- Я не смогу здесь объяснить. Нужно улетать в безопасное место. Люди в синем найдут тебя и будет плохо, - кажется, он не поверил, что Латка хорошо умеет говорить, и старался высказываться коротко и понятно. - Ты согласна?
Улетать? С драконом?! Латка снова цапнула косу. Что ж это деется, люди добрые? С одной стороны - Орден, с другой дракон. Куда податься девушке?
Дракон не торопил. Сидел молча, смотрел своими желтыми глазами.
- А… а куда?
- Далеко. Туда, где ты можешь укрыться. Набраться сил, деяница.
- Я не понимаю… - Лата замолчала. Еще вчера никуда бы она не полетела. Но сегодня… после того, как она узнала про Мариту, про Тира… про Клода… избушка показалась реденьким шалашиком. Отыщет ее Орден, как есть отыщет. И, может, она потом всю жизнь будет растить репу. Или ядовитую змейчатку, людей травить. Упаси, Судьбиня. Пусть лучше ее дракон съест.
Дракон снова понял молчание девушки по-своему. И низко склонил голову:
- Не бойся. Крыльями клянусь, я не причиню тебе вреда.
- Я не боюсь, - Латка соврала чуть ли не первый раз в жизни. И тут же размазала по щекам некстати покатившиеся слезы. - А братики…
- Им лучше пока быть отдельно.
- А… а мои семена… - начала девушка… и махнула рукой. Какие уж там семена.
Дракон снова шевельнул крыльями.
- Ты можешь взять свои вещи. Еще примерно столько, сколько весят две тебя.
Ага! Сразу успокоенная, Латка быстро подобрала ноги и прикинула, что взять в первую очередь. Еду, одежку, нитки, иголочку, кресало, растопку, котелок, ложку…
И тут на глаза попалось еще кое-что. Точней, кое-кто.
- А кот?
Аранция. Крепость Лицита..
Прибежище Ордена Опоры.
Клоду казалось, что маска дурака вот-вот растает. Как воск лечебный…
День, который он обещал Тиру, превратился в два. Потом в три. Клод боялся думать, кем его сейчас считает Тир. Обманщиком? Самое мягкое. Пособником укротителей, подсунувшим фальшивую надежду.
У него сейчас не было сил об этом думать. Не было даже энергии на бесплодные пожелания. Чтоб укротителей поразила болезнь бессилия или птичья пляска, отнимающая разум. Он словно закаменел, проживая один и тот же день.
День… когда сидишь у нагретого солнцем камня и стараешься ничего не видеть и не слышать. День, когда каждые полсвечки должен встать и подойти к раненому. Хитришь сам с собой, называешь его раненым, не думая про имя… не думая про причины ран. Ты лекарь, он раненый, и надо помочь, не обращая внимания ни на что. На глаза Тира. Сначала они смотрят терпеливо. Потом - с недоумением. Потом с ненавистью. А ты молчишь…
А потом приходит вечер. И тебя снова зовет отче Лисий…
Клод зажмурился.
Отче Лисий. Невысокий, благообразный, чуть полноватый… улыбчивый такой. Угощает конфетами, с милой улыбкой подносит печенье… а потом с той же улыбкой достает нож. И втыкает себе в живот. А ты должен его лечить - наблюдают. Потом он пьет яд - а ты должен его лечить.
Отче Лисию нравится играть со смертью.
Крепость Сабри.
Аранция.
Ох! Син закусил губу и прижал обожженную руку к груди. Злишевы козни! Одеяло… одеяло осталось цело. Хвала Судьбине. Совсем маленький кусочек опален. Син дрожащими руками сложил мягкий войлок и поспешил наверх, в отведенную комнату.
Остывшая крепость дышала холодом…
Говорят, вот такой холод будет в Ледяной Пустоши, засмертном мире для нерадивых рабов. И каждый вечер ты замерзаешь насмерть. А утром снова оживаешь, и снова бредешь по холодным барханам…
Юноша зябко передернул плечами. Холодно было не только снаружи, но и внутри. Если свободный из сна сказал правду…
Если он сказал правду, если его купили как мага, то рабство будет вечным, что бы ни обещал купивший. И худшим, много худшим. Рабам дозволяется иметь хоть что-то свое, у раба могут быть семья, дети… А у магов даже имен нет, говорят. Юноша почувствовал, что задыхается. Он поспешно свернул в первый попавшийся закоулок, в какой-то тупичок, заставленный почему-то бревнами и досками. Вжался в стену, закрыл лицо руками… Что же делать?
