Дорден с благоговейным ужасом наблюдал за слаженной работой Призраков. Это была ошеломляющая демонстрация отточенности действий, которой славился Танитский Первый-и-Единственный.
Зажатые сразу с трех сторон, враги паниковали и гибли один за другим. Стоявший здесь грузовик завелся и, буксуя тяжелыми колесами, начал выбираться с площадки. Домор и Раффлан перекрыли ему путь, выстрелами из лазганов изрешетив кабину. Гаронд обстрелял грузовик сбоку.
Дыры с рваными краями украсили корпус. Ветровое стекло разлетелось вдребезги. Грузовик пьяно вильнул, сшиб штабель ящиков, ожидавших погрузки, и с тошнотворным хрустом проехался по скорченные трупам двух инфарди.
В самый последний момент Раффлан и Домор отскочили в стороны. Грузовик на полном ходу вылетел на боковую улочку и врезался в стену противоположного здания, обломки которого погребли его под собой.
Раффлан и Домор вернулись на площадку, присоединившись к Гаронду, а затем к Колеа и Дордену. Солдаты передвигались плотной группой, простреливая места, где дым блокировал видимость.
Дорден почувствовал, как бешено бьется сердце. Он ощущал себя уязвимым, но исполненным ликования. Быть частью всего этого… Смерть была несчастьем, а война - жестокой работой, но было и что-то иное. Удовольствие оказалось столь острым и так тесно сплетенным с ужасами, к которым он питал искреннее отвращение… Медик почувствовал себя виноватым за испытанные эмоции. В такие моменты он понимал, почему человечество ведет войны и почему превыше всех прочих своих представителей оно прославляет воинов. В такое время Дорден даже мог понять самого Гаунта. Видеть, как хорошо тренированные люди, такие, как отряд Колеа, побеждают превосходящие вражеские силы, причем так искусно и смело…
- Проверь второй грузовик! - рявкнул Колеа, и Раффлан свернул, выполняя приказ.
Домор прошел вперед, чтобы проверить узкий проход.
- Огнемет! - крикнул он, отпрыгивая назад, и в это мгновение из проулка с ревом вырвалась струя пламени.
Колеа толкнул Дордена в укрытие и нажал на бусину вокса.
- Халлер!
- Внутри, сэр! Мы подходим к вам с востока. Небольшое сопротивление.
С погрузочной площадки они слышали лазерную перестрелку.
- Не торопитесь: у нас тут огнеметчик.
- Понял.
- Я достану его, без проблем, - протрещал в передатчике голос Куу.
- Давай, - велел Колеа.
Гвардеец Куу продвинулся к краю крыши, повис на карнизе и рывком влетел в окно через разбитые ставни. Теперь он видел инфарди с огнеметом, направленным в кабинет. Кроме него здесь были еще два стрелка. Куу почувствовал едкую вонь прометия.
С тридцати метров он пробил череп огнеметчика и, не медля, снял оставшихся двоих, замерших от неожиданности.
- Чисто, - доложил он радостно и сделал шаг вперед.
- Кто там? - донесся из кабинета хриплый голос.
- Это вы, полковник?
- А ты кто? Лилло?
- Неа, это Куу.
- Все чисто?
- Чище не бывает.
Корбек осторожно высунулся из двери, не опуская лазган, и огляделся по сторонам.
- Фес, ну и видок у тебя, танитец, - улыбнулся Куу и включил вокс. - Я нашел полковника Корбека. Где я могу получить приз?
- Это поможет, пока мы не доберемся до следующего медицинского поста, - сказал Дорден, обматывая бинтами торс Корбека. - Можешь забыть о войне, полковник. Придется добрую пару недель полежать в постели.
Измотанный болью, Кольм лишь кивнул. Они сидели на ящиках посреди погрузочной площадки, пока другие Призраки перегруппировывались. Куу и Вельн проверяли тела.
- Нашли Греха? - спросил Корбек.
Колеа покачал головой.
