Ему показалось, что он ослышался. Тихое-тихое "да". Ну, вот и все. Обратного пути нет.
Они молчали долго. А потом громыхнул ящик – не оборачиваясь, Мо протянул назад руку и достал из него нож. Осторожно потрогал пальцем лезвие.
- Острое, – прошептал. Решился посмотреть в потрясенные синие глаза. – Ты знаешь... как проводится обряд?
Мика тяжело сглотнула. Кивнула.
- Отлично, – он резко мотнул головой. – Я первый, да?
Она снова кивнула. И молча смотрела, как его пальцы расстегивают пуговицы красной в мелкую белую клетку рубашки. Вот рубашка полетела на пол. У него нет волос на груди – только немного вокруг сосков и полосой на животе. И вот под левым соком резко проходит лезвие, оставляя глубокий порез. Мика вздрагивает и поднимает на Мо взгляд. Смотрит, как он перекладывает нож в левую руку, и на правой ладони появляется такой же глубокий, мгновенно кровоточащий разрез. Мо не может сдержаться и морщится от боли. А потом протягивает нож ей – рукояткой вперед.
- Твоя очередь.
Только тут он замечает, какая она бледная. Но взгляд решительный.
- Подержи его немного.
Без предупреждения она дергает пояс халата, и вот халат неровной волной опадает у ее ног. Под халатом, кроме Мики, нет ничего. Это хорошо, что Мо тут же дара речи лишился – а то бы ляпнул что-нибудь не к месту, однозначно.
- Давай нож.
У него есть отличный повод смотреть, нет, даже не смотреть – пялиться на прекрасное обнаженное женское тело. Но он не отводит взгляда от матово поблескивающего серого лезвия, которое рассекает белую кожу под идеальной полусферой. Смотреть на это – еще больнее, чем разрезать собственную плоть.
- Я все, – слышит он ее тихий голос. Со слабым звоном нож опускается на поверхность стола. Ее правая рука тоже кровоточит. Мика поднимает ладонь на уровень собственных глаз, смотрит на стекающие вниз алые полосы. Обнаженная женщина с кровавыми потоками под левой грудью и на правой ладони. Никто, кроме кифэйя, не поймет, что значит эта странная картина.
- Теперь я первая, да?
- Да, – ему удается вытолкнуть из пересохшего горла короткое слово.
Женская ладонь прижимается к мужской груди. Кровь к крови, разрез к разрезу, поцелуй двух резаных ран, край в край. Мужская ладонь накрывает разрез под женской грудью. Не шевелить пальцами. Не сметь! Замереть.
И они замирают оба. Стучат торопливо сердца, гоня кровь к ранам. И смешивается кровь. И признает она друг друга. И оба они одновременно понимают – пора.
- Я принадлежу тебе.
- Я принадлежу тебе.
А потом он отнимает ее ладонь от своей груди, целуют края раны – кровь начинает сворачиваться и уже не так сильно течет.
- Больно?
- Немного. Разрез глубокий получился. Много вытекло.
- Это еще не вся кровь, – произносит он тихо. – Ты же понимаешь?
Вместо ответа она вдруг прижимается к нему, щекой к щеке. И он обнимает ее. Его женщина. Теперь его – сейчас и навсегда. А потом он наклоняется и целует ее во второй обручальный шрам с корочкой посохшей крови по краям.
- Пожалуйста, не сопротивляйся мне.
- Я не сопротивляюсь!
- Сопротивляешься. Я не могу, когда ты так... Мика, пожалуйста. Доверься мне. Не бойся.
- Я не боюсь! Оно само... как-то. Я пытаюсь!
- Ты сильнее меня, ты должна сама... Откройся мне, пожалуйста.
- Да куда дальше-то?!
- Я не об этом, – обхватывает ее лицо ладонями, глаза в глаза. – Откройся мне. Не бойся. Впусти меня.
Ее глаза распахиваются еще чуть шире. И он врывается в ее сознание: криком чаек, шумом порта с его многоголосием и веером запахов – пахнет всем подряд. И она с изумлением рассматривает панораму огромного порта с высоты крана: море контейнеров, чуть дальше – уже на воде – контейнеровозы, танкеры, балкеры, а совсем за ними – блестит гладь настоящего моря. Она все еще разглядывает это, когда он врывается и в ее тело.