- Его зовут Син, - послышался чей-то негромкий голос, и зарханец превратился в изваяние. - Пока.
Кто здесь?!
Никого. Пустой коридор с низким каменным потолком. Совсем пустой. Откуда голос? Голоса. На слова говорившего тут же отозвался второй:
- Зеленец? Огневик?
- Погодник. Вроде как.
- А-а…
- И поверьте, мне стоило немало сил и денег его заполучить.
- Верим. Кстати, пора подбавить горячей воды…
- Пора. Соскучился я по купаньям в этом Зартхэ…
Послышался плеск.
Плеск помог сообразить, в чем дело. По стене от кухни внизу до чердака тянулась труба, укутанная в какие-то толстые циновки из сухой травы. Вчера он спросил у готовящих еду, что это такое. А ему сказали, что жар от печей не только еду варит, но и греет воду для купален и стирки. И вот тут такая труба уходила в стену. И между травяной обмоткой и серым камнем стены как раз виднелась трещина. Оттуда и слышались голоса… и плеск воды. Там купальня?
- Кстати, почему ваш маг до сих пор без оков?
Смешок, от которого Сину хочется ощетиниться.
- Нет, вам не стать высоко, собрате Титру. Будь вы землевиком, наверное, ели бы недозрелые фрукты и маленьких цыплят.
- Ваши намеки, собрате Лево…
- Не стоит обижаться. Просто вы всегда хватаете сиюминутное, забывая, что стоит проявить немного терпения - и в ваши руки свалится куда более зрелая и аппетитная добыча. Взять хотя бы нашего мага. Вы на моем месте сразу бы нацепили на мальчишку ошейник и принялись за укрощение. И?
- И?
- И бродили бы с ним потом по селищам до конца жизни, продавая дождик скуповатым землевикам!
- Можно подумать, вы б не бродили!
- Смею надеяться, нет. В отличие от неких собратьев, чересчур ленивых, я изучил все работы о магах. И знаю, что в шестнадцать лет у них проявляется лишь первая способность. А следом прорезается еще один дар… и еще один. И если надеть ошейник сразу, то они так и не проявятся, ибо развитие мага на сем и прекращается. А ведь среди этих упущенных даров может быть талант исцеления… продления жизни… превращения меди в злато… перемещения на дальние расстояния… да мало ли. Нет уж, я подожду, пока мой не оформится.
Син прилип к стене, впитывая каждое слово. Из трещины веяло сыростью, холодноватым паром, и он постоянно боялся закашляться…
- Дар заповедовал в проповеди своей, что священен каждый подарок, и если порицаем будет нетерпеливый, то вдвойне порицаем отвергший малый дар во имя большего, ибо это жадность и неверие в промысел божий…- влился в разговор новый голос. Снисходительный такой.
- То есть?
- Допрыгаетесь вы со своим опекаемым, - уже без благости изрекает третий. - Удерет он у вас, и останетесь объясняться с Вышним кругом.
Син даже через стенку почувствовал, что кого-кого, а третьего такой расклад бы вполне устроил. Кажется, сотоварищи не любили купившего.
- Не удерет. Знаете, почему? Там в Зартхэ оказывается, неплохо устроился один наш собрат. При одной обители. Маг у него слабенький, но наш умник смог придумать кое-что крайне интересное. Если все так, как он говорит, то… впрочем, об этом потом. А пока коротко: мой раб не удерет. И подчинится любому моему слову. Даже если я велю ему пойти и прыгнуть в речку, а речек он боится. И еще будет мне за это благодарен. Так-то.
Он знает про начарованных… Син сжал кулаки - больную руку тут же ошпарило болью. Купивший знает, что Син не сможет ослушаться…
Третий замолк, зато оживился первый.
- То есть он очень послушный? А… а ты с ним уже пробовал? Ну, это?
- Не понимаю, о чем ты.
- Брось, тут все свои. Ты ведь не мог не попробовать. А?