- Мы насчитали двадцать два трупа. Но никаких следов Греха, по крайней мере, никого, кто бы подходил под ваше описание.
Все громче становился рокот танков.
- Гаунт свихнулся, посылая пехоту перед танками? - спросил Корбек.
Колеа не ответил. Раффлан смущенно отвел глаза.
- Сержант?
- Это неофициально, - ответил Дорден за Колеа. - Мы искали тебя.
Корбек покачал головой.
- Вы ослушались приказа?
- Пардусские танки превращают Старый Город в пыль. Атака на Цитадель началась. Комиссар приказал пехоте отступить.
- Но вы пришли, разыскивая меня? Фес, это была твоя идея, Колеа?
- Это был консенсус, - ответил Дорден.
- Док, я думал, хоть у тебя мозгов больше! - прорычал Корбек. - Помоги мне встать.
Дорден поддерживал Корбека, пока тот хромал к воротам площадки.
Полковник долго смотрел с холма на надвигавшееся на них инферно.
- Если останемся здесь, мы покойники, - хмуро промолвил он.
- Это точно, - отозвался Маквеннер. - Предлагаю воспользоваться этим грузовиком. Поедем дальше за холм, прочь отсюда.
- Это территория инфарди! - воскликнул Гаронд.
- Да, но в этом случае я оцениваю наши шансы выше. Кроме того, подозреваю, что прямо сейчас враг отступает.
- В чем дело, полковник? - спросил Дорден, увидев выражение лица Корбека.
- Патер Грех, - ответил он. - Не могу этого понять. Мы думали, что он наверху, в Цитадели. Что ему понадобилось здесь, в Старом Городе?
- Может, вел своих людей? Самолично, как Гаунт?
Корбек покачал головой.
- Нет, тут что-то другое. Он едва не проболтался мне.
Халлер забрался в кабину грузовика и завел двигатель.
В кузове Харджеон открыл один из ящиков.
- Эй, а это что такое? - воскликнул он.
Ящик был забит иконами и священными статуэтками, молитвенными текстами и реликвиями. Солдаты открыли другие ящики. Все они оказались заполнены теми же артефактами.
- Откуда все это? - спросил Раффлан.
Колеа пожал плечами.
- Из усыпальниц Цитадели. Должно быть, ограбили все, что было можно, - сказал Корбек, заглянув в один из открытых ящиков.
- Но зачем? Зачем тащить все это? Почему просто не уничтожить? Эти артефакты для инфарди не священны, ведь так?
- Давай выясним это позже.
Призраки забрались в грузовик. Халлер сел за руль, Вельн рядом с ним занялся пулеметом.
Они вырулили с погрузочной площадки на заднюю улочку, обогнули разбитый грузовик и погнали вверх по холму.
Как раз после шести часов по местному времени всесокрушающая бригада Бревианских Сотен под руководством майора Цабо очистила Священный Путь и вошла в Цитадель. Сопротивления они не встретили. Штурмовая атака танков Пардуса сломила оборону инфарди в Доктринополе. Шестнадцать квадратных километров Старого Города, опоясывавшие священную возвышенность, были растерты в пыль и догорали в пожарах. Разведчики докладывали, что небольшие отряды инфарди все еще могли бежать на север из города, в дождевые леса внутренних районов.
Это была победа, как понял Гаунт, едва первые доклады Цабо начали поступать ему по воксу. Они взяли Доктринополь и вышвырнули врага прочь. Очаги сопротивления еще оставались - на улицах западных пригородов кипели бои - и понадобятся месяцы, чтобы отловить всех инфарди, которые сбежали за пределы города. Но это была победа. Лорд-генерал Льюго будет доволен. Или, по крайней мере, удовлетворен. Люди Цабо скоро поднимут имперский штандарт над Цитаделью, и под эгидой аквилы это место вновь будет принадлежать Империуму. Хагия возвращена. Мир освобожден.
