Далеко, на пределе слышимости, выли полицейские сирены, надо было поторапливаться, но идти прямо по дороге не хотелось. Уже рассветало, и навстречу стали попадаться машины. Стуканут потом на заслоне и возьмут меня без проблем. А в тюрьму не хотелось. Совсем. Не для того я от российской смывался, чтобы обживать здешнюю камеру. С моими подвигами могут накрутить очень длинный срок. Уж добивание раненых на самооборону никак не спишешь.
Был бы я умным, сейчас стоило бы просто потеряться. Официальные власти меня искать не будут, за полным отсутствием информации. Никита имеет очень мало шансов выпутаться, а остальные искать не станут. Новая жизнь с пустого листа. Без чистых документов и денег, но заодно и без ненормальных стрелков. Вот только надо выполнять свои обещания, иначе спать спокойно не буду. Так что, все-таки не очень дружу с мозгами. Делать нужно не лучше, а правильно. В моем понимании, естественно. Родственники убиенных мной нохчей, вряд ли согласились с приговором, который я вынес самостоятельно, без общения с прокурором и адвокатом. Я привык себя уважать и расставаться с этой привычкой пока не собираюсь.
С вершины очередного холма ярко освещенная заправка была прекрасно видна. Название Chevron и Gas большими буквами. Почему Gas,
мне не понять, разве что здесь еще и газом заправляют. Имеется неизменная закусочная и то, что мне требуется на этот момент больше всего - туалет. Не потому что я так хорошо воспитан, что не способен отлить в неположенном месте, хотелось слегка привести себя в порядок, а то встречные и поперечные будут оглядываться.
В волосах осколки стекла, на руках следы крови, да и сам изрядно пыльный. Надо зайти сзади незаметно, а потом уже ждать машину. Я полез в задний карман и с замиранием сердца, обнаружил в нем расколотый телефон. Не иначе, когда с сиденья слетал, заодно и задом приложился. Слышал я какой-то хруст, но не сообразил. Он ведь маленький и практически ничего не весит, совсем не мешал. Опять все, не слава Богу. Попытался нажимать кнопки, но дело было совершенно бесполезное. Теперь действительно придется ловить попутку как придурку какому-то. Соваться в кафе с просьбой, совершенно не хотелось, обязательно запомнят.
В зеркале над раковиной отразилась моя физиономия с красными глазами и недовольным выражением. Не красавец я, но вполне симпатичный. Это мои знакомые девушки так говорят. Хорошо, что они сейчас меня не видят, стряхивая с головы очередной стеклянный осколок и рассматривая мелкие порезы, самокритично подумал. Плеснул в лицо водой и, подняв голову, уставился на себя снова. План "А" пошел в глубокую задницу. В запасе у меня план "Б", с вариациями. Первым делом - телефон.
В туалет вошел молодой парень с сумкой на плече в джинсовом костюме и тяжелых десантных ботинках. Изрядно худой, с длинными сальными волосами и в темных очках, как будто запарился на солнце смотреть. Проходя к кабинке, он небрежно толкнул меня, пробурчав: "Нехрен стоять на дороге". Сказано было гораздо более неприличными словами и слишком долго сжатая пружина, непроизвольно распрямилась. Когда я опомнился, он уже летел головой в направлении искомой фанерной двери, заработав прямой в челюсть. Очки вспорхнули птицей и приземлились прямо в унитаз, дорогу, куда он распахнул своей башкой, при падении. Нарочно такое не проделаешь, чистая везуха. Извиняться за свое неадекватное поведение было уже поздно, и я метнулся к нему, добавляя от всей души. Потом проверил - ничего страшного. Не убил, просто без сознания.
Не то, чтобы я великий рукопашник, но десяток простейших приемов в нас вбили до уровня автоматизма еще в училище, а он такой бурной реакции явно не ожидал. В другой раз хорошо подумает, кому и что говорит. Таких козлов воспитывать надо и не словами. Слов они не понимают, а дурацкий скандал мне ни к чему. Хотя, опять сорвался непростительно.