- Нет. Я хвала богам, еще достаточно молод, чтобы не заниматься такими пробами. Более того, я считаю, что как раз из-за этих "проб" Орден и оказался в таком тяжелом положении!
- Орден ослабел из-за выходки бывшего провозвестника Михела! Это все знают.
- А мне вот кажется, что не столько из-за него. А из-за кое-чьей жадности! Почему у нас осталось так мало магов? "Падальщики" съели. Мой дядя тоже, кстати, так думает.
- Можно подумать, ваш дядя никогда никого не пил… Для него и бережете?
- Поосторожней, Титру.
- Я ничего такого не имел в виду, - торопливо извинился первый. Лживый голос…
Все они лживые…
Син послушал еще, но дальше разговор закрутился вокруг привычного и бесполезного - девушек. Все мужчины говорят о девушках, если не хотят говорить о важном. И Син ушел. Чем дальше он тут стоит, тем больше шансов, что проснется стерегущий. А ему надо подумать…
Аранция. Крепость Лицита..
Прибежище Ордена Опоры.
- Парень… - опекун трясет за плечо. - Эй? Ты что это?
- Не знаю.
Он и правда не знает. Лицо горит, по телу расползлась липкая противная слабость. В голове ни мысли. Где-то под сердцем ворочалось что-то тяжелое… будто туда каким-то чудом попал морской зверь восьмирук. И теперь пытается выбраться.
Лекарь-целитель Клод… с восьмируком… бред. Где ваши знания, лекарь? Сосредоточьтесь. Сформулируйте симптомы.
Формулировать не дали - опять за плечо трясут.
- Ты что-то ел? Пил? Отче Лисий тебе что-то давал? Парень, очнись!
- Нет…
- А что ты у него делал?
В мозгу вяло затрепыхалось воспоминание, как Лисий запрещает рассказывать… ну и пусть. - Оживлял.
Кажется, опекун был в курсе странных желаний орденца. Он крепко выругался, но не отстал.
- Слышь, парень… ты того… не подумай, конечно… но он тебя целовать не пробовал?
Комната зло крутнулась - изумленный Клод инстинктивно поднял голову и попробовал посмотреть на опекуна. Не вышло. Пол пошел волнами. Стены закружились. Кровать тут же вздыбилась, и Клод, чтоб не упасть, ухватился за гладкие деревянные прутья. Юноша поспешно уткнулся в подушку.
- Один раз, - буркнул он в набитую свежим сеном наволочку. - В лоб. В благодарность вроде как.
- Да к*** такую благодарность! - рычат над головой. - Лежи, не вставай.
Дверь затворяется.
Куда я денусь.
Сосредоточься, Клод, ну же. Симптомы. Охлаждение кожных покровов, головокружение. Восьмирук. Голова как сеном набита.
Как же он встанет? Он же должен… Сегодня в обеденную пору у него наконец получилось задуманное. Он должен. Надо встать.
- Лежишь? Правильно, парень. Давай, Анелька.
Кто?
Лежанка прогибается под чьим-то весом - небольшим. Чья-то рука касается щеки. Потом - губы. Губы? Клод пытается отстраниться, но теплые руки уже обвили шею, гладят по волосам, и тело отзывается, и куда-то девается слабость. У нее волосы пахнут ромашкой…
- Ты того… спокойней, в общем. Анелька тебя подлечит. Через час бегать будешь.
Он что, будет тут сидеть?
И от чего лечить?
Лекарь в Клоде невольно проснулся и принялся задавать вопросы. Но девушка поцеловала его крепче… горячее тело приникло, прижалось…со смуглых плеч соскользнула рубаха…
И лекарь отступил, на прощание буркнув что-то насчет грудной клетки…
Двор сегодня тихий-тихий. Клоду наконец удалось исхитриться и подбросить в вечерний чай голубоватую пыль - растертые цветки медвяницы. Это не снотворное, строго говоря. Сильное успокоительное. Притупляет мысли, лишает энергии… и человек предпочитает прилечь отдохнуть. И засыпает.
Крепость спит.