Мо смотрит на ее абрис на фоне белой стены. Голова, шея, плечо. Мика лежит на боку, отвернувшись от него. Сожалеет о сделанном? Поздно, девочка моя, поздно.
Он проводит пальцем от шеи по ее плечу, задевает ключицу. Она поводит плечом, но он делает вид, что не заметил намека.
- Ты понял, что произошло? – голос ее звучит тихо и с хрипотцой.
- Да очевидно все, по-моему, – он старается говорить ровно. – Мы с тобой женаты по всем кифэйским обычаям. И то, что было только что – естественная часть нашего брака. Я понимаю, – Мо нахмурился, – что в первый раз тебе было не очень приятно. И даже, наверное, больно. Но...
- Физическая боль тут не при чем.
- А что при чем?
Мика поворачивается на спину. Смотрит в потолок.
- Я узнаю, если ты будешь с другой.
Мо не может так сразу сообразить, о чем она.
- Не понимаю.
- Этот обряд. С кровью. Это не случайно. Там между нами... многое произошло. И повязало нас. И...
- И что?
- Я узнаю, когда... если... ты будешь близок с другой женщиной. Я не смогу тебе помешать. Но я буду знать. И... и мне... мне будет больно.
- Любопытное явление, – тон его сух. – А я тоже узнаю, когда ты будешь с другим?
- С ума сошел?!
- А что? Мне можно, а тебе нет?
- Мне нельзя!
- И мне нельзя.
- Хочешь сказать, – смотрит на него настороженно, – что будешь хранить мне верность?
- Отлупить бы тебя за такие слова – да ведь огребу же в ответ, – вздыхает Мо.
- Не огребешь, – шепчет она вдруг.
- Что?!
- Я... я потеряла свою силу. Против тебя. Я не могу. Не смогу... применить против тебя силу. С тобой я не Рокс больше.
- Да ну?! – недоверчиво охает он. А потом наваливается на нее, заводит ее руки за голову. Она пытается вырваться, брыкается. И Мо вдруг понимает – права Мика. Она сопротивляется, но он сильнее. Просто потому что он – мужчина. И это приносит самую настоящую радость ему – такую, что он не сразу замечает панику в ее взгляде. И тут же выпускает ее руки, приподнимается на локте, освобождая от веса своего тела.
- Прости! Ох, прости, я не хотел напугать тебя. Прости. Я больше не буду... демонстрировать... свое превосходство в физической силе.
- Да иди ты к черту! – она шмыгает носом. – Из-за тебя я потеряла свои способности – пусть даже только рядом с тобой и в отношении тебя. Я привыкла – привыкла полагаться на силу, привыкла к тому, что могу справиться с любым. А теперь... теперь это не так. Я бессильна против тебя. А ты... ты можешь причинить мне боль... своей изменой. Я потеряла так много. И приобрела лишь боль.
- Мы это уже обсудили! И потом – неужели совсем ничего стоящего не приобрела взамен?!
- Что, например?
- Я принадлежу тебе. Я. Ты получила меня.
Она молчит в ответ. А потом...
- Неужели это всерьез для тебя?
И он ей тоже отвечает после заметной паузы.
- Да, – а потом обнимает крепко, но так, чтобы она знала, что может отстраниться, если захочет. – Послушай. Я... я давно для себя решил, что буду стараться хранить ей верность. Той, которой бы выпала судьба стать... моей женой. Но тебе... тебе я ХОЧУ хранить верность. Веришь мне?
- Посмотрим.
- Упрямая, – вздыхает Мо. – И вообще. У нас все будет иначе. Не так, как у наших родителей. К черту эти все традиции – они ни к чему хорошему не привели кифэйев. Наш мир изменился. Теперь все будет иначе. Мне плевать на все – на Квинтум, игв, Потана, войну. Но тебя я не отпущу. Никуда. Никуда, слышишь?!
- Не говори так! Это неправильно!
- Не отпущу! Не отдам. Ты моя. Я заплатил за тебя кровью. И никому тебя не отдам. И...
- Молчи, пожалуйста, не надо сейчас об этом, Мо...
