Кроме того, не будучи вынужденной поминутно оглядываться через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, который последовал после предложения связать узами Аша’манов. Кому из Красных можно поручить подобное задание? Испокон веков Красная Айя охотилась на мужчин, способных направлять, из-за чего сестры испытывали недоверие и к остальным мужчинам, а по большей части просто их ненавидели. Пока братья или отцы оставались в живых еще как-то можно было избежать ненависти. Или горячо любимый двоюродный брат или племянник. Но когда они покидали этот мир, вместе с ним исчезала и любовь. И доверие. Так вот как раз к вопросу о доверии. Связать с собой узами мужчину – значит нарушить древний обычай, который ни в коей мере не уступает закону. Даже после благословений Тсутамы, кто побежит к Элайде, когда открыт вопрос о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей покоев Элайды, расположенных всего на два этажа ниже вершины Башни, Тарна вычеркнула еще три имени из своего мысленного списка. К концу второй недели список тех, кому можно доверять, состоял из одного имени, однако эта кандидатура совсем не подходила для исполнения задуманного.
Элайда сидела у себя в гостиной, где вся мебель была позолочена и отделана костью. Ковер, лежащий на полу, представлял собой одно из чудеснейших творений Тира. Амирлин сидела в кресле с низкой спинкой подле мраморного камина и пила вино вместе с Мейдани. В том, что в столь ранний час Серая уже была здесь, нет ничего удивительного. Элайда часто ужинала с Мейдани по вечерам, и Серая порой приходила к ней днем по приглашению. Элайда, накинув на плечи широкий шестиполосный палантин, пристально разглядывала свою собеседницу поверх тонкого хрустального бокала. Словно черноглазый ястреб смотрит на мышь с огромными голубыми глазами. Мейдани в изумрудных серьгах и широком колье, стягивающем стройную шею, явно чувствовала на себе этот взгляд. Ее полные губы улыбались, но при этом как будто подрагивали. Та рука, что не была занята бокалом, постоянно двигалась, – то прикасалась к изумрудному гребню над ухом, то приглаживала волосы, то прикрывала грудь, которую выставлял напоказ узкий корсет из серого шелка. Не то, чтобы у нее была очень внушительная грудь, однако на фоне стройного тела она казалась таковой, и сейчас создавалось ощущение, что она вот-вот выпрыгнет из платья. Можно подумать, Мейдани собралась на бал. Или вознамерилась соблазнить кого-нибудь.
– Утренние отчеты готовы, Мать, – объявила Тарна, слегка поклонившись. Свет! Такое чувство, будто она ворвалась к любовникам!
– Не возражаешь, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани? – даже улыбка, которой Элайда одарила светловолосую женщину, казалась хищной.
– Вовсе нет, Мать, – Мейдани поставила бокал на столик возле своего кресла и, вскочив на ноги, присела в реверансе, едва не выпав из корсажа. – Вовсе нет.
Тяжело дыша и широко распахнув глаза, Серая выбежала из комнаты.
Когда за ней захлопнулась дверь, Элайда рассмеялась:
– Когда были послушницами, мы с ней делили постель, – сказала она, поднимаясь на ноги, – и, как мне кажется, она не прочь возобновить наши отношения. Я могу ей разрешить. Быть может, лежа на подушке, она поведает мне больше, чем теперь. Сказать по правде, до сих пор она молчала. – Амерлин подошла к ближайшему окну и замерла, глядя туда, где должен вырасти ее фантастический дворец, который будет выше самой Башни. Когда-нибудь. Если сестры согласятся снова заняться им. Припустивший еще ночью дождь продолжал идти, так что вряд ли сейчас можно было разглядеть фундамент этого дворца. Пока удалось возвести только его. – Налей себе вина, если хочешь.
Тарне едва удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Делить одну постель – обычное дело для послушниц и Принятых, но все эти девичьи шалости, как и юность, должны остаться в прошлом. Однако такого правила придерживались далеко не все сестры. Галина сильно удивилась, когда Тарна отвергла ее после получения шали. Сама Хранительница находила, что мужчины куда привлекательнее женщин. Правда, большинство из них побаивались Айз Седай и приходили в ужас, узнав, что ты из Красной Айя, но на своем веку ей довелось встретить тех, кого это не остановило.