Козел и есть, утвердился я во мнении, обнаружив у него в кармане коробочку с полным набором наркомана. Жгут, одноразовый шприц, пакетик с порошком. Я не специалист, но на пищевую соду не похоже. Это все ненужное добро побросал в писсуар, если захочет пусть собирает. Еще был нехилых размеров ножичек-выкидуха, который я оставил на память, и что мне гораздо больше понравилось, мобильник и ключи от машины.
Поспешно выковыряв из своего телефона сим-карту и вставив в его мобильник, я тут же начал звонить по тщательно выученным номерам, старательно игнорируя Лизу. Расстраивать раньше времени не хотелось, а помочь она все равно ничем не сможет. Зато остальные четыре ответили без промедления. Никита тоже изрядный козел и бесконечно страхуется. Кроме номеров связных телефонов у меня ничего нет, и если бы сорвалось, можно было бы смело забить на всю эту историю. Прямой связи с его папашей не имеется, но теперь я спокоен. Все что требовалось, он сделал.
Не думаю, что этот наркоша побежит рассматривать распечатку, но конспирация, прежде всего. Пропавший телефон это одно, а представитель органов правопорядка от скуки изучающий, куда вор звонит, несколько другое дело. Ничего особенного он не обнаружит, связные одноразовые номера, вроде моего поломанного, так что без разницы. Единственное, что адвокат настоящий и очень дорогой. А вот это уже зацепка. Или это лично моя прогрессирующая паранойя. Пусть лучше так… кашу маслом не испортишь.
Я беседовал с представителем славного племени защитников прав преступников, прижимая плечом трубку к уху, одновременно ковыряясь в чужом бумажнике и одним глазом посматривая на заправку, сквозь щель в неплотно закрытой двери.
Права и кредитные карточки мне ни к чему… Об утере того и другого козел сообщит в ближайший участок. На пол… Какие-то бумажки и квитанции изучать нет желания. Три двадцатки, червонец и мелочь я сунул в карман - пригодится. Вроде больше ничего интересного. Бумажник летит по тому же адресу, удачно приземляясь в мокрый писсуар.
Ага! А вот это уже гораздо интереснее. На заправку заехало самое настоящее такси, и оттуда вылез низкорослый грузный человек. Тут в колонках все автоматизировано. Засовываешь в считывающий аппарат кредитку, вставляешь пистолет со шлангом в бак, и осталось только нажать нужную марку бензина. Вспомнил! Он называется газолин, поэтому и "газ". Задолбали эти англорусизмы…
- Спасибо, - говорю адвокату, - я понял. Буду еще звонить. Привет передавайте.
Мобильник в карман и я, осмотрев себя еще раз, деловой походкой направляюсь к таксисту.
- До города довезешь шеф?
- А куда? - поворачиваясь ко мне, заинтересовано спрашивает.
Я сказал название улицы.
- Знаю. Сорок баксов - мгновенно ответил таксист.
- Да ты что? - очень искренне возмущаюсь, словно каждый день раскатываю на такси. - По счетчику не больше двадцатки!
- Домой уже еду после ночной смены, - скорбно сообщил таксист, вынимая заправочный аппарат из бака и вешая его на колонку, - надо крюк делать.
Всем своим видом он показывал, как ему неохота со мной дело иметь, а говорил с тем диким акцентом, с каким в американских фильмах русские общаются.
- Тридцать, - уже готовый согласиться, по инерции торгуюсь.
- Садись, - показывает на заднюю дверь. Сто пудов, и за двадцатку бы согласился, все равно в ту сторону едет, так уже не пустой.
