* * *
По утру продрогший архивариус тоскливо заковылял по лесной тропинке. Крупные капли садились на длинный нос бумагомарателя, лениво свешиваясь, а затем обреченно падая в грязь. Несмотря на дождливую погоду, в глотке царила неимоверная сухость.
"Пить!" - проблеял сам себе Клюкл, увидев крупный лист лопуха, наполненный дождевой водой. Присев и осторожно взяв трясущимися руками зеленый "сосуд", архивариус стал жадно глотать. Внезапно он заметил сидевшую на суку ворону. Но не птица привлекла его внимание, а то, что она держала в своем клюве.
"Да никак воровка брошь где-то сперла!" - Клюкл поднял голову и впился взглядом в блестящий предмет. Вещица была явно золотая. Архивариус возбужденно зашептал себе под нос: "Сиди, сиди, голубка… Тихонечко, тихонечко…"
Незаметно взяв лежащую под ногами палку, Пью Клюкл, почти без замаха, резко швырнул ее в ворону. Подброшенная метким ударом, плутовка возмущенно каркнула. "Брошь" выпала. Метнувшись к добыче, охотник опередил птицу, и обобранная неудачница с криком негодования полетела прочь.
При ближайшем рассмотрении вещица оказалась золотым медальоном с каким-то недрагоценным камнем в оправе. "Похоже на кусок усмариловой руды, - Клюкл досадливо поморщился. - Но ничего, здесь золотишка хватит на целый винный погребок!"
Мысль о предстоящем угощении согревала, делая погоду не такой уж и промозглой. Обретя смысл существования, довольный бумагомаратель припустил по тропе намного быстрее прежнего.
Странно, но пить уже не хотелось. Сухость во рту куда-то исчезла, а голова стала на удивление ясной. Клюкл и припомнить не мог, когда такое с ним творилось. Бодрым шагом дойдя до перехода, архивариус, немного подумав, направился в Новый Хойбилон.
Спустя некоторое время Пью Клюкл, сияя как медный начищенный таз, появился в таверне Гагенса. Он только что вышел из лавки ростовщика, который предложил за отобранное у вороны украшение хорошую цену. Цена архивариуса устраивала, но он, будучи отъявленным сквалыгой, решил посетить еще и ювелира-гнома, жившего на другом конце улицы. Но вот незадача, по пути как раз находилась таверна. Левая нога истребителя чернил сама сделала выверт в сторону входа. "Пропущу кружечку, - решил Клюкл, - ведь все-равно деньги почти у меня в кармане".
По виду архивариуса Гагенс понял, что тот сегодня настроен платить. Обычно за выпивку Клюкл расплачивался мелкими канцелярскими услугами.
- Пинту эля? - спросил трактирщик и потянулся за пустой кружкой.
- И еще старого хойбилонского, да пополнее! - с выражением хозяина жизни заявил бумагомаратель.
Посетители, расположившиеся неподалеку, повернули головы:
"Никак у нашего пьяницы-крючкотвора сегодня богатый улов!"
Архивариус благоговейно поднес ко рту кружку эля, опустил в нее свой длинный нос и стал пить жадными глотками. Затем Клюкл замер и как-то недоверчиво посмотрел поверх кружки на Гагенса. Что-то было не так. Эль почему-то не производил на архивариуса своего обычного действия. Клюкл застыл и вытаращил глаза: "Мистика!"
Трактирщик тут же прихлебнул сам, но, ничего подозрительного не уловив, пожал плечами и услужливо поставил перед Клюклом кубок старого хойбилонского. Архивариус сразу же потерял мучившую его мысль, потянулся к кубку и, мыча от наслаждения, осушил его.
Бумагомаратель закатил глаза и вновь прислушался к своим ощущениям. О, ужас! Теплая хмельная волна отказывалась принимать несчастного архивариуса в свои объятия. Слегка подвывая, Клюкл резко обернулся, сверля глазами завсегдатаев, словно пытаясь установить источник непозволительной шутки. Не увидев ни одного чародея, он опять потребовал пинту эля.
Так продолжалось раз пять. Архивариус глотал, потом слушал, потом зеленел, краснел и снова заказывал. Вскоре истребитель чернил стал похож на раздувшийся бурдюк. С трудом передвигая ноги, Клюкл выкатился на улицу. Не глядя по сторонам, бормоча ругательства вперемешку с вырывающимся из горла бульканьем, обманутый хмелем архивариус направился в сторону гнома-ювелира.
