- А, могеть, у них и нетуть ничего? - с сомнением глянул на атамана горбоносый грабитель в новой барсучьей шапке.
- Да как так нетуть, - передразнил его всадник. - Всё у них есть! Я этого длинного жука знаю - он в Соломенниках чуть не первый богатей: у него две коровы, овец десяток, да дом на два этажа!
- Там не два этажа, там чердак с окошком! - возмущенно поднял голову Журавель и тут же получил кулаком в ухо.
- Поотпирайся мне еще тут, куркуль! Червень сказал "два", значит два!
- А две коровы - разве много?! - не унимался обиженный не столько кулаком, сколько несправедливостью мужик.
- Много! - нагло заржал атаман. - У меня-то вообще ни одной нет!
- Кончай болтать! Кажь добро, пока цел! - злобно сверкнув единственным оком, замахнулся на него мечом другой разбойник.
А на девицу в телеге обратил внимание высокий блондин в черном валенке.
Или в сером лапте - смотря с какой стороны посмотреть.
- А ты чё тут развалилась, как на печи? - состроил зверскую рожу и продемонстрировал огромную шипастую палицу он. - Вылазий, отдавай чего ценного есть! Деньги, кольца, серьги, еще чего?
Царевна, печально мыча и не спуская с физиономии выражения безнадежного кретинизма, неуклюже выкопала себя из-под мешков и тяжело перевалилась через край телеги на землю.
Минута?
Не прекращая бессловесно жаловаться на жизнь, она повернулась лицом к возу и стала один за другим брать мешки, которыми укрывалась, и тщательно и очень медленно выворачивать их, долго вытрясая каждый перед окружившими ее двумя бандитами. Те провожали каждое ее движение алчными взглядами, словно ожидая, что вот-вот из мешка посыплется доселе незамеченное несметное мужиково богатство.
В это время двое других пеших грабителей были заняты перетряхиванием всего содержимого телеги вместе с крестьянами.
- Как следует ищите! Эти бараны деньги так хоронят, что нормальному человеку ввек не догадаться! Доски поднимайте, доски! - мучительно переминаясь в красном седле, командовал атаман, похоже, больше привыкший сидеть на стуле, чем на лошади, и готовый с превеликим удовольствием в любую минуту этого коня променять на самую неудобную табуретку. Но атаман верхом на табуретке и атаман верхом на коне - две вещи, сравнению даже не поддающиеся, и поэтому он терпел.
Ноблесс оближ…
- Да давай их порешим к веряве! - отшвырнув в придорожную поросль последний валенок, раздражено воззвал к несправедливости толстогубый и толстомордый разбойник. Второй злобно махнул огромным кулаком и попал Журавелю в скулу. Мужик, не проронив ни звука, кубарем отлетел под ноги своей лошадке.
Драчун заржал.
- Знаю я ихнего брата! Сдохнут, а не скажут, где деньги! Ищите, ищите!.. - сквозь стиснутые зубы ожесточенно процедил атаман.
Еще две минуты?
Жестом фокусника, готовящегося достать из развернутого носового платка договор со швейцарским банком, царевна повернула заплатанную рогожу так, эдак, сикось-накось, и еще раз - в обратном порядке.
- Чё ты пылишь, дура, чё пылишь?!.. - не выдержал разбойник с мечом и свирепо рванул из рук царевны седьмой, но не последний мешок. - Ценности давай!
Его соратник в это время был занят протиранием кулаками запорошенных мелкой землей глаз под подобающий аккомпанемент слов и выражений.
Серафима неспешно и со вкусом промычала "сам дурак" и принялась за следующий номер программы - загадочные жесты руками.
Еще минута.
НУ ГДЕ ИХ НОСИТ?!..
- Чё ты мне тут граблями машешь, чучело! - продрал, в конце концов, замусоренные очи обладатель палицы и сразу же перешел к операции возмездия. - У-у-у, убил бы!..
"И что тебе мешает?" - издевательски и абсолютно безнаказанно промычала жертва, но бандиту провокации и не требовались.