– Это как-то странно, Мать, – заметила она, кладя кожаную папку на край стола, на котором стоял золотой поднос с хрустальным кувшином и бокалами. – Судя по всему, она вас боится. – Наполнив бокал, Тарна понюхала вино. Сохранение, похоже, держится. Пока. Элайда наконец-то согласилась, что, по крайней мере, это плетение должно быть известно всем. – Она как будто бы догадывается, что вы знаете о том, что она шпионка.
– Конечно, она меня боится, – голос Элайды был полон сарказма. Но тут он зазвучал твердо. – Я хочу, чтобы она боялась. Я собираюсь устроить ей веселенькую жизнь. К тому времени, как я отправлю ее под розгу, она по одному моему слову самостоятельно привяжет себя к раме для порки. Если бы она догадывалась, что я знаю, Тарна, она бы давно сбежала, а не предлагала бы мне себя. – Продолжая созерцать дождь за окном, Элайда сделала глоток вина. – У тебя есть новости об остальных?
– Нет, Мать. Если бы я могла объяснить Восседающим, почему нужно следить за ними…
– Нет! – отрезала Элайда, резко разворачиваясь к ней. Ее платье было сплошь покрыто замысловатой вышивкой красного цвета, что под ней почти не было видно серого шелка. Тарна как то раз высказалась, что если Амерлин не станет так явно демонстрировать, к какой Айя она принадлежала раньше, – Хранительница, кончено же, постаралась сформулировать все это исключительно дипломатично, – то, возможно, было бы проще достичь согласия между Айя. Однако с стороны Элайды это встретило такое негодование, что с тех пор Тарна зареклась об этом говорить.
– А что если кто-нибудь из Восседающих с ними заодно? Они на все способны. Несмотря на мои распоряжения, они продолжают вести эти смехотворные переговоры на мосту. Нет, они определенно способны на такое!
Тарна склонилась над бокалом, смиряясь с тем, что не в силах изменить. Элайда не желала понимать, что раз Айя отказываются повиноваться ее приказу прекратить переговоры, то вряд ли они станут следить за сестрами из своей же Айя, не имея ни малейшего понятия, с какой целью им приказывают это делать. Если она произнесет это вслух, последует лишь очередная вспышка гнева.
Элайда уставилась на нее, словно желая удостовериться, что Хранительница не станет с ней спорить. Она выглядела упрямой, как никогда. И от этого гораздо более хрупкой.
– Очень жаль, что восстание в Тарабоне захлебнулось, – проговорила она, наконец. – Сомневаюсь, что с этим можно что-нибудь поделать. – Она упоминала об этом, причем зачастую невпопад, с тех самых пор как пришли вести о том, что Шончан снова удерживают эту страну под своей пятой. Однако Элайда едва ли собиралась сдаваться, несмотря на то, что изо всех сил старалась это показать. – Я хочу услышать хорошие новости, Тарна. Что слышно о печатях от темницы Темного? Мы должны быть уверены, что больше ни одна не сломана.
Как будто Тарна сама этого не знает!
– Насколько утверждают Айя, нет. Не думаю, что они стали бы утаивать это от нас. – И уже произнеся последние слова, ей жутко захотелось вернуть их обратно.
Элайда фыркнула. Айя по капле выдавали те сведения, что доносили им их глаза-и-уши, и Амерлин это очень раздражало. Ее собственные глаза-и-уши большей частью пребывали в Андорре.
– Как продвигаются работы в гавани?