Усаживаясь в машину, я уронил под ноги на асфальт ключи от машины туалетного козла. Угон - это лишние дополнительные проблемы. Ехать придется как раз мимо нашего побоища, кто-то и может обратить на меня свой добросовестный взор. Лучше уж так. Найдет - его счастье. Прямо на виду лежат. Да и искать в незнакомом городе таинственную заправку на Криса авеню совершенно не с руки.
- Ты русский? - полюбопытствовал я, когда мы выехали на трассу.
- Вот, - буркнул водила, - показав на прикрепленную к стеклу бумагу. Я напрягся в очередной раз, разбирая латинский шрифт, и выяснил, что его зовут Ефименко Владимир.
- Перестройка, Горбачев, водка, самовар, Ельцин, Ичкерия, - радостно поведал ему свой огромный запас слов, которыми положено приветствовать россиян.
Он что-то ответил на чистом русском языке. В смысле, в местном варианте. Я ни черта не понял. Кроме "Шит" и "Фак", все равно помню смутно только про фесом об тейбл и виз э смайл анд блуми дэй из брайт. Или что-то в этом роде. Это если кто не знает "от улыбки станет всем светлей". В оригинале еще про слона и улитку, но это у меня, в отличие от первой фразы, с детства не задержалось. В связи с отсутствием возможности применить в общении с солдатами и буйными кавказцами, невеликие знания постепенно улетучились, оставив на полке, где они хранились, пустое место.
- Извини, - говорю примирительно, - я пошутил. Прекрасно понимаю, как это звучит. Приходилось в свой адрес слушать похожее.
- А ты откуда?
- Из ЮАР, - бухнул от балды я, вспомнив недоумение Ивэна. - Там много много диких негров. Или тебя тоже политкорректность заела? Тогда правильно будет коренных африканцев.
- Но диких? - со смешком спросил он.
- Вчера, по радио, своими ушами слышал как бывший мэр города Вашингтона, что столица США заявил: "Все законы расистские. И закон всемирного тяготения тоже". Он негр и прекрасно разбирается в расизме. А вот я не расист, - тожественно заявляю, - только черных, мусульман, политиков и адвокатов не люблю. Последние мне еще ничего сделать не успели, но приятеля моего, при разводе, хорошо нагрели. Натуральными слезами плакал, когда рассказывал. Здоровый такой мужик, как шкаф. Рост под два метра и поперек тоже не меньше. Проще жену сразу убить, чем адвокатов нанимать. Все равно желание зарезать не исчезнет, а денег уже не будет.
Машины на дороге попадались все чаще и чем дальше, тем больше они замедляли ход. Еще не пробка, но уже начинают ползти. Очень скоро стала понятна причина. Половину дороги, там, где стояли наши расстрелянные автомобили, перегородили и вокруг суетились десятки полицейских в форме и без.
Количество патрульных легковушек с мигалками зашкаливало за всякие границы. Что они там все дружно искали, мне уж не понять. Промелькнул тип с очень красноречивой надписью на спине: "ФБР". А вот Энджи не наблюдалась, да и машины скорой помощи не было. Не иначе, уже увезли. Добрый дядя адвокат так и посетовал, что ее допрашивать пока нельзя, и он за этим проследит. Шок, потеря крови и права человека.
Ивэна трясут по-черному, но тут уж ничего не поделаешь, навести на меня, он все равно не сможет, даже если захочет, а если копы выйдут на похитителей, основываясь на его показаниях тоже прекрасно. Очень бы не хотелось обнаружить свой план в действии. Тогда нас будут ловить уже всей страной. Время… Все упирается во время и в то, что я пока один.
- А что черные? - не согласился водитель. - Они хоть и дурные, но здесь воспитаны. И желания и потребности вполне понятны. Кто нормально зарабатывает, стремиться уйти из своего гетто и стать похожим на окружающих.
Да, да, - скептически подумал. Я уже успел заметить. Двое из троих в той машине были как раз не белые.