- А ну, снимай тулуп, идиётина! Чё под низом прячешь, кажи! - ухватил он ее за воротник и попытался запустить руку за пазуху.
Ах, так…
Скорбно сморщившись, царевна затрясла головой, прикрыла грудь руками и несколько раз потыкала пальцем в кусты.
- Чеканутая, а стешняется, - загоготал меченосец. - Иди, она тебе покажет, чего прячет! А потом и я погляжу!
Жертва энергично закивала и замычала в неистовом одобрении.
Воодушевленный таким поворотом событий, разбойник ухмыльнулся, подхватил с телеги палицу для солидности и, не выпуская воротника из кулака, потащил добычу в укрытие.
Оказалось, что прятала Серафима засапожный нож.
Но, вопреки данному обещанию, разглядывать его бандит не стал, потому что, едва скрывшись из виду многозначительно гогочущего товарища, быстро и тихо перешел в лучший из миров.
Нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу и заинтересованно поглядывающий в вечнозеленые и вечноколючие заросли меченосец к удивлению своему увидел, как из-за веток выглянула сумасшедшая девица в расстегнутом тулупе, начала было призывно разматывать свою юбку странной конструкции, успешно дошла до третьего витка и вдруг пропала.
Это таинственное исчезновение явно требовало дополнительного разбирательства, тут же решил он, беззаботно оставил меч на телеге, и уверенной поступью направился в умелые руки поджидающей его Серафимы.
- Э-э-эй, куда это они все? - ревниво прекратили выворачивать карманы угрюмо нахохлившихся побитых полураздетых мужиков двое пеших разбойников. - Чё это они там делают?!
- Ищите, ищите! Я сам погляжу! - обрадованный возможности если не развлечься, то отвлечься от нелегкого труда грабителя, атаман объехал телегу, остановился у куста и пару раз махнул по веткам кривой саблей, осыпая землю дожем хвои. - Козяпка, Обкунь, кончай возиться, вылазь!
Из-за кустов донеслось протяжное мычание, сопровождающееся странной возней.
- Оглохли, паразиты? - сердито рявкнул атаман, явно не склонный поощрять непослушание в рядах, рубанул ни в чем не повинное зеленое насаждение и направил коня вперед.
И тут же из-за кустов в сторону трофейного скакуна полетел в вихре тесьмы и кистей, рассыпая искры, пылающий фиолетовый шар.
Конь взвизгнул в панике, отпрянул, смятенно взвился на дыбы, и вдруг рванулся вправо и понесся по лесной дороге так, словно зловещий кусок портьеры преследовал его на всем скаку.
И оставил позади себя в корявой колее красное седло, кривую саблю, лук в позолоченном колчане со стрелами, и ошарашенного, оглушенного, ошеломленного седока.
Но не успели оставшиеся грабители прокомментировать сиё забавное и ожидаемое уже три дня явление, как из-за кустов, без тулупчика и без юбки, но в мужских штанах и сапогах, выскочила сумасшедшая девка, перемахнула через беспомощно возящегося на земле атамана и запрыгнула на телегу.
Почуяв недоброе, позабыв про побитых, полуголых мужиков, разбойники дружно схватились за палицы.
- Эй, ты куда?!
Их любопытство было тут же удовлетворено: в руке девахи сверкнул оставленный Обкунем меч.
- Ах ты, зараза! - взревел толстомордый. - Ну, ты у меня щас получишь! Клёшт, обходи ее сзади!..
Но какую бы стратегию оставшиеся бандиты не избрали, воплотить они ее все равно бы не успели: неравный бой закончился скоро и болезненно. И даже возвращение в вертикальное положение атамана не уравняло шансы: к тому времени, когда он точно определился, что перед ним сражаются не девять человек, а трое, двое из них уже лежали под телегой обезоруженные, а его драгоценной персоной азартно занимались так и недограбленные до конца крестьяне.
