"Он поблагодарил тебя?" – спросил Рис.
Матус отрицательно покачал головой.
"Он посмотрел на меня так, что я по сей день помню этот взгляд. В нём была ярость, унижение и зависть. Он выжил благодаря тому, что его младший отпрыск завалил вепря, который ему самому оказался не по зубам. С того дня он возненавидел меня ещё больше".
В долгой тишине, нарушаемой только треском костра, Тор размышлял об этой истории и находил много сходства между их отцами.
История впечатлила Тора, и он думал, что она закончилась, но внезапно Матус продолжил.
"На следующий день, – сказал он, – моя мать умерла. Она так и не смогла привыкнуть к островным штормам. Женщиной она была хрупкой и нежной, а на бесплодные острова её перевёз мой отец под действием своих неуёмных амбиций. Она подхватила простуду и так и не поправилась, хотя мне кажется, что на самом деле её убила тоска по материку.
Я любил свою мать так сильно, что сама эта любовь оправдывала моё существование, а когда она умерла, я утратил последнюю связь с местом, где родился. Её похоронили на вершине горы Элевзис. Знаешь, что там было?", – спросил Матус, глядя на Риса.
Рис кивнул.
"Первая столица", – ответил он.
Матус кивнул в ответ.
"С историей у тебя всё в порядке, кузен".
"Я там учился в детстве", – объяснил Рис. "Задолго до Королевского Двора резиденция власти находилась на Верхних островах. Пятьсот лет назад короли правили именно оттуда. До Большого раздела".
Матус кивнул, а Тор посмотрел на них обоих, дивясь их обширному придворному образованию и осознавая, как многого он не знал об истории Кольца. Ему хотелось больше узнать о древних королях и воителях. Ему хотелось услышать о том, каким Кольцо было много веков назад, изучить всё о древних войнах и битвах, рыцарях и героях, бывших столицах и королевских резиденциях… Но сейчас было не подходящее время. Наступит день, и он засядет за книги и разузнает обо всём. Наступит такой день – пообещал он себе.
"Как бы то ни было, – сказал Матус, – в тот день я сидел на могиле матери и рыдал – это было для меня слишком. Все давно разошлись, а я просидел на вершине горы целую ночь. Там ощущалось присутствие смерти, и именно там я узнал, что значит смерть. В том, что случилось, я винил отца – он даже не явился на похороны. Ту ночь я ему никогда не прощу. Он как был эгоистом, так и остался им до последнего".
Матус вздохнул.
"Здесь у меня тоже ощущение, в первый раз с тех пор. То, которое я наделся больше никогда не испытать: ощущение присутствия смерти. Моя мать где-то здесь. Я одновременно и боюсь увидеть её, и очень этого жду".
История Матуса завершилась, и все остались сидеть в тишине, а Тор смотрел на Матуса с новым уважением. Эта история действительно смогла заставить его и всех остальных перенестись из подземелья в совершенно другое место. Найдёт ли Матус свою мать? Хотел бы Тор знать.
Но ещё больше он хотел знать, отыщется ли Гувейн.
Глава двадцать шестая
Сон Дариуса был недолгим и беспокойным, и, как только забрезжил рассвет, его прервал деревенского рога – резкий, низкий и заунывный. Дариус сразу понял, что случилась беда – этот рог трубил только в самых крайних случаях, и на веку Дариуса это было всего один раз, в его глубоком детстве. Тогда один из селян попытался сбежать, а имперцы схватили его, пытали, а затем казнили на глазах у всех.
С дурным предчувствием Дариус вскочил с кровати, быстро оделся и выбежал из дома, и Дрей не отставал от него ни на шаг. Первая мысль Дариуса была о Лоти и вчерашнем деревенском вече. Оно не закончилось ничем, кроме ожесточённых споров, а единого плана действий так и не выработали. Все готовились к худшему, к скорому бедствию, к неизбежной мести Империи, но никто не хотел действовать решительно и браться за оружие. Дариуса это не очень удивляло.