- Не буду молчать! Надоело. Ты принадлежишь мне, и за тебя я буду драться даже с Квинтумом и...
... и Мика заставила его замолчать способом, ставшим доступным ей совсем недавно. Впрочем, в случае с Мо этот метод стопроцентно сработал. И им обоим снова стало не до разговоров.
После. Пролетая над Землей.
В маленьком портовом городке на берегу Балтийского моря, на смятых простынях, вновь образовавшаяся кифэйская пара доказывала друг другу, что у них все – всерьез.
На другом конце континента, в Приамурье, плакала и смеялась сууг-нияси, обнимая старшего сына. А другая сууг-нияси ходила из угла в угол, ожидая новостей от сестры.
На далеком заполярном острове девятилетний мальчик, приподняв голову отца, осторожно поил его бульоном. В ногах, на кровати, свесив из пасти язык и склонив голову набок, сидел белоснежный пес.
В холодной Якутии хрупкая горбоносая женщина с волосами, припорошенными сединой, смотрела на спящую дочь и размышляла, как ей поступить лучше – с младшей дочерью, с сыном, которому сейчас нужна. А потом прижалась губами к тонкому шраму на правой ладони и позволила себе на секунду вспомнить. И горестно вздохнуть.
А на окраине небольшого села, в тени православного храма, как потерянная, бродила седая женщина с будто бы размытым от слез лицом. За ней встревожено наблюдал из окна священник.
- Али... Али... Где ты? Ты обещал прийти за мной. Ты обещал. Где же ты?
А где-то на огромном континенте, прорезая километры, текла по замкнутому контуру энергия Лейфов. Текла по кругу, от сердца к сердцу, заставляя их медленно, но все-таки биться в ледяной воде.
После. Мика,Мо, Лина, Михаил, Тагир, Алия, Варвара, Тагир и София.
- Что Лина? Какие новости?
Лицо Мики каменеет.
- Плохие.
- Что?! Как подробности?!
- Потом. Нам надо назад.
Острое чувство беспомощности возвращается. Стократно – теперь ее боль воспринимается даже сильнее собственной. И это чувство вины в ее глазах...
- Ладно, – кивает Мо. – Ты же поняла, как? Тогда иди первая.
Он смотрит на нее – сосредоточенно хмурящуюся. И уже сейчас точно знает, какого цвета будет свечение. Да, так и есть – мягкий теплый бежево-оранжевый свет.
Едва Мика появилась в комнате, Лина бросилась к сестре, не обратив никакого внимания на прибывшего спустя секунду Мо. А потом вдруг резко остановилась, всматриваясь в лицо Мики. Схватила руку сестры и охнула, увидев подсохший и стянувшийся шрам. Следом досмотру подверглась ладонь Мо. Что-то проскочило между сестрами, почти электрическое, во взглядах. А потом Лина выбежала вон из комнаты, следом грохнула о стену входная дверь.
- Еще и сестра, – произносит Мика бесцветно. – Из-за тебя я потеряла еще и сестру!
И она вылетает в другую дверь – в коридор.
- Вот что я тебе скажу, – Мо обращается к находящемуся тут же Михаилу. – Не женись. Никогда. Мика! Не смей от меня уходить! Слышишь, не смей!
Почти сразу после его ухода слышится шум – будто что-то падет там, в коридоре. А потом становится тихо.
- Как вы думаете, Варвара Климентьевна, Мо нужна... наша помощь?
- Думаю, Миша, они сами разберутся. А вот за Ангелину мне тревожно.
Михаил немного постоял рядом с женщиной, а потом, кивнув каким-то своим мыслям, вышел на улицу.
Лина не ушла далеко, стояла тут же, на крыльце – в одном свитере в негостеприимной приамурской весне. Миша встал рядом. И не стал долго мучиться с подбором слов.
- Лина, ты не права.
- Не говори ничего!
- Нельзя так.
- Молчи!
- Не командуй мне тут!
Она вздрогнула, зябко обняла себя руками и продолжила смотреть на степенно опускающийся за лес красный диск солнца.
- Ты не понимаешь, – теперь она говорит тихо. – У тебя нет сестры...
- У меня их две.
- Мы – близнецы!
- Я понимаю. Между вами – особая близость...