Но, как бы увлеченно ни подошли к своей задаче мужики, через двадцать минут уже все трое изрыгающих проклятия грабителей были крепко связаны новыми сыромятными ремнями, телега и ее груз собраны заново и готовы к продолжению пути.
- Чем бы им рот-то заткнуть? - поискал глазами вокруг коротышка.
- А ессё у тебя… дятька Фуравель… ивишки ошталишь? - вернулся тут дар речи к Серафиме.
- Точно, девонька! - согласно хмыкнул мужик и полез в дорожную сумку. - Понравились?
- Шлов… нет…
- Это я приспособился сам делать. Жена у меня шибко говорливая… Но сладкое любит.
- Хитрый ты мужик, дядька Журавель, - рассмеялась царевна и утерла рукавом тулупчика липкие губы.
- Сметливый, - криво улыбнулся опухшей физиономией высокий крестьянин.
- А чего ж вы, если такие сметливые, деньги этим… не отдали? Лучше, что ли, чтобы они… вот так вот вас?..
- Ну, во-первых, не на них работали, - начал загибать пальцы коротыш, которого звали Цапель. - Во-вторых, они бы всё одно не поверили, что мы им отдали всё…
- Да деньги-то мы бы им, может, и вручили… - многозначительно прищурился Журавель. - Только денег-то у нас и не было. А вот чего другого им подарить - так это нет уж, накося выкуси, душегубское отродье.
- Но вы же морковку продали, и свеклу? Разве не за деньги? - недоуменно уставилась на него Серафима.
- Раньше и тебе бы, девонька, не показали, а сейчас, так и быть, скажем наш секрет, - заговорщицки оглянулся на навостривших уши бандитов низкорослый мужичок.
- Смотри, - благоговейно проговорил Журавель, отвернулся и почти через минуту извлек откуда-то из дебрей своего костюма белую латунную цифру восемь. - Чудо… Поглянь-ка… Так жмешь - светится… А так - тухнет… А еще другая загогулька есть - так от той тепло, как от печки, только извиняй, я уж ее тебе не покажу - больно хорошо спрятана.
- И у меня такие же, - гордо сообщил Цапель. - Шибко весчь пользительная, и всего за три мешка моркови и три - свеклы! Вот повезло, так повезло!.. Дома народ пачками ходить глазеть будет! Обзавидуется, продать попросит, ан нет, не тут-то было. Самому надоть.
- Три мешка - это тьфу, - горячо подержал его Журавель.
- Не три, а шесть, - поправила его Сенька.
- И шесть мешков - это тьфу, - не уступил высокий мужик. - Главное - польза.
- И что, вправду всем такие… загогульки… иметь бы хотелось? - медленно, с расстановкой уточнила царевна.
В голове ее также медленно и с расстановкой стал зарождаться очередной гениальный план.
- Ясен пень - всем! - хмыкнул коротыш.
- Потому что, какой же… - начал говорить и испуганно осекся Журавель. - Скачут!.. По дороге скачут!..
- Опять смертоубийство начнется! - побледнел Цапель и нерешительно потянулся к хозяйственно погруженной на воз разбойничьей палице.
- Если это скачут те, на кого я думаю, то начнется обязательно, - зловеще сообщила всему Белому Свету Серафима, но, вопреки угрожающему заявлению, меч в руки не взяла, а вместо этого вперила их в бока и встала в боевую стойку жены, встречающей среди ночи подгулявшего супруга.
Пятеро всадников и один конь без седла в поводу галопом вылетели из-за поворота и едва не затоптали замершую в ожидании развития событий компанию.
- Вашвысочество!..
- Серафима!..
- Прости!..
- Заблудились!..
- Там развилка была!..
- И телега тоже проехала!..
- А пока спохватились, что это не ваша…
- Пока разобрались…
- Она вообще пустая была…
- Старика со старухой напугали…
- И коня вот приблудного пока словили…
- А что у вас тут случилось?!
Серафима, словно дивясь необъяснимому, хмыкнула и покачала головой:
- Вы ни за что не догадаетесь…
* * *
А вот и их резиденция, век бы ее не видеть, а потом еще два с половиною.