Однако же, он не ожидал, то имперцы прибуду так быстро, уже на следующее утро. Он мог бы догадаться, что с местью Империя никогда не медлит.
Дариус пробежал по пыльной тропинке к центральной площади и присоединился к растущей толпе жителей, в спешке покинувших свои дома. Мужчины и женщины, дети, братья и сёстры, кузены и кузины, друзья и знакомые – на главной дороге стало очень тесно, а люди всё прибывали.
Из всех, в приподнятом расположении духа пребывал только Дрей – он игриво покусывал Дариуса за ноги, возбуждённый прогулкой в людном месте. Дариус хотел бы ему объяснить, что сейчас было неподходящее время для игр, но знал, что пёс не поймёт.
Дариус всматривался в лица собравшихся, в отчаянной попытке отыскать Лоти, подозревая, что тревога как-то связана с ней и с Империей, и что в этот момент он был нужен ей, как никогда. За день до этого они договорились, что если что-то случится – неважно, что – они встретятся под большим деревом недалеко от центра. Пока все селяне направлялись к площади, он повернул и побежал к дереву, надеясь застать её там.
К его облегчению, она пришла – стояла по деревом, взволнованная, с красными от слёз глазами, и тоже пыталась разглядеть его в толпе.
Как только Дариус подошёл к ней, Лоти бросилась в его объятья. Он мог только вообразить, какой долгой была для неё прошедшая ночь в обществе настроенных против неё родственников.
"Дариус", – со вздохом прошептала она ему в ухо. В её голосе он слышал смесь страха и радости от встречи.
"Не бойся", – сказал он ей. "Всё будет хорошо. Что бы ни случилось – ничего страшного".
Лоти отстранилась, вся дрожа, и покачала головой, глядя ему в глаза.
"Хорошо не будет", – сказала она. "Больше никогда ничего не будет хорошо. Имперцы хотят меня убить. Они жаждут мести. Наш народ тоже хочет меня убить. За всё придётся платить".
"Послушай меня, – сказал Дариус твёрдо, беря её за плечи, – что бы ни случилось сегодня, ни при каких обстоятельствах не признавайся, что это сделала ты. Поняла меня? Не выдавай себя".
Лоти ответила ему сомневающимся взглядом.
"А что, если…" – начала она.
Он остановил её.
"Нет", – сказал он, пытаясь сделать так, чтобы слова прозвучали весомо. "Поклянись мне".
Лоти заглянула ему в глаза, и Дариус увидел, что она постепенно начинает ему доверять. Она выпрямила спину и тихо произнесла:
"Клянусь".
Дариус удовлетворённо кивнул, взял её за руку и повёл по тропинке к главной площади.
Они зашли за поворот и увидели, что в центре собралась абсолютно вся деревня. Дариус взглянул поверх голов на восходящее солнце и обмер: на горизонте дорогу в деревню перегородил огромный имперский отряд. Сотни солдат выстроились в шеренги перед рядами боевых зертов – вышколенные, в полном обмундировании, с самыми разными видами стального оружия в руках, они стояли по струнке и ждали приказа убивать.
Всё стало ясно. Дариус смотрел на своих односельчан и видел их напряжение и страх. У них не было настоящего оружия, чтобы обороняться, да и равной схватки с профессиональной армией не получилось бы в любом случае.
Дариус настраивался на неотвратимую битву и ждал, что имперцы с минуты на минуту пойдут в наступление. Вместо этого, как ни странно, наступила долгая неловкая тишина. Войско Империи стояло к ним лицом под развевающимися на утреннем ветру знамёнами, будто испытывая их выдержку.
Наконец, имперский полководец выступил вперёд, окружённый дюжиной солдат, и обратился к селянам:
"Пролилась кровь, – громогласно начал он, – и кровь будет за это заплачена. Ваш народ забрал жизнь одного из нас. Вы нарушили основополагающее правило. Наши народы сосуществовали в гармонии, потому что вы, и поколения до вас, подчинялись правилам. Вы знаете, какова цена за их нарушение".