- Ты не понимаешь, – Лина как-то совсем по-старушечьи качает головой. – Ты не понимаешь...
- Так объясни.
- Знаешь... Мика ведь Рокс. А Роксы – они такие... они мир руками познают. Ей всегда все надо было непременно потрогать. Даже скорпиона. Он ее цапнул тогда – нам по двенадцать было, я кровь с ядом у нее из пальца отсасывала. Но все равно палец у нее две недели был как сарделька. А мама на нас сильно ругалась тогда. А потом плакала, – Лина вздохнула и грустно усмехнулась своим детским воспоминаниям. – Мика и меня постоянно трогала. За руку постоянно брала. Спали мы вместе и... я привыкла, знаешь – засыпать именно так. Что она меня притиснет к себе и сопит в ухо. Ей это нужно было – чувствовать человека рядом. И меня приучила. Мне так ее не хватало первое время после инициации... Очень. Знаешь, трудно быть одному, когда ты привык, что тебя постоянно кто-то обнимает. А теперь, – Лина еще раз вздохнула, – она будет обнимать... Мо.
Объяснение было каким-то детским. И все же совершенно правильным и искренним – Михаил слишком долго общался с детьми, чтобы не понимать этой настоящести и искренности.
- Могу предложить свою помощь. Если тебе так уж захочется с кем-то обниматься – я к твоим услугам. Я, конечно, не могу обниматься так же круто, как Рокс. Ну а вдруг... тебе тоже понравится?
Лина оборачивается к нему и вдруг улыбается – невесело, но уже что-то.
- Настоящий гостеприимный хозяин, Миша. Спасибо, я учту.
А потом они собрались впятером.
- А где остальные, Миш? – из них пятерых желание общения выказывают лишь трое, Мика и Лина упорно молчат, не глядя друг на друга.
- Тагира и Алю я припахал, – усмехается Михаил. – Кров и пищу отрабатывают.
- Это как?
- У меня теперь новый трудовик и учитель музыки. Тигр с ребятней скворечники во дворе делают. А Алия Алиевна ругает на чем свое стоит наше старое пианино, но пятиклассницы уже взяли ее в оборот.
- А к чему привлек Фарида с Соней?
- В магазин отправил. Их иногда полезно оставлять наедине. Мне кажется, Фарид в Сонином присутствии соображает на порядок шустрее. Какие-то она ему правильные вопросы умеет под руку задавать.
Рассказывать о результатах розысков Мики и Лины приходится Варваре и Мо – сестры по-прежнему хранят молчание.
- Так, мальчики, – Варвара поднимается на ноги. – Пойдемте, посмотрим, как там у сына моего старшего дела со скворечником.
Мо нерешительно смотрит на Мику. Но все-таки уходит – уводимый за руку Варварой. В комнате тихо – лишь слышно, как переговариваются за окном осмелевшие с весной птицы.
- Прости меня, сестричка.
- Это ты меня прости, родная.
Роксу проще обнять, чем сказать. Лина привычно устраивает голову на плече сестры. Что они с Мо, не смогут поделить Мику, что ли?
- Мо, мне нужно поговорить с Потаном.
- Надеюсь, вы знаете, на что подписывается, – ежится Мо. – Он... он...
- Он – Старший, – уверенно произносит Варвара. – И он ждет нас. Он ждет тебя.
Мо очень хочется по-детски воскликнуть: "Не хочу!". Но он сдерживается.
- Мы пойдем вдвоем. И лучше вместе, а не по отдельности. Не знаю, почему... Мне это кажется важным.
- Эээ... – Мо выглядит слегка растерянным, – я должен вас обнять?
- Иди сюда, мальчик. Я сама тебя обниму. Заодно пощупаю тебя на кое-какой предмет.
- На какой предмет?!
- На предмет того, как тебя занесло в чужой слой на обратной дороге.
- А... Ну, щупайте тогда, – и, когда Варвара обнимает его, оборачивается к Мике. – Не вздумай ревновать!
- Я?! – Доминика демонстративно округляет глаза. – И не подумаю. Но Петру Артемьевичу при случае расскажу, что ты его жену лапал!
- Дети, прекратите балаган! – хмурится Варвара. – Мо, поехали.
Они исчезают, и это уже совсем привычно.