Гаунт спустился с командного транспорта и побрел по улице. Он чувствовал себя странно. На этом театре военных действий было весьма мало славы. Конечно, его люди действовали прекрасно, и он был счастлив видеть, как уверенно и эффективно сражались танитцы рядом с новичками-вергхастцами. Но война шла совсем не так, как предпочел бы сам Гаунт. Ему, возможно, понадобилось бы больше времени и больше усилий, но Ибрам сожалел, что Льюго не позволил ему очистить Старый Город. Пардусцы были образцовыми солдатами, и они раскололи этот орешек. Но город уничтожен. И уничтожен напрасно.
Комиссар постоял в одиночестве посреди молитвенного двора, глядя, как ветер играет флагами. Двор был засыпан осколками цветного стекла из витражей ближайшей усыпальницы.
Это был мир святой Саббат. Из уважения к ней его можно было взять не разрушая, чтобы уничтожить врага.
Темнеющее вечернее небо было грязным от пепла и дыма. Спасибо Льюго и его жажде победы: они разорили третий среди самых священных городов Империума. Комиссар-полковник прекрасно понимал, что будет сожалеть об этом всю свою жизнь. Если бы Льюго предоставил ему действовать, он освободил бы Доктринополь и оставил его в целости и сохранности.
Макарот узнает об этом.
Гаунт ступил в холодное безмолвие разрушенного храма и снял фуражку прежде, чем дошел до нефа здания. Осколки стекла хрустели под ногами при каждом шаге. Дойдя до алтаря, он опустился на колено.
- Мученик Саббат!
Гаунт вскочил и огляделся. Шепот донесся справа, и раздавался словно прямо в ухе. Но рядом никого не было. Это все его воображение…
Ибрам вновь опустился на колено. Он хотел помириться со святой в этом священном месте, подумать, можно ли как-то искупить вину за то, каким способом он выдворил врагов из Цитадели. И еще вспомнить Корбека - потерю, которая была для Гаунта действительно ощутимой.
Но он молчал. Слова имперского катехизиса не слетали с губ. Он попытался расслабиться, и его разум обратился к словам "Милости Трона", которые Гаунт выучил еще ребенком в Схоле Прогениум на Игнации Кардинала.
Но даже эта простая молитва не выговаривалась.
Гаунт прочистил горло. Ветер плакал в выбитых окнах. Комиссар склонил голову и…
- Мученик Саббат!
Опять это шипение, справа. Гаунт подпрыгнул, схватившись за болтган и выставив его вперед.
- Кто здесь? Выходи! Покажись!
Никого. Гаунт водил стволом из стороны в сторону.
Наконец он медленно вложил тяжелое оружие обратно в кожаную кобуру, повернулся к алтарю и снова преклонил колени.
Глубоко вдохнув, он попытался еще раз начать молитву.
- Сэр! Комиссар, сэр! - Вокс-связист Белтайн, запыхавшись, вбежал в храм, его вокс-фурнитура свисала с плеча и болталась в такт шагам. - Сэр!
- В чем дело, Белтайн?
- Вы должны это услышать, сэр! Что-то странное!
Странное. Любимое слово Белтайна, сразу расставляющее все по местам. "Вторгшиеся орки всех зарезали, сэр! Это что-то странное!"; "Все очень странно с тех самых пор, как появились генокрады, сэр!"
- Что такое?
Белтайн рывком протянул командиру наушник.
- Слушайте!
Бревианцы майора Цабо вошли в Цитадель, держа оружие наготове. Возвышавшиеся храмы были безмолвны и пусты. Розоватый камень поблескивал в свете заходящего солнца.
Когда они ушли с солнечного света и углубились в тени храмовых колонн, Цабо почувствовал такой холод, какого не помнил с зимних войн на Аэксе-XI.
Люди свободно и уверенно разговаривали, подходя к холму Цитадели. Но теперь все разговоры смолкли, словно их поглотило молчание этих древних могил и пустых храмов.
Здесь ничего не было, понял Цабо. Ни жрецов, ни инфарди, ни тел, ни единого следа разрушений.