– Медленно, Мать. – Поскольку торговля прекратилась, в городе уже ощущается голод. И вскоре он разразится в полную мощь, если только не удастся расчистить гавани. Даже удаление из Южной Гавани той части цепи, что была железной, не позволило впустить достаточно судов для обеспечения Тар Валона провиантом. Тарна с трудом убедила Элайду в необходимости разобрать башни гавани, получить возможность убрать огромные глыбы квендийяра. Однако так же, как и городские стены, башни были созданы с помощью Силы, так что и разобрать их можно было тоже только посредством Единой Силы. Древние строители поработали на совесть, так что эти защитные плетения, держались, будто их только что наложили. – На данный момент большую часть работ выполняют Красные. Сестры из остальных Айя тоже время от времени появляются, но нечасто. Но, полагаю, в скором времени это изменится. – Они знали, что это необходимо выполнить, однако могли испытывать по этому поводу возмущение, – мало кому понравится такая работа; даже Красные, собственно, и занимавшиеся ею, постоянно ворчали, – но поскольку приказ исходил от Элайды, они не спешили торопиться.
Элайда судорожно задышала и сделала большой глоток. Сейчас это было ей действительно необходимо. Она так сильно сжала бокал, что на запястье проступили сухожилия. Амерлин шагнула по узорчатому ковру к Тарне, словно хотела наброситься на нее.
– Они снова меня ни во что не ставят! Снова! Я заставлю их повиноваться, Тарна. Заставлю! Напиши приказ, и как только я подпишусь под ним и поставлю печать, объяви о нем в каждой Айя. – Она вплотную подошла к Тарне, ее темные глаза сверкали, словно глаза ворона. – Те Восседающие, что не предоставят достаточного количества Сестер из своей Айя для разборки башен, будут ежедневно нести наказание у Сильвианы до тех пор, пока ситуация не выправится. Ежедневно! И Восседающие, которые направят своих Сестер на эти… переговоры, поплаятятся тем же. Напиши и принеси мне на подпись!
Тарна глубоко вздохнула. Наказание может сработать, а может и нет, все зависит оттого, насколько упрямыми окажутся Восседающие и главы Айя, – вряд ли они рискнут пойти так далеко и откажутся принять наказание. Это станет концом для Элайды и, что весьма вероятно, для Башни в целом. Однако обнародовать такой приказ и не дать Восседающим шанса решить все тайно и сохранить достоинство, – не самый лучший способ поправить положение. Честно гворя, это худший способ.
– Если позволите, я внесу некоторое предложение, – начала Тарна настолько деликатно, насколько умела. Она никогда не славилась деликатностью.
– Не позволю, – резко оборвала ее Элайда. Она одним глотком осушила бокал и отправилась наполнить его снова. В последнее время она слишком много пьет. Однажды Тарна даже видела ее не совсем трезвой! – Как Сильвиана справляется с этой девчонкой ал’Вир? – спросила она, налив себе вина.
– Эгвейн почти по полдня проводит у нее в кабинете, Мать, – Тарна приложила все усилия, чтобы голос звучал ровно. С тех самых пор, как девушку пленили девять дней назад, Элайда справляется о ней впервые.
– Так много? Я хочу, чтобы ее обуздали, а не сломили.
– Сомневаюсь, что она сломается, Мать. Сильвиана этого не допустит. – Как и сама девчонка. Но это Элайде знать уже не стоит. На Тарну уже достаточно кричали. Так что Хранительница научилась избегать тем, неизбежно заканчивающихся криком. Невысказанные советы и предложения так же бесполезны, как советы и предложения, к которым не прислушиваются. А Элайда крайне редко вообще к чему-либо прислушивалась. – Эгвейн упряма, но, как мне кажеься, это скоро пройдет.
Девушка просто обязана сдаться. Галина, трудясь над Тарной, едва ли истратила и десятую долю усилий, которые Сильвиана тратит на Эгвейн. Скоро девчонка прекратит упорствовать.
– Замечательно, – пробормотала Элайда. – Замечательно. – Она оглянулась, на ее лице застыла маска спокойствия. Однако глаза все еще блестели. – Занеси ее имя в реестр моих служанок. Кстати, пусть она приступит к своим обязанностям уже сегодня вечером. Она может обслуживать нас с Мейдани за ужином.
– Все будет сделано, как вы скажете, Мать.