Спит и синеглазая Анелька. Спасибо ей. И Стимию спасибо… Он потом приходил…
- Слышь, парень, ты поосторожней. Стимий у тебя, считай, месяц жизни отнял. Они там совсем… рехнулись на своем продлении жизни. В следующий раз знай: захочет тебя "отблагодарить" кто-то - сразу ко мне. Или сразу к Анельке - она поможет восстановиться. Нравишься ты ей… Не думай, ей-то ничего не будет - наоборот даже.
Спасибо, опекун. Я запомню. И прости. Я не могу тут оставаться.
- Тир? Тир, спишь?
Темнота. Тишина… А если вдруг среди орденцев нашелся кто-то добрый и дал пленному магу чая?
- Тир?
Что-то звякнуло. Прошуршала цепь. Наконец за решеткой показывается лицо…
- Ты все-таки здесь…
- Здесь. Держи вот это. Цепь разомкнешь.
Молчание. Рыцарь не двигается. Даже руку не протягивает.
- Не стой. Выбирайся отсюда. Я присмотрел для нас лодку. Ну что ты стоишь?
- Оглянись… - странным голосом говорит лиддиец.
Что? Клод машинально поворачивает голову… и цепенеет.
- Неплохо ты мне поморочил голову, маленький лекарь, - светло улыбается отче Лисий.
Волна плеснула о сапоги. Дан машинально отодвинулся и оценивающим взглядом окинул крепость. Ничего так стены. Ничего себе ворота… и совсем неплохие бойницы. Крепость Ордена никого в гости не приглашала.
Ничего, он не гордый. Он и так заглянет, незваным…
- А я-то думал, ты пластом лежишь. А ты, оказывается, шустрый… - Лисий двигался странно плавно для полного человека. - Крепкий, наверное? И вовсе не дурачок… не так ли?
Клод сглотнул. Никогда в жизни никого так не боялся…
- Похоже, самый большой дурак тут Стимий. И опора крепости, который ему позволил творить такие глупости. А дураки такого подарка недостойны. Не правда ли?
Белая рука тянется к щеке…
- Я заберу тебя в столицу, малыш…Ты быстро научишься правильно служить Ордену. И мне, - мягкие пальцы смыкаются на запястьях. Будто кандалы. Железно.
- Отпустите.
- Ты шутишь… - глаза Лисия блестели, он словно снова взял в руки бокал с ядом и наслаждался, играя со смертью. - Ты и сам не знаешь еще, какой ты подарок. Юный маг… с вкусной жизнью…
- Отпусти-меня-ты!
Он пытается отступить, но некуда. За спиной стена и решетка.
- Отпусти!
Он не понял, что произошло. Просто запястья вдруг обожгло, и Лисий сразу умолк. Постоял пушинку, удивленно глядя блестящими глазами… и грузно осел на камень двора.
- Парень…- откуда-то появившийся Стимий поднимает голову Лисия. Опускает. Сглатывает.
- Я не хотел.
Это все, что удалось сказать Клоду. Убил… Первый раз убил…
- Парень, не стой столбом. Давай того… собирайся. Надо вам уносить отсюда ноги. Да и мне, похоже.
Лиддия. Прибежище Ордена Опоры.
Обитель бессрочных.
Имя ей сменили. Милле Маритой теперь звали другую девушку. Именно она послезавтра выходит замуж…
Нет, Рита, как теперь звали бывшую дочь Лижбет, на свою замену не злилась. Что-то (быть может, проснувшийся дар) подсказывало ей - жизнь новой Мариты не будет счастливой. И, похоже, долгой тоже. На семью также особой злобы не было. Давным-давно Марита поняла, что для матери она не дочь, а что-то вроде породистого коня или ценного манускрипта. Его можно продемонстрировать гостям, завести изящную беседу. А если подарить кому-то более знатному, то вполне возможно исполнение заветного чаяния истинно благородного человека - завязать полезное, исполненное надежд, знакомство.
Полезный инструмент. Вещь ценная…
За вещь дали дорогую замену - отчего бы не сменять с хорошей придачей? Это целесообразно.
Нет, злости на мать не было. Почти.