После. Варвара, Мо и...
Ледяной апрельский ветер арктического побережья принял их в свои "ласковые" объятья.
- Какой же здесь холод... Я забыл вас предупредить.
Варвара нахмурилась – от ветра и своим каким-то мыслям.
- Я жила... примерно километров на восемьсот к юго-востоку отсюда. Там тоже не сахар, поверь мне.
- Да? Ну, хорошо... что вам это привычно. А я так и не научился любить это место, – он с тоской огляделся. – Здесь умереть хочется. Других желаний нет, – порыв ветра ударил в спину, Мо пошатнулся. – И ветер этот проклятый постоянно, – еще один удар в спину. – Ненавижу! – за шиворот прилетела пригоршня колючего снега. – Ненавижу тебя, слышишь! – он выкрикнул это, задрав лицо к небу. – Ненавижу!
И тут удар воздушного потока все-таки поставил его на колени – так резко, что Мо пришлось упереться в снег ладонями. А потом его укутало мягким снежно-воздушным одеялом, ветер что-то тихо посвистывал Мо на ухо. И тут Мо понял...
- Папа?..
- Ты знаешь теперь, Магомед, что я не совсем отец тебе. Мы равны. Мы кифэйи.
- Папа!
- Да, – ветер, казалось, вздохнул – прямо в лицо Мо. – Несмотря ни на что – ты мой сын. А я твой отец.
- Ты... ты где? Здесь? Я могу тебя увидеть?
- Нет. Я в нашем слое. Но я могу иногда проникать сюда ментально. В это место – связь все равно осталась. С этим местом – и с тобой, сынок.
- Я... я так рад тебя слышать, папа...
- Я тоже. Мне многое тебе нужно сказать – теперь я знаю больше, чем сказал тебе тогда.
– Хорошо. Я тоже хочу тебе сказать...
- Ты говорил, сын. Я знаю. И я люблю тебя – теперь немного иначе, но – люблю. Это... давай, поговорим об этом в другой раз, хорошо? А теперь – слушай.
Кто бы мог подумать, что ледяной ветер Арктики может быть таким ласковым?
А потом все тот же ветер словно подхватил его под руки, помог встать. Мо оглянулся – интересно, как отреагировала его спутница на то, что он тут стоял на коленях с закрытыми глазами? Варвары Климентьевны нигде не было видно. Мо успел испугаться, а потом пролетающий воздух шепнул ему на ухо, прощально: "Она говорит с Потаном". Ну, ведь ради этого они здесь, не так ли? Мо поежился, кутаясь в куртку. Он лично и близко больше к Потану не подойдет! Но все равно попытался высмотреть ее фигуру там, в белом безбрежье.
Мо пришлось тащить Варвару на себе – подхватив под мышки, волоком по снегу, огибая торосы. Идти женщина не могла.
Посадил, прислонил ее к стене, стащил свою куртку, укутал. Теперь ему не страшен местный ветер. Он научился с ним дружить.
Лицо ее совершенно белое – как и все здесь. Но глаза – глаза странно живые, даже – яростные какие-то.
- Я вот вам говорил, – Мо непослушными от холода пальцами застегивает замок на куртке, надетой вторым слоем на Варвару. – Я вас предупреждал. Он кого хочешь до цугундера доведет – креветка чертова!
- Он не креветка, – бледные, почти синюшние губы Варвары трогает слабая улыбка. – Он – Потан.
- Не креветка? Жаль. Так хотелось морепродуктов попробовать.
- Внешне он похож на кита. И не ворчи, мальчик – я в порядке. Я Лейф – мне проще.
- Угу. В порядке. Это вы себя со стороны просто не видите. Надо уходить отсюда – пока вы в сосульку не превратились.
- Я не могу, – Варвара откидывается, упираясь затылком в деревянную просоленную стену.
- Я вас заберу, – в голосе Мо нет ни тени сомнения.
- Ты хороший мальчик, – Варвара вдруг поднимает руку и гладит его по голове. – Из тебя выйдет отличный протектор.
- Кто?!
- Забирай меня отсюда, Магомед. И я вам расскажу все, что узнала.
После. Петр и Асхат.
- Асхат, ты совершенно разбаловал собаку.