторила она. - Когда тебе начнут платить?
- Скоро, - сказал я. - Я им предложил одно дело, они согласились.
Хотя уговорить стоило немалого труда. Основной труд взял на себя Билл Бродяга. Говорил он увлекательно - я сам заслушался. Томпсон и Флайер слушали сперва невнимательно - мало ли чего наплетет коротышка мулат, у которого половины зубов недостает? Они даже порывались встать и выйти из бара, но Бродяга любит препятствия - он сам себя превзошел! Они приподняли зады над стульями - да и шлепнулись обратно. Хозяин, Сэм-ми Хайд, только посмеивался - он не первый год знает Бродягу. Я же хранил на лице каменное выражение, всем видом показывая: кто обидит Бродягу - будет иметь дело со мной, Бричем. Это весь Чикаго знает.
И они согласились!
Днем я прошел из конца в конец проспект - а проспект длинный, миль шесть по меньшей мере, - осматривая с ног до головы всех встречных женщин. Ноги были так себе. Ксения... Что-то следовало предпринять. Есть хотелось неимоверно.
А все деньги я потратил в баре, чтобы познакомиться с этими козлами! С этими тупыми козлами. Они даже рядом с настоящими мужчинами не стояли - такими, как я и Бродяга. Они и не знали, каково это - провернуть настоящее ДЕЛО. Мелкота...
И Маргаритка права - действительно, по ночам все прохладнее. Нужно искать жилье. Ну и город... Как меня только сюда занесло?
Я уже подходил к нашей хибаре, когда услышал удивленный голос Маргаритки.
- Брич? Ты что там делаешь?
Еще три шага - и я увидел свою девчонку. Она стояла на пороге, кутаясь в одеяло, и смотрела совсем не в мою сторону.
Там кто-то был!
Чужого следовало прогнать.
Я как раз был в подходящем настроении, чтобы прогонять всякую мелкую шушеру. Не то чтобы кулаки чесались, а просто так... Если бы я сейчас кому-то хорошо въехал в челюсть, то почувствовал бы себя гораздо лучше.
Я побежал туда, куда смотрела Маргаритка, и обнаружил чужака. Он обирал яблоню в соседнем огороде. Услышав мое шаги, он повернулся.
Передо мной стоял мужик моего роста и моей ширины, но какой-то весь поношенный и обтрепанный. Он уставился на меня, как на привидение.
- Ну!.. Ты!.. Родной!.. - как-то неуверенно выкрикнул он.
И помахал перед собой рукой.
Тут только я заметил, что на ногах у него - короткие ковбойские сапоги, вроде моих, но заляпанные какой-то белой дрянью. И это ничтожество еще смеет издеваться над мужской обувью?!
- Ну!!! Ты!!! Родной!!! - прорычал я.
Мне даже замахиваться не пришлось - он и так дал деру
Я подумал, что неплохо бы догнать его и надавать по шее. Не смертельно, а чтобы понял. И я понесся вдогонку, но он нырнул в какие-то кусты. Это уж было чересчур!
- Вылезай, а то стреляю! - гаркнул я, доставая пистолет.
Он не отозвался, трус поганый. Я действительно сгоряча стрельнул в заросли над канавой.
- Ты, черт немазаный, вовсе в уме повредился? - раздался оттуда старческий голос. - Я те постреляю! Всех лягух мне попугал!
И из канавы полез дедок, малого роста, в невероятном тряпье, волоча за собой какую-то древнюю бадейку.
- Иди, дед, отсюда! - сказал я ему. - Сам ты всех тут своей рожей пугаешь.
Но дед выпрямился и уставил в меня длинный грязный палец.
- Молчи, тульпа! - приказал он. - А ты, инкуб, коли можешь, подай знак!
- Интересное дело, сумасшедшие по огородам гуляют, - ответил я на это. - Чеши отсюда, дед. А то бадейку твою тебе на башку надену.