Похоже, Эгвейн обеспечен очередной визит Наставнице Послушниц, но и без этого каприза Элайды девушка наверняка добилась бы этого похода каким-нибудь другим способом.
– Ну а теперь приступим к твоим отчетам, Тарна, – Элайда уселась и закинула ногу на ногу.
Поставив свой практически нетронутый бокал на поднос, Тарна взяла папку и села в кресло, оставленное Мейдани.
– Обновленные охранные плетения, по всей видимости, удерживают крыс за пределами Башни, Мать. – Вопрос в том, как долго это продлится. Тарна лично проверяла их каждый день. Однако на территории Башни были замечены вороны, что свидетельствует о том, что охранные плетения на стенах…
Полуденное солнце пятнами светило сквозь листву высоких деревьев, по большей части дубов и кожелистов, перемежающихся тополями и высокими соснами. Похоже, некогда здесь прошел ураган, потому что всюду лежали стволы деревьев, которые были повалены так удачно, что после некоторой расчистки образовывали замечательные скамейки. Низкий подлесок давал отличную видимость во всех направлениях, и невдалеке по покрытым мохом камням бежал ручей. Замечательное место для стоянки во всех отношениях, если бы Мэт не принял решение каждый день покрывать максимально возможное расстояние. В любом случае, место для отдыха и перекуса. Горы Дамона лежали в добрых трех сотнях миль к востоку, и он рассчитывал добраться до них за неделю. Ванин утверждал, что знает контрабандистскую тропу. Само собой разумеется, ему чисто случайно довелось подслушать разговор о ней, однако он точно знал, где ее искать, – по ней он обещал доставить их в Муранди за два дня. Это куда безопаснее, чем пытаться пробиться на север в Андор или на юг к Иллиану. В любую сторону путь к безопасному убежищу был бы длиннее, а шансы наткнуться на Шончан – выше.
Мэт обглодал остатки мяса с задней кроличьей лапы и бросил косточку под ноги. Лопин тотчас бросился за ней, от ужаса поглаживая бороду, и положил ее в яму, которую они с Неримом вырыли. Лесные животные все равно раскопают ее уже через полчаса после их отъезда. Мэт собрался было вытереть руки о штаны, но Туон, которая сидела напротив него по ту сторону костерка и аккуратно доедала ножку куропатки, одарила его строгим взором, выгнула брови и, шевельнув пальцами свободной руки в сторону Селусии, трудившейся над второй половиной куропатки. Пышногрудая женщина ничего не сказала, но громко фыркнула. Очень громко. Встретив пристальный взгляд Туон, он нарочно вытер руки о штаны. Кончено, можно было бы сходить к ручейку, где мыли руки Айз Седай, но с другой стороны, к моменту прибытия в Муранди вся их одежда едва ли будет сверкать первозданной чистотой. Кроме того, эта женщина вечно называет его Игрушкой, так что лучше воспользоваться случаем и показать, что никакая он не игрушка. Туон покачала головой и снова шевельнула пальцами. На этот раз Селусия засмеялась, и Мэт почувствовал, как краска хлынула к щекам. Он без особого труда мог представить, что же она такого сказала, и не испытывал ни малейшего желания это услышать.
Сеталль, сидевшая на другом конце его бревна, судя по всему, решила, что это все же необходимо донести до его ушей. Договор, заключенный им с бывшей Айз Седай, не изменил ее отношения ни на йоту.
– Возможно, она сказала, что все мужчины – свиньи, – проговорила женщина, не поднимая глаз от пялец, – или только ты свинья. – У ее темно-серого платья для верховой езды был высокий воротник, но она все равно надела узкое ожерелье с брачным кинжалом. – А быть может, что ты невоспитанный деревенщина с грязными ушами и соломой в волосах. Или же…
– Думаю, я понял ход ваших мыслей, – процедил он сквозь зубы. Туон хихикнула, но в следующую секунду ее лицо снова превратилось в неумолимую маску палача.