Несколькими жестами он разделил бойцов на отряды. В броне и горчичного цвета униформе солдаты стали продвигаться по параллельным улицам. Цабо выбрал вокс-канал.
- Бревиа-один. Сопротивления в Цитадели нет. Здесь чертовски тихо!
Он оглянулся по сторонам и отправил вперед сержанта Вулле с двадцатью солдатами, в величественную Капеллу Отмщенного Сердца. Сам Цабо двинулся к зданию поменьше, помещению капитула, где раньше жил хор Экклезиархии.
За портиком он заметил ряд пустых альковов.
Вулле доложил из Капеллы, что все священные предметы: иконы, тексты, статуи - все вынесено из знаменитого здания. Другие команды доложили о том же самом. Алтари были пусты, альковы чисты, реликварии разграблены.
Цабо это не понравилось. Его люди были раздражены. Они ожидали, по меньшей мере, сражения. Это место должно было быть берлогой Патера Греха, его последним прибежищем.
Бревианцы рассеялись среди просторных колоннад и проходов храма. Ничто не нарушало тишину, кроме шелеста высокогорного ветра.
С отрядом из восьми человек Цабо вошел в главную усыпальницу, храм Паломничества Саббат, величественное сооружение из розового камня и громадных колонн, возносившееся на триста метров ввысь в самом сердце Цитадели. Алтарь здесь тоже был пуст. Колоссальное сооружение размером с танк, украшенное золотом, было лишено и канделябров, и курильниц, и аквил.
В воздухе чувствовался странный запах - едкая вонь, похожая на раскаленное густое масло, на котором жарили соленую рыбу.
У Цабо внезапно повлажнели губы. Он облизал их и почувствовал на языке медный привкус.
- Сэр, ваш нос… - выдавил солдат.
Цабо поднес руку к лицу и понял, что из носа течет кровь. Оглядевшись, он увидел, что у всех его людей сочится кровь из носа, глаз, ушей. Кто-то застонал. Солдат Эмис внезапно рухнул на пол без движения.
- Великий Бог-Император! - вскрикнул Цабо. Еще один из солдат рухнул; из ушей его текла кровь. - Вокс-офицер! - Цабо потянулся к аппарату, запах становился все сильнее. В тысячу раз сильнее.
Казалось, время замедлилось. Он смотрел на собственные протянутые вперед руки. Как медленно! Время и сам воздух вокруг, казалось, стали тяжелыми и тягучими, как патока. Он видел своих людей, которые замерли, словно насекомые в янтаре. Кто-то медленно падал, вытянув руки. Другие бились в вялых конвульсиях, третьи уже стояли на коленях. Идеально круглые, блестящие капли крови бусинами повисли в воздухе.
Кто-то сделал все это. Кто-то был готов. Враг очистил храм от святых оберегающих реликвий. И оставил в этом месте что-то иное.
Что-то смертоносное.
- Ловушка! Это ловушка! - закричал Цабо в вокс. Его рот был полон крови. - Мы запустили что-то, придя сюда! Мы…
Цабо стал задыхаться. Он выпустил микрофон вокса и рухнул на залитый кровью полированный пол храма Паломничества Саббат.
- О, Император… - пробормотал Цабо.
В крови копошились личинки.
Время умерло. На Доктринополь обрушилась ночь. Словно лепестки прозрачной переливающейся орхидеи в километр шириной, раскрылась вспышка голубого цвета. Взорвалась Цитадель.
Глава пятая
ПРИМАНКА
С этого высокого камня, с этой скалы пусть же изливается свет веры, так, чтобы сам Император мог увидеть его со своего Золотого Трона.
Посвящение на высоком алтаре храма Паломничества Саббат.
Цитадель полыхала много дней. Она горела без пламени, ну, или, по крайней мере, без того пламени, которое известно человечеству. Туманно-голубые и морозно-зеленые языки добела раскаленной энергии вытянулись на километры в небо, колыхаясь, словно призрачная аура прикованной к плато звезды. Они колыхались беспомощно, словно на ветру. Их слепящий свет отбрасывал длинные тени днем и освещал ночь. В основании голубые и зеленые тона уступали место ослепительно белому, сверкающему инферно, облизывающему храмы и строения Цитадели, и жар этот ощущался даже в полукилометре от склонов холма.