- Так себя все эмигранты ведут, - убежденно заявил водитель. - Первое поколение эмигрантов держится за своих, второе уже воспитано по-другому, а внуки наши будут стесняться родителей и жить, как положено. Как соседи, старательно перенимая местные нравы и обычаи. Кроме верующих в Аллаха. Мусульмане совсем другое дело! Я родился и до отъезда жил в Таджикистане и служил в Афгане, - он закатал рукав, показывая выколотые на предплечье паршиво видные и явно самопальные минареты с полумесяцами. Я уважительно кивнул - это становилось любопытным.
- Каждый отдельный мусульманин может быть прекрасным человеком и даже уважительно относиться к людям других религий, - увлекшись, начал он излагать, - но стоит им превратиться в большинство, как где-то в мозгу щелкает переключатель. Совершенно непроизвольно и бессознательно. И здесь все равно, где оно образовалось. В отдельном армейском подразделении, городе или стране. Они начинают заставлять всех прочих жить по своим понятиям и законам. Для этого им не надо даже быть сильно религиозным, в Союзе этого не было, но культура воспитания все равно кардинально другая.
Он увлекся и уже не обращал на меня никакого внимания, изливая наболевшее. Мне так и лучше, чем отвечать на вопросы или грубо послать.
- Они могут сколько угодно сводить между собой счеты, вырезать десятками тысяч соседей другой национальности, но установка в голове одна и навсегда. Они не способны критически думать и любое обсуждение ислама воспринимают как личное оскорбление. Не существует таких вещей, как наука, рационализм, уважение чужих прав и обычаев. Приезжают в другую страну из своей, где им было плохо, и стремятся жить точно также, как и раньше, не пытаясь понять окружающих.
Они пытаются отгородиться вплоть до полной самоизоляции, пока их меньше и заставить остальных жить согласно их представлениям, как только пройден критический барьер равновесия. Это доходит до всеобщего отвергания образования и запрета обучения мусульман в государственных светских школах. Казалось бы, кто им мешал учить отпрысков правильно по прежнему месту проживания или переехать в мусульманскую страну? Даже здесь к их желаниям относятся со всем возможным сочувствием, но они не хотят становиться гражданами новой страны реально, предпочитая продолжать жить по старым обычаям.
Водитель уже и на дорогу смотреть перестал. Попробуй возразить, с кулаками набросится.
- Этот дебилизм, про мультикультурность, себя не оправдал. Мусульмане привыкли к жесткой верховной власти с самого низа и до верха. Начиная от семьи и кончая государством. Попытки найти компромисс воспринимаются как слабость и возможность продолжать давить в нужном направлении. Вот если бы палкой, то сразу бы стало понятно, но от палки они уехали, мечтая в глубине души про возможность учить при ее помощи других. Это не потому, что они плохие - это такое воспитание. Мусульмане так и не смогли перейти черту и навеки закостенели в патриархальности. Семья-клан-племя. До государства и всеобщего равенства прав и обязанностей, так и не смогли дойти. Наверное, что-то есть в самом исламе, что не позволяет вырваться из замкнутого круга и усвоить новые идеи. Даже получившие западное образование, очень часто, применяют его в общении с окружающими, но никогда, внутри собственной общины.
Тут даже важнее не постулаты религии, а культура мусульманского мира. Множество считающих себя верующими в жизни не читали Корана и очень смутно представляют, что в нем написано, слушая толкователей которые выдирают цитаты выгодные в данный конкретный момент, но все они получают в детстве схожее воспитание. Причем чем религиознее человек, тем более он агрессивен. Западный человек, а Россия все равно Запад, сорвавшись в случайной вспышке гнева, потом этого стыдится. Мусульманин гордится. Теперь его товарищи будут еще больше уважать и боятся. Этого ждут все и нельзя вести себя иначе.