Он сделал паузу.
"Кровь за кровь", – выкрикнул он. "Наша великая императрица, Волусия, величайшая из королев Волусии, богиня востока и верховная повелительница моря и всех кораблей, проявила невиданное милосердие и решила на убивать вас всех. Вместо этого она велела нам пытать и убить только одного из вас – того, кто совершил богомерзкое преступление. Вы можете воспользоваться её безграничной милостью всего один раз, и только потому, что вчера был праздник в честь наших богов".
Он надолго замолчал, давая им переварить свои слова, и тишина нарушалась только трепетанием флагов.
"Теперь, – прогремел он, – тот, кто сделал это должен выйти сюда, признать свою вину, и принять мучительную смерть за свой народ. Я не стану повторять это щедрое предложение дважды. Вперёд".
Дариус изучал лица односельчан после речи полководца, и видел на них панику. Некоторые повернулись к Лоти, будто сомневаясь, выдавать её или нет. Дариус увидел, что по щекам Лоти покатились слёзы, и рука её задрожала в его руке. Он чувствовал, что она не знает, как поступить, что она вот-вот шагнёт вперёд и признается.
Но Дариус знал, что для него было делом чести не позволить ей этого сделать любой ценой.
Он обернулся к ней.
"Помни – ты поклялась", – сказал он тихо.
Наконец, Дариус набрался решимости и сделал несколько шагов, оказавшись впереди остальных. Его односельчане охнули.
"Это был я, командир!" – громко сказал Дариус, и его голос был далеко слышен в утреннем воздухе.
Дариус весь дрожал внутри, но не выказывал этого. Он решил, что не позволит страху собой управлять. Он стоял прямо и гордо, с высоко поднятой головой, и дерзко смотрел на имперцев.
"Это я убил надзирателя".
Полководец – типичный представитель имперской расы – высокий, крупны, с блестящей жёлтой кожей, маленькими рожками и красными глазами – окинул Дариуса долгим испытующим взглядом, в котором можно было уловить уважение.
"Ты сознался в своём преступлении", – зычно проговорил он. "Это хорошо. В дар за это я не буду долго мучить тебя перед смертью".
Полководец кивнул своим подчинённым и, под лязг доспехов, полдюжины солдаты подошли к Дариусу, окружили его и грубо схватив под руки потащили к своему командиру.
Дрей зарычал, подпрыгнул, и вонзился зубами в бедро одного из них. Солдат взвыл и отпустил Дариуса, а Дрей с жутким угрожающим рыком оттаскивал его от хозяина. Солдат, как ни старался, не мог вырваться из окровавленной пасти.
Его соратник потянулся к мечу, и Дариус понял, что должен действовать очень быстро, если хочет спасти Дрею жизнь.
"Дрей!" – заорал он. "Домой! СЕЙЧАС ЖЕ!"
Дариус постарался, чтобы его голос звучал как можно строже, молясь о том, чтобы Дрей послушался, и пёс внезапно отпустил солдата и умчался в толпу. Имперский меч рассёк воздух в дюйме от него.
После этого Дариуса продолжили тащить дальше.
"Нет!" – раздался крик.
Все замерли, а из толпы выбежала рыдающая Лоти.
"Это не он! Он невиновен! Я сделала это", – выкрикивала она.
Командир войска растерянно переводил взгляд то на неё, то на Дариуса, не зная, кому из них верить.
"Это слова женщины, пытающейся спасти мужа", – прокричал Дариус. "Не верьте ей!"
Полководец продолжал рассматривать их обоих, и сердце Дариуса бешено стучало – он молился, он надеялся, что поверят ему.
"Вы и правда думаете, что хрупкая девушка могла задушить могучего надзирателя?" – добавил Дариус
Наконец, командир натянуто улыбнулся.
"Ты хочешь нас оскорбить, – сказал он Лоти, – когда говоришь, что слугу Империи может убить слабая женщина вроде тебя. Если бы это было возможно, я бы сам их всех уничтожил. Держи язык за зубами, женщина, пока я тебе его не отрезал своим мечом".