Подойти ближе не мог никто. Пять разведотрядов, которые решились подобраться к холму, вернулись с тошнотой, внезапным кровотечением или приступами совершенно безумного страха. Наблюдения, сделанные с безопасного расстояния при помощи приборов, выявили, что каменные глыбы плато плавятся и деформируются. Камень кипел и изгибался. Один из наблюдателей сошел с ума и принялся нести околесицу о том, что видел искаженные криками лица в этом кипящем камне.
В конце первого дня делегация из местных аятани и экклезиархов из Имперской Гвардии соорудила временные святилища вокруг склонов Цитадели и начала молитвенное бдение.
Унылое чувство поражения нависло над Доктринополем. Это беспрецедентная катастрофа, это было хуже, чем захват инфарди святого города. Осквернение - самый темный знак из всех, что могли случиться.
Гаунт был отозван. Его настроение было мрачнее некуда, и немногие осмеливались его беспокоить, даже самые доверенные Призраки. Он скрылся в оборудованных для него комнатах в Университете, размышляя и изучая отчеты. Сон к нему не шел.
Даже новость о том, что Корбек жив, не надолго взбодрила его дух. Многие думали, что пребывая в столь ужасном настроении Гаунт подвергнет отряд Колеа суровому наказанию за неподчинение, и тот факт, что они спасли полковника, не поможет.
Аятани провели службу благодарения - за те святые реликвии, которые отряд Колеа вернул в захваченном грузовике. Но это было слабое утешение в сравнении с уничтожением Цитадели. Все предметы были вновь освящены и помещены в базилику Махария Хагийского на краю Старого Города.
Выжившие бревианцы, две бригады, которые не успели войти в Цитадель вместе с Цабо, были подвергнуты ритуалу покаянию и скорби. На второй день провели массовую погребальную службу, в течение которой все павшие были перечислены поименно. Гаунт присутствовал на ней при полном параде, но ни с кем не говорил. Орудия Пардусского полка прогремели почетным салютом.
Утром четвертого дня Брин Майло пересек площадь Абсолютного Спокойствия и поспешно взбежал по ступеням южных ворот Университета. Его мучили нехорошие предчувствия. Караулы танитцев у ворот позволили ему пройти, и он зашагал по заполненным эхом залам и насквозь продуваемым комнатам, где молча трудились эшоли, спасая все, что возможно, из книг, бумаг и манускриптов.
Брин увидел Саниан, которая старательно выбирала обрывки листов из кучи стеклянных осколков разбитого окна. Но девушка не подала виду, что узнала его. Позднее он даже засомневался, что это действительно была она. В белых мантиях, с выбритыми головами, девушки-эшоли были пугающе похожи друг на друга.
Он пересек клуатр, преодолел несколько каменных ступеней под настороженными взглядами глав Университета, изображенных на старинных фресках, и пересек площадку перед двустворчатыми деревянными дверьми.
Майло глубоко вдохнул, перебросил складки камуфляжного плаща через плечо и постучал.
Дверь открылась, и Каффран впустил его.
- Привет, Кафф.
- Брин.
- Как он?
- Фес меня раздери, если я знаю.
Майло огляделся. Каффран впустил его в маленькую пристройку. Пара потертых кушеток была поставлена у окна, чтобы на них могла спать охрана. На столе неподалеку сгрудились грязные подносы, несколько пайковых плиток, бутылок с водой и местным вином. Сержант Сорик, напарник Каффрана, сидел неподалеку, играя в "дьяволов и дам" колодой потрепанных карт. В качестве стола он приспособил перевернутый ящик из-под снарядов.
Он вперил в Майло единственный глаз и ухмыльнулся кривой улыбкой.
- Он не двигается, - сказал он.