Отче Домит… отче Домит - тоже в конце концов, всего лишь исполнял свой долг. Не Рите судить его. Рита исполнена послушания и покорности…
Девушка сложила руки и воззрилась на золотистые фигуры-горельефы на стене Храма. Переплетя пальцы, бог и богиня возлагали руки на витой столб - стилизованное изображение Ордена Опоры. Да стоит он нерушимо…
На плечо легла чужая рука. Одобрительно потрепала. Девушка не шевельнулась. Она покорна. Послушна. Она даже не смотрит на мага - товарища по несчастью. Он, как и она сама, стоит на коленях, ожидая, пока поводыри наговорятся.
Магам в Храме можно только на коленях. Орден добрый, позволяет нечистым вознести молитвы богам. Нужно только преклонить колени. И молиться тихо, не мешая поводырю (опекуну, опекуну, затверди, наконец). А она тихая…
- Рита, довольно.
Натянулась цепочка, заставляя встать. Девушка послушно встала, привычно сотворила на прощание знак двойного поклонения и побрела за поводырем - тихая, почти незаметная. Поводырь провел ее почти через всю обитель.
Все не нарадуется, что у него наконец появился свой маг.
Рита поспешно заставила внутренний голос помалкивать, они еще не отошли на достаточное расстояние от Храма, а в Храме опять торчит (тьфу, Злишевы козни!) изволит пребывать отче Стасень со своим телепатом. Подслушает мысли, и ей опять достанется. Как в первые дни…
Хотя дар подсказывает, что вечер будет спокойный. То есть не спокойный, а бестревожный - без наказаний.
- Фроний!
Поводырь, отче Фроний, молодой еще орденец, был родичем кого-то из Вышнего круга. То ли племянник, то ли сын непризнанный. А посему он страшно драл нос и требовал себе все, до чего мог дотянуться.
Вот и получил Мариту. И не замечал, что над их "поводом" посмеиваются все орденцы, не только обладающие собственными магами, но даже послушники и низкородная прислуга. Прислуга была особенно изобретательна: у Фрония интересовались, не будет ли в ближайшее время дождя с градом и сухариками, завидовали его великому будущему и сочувствовали, что такого наиспособнейшего и многообещающего юношу до сих пор не призвали на службу в Круг Вышний. А Фроний… поводырь… словно и не замечал этих насмешек. Или правда не замечал?
Ее поводырь… теперь, немного успокоившись, Марита готова была признать, что Фроний не столь уж печальный вариант. Заносчивый, глупый… но это как ни странно, было почти милостью богини. Высокомерие поводыря держало его подальше от остальных… а значит, и ее тоже. А глупость - и вовсе божий дар.
Малоумным свойственно считать глупыми других. После первого знакомства, когда поводырь продемонстрировал свою "силу характера", он сразу поверил в ее покорность и преданность, поэтому не дрессировал всерьез. Тревожил по незначительным поводам, как-то: недостаточно низко поклонилась, высказала прогноз недостаточно почтительным тоном, посмела смотреть на его, поводыря, личную колбасу, имела вид, недостойный такого значительного лица, как он, отче Фроний. Услышав последнюю претензию, Марита растерялась, не зная, что и думать. Ведь ни душеспасители, ни их инструменты-маги не имели права избирать себе одежду. Она была предопределена на всю жизнь. Синяя ряса для орденцев (здесь ее называли покровом), серая для магов, строго определенного покроя, одинакового для всех. Разве что у опор и столпов Вышнего Круга рясы были иных цветов. Что именно должна предпринять "Рита", чтобы соответствовать достойному виду значительного лица - то есть своего поводыря?
Очевидно, ее собственное лицо достаточно красноречиво отразило непонимание девушки - потому что значительное лицо велело ей удалиться в комнату и довольно быстро удалилось само. А утром гордо вручило ей сверток. Марита нерешительно протянула руки. От легкой "увязки" знакомо пахнуло ароматом нового полотна. Как привет из прошлого. В свертке была та же ряса… но сшитая из дорогой южной ткани, иблика, и потому куда красивее, наряднее.
Марита невольно вспомнила вызывающе-глупую выходку столичной барышни, милле Алитэ. Ее соперница, милле Эвгуста, как-то явилась на вечерние танцы в необычайно изящном наряде и долго распространялась о том, как он дорог… А через день Алитэ вышла на прогулку в сопровождении трех служанок, одетых в точно такие же платья.