Но путь оказался долгим. Каждый куст и закоулок притягивали Клюкла как магнит. Всего остановок было семь. На последней, у забора ювелирной лавки, его застали проезжавшие мимо пограничники. Нарушителя моральных устоев схватили за шиворот, посадили в повозку и доставили прямиком к Гуго Грейзмоглу.
Глава 3. В ученицы к лесной фее
Загробный Брю потрудился на славу. Каток, который он устроил, радовал малышню еще несколько дней после свадьбы. Лило и соседские ребятишки с визгом слетали вниз по ледовой дорожке, устроенной на склоне в конце улицы. Только папаша Уткинс, давно уже простивший проказника, все время ругался и бегал посмотреть, как там дела: "Вот разобьет себе нос или, чего доброго, сломает что-нибудь, что тогда делать? Рядом же ни Четырбока, ни даже пол-Четырбока нет!"
Тина смеялась и шла забирать Лило. Он послушно брал ее за руку, возвращался домой, обедал или выполнял какое-нибудь задание, а потом опять удирал. "Старый Квакл, как помер, совсем сбрендил, - ворчал Уткинс. - Нашел что устроить - зиму в июле! Так и до нового потопа недалеко".
Вечером приходил Олли. Тина ждала мужа, постоянно что-то разогревая и выбегая вместе с Хрюрей на крыльцо. Когда он, наконец, появлялся, усталый, запыленный, но непременно со счастливой улыбкой на лице, каким-нибудь подарочком или просто букетом полевых цветов, сила любви подхватывала юную хозяйку и несла навстречу, в его объятия. Хрюря радостно тявкала и словно заведенная вертела своим пушистым хвостом. "Эй, рыжуха, хвост отвалится!" - смеялся хозяин.
* * *
Однажды, в ожидании Олли Тина крутилась перед зеркалом, суша и расчесывая свои пышные волосы. Она только что вымыла их смесью меда, яичного желтка и травяного настоя. Но золотая копна никак не хотела слушаться хозяйку.
Тина на минутку задумалась. Вспомнив о подарке Нури, она тепло улыбнулась своим мыслям и взяла прекрасную диадему в руки. Глядясь в зеркало, Тина украсила серебряной короной пышную прическу.
В тот же миг изумруды диадемы вспыхнули мощным светом.
Сначала в глазах стало темно, а потом во мраке показалось светлое пятно. Оно приближалось, заполняя все вокруг ярким, ослепительно белым мерцанием. Осязание, голос, слух - все пропало. Тина словно погрузилась внутрь себя, оборвав все ниточки, связывающие ее с внешним миром.
Белое сияние постепенно стало салатно-зеленым, потом изумрудным. И тут, из вихря мерцающей звездной пыли, выплыло лицо. Оно походило на маску из фиолетовой ртути, только из глазниц на Тину смотрели живые, теплые и такие же, как у нее нежно-голубые глаза.
- Приветствую тебя, Тина! - произнес мелодичный, необычайно спокойный голос. Его интонации проникали в самое сердце.
- Здравствуйте, - ответила девушка, не раскрывая рта, и сказанное напугало ее, гулко громыхнув внутри сияющего пространства.
- Не волнуйся, - произнесло фиолетовое лицо. - Ты надела диадему, а значит, мы можем поговорить.
После этих слов Тинина душа погрузилась в океан безмятежности.
- Я та, кто знает все живое, - предваряя вопрос, поведал прекрасный голос. - Я та, кто слышит все мысли. Я лес, я вода, я небо. Я - Эра.
- Ты Лесная фея?
- Можно сказать и так. Лес - это то, что дает всему жизнь.
- А почему диадема досталась мне? Мало ли кто родился 21 марта…
- Так сказали звезды много лет назад. Так решили дубы.
- Дубы?
- Да, дубы и их повелитель. Они главные в лесу. Двадцать первое марта - это их день. Он каждый год начинает весну, а весна - это жизнь. Ты уже кое-что знаешь и умеешь. К тому же, нам нужна была невеста именно в этом году.
- Зачем?
- Об этом ты узнаешь чуть позже. Теперь мы будем с тобой разговаривать. Только не меняйся, оставайся собой, и время наступит. Надень диадему вновь через двадцать один день. Я буду ждать тебя.