Серафима перевела вороного коня шатт-аль-шейхской породы под красным седлом с рыси на шаг, вытянула шею, выглядывая охранника у ворот, в чьи обязанности входило эти самые ворота не только охранять, но и открывать особо важным персонам вроде нее, но безрезультатно.
Минуту спустя она с сожалением вспомнила, что парнишка на воротах был отправлен добровольцем в охототряд Лайчука, после чего почетная обязанность открывания ворот царства Костей номер один возлегла на плечи того, кому это было больше всех надо.
И сейчас больше всех это было надо ей.
Вздохнув и философски пожав плечами, она спешилась перед огромными кованными решетчатыми створками и стала в быстро сгущающихся ноябрьских сумерках играть в интересную игру "найди на ощупь на той стороне решетки два острых конца проволоки и размотай ее".
Отделавшись всего тремя уколотыми пальцами и обогатив фольклор страны Костей на несколько вычурных выражений, она всем телом налегла на правую створку, уперлась в булыжник ногами, поднатужилась-поднапружилась…
Несмазанная, наверное, лет десять железяка, ревматически обвисшая на перекошенных ржавых петлях, недовольно скрежетнула спросонья и со скрипом подалась.
Проделав проход в чугунном заграждении равный по ширине самой толстой части вызволенного из разбойничьего плена караканского коня и ни сантиметром больше, Сенька провела, чтобы не сказать, протиснула его во двор, и хотела уже было закрывать границу городской управы на замок, как вдруг от уличной стороны пустой будки часового отделилась темная зловещая фигура.
И, размахивая длинными, болтающимися на ветру рукавами и тяжело пританцовывая, двинулась к ней.
Рука царевны застыла на полпути к рукоятке меча.
- Спокойной вам ночи, приятного сна! Желаю увидеть осла и козла! Осла до полночи, козла - до утра! Спокойной вам ночи, приятного сна!.. - дребезжащим тенорком продекламировал незнакомец на ходу, приближаясь к ней замысловатыми зигзагами.
Серафима, позабыв про ворота, тихонько хохотнула, склонила голову набок, и стала ждать продолжения культурной программы вечера.
Та не замедлила последовать.
- Эката, мэката, чуката, мэ. Абуль, фабуль, гуманэ. Экс, пукс, пуля, пукс - нау! - восторженно сообщил неизвестный и сделал попытку закружиться на одной ноге вокруг своей оси.
Но то ли ось неожиданно сместилась, то ли ноги его были уже не те, что лет −сят назад, но странный гастролер, не завершив и половины оборота, покачнулся, сделал безуспешную попытку удержаться вертикально по отношению к земной поверхности, и не смог.
Царевна сообразила, что падение номером предусмотрено не было, и поспешила прийти артисту на помощь.
С мостовой двора из бесформенной кучи заплатанного тряпья, служившего ему одеждой, на нее жалостно глянул сухонький лысый дедок с грязной спутанной пегой бородёнкой.
- Ты кто таков будешь-то? Откуда?
- Кальмары привыкли умирать молодыми, - сдержанно и скорбно сообщил он куда-то в пространство сразу, как только его единственная зрительница наклонилась над ним и протянула руку.
Но помощь принял и, кряхтя и охая, перевалился сначала на бок, потом встал на колени, и только после этого, опираясь нее всем своим весом пера, поднялся, покачиваясь, на ноги.
- По пустыне раскаленной караван идет огромный… - сразу затянул он с подвываниями, едва заметно притопывая в такт, но царевна не дала ему углубиться в приключения шатт-аль-шейхского суперобоза.
- Как хоть звать-то тебя, старче? - с невеселой усмешкой поинтересовалась она, в глубине души не очень рассчитывая на ответ.
По крайней мере, адекватный.
Но, к своему удивлению, его получила.
- Я - голуб сизокрылый, - старик оставил на время стихи в пользу прозы и несколько раз взмахнул руками, иллюстрируя сказанное.