- А надень! - предложил зловредный дед. - Распоясался ты, тульпа, но это ненадолго. Есть и на тебя управа. Я-то не смогу, а вот Епископу Корнофору покоришься, так и запомни.
Я шел к нему по высокой траве, ступая весомо, чтобы он видел - идут если не бить всерьез, так основательно проучить. Он же вдруг со свистом втянул воздух, присел и резко выдохнул.
Меня вонью чуть с ног не сбило. Я попятился, поскользнулся и сел.
- То-то! - сказал дед, как-то неожиданно оказавшись рядом. - А тронешь бадейку - пеняй на себя. Тогда не то что легонечко дохну - а вовсе в бараний рог скручу. Живешь ты тут, что ли?
Я не мог ответить. Не только в горле и в носу - в самом желудке. кажется, когтями драло.
- Живешь, стало быть, - уверенно сказал он. - Уж не с той ли девонькой, которая на мой огород за картошкой повадилась? Ты ей, дурочке, скажи - такой корешок ненароком выроет, что от одного касания вся волдырями пойдет. Ладно, недосуг мне. Пока еще бадейку до дому доволоку. А ты гляди - никуда с огорода не девайся! Не то под землей найду!
Оказалось, в кустах над канавой была у него припрятана детская коляска. В этой коляске, надо полагать, его самого младенцем возили. С некоторым усилием он взгромоздил бадейку, укрыл ее ветошью и пошел себе, сгорбившись, катя перед собой кривобокую коляску - бомж бомжом!
Я встал. Очень мне этот дед не понравился.
- Брич! - вдруг завопила Маргаритка. Я направился к ней.
- Ты чего шумишь? - спросил я строго.
- Это ты стрелял?
- Ну и что?
- Ну и что? Стреляют, а потом вообще тихо! Что я должна была подумать?
Я посмотрел на нее с сожалением. Глупая девчонка. Что я, первый раз в жизни стреляю? Вон, Ротмана буквально на днях пристрелил.
- Иди домой, - сказал я. Она вдруг принюхалась.
- Брич, ты что, на мусорке сидел? Я на всякий случай обнюхал свой рукав и убедился - вонь злобного старикашки здорово прилипчива.
- Нужно было кое за кем понаблюдать. Постирай мне штаны и рубашку.
- Порошка нет.
- Хоть как.
Я забрал у нее одеяло, пошел в домик, разделся и выбросил ей на порог вещи, а сам в одеяле сел на постель.
В окно я видел, как она бежит за водой, как долго полощет штаны с рубашкой в погнутом жестяном тазу, как развешивает на ветках. Приятно наблюдать, когда женщина занимается домашней работой.
Она вбежала в домик, захлопнула дверь и сразу кинулась ко мне.
- Ты не представляешь, Брич, как я замерзла! - и, как будто одно вытекало из другого, добавила: - Я страшно тебя люблю, Брич.
У женщин соображение как-то странно устроено. Вот и Мерседес тоже влюбилась в Бродягу, когда он ей чуть руку не вывихнул. Я ему потом говорил - ты ей вообще ухо отстрели, тогда она по гроб жизни твоей будет.
- Брич, мы еще долго будем тут мерзнуть? - спросила Маргаритка.
- Потерпи до завтра.
Проблему жилья я решил просто и элегантно - позвонил той толстухе из редакции. Она обрадовалась, назначила мне встречу, я пришел и доставил ей море удовольствия. Ее интересовало, как правильно разбивать стекло, почему мужчины плачут, существует ли в природе пуленепробиваемый брюшной пресс - в общем, она хотела, чтобы я с умным видом трепался о ерунде, ну, я и трепался. Правда, я не мог понять, почему она считает, будто я разбил витрину в состоянии стресса. Я был в состоянии бешенства - так я ей и объяснил, а стресс - он для истеричных дам.
А разговор происходил у нее дома, и я сразу понял, что комнаты - две, и они каждая сама по себе.
- Кстати, - сказал я, - у меня тут проблема. Нельзя ли у вас пару деньков перекантоваться?