Тине показалось, что лик слегка улыбнулся. В следующий момент видение исчезло. Златовласка почувствовала, как ее трясут за плечи.
- Тина, Тина! Что с тобой?
Руки начали слушаться, чувства вернулись. Сняв диадему, маленькая фея все еще отсутствующими глазами посмотрела вокруг и увидела встревоженное лицо склонившегося над ней Олли.
- Олли! - воскликнула Тина, ласково улыбаясь. - А со мной Лесная фея говорила!
- Какая еще фея? - не понял он.
- Ну, та самая, чья корона.
Тина подробно рассказала, как было дело.
- Мне кажется, Лесная фея хочет нам помочь.
- Ну ладно. Раз ты так говоришь… - Олли усадил любимую на колени. - Только в следующий раз я буду рядом.
- Конечно, мой милый, - Тина обхватила его за шею и подарила долгий поцелуй.
* * *
Вечер выдался теплым и тихим. Олли и Тина сидели на крылечке и молчали. Рядом на веревке ветерок тихонько трепал свежевыстиранное белье, а любопытствующие воробьи подскакивали к ногам и заинтересованно заглядывали в глаза. Говорить было не нужно. Зачем говорить, когда можно вот так вместе молчать. Молчать об одном и том же. Такое получается только тогда, когда общаются два преданно любящих сердца. Они бьются в унисон и сладко замирают, посылая, друг другу невидимые воздушные поцелуи.
Смеркалось. На небе одна за другой зажигались яркие звезды. Олли и Тина вышли на тропинку, ведущую к лесу. Ночные дуновенья приносили тонкий цветочный аромат, ласкали Тинины волосы. Прозрачный горный воздух как будто приближал манящее сияние звезд.
Восторг переполнял потрясенные души. Тина молитвенно сложила ладони, подставив лицо таинственному свету.
- Небо, как ковер, вытканный из серебряных нитей! - прошептала она. - Смотри, Олли, они нам подмигивают!
Влюбленные подошли к краю лесной опушки и остановились у одинокого дуба. Виндибуру показалось, что ветви наклонились к ним и приветственно зашелестели.
- Ты что-нибудь слышала? - спросил он жену.
- Тс-с-с! - Тина приложила палец к губам. - Он сказал, что мы ему нравимся, и пожелал нам удачи.
Она подошла к дубу и прижалась щекой к его коре.
- Спасибо!
Олли сделал то же самое. Невероятно, но он услышал, как дерево отозвалось низким густым звуком, и даже разобрал слова: "любовь" и "верность".
- Дуб еще что-то говорил, но я так и не понял, - сказал он Тине, когда они возвращались домой. - Жаль.
Тина улыбнулась.
- Он назвал тебя братом, а меня сестрой и напомнил, что в любви и верности скрыта вся мудрость мира.
- Говорят, что мудрость - это и есть сила… - задумчиво проговорил Олли.
* * *
Двадцать дней пролетели незаметно. Наконец наступил назначенный Лесной феей срок.
- Ну что ж, - Тина вздохнула, - время наступило. Двадцать первый день…
Олли взял в руки корону Лесной феи, она слабо засветилась.
- Смотри-ка, - удивился он, - у меня тоже светится.
Он осторожно передал украшение возлюбленной.
Тина подняла над головой запылавшую зеленым светом диадему и решительно водрузила ее на голову. Как и в первый раз, белое, вырвавшееся из кромешной темноты сияние, стало салатно-зеленым, потом изумрудным, а потом… Тина оказалась на лесной лужайке. Все было настоящим - и трава, и листья на деревьях, и солнечные зайчики. Только воздух искрился, будто сплетенный из тоненьких серебряных паутинок.
- Где я? - спросила Тина.
От звука ее голоса воздух зазвенел тысячами крошечных колокольчиков.
- Сегодня ты пришла ко мне в гости, - раздался волшебный голос. Он звучал отовсюду, но звоном не отзывался.
Златовласка стала оглядываться.
- Но я никого не вижу.
Колокольчики снова запели.
- Я здесь, - раздалось справа.
Кусты расступились в разные стороны, или, скорее, учтиво поклонились, и на опушку вышла статная молодая женщина. Для человека она была необыкновенно красива и… чем-то похожа на Тину. Вернее, это Тина чертами своего лица напоминала ее.
- А нас могли бы принять за сестер, - улыбнулась Эра - Лесная фея. Ее льняные волосы сами собой приняли похожую прическу.