"Нет!" – крикнула Лоти.
Дариус увидел, что несколько мужчин подошли к ней, схватили и оттащили назад, не смотря на её сопротивление. Её преданность глубоко его тронула, и подарила успокоение, как он думал, в последние минуты жизни.
Дариус почувствовал, как его привязывают лицом к столбу, опутывая верёвками запястья и лодыжки. Он услышал треск рвущейся ткани, когда грубые руки сорвали с него рубашку, и ощутил прикосновения солнечных лучей и прохладного ветра на своей голой спине.
"Поскольку я сегодня расположен к милосердию, – сказал командир, – мы начнём всего с сотни ударов!"
Дариус сглотнул комок и решил, что не позволит никому увидеть страх на своём лице. Он собирался с духом, готовясь к нечеловеческой боли, которую, он знал, ему придётся совсем скоро испытать.
Он ещё даже не успел закончить мысль, как услышал свист кнута, и в тот же миг каждая клеточка его тела завопила от боли, очаг которой находился поперёк его спины. Он почувствовал, что его кожа лопнула, и воздух обжёг ничем не защищённую плоть. Ему никогда в жизни не было так больно. Он не знал, сможет ли оправиться от этого удара, не говоря уже о том, чтобы выдержать ещё девяносто девять.
Кнут щёлкнул снова, и Дариус ощутил новый удар, ещё сильнее предыдущего, и испустил сдавленный стон, изо всех сил вцепившись в дерево столба, чтобы не позволить себя закричать.
Удары сыпались один за другим, в глазах у Дариуса начало расплываться, и ему показалось, что он переносится куда-то в другое место, в мир чести и отваги. В мир самопожертвования. Туда, где он должен был отдать свою жизнь за того, кого любит. Он подумал о Лоти и о том, какую боль ей бы пришлось вынести, сознайся она в своём поступке, вспомнил о её хромом брате, которого Дариус тоже любил и уважал, и о том, как она пожертвовала собой ради него. Он сносил удар за ударом, зная, что делает это за них.
Дариус всё глубже погружался в себя, убегая от боли, когда внутри него проснулось знакомое чувство – жар наполнил его ладони, и всё тело требовало от него призвать силу. Сила рвалась наружу. Он знал, что если воспользуется её, то его мучения закончатся, и он сможет расправиться с целым войском.
Но Дариус себе этого не позволил и усилием воли остановил поднимающийся жар. Он боялся использовать силу. Нежелание стать изгоем своего народа побеждало. Он скорее готовы был умереть мучеником, чем остаться в их памяти презренным колдуном.
Удар за ударом – Дариус что было мочи пытался выстоять. Он задыхался и готовы был что-угодно отдать за глоток воды. Он уже разуверился в том, что переживёт эту пытку, как вдруг чей-то громкий голос вернул его к реальности.
"Хватит!" – раздался низкий мужской крик. "Вы схватили не того".
Щёлканье кнута прервалось, а Дариус с трудом повернув голову и увидел Лока, хромого брата Лоти, который вышел из толпы.
"Это я убил надзирателя", – сказал Лок.
Полководец Империи посмотрел на него с недоумением.
"Ты?" – переспросил он недоверчиво.
Вдруг рядом с Локом оказался Радж.
"Нет", – сказал он. "Это я его убил".
За ним с теми же словами вперёд вышел Дезмонд.
"Нет, это был я!" – выкрикнул Люци.
Наступила напряжённая тишина, а затем из толпы по одному вышли все друзья Дариуса.
"Нет, это я!" – прокатилось эхо голосов.
Дариус был глубоко благодарен своим братьям и очень тронут их верностью. После этого их поступка он готов был умереть за них хоть тысячу раз. Несколько дюжин мужчин гордо выстроились перед имперцами, и каждый был готов принять наказание за него.