- Конечно, можно! - с восторгом ответила она. Решила, наверно, что я начну к ней приставать. Я же просто переночевал, а утром отправился за Маргариткой. И днем привел ее на новое местожительство.
Толстуха сразу же в нее вцепилась. Действительно, мы с Маргариткой - красивая пара, мы и должны быть вместе изначально, и поэтому старуха хотела знать подробности. Маргаритка, которая уже успела принять горячую ванну, такого ей наговорила на кухне, что потом полночи смеялась.
Утром я ушел. Сказал - по делам. А ноги сами почему-то довели до того проклятого бара. Я плюнул на его порог. Дешевая гнусная забегаловка! Вот разбогатею - куплю и сожгу. Чтобы такие притоны город не поганили.
Надо было раздобыть денег.
То, что в этом городе нет мужчин, с которыми можно делать серьезные ДЕЛА, я уже понял. Не попытаться ли заработать на жизнь как-то иначе?
Вечером я спросил толстуху - нет ли у нее на примете какой-нибудь работенки для неглупого человека.
- А что вы умеете? - спросила она.
Вопрос был какой-то странный. А что вообще нужно уметь, чтобы работать?
- Вы что-то кончали? - допытывалась эта дура. - У вас есть какой-то диплом? Сертификат?
- Я бы хотел работать в сфере финансов. Это прозвучало как надо. Помнится, Умберто Лопес всегда в сомнительных случаях весомо говорил:
- Я работаю в сфере финансов.
- То есть как? - удивилась толстуха. - Президентом банка, что ли?
Должность звучала неплохо.
- Да.
Она расхохоталась.
- Вы скажите, Валентин, что вы действительно умеете? - сказала она, отсмеявшись, а хохочущая толстуха, кстати, зрелище довольно мерзкое, у нее же все колышется, и живот, и ляжки. - Постойте, я, кажется, придумала. Вас можно устроить в охрану..
- В ох-ра-ну?!
Меня аж приподняло над стулом. Чтобы я, Брич, унизился до того, чтобы охранять рыбные рестораны?..
- Нет, - едва сдерживая рычание, сказал я. - Я не могу в охрану.
Подумал и добавил:
- Западло.
И, видя ее недоумение, добавил еще как можно строже:
- Мне нельзя.
- Что - нельзя?
- Светиться нельзя.
- То есть как?
- Свои увидят - не поймут.
Да, Билл Бродяга уж точно бы не понял.
- Та-ак... - пропела толстуха, а глазки ее зажглись нехорошим таким огоньком. - Вас нужно устроить туда, где бы вас никто не видел и не слышал. Правильно?
- Да.
Она покивала.
- Это я придумаю.
- В долгу не останусь.
- Какие там долги! Вы мне просто расскажете как-нибудь всякие эпизоды из вашей жизни, ладно? Вот мы и в расчете.
- Конечно, расскажу, - согласился я.
Маргаритка во время этого разговора сидела рядом и смотрела на меня влюбленными глазами.
Девчонке повезло. Она встретила настоящего мужчину.
В квартире у толстухи было тепло, холодильник полон, она утром ушла на работу, а мы с Маргариткой целый день провалялись в постели.
Вечером оказалось, что работа найдена.
- Валентин! Маргоша! - позвала нас толстуха. - У меня для вас хорошая новость. Есть работа!
- Я не могу светиться, - сказал я через закрытую дверь.
- Какое там светиться! Склад, на складе только вы и кладовщик. Деньги небольшие, но стабильные. Вас там никто не увидит.
- Да? А что придется делать?
- Рулоны грузить, - объяснила толстуха. - Придет машина - разгрузить, разложить по стеллажам. Это склад тканевых оптовиков. Нет машины - сидеть, смотреть телевизор.
Это меня устраивало.
Однажды мне уже пришлось три недели таскать ящики с баночным пивом, одновременно выслеживая некого человека с длинной фамилией и еще более длинным списком грехов по отношению к Бродяге. Ничего - ненадолго же!