Мэт извлек из кармана отделанную серебром трубку и кисет из козлиной кожи и, набив чашку трубки табаком, снял крышку с коробки чиркалок. Каждый раз он зачарованно наблюдал, как в тот момент, когда проводишь красно-белой палочкой по шероховатой поверхности коробочки, в разные стороны разлетаются жгучие брызги и рождается пламя. Он подождал, пока прогорит вся сера, и только после этого раскурил трубку. Ему хватило одного раза, когда вместе с ароматным дымом он втянул в себя едкий серный запах. Мэт бросил догорающую палочку на землю и наступил на нее сапогом. Земля была еще влажной после вчерашнего дождя, но в лесу лучше с огнем не баловаться. В Двуречье лесные пожары прибегали тушить люди со всей округи. И даже в таком случае выгорали огромные лесные массивы.
– Не стоит так бездумно расходовать чиркалки, – сказала Алудра, оторвав взгляд от маленькой доски для игры в камни, установленной на соседнем пне. Том, поглаживая свои длинные белые усы, внимательно изучал сетку поля. Он редко проигрывал в камни, но с тех пор, как они покинули цирк, женщина сумела выиграть у него две партии. Две из дюжины или даже больше, но Том чрезвычайно пристально следил за каждым, кто выигрывал у него хотя бы одну. Она отбросила свои украшенные бусинками косички за спину:
– Чтобы сделать еще таких мне потребуется провести пару дней на одном месте. Мужчины всегда придумают, как бы прибавить женщине работы, верно?
Мэт выдохнул дым, и если не с наслаждением, то с определенной долей удовольствия. Женщины! На них приятно смотреть, и приятно быть с ними рядом. Пока они не начинают искать способы втереть тебе в шкуру соль. Шесть раз в одну сторону, шесть раз в другую. Так и есть.
Большая часть их отряда уже покончила с едой. Еще две едва тронутые куропатки и один кролик висели на вертеле над костром, – это предполагается завернуть в салфетку и взять с собой. Утренняя охота выдалась удачной, но кто знает, повезет ли им так же вечером, а сушеный хлеб и бобы едва ли можно называть достойным ужином. Те, кто завершил трапезу, теперь занимались своими делами, а Краснорукие проверяли стреноженных вьючных лошадей. Животных было около шестидесяти, так что их разделили на четыре группы. Приобрести такое количество лошадей в Мадерине – удовольствие не из дешевых. Однако Люка тотчас помчался в город, чтобы лично заняться скупкой, едва только прослышал о гибели купца. Ради того, чтобы избавится от Мэта, он был почти готов – почти, но не совсем, – отдать тех вьючных лошадей, что принадлежали цирку. В основном тяжеловозы были нагружены причиндалами и инструментами Алудры. В свою очередь, Люка заполучил себе в карман большую часть золота Мэта. На прощание Мэт вручил увесистый кошель Петра и Кларин, но это был чисто дружеский жест. Он хотел помочь им приобрести ту гостиницу, о которой они мечтали, чуть пораньше. Того, что осталось у него в седельных сумках вполне хватало на то, чтобы ни в чем себе не отказывать по прибытию в Муранди, и тем более что пополнить свой запас он мог в любой таверне, где играли в кости.
Лильвин, чью грудь стягивала перевязь, на которой висел изогнутый меч, и Домон, способный похвастаться коротким мечом и обшитой металлом дубинкой, тоже сидели на бревне и болтали с Джуилином и Аматерой. Лильвин – Мэту пришлось смириться с этим именем, потому как, похоже, это единственное имя, которое женщина переваривала, – приняла решение больше не избегать общества Туон и Селусии и не опускать глаза при встречи, однако было ясно, что это стоит ей огромных усилий. Джуилин подвернул манжеты своей куртки – верный признак того, что он считал окружающих друзьями, или, по крайней мере, людьми, которым можно доверять. Бывшая Панарх Тарабона продолжала цепляться за руку Ловца Воров, но уже смотрела в глаза Лильвин практически без дрожи. Наоборот, она часто пристально наблюдала за ней едва ли не с благоговением.