Здесь еще не дошло до того, что творится в Европе, когда коренные жители то и дело должны извиняться, невесть за что, но к этому идет. Мусульмане растут в числе и уже начинают пробовать силы. Если раньше они все-таки стремились влиться в общество, то уже на моих глазах раскол становится все явственнее. Ни второе, ни третье поколение переехавших в США мусульман не желают изменяться и продолжают жить как они привыкли столетия назад. Они хотят чтобы изменились окружающие и требуют уважения ничем не доказав у себя на старой и новой Родине, что они этого уважения достойны.
Вот приехал я со своей семьей, двадцать лет назад не имея ничего. Сотня долларов на всех и по чемодану вещей. На себя надеть и больше ничего. Куда деваться? Пошел в таксисты, и так и тяну лямку много лет. Но дети мои уже колледж кончили и в университет поступили. Оба, - с гордостью подчеркнул он.
- Они будут жить хорошо, а не горбатиться на чужого дядю. Я хочу жить в том месте, куда я приехал и стремлюсь сделать для своей семьи все возможное. Были и другие. Кто устроился лучше, кто хуже, но они не проклинают страну, в которой живут. Есть определенные правила игры, не нравится, никто тебя не держит. Возвращайся в тот мир, где тебе уютно и хорошо. Тебя сюда не звали! Сам приперся.
И уж последнее дело кричать про бедность, оправдывая преступления. Среди моих знакомых нет ни одного миллионера, но никто не взял пистолет и не пошел грабить на улицу. Мы не так воспитаны, чтобы швыряться камнями в полицейских, поджигать машины и продавать наркотики.
- А если честно, - заинтересовался я, - как в те времена было с наркотиками в советской армии? Я разное слышал. Ты когда служил, пробовал?
- Молодой был… глупый. Там многие курили чарс, - спокойно сообщил таксист, - а для афганцев это вообще в порядке вещей было. Это гашиш с добавлением опиума. А вставляло очень не одинаково. От места зависело, сорта и обработки. Дешево и никаких сложностей достать. Пацаны малолетние из ближайшего кишлака всегда рядом с частью бегали и готовы были продать. Говорили, что им муджахедды бесплатно давали, чтобы нас травить, но я и тогда, и сейчас думаю лажа это. Наше же начальство слухи распускало. Так водку солдатам не продают, да и дорого. А тут одну самокрутку выкуришь и кайфуешь. Прекрасное дело, чтобы снять напряжение, но только если мозги иметь и не злоупотреблять. Некоторые втягивались, и уже изрядная зависимость была. А вообще, действительно, по-разному было. В одних частях строго, в других не слишком. Где-то молодым запрещали, не раньше чем через полтора года после призыва. Не офицеры, - пояснил он, - свои же солдаты следили. Потом срок подошел, вроде как награда и привилегия. А иногда на это смотрели сквозь пальцы, особенно, где ничего особенного не происходило.
- Так сам употреблял, а детям запрещаешь?
- Там была война и на ней не всегда работают нормальные законы. Если не сумеешь переступить через себя и понять: "Либо ты, либо тебя", не выживешь. Если будешь строить из себя невесть что, твои же товарищи растопчут. Надо быть как все.
- Так и в мирной жизни также!
- Ну… да. Но жизнь под огнем - это другая жизнь. Нигде так четко не видишь, чего стоит человек и нигде не бывает такой дружбы, как на войне. Там видно чего стоит человек, когда он идет туда, куда ему вовсе не хочется идти. И подлость, и благородство видны. Человека судят по его делам и никогда не понять до конца. Подлец и вор в иной ситуации может спасти постороннего человека, а в мирной жизни он и не подумает что-то сделать не для своего удовольствия. Там все наружу, рано или поздно вся муть выхлестывается из глубины души. Много всякого я пережил и тогда, и потом, но все равно те дни для меня лучшие и представься шанс, я бы с радостью согласился прожить это время снова.
- Так может это просто ностальгия о молодости? - осторожно спрашиваю.
- Может и так, - соглашается он и замолкает уже на всю оставшуюся дорогу. Наверное, и сам не рад, что высказался так прямо.