Полководец хмуро посмотрел на них и раздражённо рыкнул. Он приблизился к Дариусу, и тот почувствовал его грубые руки на своей шее. Крепко держа Дариуса, он наклонился к нему, и щекоча дыханием шею своего пленного, прошипел:
"Мне бы следовало тебя убить за эту ложь"
Дариус почувствовал холод металла на горле, когда командир приставил к нему кинжал, и понял, что тот не шутит.
Но, вместо этого, Дариус вдруг почувствовал, как его тянут за волосы, и как лезвие касается его длинного непослушного хвоста, который он не стриг с самого рождения.
"Кое-что на память", – зловеще ухмыльнулся командир.
"НЕТ!" – заорал Дариус. Мысль о том, что ему отрежут волосы напугала его даже больше, чем порка кнутом.
Все его односельчане ахнули, когда одним точным движением командир оттянул его волосы назад и отсёк их. Голова Дариуса поникла – он чувствовал себя униженным и беззащитным.
Командир перерезал верёвки, опутывавшие запястья и лодыжки Дариуса, и тот рухнул наземь. Слабый после избиения, растерянный, Дариус почувствовал, что все взгляды его народа обращены на него, и поэтому, превозмогая боль, заставил себя подняться.
Он встал прямо и с вызовом повернулся к командиру.
Тот, однако же, не обращая на него внимания, стал лицом к толпе.
"Кто-то из вас лжёт!" – прогремел его голос. "Даю вам один день, чтобы принять решение. Завтра на рассвете я вернусь. Если вы не скажете мне, кто убийца, я до смерти замучу каждого из вас. Если скажете, то я всего лишь отрежу каждому по большому пальцу на правой руке. Это будет цена, которую вы заплатите за то, что солгали мне сегодня и заставили меня прийти снова. Я пощадил вас. Солжёте ещё раз и, клянусь, узнаете, каким беспощадным я могу быть".
Командир развернулся, взобрался на своего зерта, и, по его сигналу, отряд снялся с места и поскакал прочь. Дариус стоял пошатываясь и в глазах его было темно. Последним, что он видел, было как Лоти и все его братья бросились к нему и как раз вовремя успели подхватить его на руки. Сколько всего может произойти, – подумал он, успев поднять взгляд на небо, – до восхода солнца. И потерял сознание.
Глава двадцать седьмая
Годфри, в сопровождении Акорта, Фултона, Мерека и Арио, шёл по пыльной дороге в направлении великого города Волусии и думал о том, во что ввязался. Он оглядывал своих неожиданных спутников и понимал, что дело плохо: Акорт и Фултон – двое вечно пьяных разгильдяев – годились только на то, чтобы трепать языками, Мерек – вор, проложивший себе воровством дорогу в жизни, обманом выбравшийся из королевской темницы и пробившийся в Легион – был, безусловно, полезен своими связями в преступном мире и ловкими руками, но других достоинств не имел, а Арио – тщедушный болезненный юноша из имперских джунглей – гораздо уместнее смотрелся бы в школьном классе.
Озабоченно качая головой, Годфри размышлял о незавидном жребии, выпавшем людям, наименее подходящим на роль героев. Их жалкая пятёрка должна была совершить невозможное: пробраться в один из самых охраняемых городов Империи, найти правильных людей и убедить их взять золото, которое сейчас висело в мешках на их поясах и отягощало путь. Годфри же оказался во главе этого отряда. Он понятия не имел, почему они ему доверились – сам он в себя не верил, и очень бы удивился, если бы им удалось даже просто войти в городские ворота. Пока он и представить не мог, как провернуть этот трюк.
Из всех безумств, которые Годфри приходилось когда либо совершать, это было самым невероятным. В очередной раз он позволил неконтролируемому приступу бравады взять над собой верх. Бог знает, почему. Если бы он умел держать рот на замке, то сейчас был бы в безопасности вместе с Гвендолин и остальными. Но нет, вместо этого он, почти один, собирался отдать жизнь за жителей какой-то деревни. По его мнению, эта миссия с самого начала была обречена на провал.