На птичку получилось похоже не слишком, скорее, на огородное пугало, приготовленное на выброс, но царевна не стала придираться к мелочам.
- Ты имеешь в виду, голубь? - уточнила она.
- Нет, я имею в виду голуб, - не уступил тот. - Дед Голуб моё имечко нареченное. Городской блаженный я.
- И чего тебе здесь надо, птица певчая?
И впервые за десять минут дедок не нашелся сразу, что ответить.
Он безнадежно вздохнул, ссутулился, понурил голову и, наконец, проговорил:
- В городе говорят, что вы детишек бездомных к себе берете… Кормите, поите, угол предоставляете, где голову преклонить… Так я подумал: старый, он всё одно что малый… Дома у меня нет. Родных тоже. Работник из меня уже никакой. Раньше хоть на базаре подавали - горбушку ли сухую, картошину ли гнилую - всё пропитание… А теперь людям самими плохо живется. Да и базара уж несколько месяцев как и в помине нет. У одних торговать нечем, у других - платить. Терпел, терпел я… Да уж чую - кончается мое терпение. Вместе со мной… А деваться мне некуда.
Серафима усмехнулась.
- Для блаженного что-то уж ты больно здраво рассуждаешь, орел.
Самозваный сумасшедший виновато потупился.
- И блаженный из меня - тоже как из соломы кочерга… На голодное брюхо какое ж блаженство? Голова ясная-ясная, как бокал хрустальный… И только одна мысль в ней… Ни за что не догадаешься, какая… Так что, осталось мне только его добросердечному высочеству из Лукоморья пожалиться. Но уж если и он откажет…
Дед смолк, не договорив, вытянул откуда-то из глубин своего клифта носовой платок в заплатах, протер глаза и тоненько высморкался.
"Его добросердечному высочеству из Лукоморья для полного счастья и гармонии сейчас не хватает только городского сумасшедшего. Для пары. Рыбак рыбака…" - вздохнула царевна, потянула за повод коня и сочувственно похлопала по костлявому плечу утонувшего в омуте отстраненного безмолвия старичка.
- Эх, ты… Голубь шизокрылый… Симулянт.
- Я не симулянт, я лицедей, - нарушил молчание чтобы обидеться, дед.
- Какая разница? - искренне удивилась она и махнула рукой в сторону парадного управы. - Пойдем, орнитоптерий… Угол тебе искать, питье и пропитание. Как заказывал. Куда тебя еще девать?
Чтобы в добавок в детскому дому основать еще и дом престарелых, одного экспоната было маловато, да это и не входило в планы Серафимы.
А, поскольку, по личному признанию Голуба старый и малый - одна сатана, то и разместить его, по крайней мере, для начала, она решила в детском крыле.
Под неодобрительный взгляды матушки Гуси со помощницами она передала отставного блаженного в санобработку дядьке Дяйтелу, единственному мужику в их команде, подхватила насупленных женщин под ручки и вывела в коридор.
Едва за ними захлопнулась дверь, как, не дожидаясь приглашения высказаться, с видом наседки, под крыло которой пытаются засунуть хорька, возмущенно вскипела матушка Гуся.
- Ваше высочество! Так ить нельзя же так! Совсем нельзя так никак!
- Это почему? - остановилась и непонимающе нахмурилась Серафима.
- Так ведь вы ж его к дитям нашим поселить хотите, а он есть ни кто иной, как псих сумасшедший! Они ж его задразнят! Загоняют! Замордуют!
- А вы на что?
- А что мы его - защищать должны супротив наших ребятишков? Да ить он же ненормальный!
- Норма - это всего лишь аномалия, поразившая большинство, - примирительно пожала плечами она и торжествующе оглядела ошарашенные лица женщин - очевидно, пораженных новизной предложенной концепции.
Спеша встретиться с Иваном и Находкой, она не стала дожидаться начала философского диспута на эту тему, и с пулеметной скоростью протараторила заключительную часть представления нового постояльца: