- Уж само собой. Налей мне чаю.
- С удовольствием.
- Мышьяк сегодня не клади.
- Я его никогда не кладу!
- Уж будто ты не хочешь отравить прямую наследницу рода Монтессори, выйти замуж за моего безутешного папочку и стать полноправной хозяйкой поместья.
- При всем моем коварстве и испорченности, дорогуша, - молвила я, подавая герцогине чай, - это мне и в голову не приходило. Кстати, неплохая идея. Хотя… Твой батюшка глубокий старик. Ему ведь, наверное, лет сорок?
- Сорок два.
- Ужас. Какие могут быть браки в таком возрасте? Уже о душе надо думать, о загробном мире. Покупать гроб, саван и место в фамильной усыпальнице…
Оливия отхлебнула чай, поморщилась и рассмеялась:
- Жизнь продолжается! Слушай, как, ты думаешь, Сюзанна нас обнаружила?
- Она искала нас по замку, ибо мы не явились к обеду. И лишь довольная рожа Себастьяно Монтанья, выходящего из библиотеки, помогла ей обрести правильный курс.
- Значит, этот родственный прощелыга нас засек.
- Уж само собой.
- Его придется отравить. Или выбросить из окна, - совершенно серьезно произнесла Оливия. - Сюзанна и Фигаро смолчат о нашем приключении, а вот этот ублюдок разболтает всем.
- Если уже не разболтал!
- Не успеем, значит, заткнуть ему рот…
- Об истории с кальяном узнает экселенс, и порки не избежать нам обеим.
- А-а, для меня это дело привычное.
- Вообще-то я в годы своего пребывания в пансионе тоже не раз была порота, я не какая-нибудь там кисейная барышня!
Оливия поглядела на меня и хихикнула:
- Эт точно! Но вообще, мы отменно развлеклись. У нас здесь не очень-то много развлечений, так что порка - просто необходимая плата за удовольствие. Кстати, я рассказала тебе, что такое фистинг?
- Э-э, нет.
- Так вот, кальян по сравнению с фистингом - просто аскетическая забава. Поверь.
- Ты прямо специалистка по забавам!
- Поживи, как я, с костылями в руках, поймешь, как надо правильно относиться к жизни!
Я поежилась. Вообще, меня ужасно смущало увечье Оливии. И я по сравнению с ней чувствовала себя более неполноценной. Я уже знала, что ей приходится терпеть невыносимые боли в позвоночнике, что каждое утро она звала на помощь служанку - растирать больную шею маслами и бальзамами, потому что иначе она бы просто не смогла оторвать голову от подушки. Оливия не мирилась со своим уродством, она его ненавидела, и при этом у нее была такая воля к жизни, которая могла горы смести с пути, как горстки пыли.
- Оливия… - начала я.
- Чё?
- Скажи, а есть ли надежда…
- Что я смогу исцелиться? Нет. Лучшие лекари Литании осматривали меня. И в один голос сказали, что я и живу-то вопреки всем законам человеческой плоти. И это, конечно, милость Исцелителя.
- Но лекари существуют не только в нашей стране. Я читала о Яшмовой империи, там есть удивительные горные отшельники, которые лечат буквально все болезни наложением рук и лекарствами из разных растений. Почему бы отцу не отвези тебя туда и не показать им?
- Люция, ты соображаешь, что говоришь? У Литании давняя вражда с яшмовым императором. Выезд туда запрещен, и даже великому писателю, каким является мой отец, этого не позволят. Даже ради моей жизни.
- Я не знала… Ну, что у Литании прения. У нас такая мирная страна, никогда никаких войн…
- Ага. Это не мешает нашему королю скалить зубы на их мандаринов… Ну, государственных чиновников. Они тоже не могут въехать к нам. Даже с частным визитом. Мне отец рассказывал. Между прочим, то, что он играет в ма-цзян, может ему выйти боком. Это запрещенная игра, даже в домах знати. Оскорбляет величие нашего короля. Мол, надо играть в отечественные игры. Поддерживать отечественного производителя игр и развлечений.
- Ой, бред.
- Бред не бред, а мой отец не в такой уж и безопасности. Может, оно и к лучшему. Его давно пора прикончить.
- Ты что?! За что ты его так ненавидишь?
Оливия с резким стуком поставила пустую чашку на стол:
- За то, что он жалеет меня, за то, что не убил сразу, как увидел мое уродство. Из-за его жалости я вынуждена жить такой!
- Но ты же любишь жизнь!
Оливия горько усмехнулась:
- Да, только любовь эта не взаимна. Ладно, забей. Давай лучше подумаем, как нам отравить Себастьяно.
- Ты это всерьез?
- Ну давай хотя бы слабительным его накормим, пусть проторчит в уборной всю ближайшую неделю. Мелочь, а приятно.
- О, я даже знаю, как приготовить такое слабительное.
- Ну вот и займись этим, дорогуша, а не сиди около меня как привязанная. Тем более что я спать хочу. Вали отсюда.
- Приятных снов, экселенса, - улыбнулась я, чувствуя, что между нами или проскочила искра, или протянулась ниточка, в общем, то, о чем пишут в сентиментальных книжках для юных благовоспитанных девиц. Я не знаю, о чем вы сейчас подумали, а я подумала о том, что имею влияние на Оливию - она перестала заставлять камеристку брить ее голову. Это потому, что я сказала, что Оливии лысина совсем не идет. Значит, она прислушивается к моим словам!
Улыбка еще бродила по моему лицу, и я чувствовала себя пленительной райской гуппи, когда в коридоре, как раз возле ниши с великолепной мраморной вазой, мне повстречался синьор Себастьяно Монтанья.
- О, детка! - приветствовал он меня так, как полагается этим грубиянам из обедневшей знати. - Ты, я смотрю, на ногах!
- А почему должно быть иначе, дорогой синьор? - иногда приятно делать из себя дурочку. На минуту или полторы.
- Детка, - Себастьяно придвинулся ко мне, и я уловила дурной запах у него изо рта. Гадость какая. - Я знаю, что ты со своей кривоногой хозяйкой накурилась дури в библиотеке. Поэтому не изображай из себя монашку.
- Я и не изображаю. - Я отодвинулась на шаг, и Себастьяно, видно, подумал, что я испугалась. - Значит, вы подглядывали за нами, дорогой си… э-э, прыщавый озабоченный щенок!
- Что?! - Себастьяно двинулся на меня, как осадный таран. - Да я за такие слова… Да ты… На коленях будешь ползать…
- Разбежался, - скривилась я. - Прочь с дороги! Герцог узнает, каковы его дальние родственнички-нищеброды!
Себастьяно побурел, как свекла, и замахнулся на меня сразу обеими руками. Поскольку оружия он не носил, опасность была минимальной. Я подобрала юбки и аккуратно впечатала свое острое колено синьору Монтанья точно в пах, неосмотрительно не прикрытый гульфиком. Себастьяно всхрапнул и, согнувшись пополам, рухнул на ковровую дорожку. Я перешагнула через него и, обернувшись, добила окончательно:
- Стоит мне только сказать слово его светлости, и вас выставят за ворота замка с тремя корочками хлеба!
Утром прибыл герцог Альбино. Вид у него был утомленный и озабоченный. Когда мы с Оливией явились пред его очи, он и не посмотрел на нас, а лишь спросил, все ли благополучно. Получив от Оливии ответ, что мы вполне благополучны и проводили время в библиотеке (что было правдой!), он кивнул и велел нам уйти. В коридоре Оливия прошипела:
- Вот видишь, он на меня даже не смотрит, ему просто на меня наплевать! Доченька-уродина не очень-то радует его поэтическое сердце! Сволочь!
- Оливия, может быть, он просто устал. Или его беспокоят какие-то дела.
- С чего это ты его защищаешь? - Оливия посмотрела на меня, как на жука-короеда.
- Я стараюсь быть объективной. Не забывай, он сорокадвухлетний старик. Вдруг он болен?
- О, это было бы здорово!
- Оливия, да ладно тебе! Я еще не рассказала, как вчера вечером подралась с Себастьяно, этим высокомерным ублюдком.
- Да ты что!
- Заехала ему прямо в пах. А пусть знает свое место. Только теперь он точно расскажет герцогу о кальяне.
- Ну и наплевать.
Наплевать-то дело нехитрое, но я все-таки немного волновалась. Во время завтрака Себастьяно смотрел в нашу сторону, как дракон на рыцаря, а уж жрал за троих. Видимо, думал, что его взаправду выставят из замка, и решил напоследок потешить чрево. И вдруг Оливия подала голос:
- Мессер отец, позвольте потревожить вас вопросом.
Герцог несколько утомленно глянул на Оливию. Вот это он зря. Нельзя так глядеть на дочь, да еще и убогую.
- Слушаю вас, дитя мое.
- Мессер отец, нынче прекрасная погода. Я прошу у вас разрешения отправиться на прогулку с моей компаньонкой. Конную прогулку. Прикажите заложить двуколку. Мы покатаемся меж полей, пообедаем на свежем воздухе и к закату вернемся в замок. Мессер?
- Дитя мое, раньше я не замечал в вас склонности к прогулкам.
- Раньше у меня не было компаньонки, мессер отец.
- Логично. Что ж, не вижу необходимости вам препятствовать. Вы уверены, что вам не понадобятся слуги или кучер?
- Нет, мы справимся сами.
- Как будет угодно.
Ну, Оливия, это она классно придумала! Мы давным-давно не покидали замок, и я уже стала забывать, как выглядят пшеничные поля, сады, рощи и ручьи. А всего этого в угодьях Монтессори было в изобилии - хоть становись художницей и пиши пейзажи маслом! Нам давно пора развеяться, а то в этом замке мы скисли, как снятое молоко. Поневоле начнешь кальяны курить от скуки!
Сказано - сделано. Оливия - при помощи костылей, я - на своих двоих отправились на конюшню. Легкая двуколка уже была готова, около нее нас ждала одна из младших служанок.
- Госпожа экономисса просила передать, что корзина с едой и напитками уложена под сиденье. Дождя не предвидится, но тем не менее она положила вам плащи и шали.
- Поблагодари Сюзанну от нашего имени.
С тем мы и выкатились из замка. Я правила - хотя и делала это впервые. Но ничего, справлялась. Оливия сидела по направлению движения и громко комментировала все, что видит. Комментарии не были лишены некоторой язвительности, но тем не менее я понимала, что Оливия радуется этой поездке, как малое дитя. Я и сама радовалась. Перед нами расстилались бесконечные поля пшеницы и ржи, а впереди нас ждала роща из древних дубов, огромных, раскидистых, ровесников замка и рода Монтессори. Туда мы и направились.
Птицы, певшие в кронах старых дубов, наверное, с интересом глядели на двух девиц, расположившихся внизу. Я постелила плотное одеяло из овечьей шерсти и принялась опустошать корзинку, сервируя наш полдник на траве. Оливия же скакала кругом и давала указания, как будто я сама не могла справиться и не знала, как режут колбасу и очищают сваренные вкрутую яйца.
- Ты так долго возишься, - ворчала Оливия, - что можно поседеть и помереть с голоду, покуда ты накроешь на стол. Дай я почищу яблоки! Впрочем, с кожурой они вкуснее. Дай яблочко!
Чисто механически я кинула яблоко в ее сторону - не люблю, когда меня торопят. Оливия - слава Исцелителю - его ловко поймала и принялась есть.
- В следующий раз, - прочавкала она, вечно у нее привычка говорить с набитым ртом, - в следующий раз я возьму свой альбом и карандаши. Вдохновение прет, хочу сделать несколько пейзажей.
- Отлично. Все веселей, чем сидеть в библиотеке и читать какую-нибудь очередную поэзию!
Наконец мы расположились, привалившись спинами к мощному дубовому стволу. Кора была теплой и изумительно пахла. А если посмотреть сверху вниз на крону, то можно любоваться солнечными бликами сквозь гущу листвы…
- Красиво, - сказала я.
- А то, - согласилась Оливия, принимаясь за колбасу. На свежем воздухе у нее разыгрался аппетит.
- Между прочим, - сказала я. - Есть колбасу с хлебом гораздо вкуснее.
- А, - отмахнулась Оливия. - Я хлеб не ем, а то еще располнею, как ты, костыли не выдержат.
- Я не толстая! Я просто в теле, - немедленно возмутилась я. - Какая же ты язва! Мерзкая, худющая, корявая язва!
- Я герцогиня, язвой мне положено быть, иначе тебе станет скучно. Будешь финики? Обожаю финики.
- С колбасой?!
- Самое то. И никаких лишних фунтов. Ха-ха! А что там у нас по части выпивки?
- Э-э, ревеневый компот. И вода.
- Ну коне-е-ечно! Разве Сюзанна допустит, чтобы пили вино или медовуху?! Мы же еще несовершеннолетние, типа, смех один.
Оливия отхлебнула компота, поморщилась и заела его колбасой с финиками. Чтобы не отставать от своей прожорливой госпожи, я налегла на сыр и маринованные пикули. А что, вкуснее ничего в жизни не ела! Свежий воздух, аромат трав и цветов, сонная тишина кругом…
В этой тишине кто-то насвистывал незатейливый, но очень приятный мотивчик.
Я вопросительно поглядела на Оливию. Она успела сжевать целое кольцо копченой колбасы и сейчас посвистывала, мечтательно глядя в небеса.
- Красивая мелодия, - сказала я. - Откуда она?
Оливия оборвала свист и посмотрела на меня с крайним подозрением - мол, не издеваюсь ли я в отместку за ее шуточки насчет моей фигуры.
- Правда, красивая, - подтвердила я. - Кто ее написал?
Какое-то непривычное смущение тенью прошло по лицу моей герцогини.
- Ты? - ахнула я. - Ну, офигеть можно, как ты выражаешься! То есть я восхищаюсь вашим талан…
- Да ну тебя к дрынам, - смущенно пробурчала Оливия. - Талант, скажешь тоже. Мой папочка считает, что у калеки не может быть таланта даже подтирать себе задницу.
- Оливия, это песня?
- Ну да.
- Кончай нукать. Спой.
- Ага, а ты потом раззвонишь по всему замку. И все папашины нахлебники будут надо мной хохотать.
- Я не раззвоню. Я, конечно, подлое существо, но не до такой степени. Пой.
Оливия шмыгнула носом:
- Ладно. Это, в общем, под настроение. Можно под лютню петь или арфу.
Река лунного света, что без конца и края,
Однажды я поплыву по тебе.
И в сердце моем будет вечная радость,
И я сама стану лунным светом…
Две бродяжки, мы отправились посмотреть этот мир,
Ведь в мире так много нужно увидеть!
Мы доберемся до конца радуги,
И там увидим наше счастье,
Мой настоящий друг, река и я…
Я молчала до тех пор, пока не поняла, что молчание становится неприличным.
- Оливия, это очень красиво, честно! Я никогда не думала, что можно написать стихи без размера и рифмы, но вот - ты же написала…
- Такие стихи пишут галлыды, - отмахнулась Оливия. - Они называются верлибр - свободный стих. Папаша мой считает верлибр низким стилем, а я вот, видишь, взяла и написала.
- Вот и прекрасно! - вдохновилась я. - А еще у тебя верлибры есть?
- Ну, допустим. Но тебе читать не буду, даже и не проси! И не надейся! Это сейчас меня от солнца разморило, а в замке я тебе страшно отомщу за такую откровенность.
- Согласна, - кивнула я. - И если уж мне все равно отдуваться, скажи, кого ты подразумеваешь под настоящим другом?
- Не тебя, даже не надейся!
- Но ведь и не Юлиана? А может, это пшепрашамский кнежич Мильчик Кошакович, что еженедельно шлет тебе нежные письма, надеясь на брак и герцогское наследство?
- Ой, меня сейчас вырвет! Хоть кнежича не поминай! Фу-у! Люция, считай, что это мое поэтическое воображение. А может, это я сама себе лучший Друг…
- Нет, сама себе ты лучший враг.
- Тебе я тоже враг, не забывай. Подлый и жутко коварный. Когда я окажусь в непосредственной близости от моего костыля, твоя спина станет подтверждением этих слов.
- О да, избейте меня, жестокая герцогиня!
Хохоча сами не зная отчего, мы повалились на траву.
Святая Мензурка, как же хорошо было кругом! Какие нега и благодать разливались в воздухе! Какие ароматы струились от цветов и марлезонского сыра! Обожаю марлезонский сыр!
- Послушай, - вдруг толкнула меня в плечо Оливия. - Что это?
- А? - удивилась я.
- Слушай внимательно, балда! - Оливия уже настроилась на очень серьезный лад. - Вот опять, слышишь?!
- Подожди… Да, что-то странное.
У меня вдруг пропало все мое бесшабашное настроение. Этот звук… Он был не похож ни на какие другие. Я даже не могла его сопоставить со всеми звуками, которые слышала. Но больше всего…
Больше всего этот звук напоминал скрежет, с которым открывается старая, заржавевшая дверь.
- Дверь? - удивилась я.
- То-то же, - Оливия выглядела испуганно. - Если это дверь, то где она? Что она открывает? И, судя по звуку, это не просто дверь, а здоровенная дверь! Только не вздумай зассать и кинуться в замок под крыло к моему папаше! Мы должны выяснить, что произвело такой странный звук!
- А здесь точно нет больше никаких замков, поместий, крепостей?
- Насколько мне известно, нет. А-ах! Ты думаешь, что этот звук издают враги отца, решившие осадить наш замок?!
- Вряд ли приличные враги станут издавать столь неприятный звук. Это прямо беспредел какой-то!
- Предел… Люция, насколько мне известно, границы владений герцогства Монтессори с запада оканчиваются рекой Фортунатой…
- Река удачливых… - перевела со старолитанийского я.
- Да, погоди. Звук шел с запада. А вдруг…
- Что?
- Это враги, пришедшие по воде. Может быть, это вражеские корабли. Фортуната - речка большая.
- Против твоего отца может выдвинуться флот? Внутренний литанийский флот?
- Почему только литанийский? Фортуната выходит в море Спокойствия. А там берега Пшепрашама и Славной Затумании!
- И эти замечательные государства враждуют против поэта Альбино Монтессори?!
- Почему обязательно государства? В Пшепрашаме каждый приличный кнежич имеет флот и армию, у них междоусобная война! Там даже медведей забривают в регулярные войска, я читала! И Славная Затуманил собачится с кем только ни попадя… Так. Сворачиваемся и едем.
- Куда? В замок?
- Туда позже. Сначала к реке.
- Ты рехнулась, Оливия? А если там уже высадился враг?! Вот им будет радость - захватить в плен дочку герцога и стребовать за нее выкуп! Не дури. Садись в двуколку и скачи домой что есть силы. А я побегу к реке.
Оливия зло сверкнула глазами. Она понимала, что я права, но не хотела сдаваться сразу.
- Побежит она к реке… Тут приличное расстояние.
- Ничего, я быстро бегаю. Держать все время на запад?
- Да.
- Тогда вперед. Нечего рассусоливать.
Я чуть ли не силком усадила Оливию в повозку, проверила, хорошо ли затянуты подпруги, крепки ли колеса и хлопнула в ладоши:
- Давай, герцогиня!
- Ты чертовка, Люция! - рыкнула экселенса Монтессори.
- Сама такая. Я не двинусь с места, пока ты не уедешь.
Оливия еще раз рыкнула, хлестнула лошадей, и те рванулись с места, не ожидая такой развязки мирного дня.
- О Исцелитель, пусть она не вывалится, - с тоской прошептала я. - Дурища лысая.
Когда повозка скрылась из виду, я развернулась на запад и побежала. Главное - соблюдать точное направление, а с этим у меня все в порядке. Где-то через полчаса быстрого бега (я не могла остановиться, ноги словно несли меня сами) я почувствовала запах воды, водорослей и цветущих камышей. Фортуната была близко.