- Но я же невысоклик… - усомнилась Тина.
Фея засмеялась. На этот раз колокольчики откликнулись хрустальным звоном.
- Скажи, много ли разницы между яблоками разных сортов, что растут в одном саду?
- Наверное, нет.
- Видишь ли, лес принимает всех, кто по нему шагает, невысоклик это, человек или гном. Дерево любит даже барсука, который роет под ним нору. Но деревья не понимают, когда их убивают хладнокровно и без причины. Поэтому они ищут защиты у тех, кто им может помочь. Дубы каждые сто двадцать лет решают, кому перейдет корона. Но лесным защитником может стать только женщина.
Тина была озадачена.
- Но почему выбор пал на меня?
- Потому, что Тина Уткинс только одна. Ни мы с тобой, ни даже последний заяц в лесу не выбирает, под какой звездой родиться. Звезды выбирают нас.
- И что же, все предначертано?
- Нет, не все. Даже если для тебя выбирают дорогу, пройдешь ли ты по ней? Да и походки у всех разные… Но дубы видят тебя и верят.
- А как же вы?
- Мой срок выходит в день весеннего равноденствия следующего года. Таков древний закон. Скоро ты станешь хозяйкой леса. А пока, я буду тебя учить.
- Учить?
- Да. Учить быть Лесной феей. Тебе многое предстоит узнать о древнем волшебстве. И позабыть о магии усмарила.
- Но разве Кронлерон не великий чародей?
- Не спорю. Он открыл щедрый подарок звезд и создал новую магию. Иногда звезды дарят смертным свое могущество, словно хотят посмотреть, как мы им распорядимся. Это великое искушение. Редкий человек и, даже, невысоклик, не говоря уж о гномах, сможет устоять перед ним. Кронлерон не смог, как и многие другие достойнейшие до него.
Фея немного помолчала и продолжила:
- Давным-давно, когда Лесной феей была прекрасная принцесса забытого ныне народа эльфов, над материком нависла страшная тень Черного Врага. Но нашелся храбрец, который не поддался искушению могуществом и одержал победу над черной силой Врага. Был этот храбрец из твоего народа, Тина. Когда, с израненным телом и обожженной душой, покидал он Родину, Лесная фея подарила ему волшебное кольцо. Надевший колечко очищался от спор зла, а душа его становилась чистой как родник. Кольцо это вместе со своим сердцем оставил он на родной земле, чтобы уберечь ее от вековечного Зла. Теперь наступает время, когда старые предания оживают и древний подарок может понадобиться. Снова солнце скрывает темная тень, и вновь пробуждаются герои, бросающие вызов Черному Врагу.
Эра подняла руку, останавливая готовые сорваться с Тининых губ вопросы, и мягко улыбнулась:
- Сейчас нам пора расстаться. До свидания, встретимся через три дня…
Тина открыла глаза. Олли сидел напротив и тревожно вглядывался в ее лицо.
- Ну, как? Мне кажется, ты устала. Хочешь немного прогуляться?
Златовласка молча вздохнула и прижалась к его плечу.
* * *
Воздух пах теплой, нагревшейся за день травой. Стрекотали кузнечики. С остывающих горных лугов в долину возвращались шмели. Они приветливо жужжали мимо, иногда останавливаясь, словно пытаясь почувствовать настроение влюбленной пары.
Никакой особой цели не было. Просто хотелось идти в розовых солнечных лучах по тропинке, шутливо раскланиваясь с одинокими деревьями. Деревья с радостью принимали правила игры, приветствуя свою будущую хозяйку.
- Скоро ты станешь их защитницей, - Олли принял серьезный, задумчивый вид. - И я очень волнуюсь. Горжусь и волнуюсь.
- Что тебя беспокоит?
- Огромная ответственность и…
- Ну же…
- Ты уже не будешь себе принадлежать. А потом… Лесные феи не старятся.
- Любимый, как ты можешь такое говорить! Помнишь, мы клялись: "и в горести, и в радости…" Прежде всего, я буду твоей феей!
Олли опустил голову.
- Прости.
- Прощаю! - вдруг рассмеялась Тина. - А теперь много-много нерасставашек!
Счастливые, они закружились все сильнее и сильнее, постепенно отходя с тропинки в высокую луговую траву. В какой-то момент Олли в ней запутался, и влюбленные рухнули в объятия стрекочущего разнотравья.