- Ваше превосходительство, даю слово чести офицера Русского императорского флота, что то, что я сейчас вам сообщу, было мною видено своими собственными глазами.
Многоопытный адмирал Нахимов нашелся, что ответить, хотя и не сразу:
- Вы настолько опасаетесь, лейтенант, что я вам не поверю?
- Так точно, ваше превосходительство, опасаюсь. Лейтенант князь Мешков, ваш черед.
- Ваше превосходительство, я также даю слово чести офицера Русского императорского флота, что то, что я сейчас вам сообщу, было мною лично видено.
Чувства хозяина помещения были противоречивыми. Больше всего ему хотелось скомандовать о прекращении этого балагана, но опыт, логика и чутье в один голос твердили, что эти сказанные с максимальной торжественностью слова имеют под собой самую серьезную основу.
- Что скажете, хорунжий? Вы тоже дадите слово?
- Ваше превосходительство, в правдивости того, что я сейчас расскажу, готов крестоцеловальную клятву дать, поелику видел это своими глазами.
- Ну что ж, господа, как вижу, дело у вас серьезное, - твердым голосом промолвил адмирал. - Кто начнет-с?
- Если позволите, ваше превосходительство, я и начну…
- Атанде! Мы не на параде, так что будем без чинов-с. Начинайте, Владимир Николаевич.
- Началось все неделю назад. Я шел по дороге от города по направлению к мысу…
Рассказы всех троих длились в сумме не более полутора часов. Слушатель проявил вежливость и не перебивал ни словом. Закончился рассказ словами:
- и дозвольте предъявить, Павел Степанович, доказательства материального свойства. Извольте убедиться: пистолет их работы, также и ружье… в порохе, как я говорил, не нуждаются, оба способны произвести несколько выстрелов кряду… вот, покорнейше прошу…
На стол легли магазины.
- …здесь четырнадцать пуль, а здесь двадцать. Калибр разный, но причины такого выбора не знаю. А также, еще того важнее…
Лейтенант бережно достал толстую стопу листов.
- …высокоскоростной корабль, по расчету максимальная скорость 20 узлов, парусного вооружения нет вовсе, только их двигатель… они готовы поставить части, которые надобно собрать… извольте глянуть.
Адмирал не просто пожелал "глянуть". Он пожелал рассмотреть пристально. На это, а также на вопросы и ответы чисто технического свойства ушло еще полтора часа.
Наконец, Нахимов подвел итог.
- Господа, когда б то зависело лишь от меня, то сегодня же вы получили бы надлежащие суммы золотом на покупку деталей и постройку такого корабля. Но должно убедить всех, меня в том числе, насколько данный прожект хорош в части артиллерии-с. Ведь обычные орудия ставить не имеет смысла, не так ли? Посему моему старшему адъютанту Острено поручу с утра подготовить шлюп "Надежда", а также плавучие мишени для пробных стрельб. Феофан Христофорович лично будет присутствовать на испытаниях, имейте это в виду-с!
- Павел Степанович, в пробных стрельбах должен участвовать артиллерист гостей. Он же и обучать наших будет. И еще их капитан дальнего плавания.
- Ничуть не возражаю.
С утра Неболтай и Семаков отметили хмурый и встревоженный вид лейтенанта Мешкова. Хорунжий на правах друга прямо спросил:
- Михайло, ты выглядишь прям как не в себе. Иль со здоровьем что не так?
- Да не со мной. Татьяна Сергеевна с горячкой слегла, холодным ветром продуло.
Князь сказал не все. Спешно вызванный доктор Хофбауэр заявил, что имеется воспалительный процесс в легких, и что прогноз может быть плохим. Именно диагноз так встревожил князя.
Казак первым проявил сообразительность:
- Так покланяйся Марье Захаровне. Ей присутствовать на стрельбах ну вовсе без надобности. Пусть ты заплатишь хоть и пятнадцать рублев, абы на пользу. Опять же: за разговор вовсе денег не возьмет.
И любящий муж оставил друзьям бричку, а сам помчался домой распорядиться насчет пролетки. Он подкатил к мысу меньше, чем через час.
Разговор в пещере оказался коротким. После приветствий и объяснений князь напрямую спросил:
- Мариэла Захаровна, возьметесь вы за лечение?
Маг жизни не раздумывала ни мгновения:
- Да, это мой долг, но окончательное согласие только после осмотра. Экипаж у вас есть?
Маг жизни подумала, что и сама пациентка, и кто-то из домашних может оказаться негатором, потому и сделала оговорку.
- Разумеется.
Мариэла чуть-чуть помедлила. Ей хотелось сберечь силы на лечение применением настоев и отваров, но она осознавала, что энергию можно восстановить в течение, самое большее, суток, а лекарства Маэры могут оказаться трудновосполнимым ресурсом. Наконец, маг жизни решилась, тряхнула головой и скомандовала:
- Едем!
Тут успокоившийся было заботливый супруг снова встревожился:
- Мариэла Захаровна, а как же вы говорили, что наш мир враждебен вашей магии?
- Не сам мир, а люди, и притом не все. Я проверю всех окружающих. Но на всякий случай ни с кем посторонним встречаться ей нельзя, пока организм больной не заменит конструкт на свою ткань. А уж потом любое воздействие будет безразлично…
Доехали они довольно быстро: примерно три четверти часа.
Горничная Фрося встретила молодого барина круглыми глазами и шепотом:
- Барыня-то совсем нехороша: и не ест ничего, и не встает, и лоб горячий. Я за лекарством, что немец прописал, сходила, только-только вернулась…
- С лекарством подождем, - неожиданно для самого себя ответил Мешков. - Мы сейчас с этой дамой к ней.
- К больной гостей не надобно, - твердо ответила Фрося, знавшая свои права. В их число входило право давать хозяину советы, хотя и в небольшом количестве.
- Надо. Это не гостья, а как раз по поводу болезни.
Возражать было нечего.
Княгиня чувствовала себя прескверно, но находилась в почти ясном сознании. Вот почему вид мужа, появившегося в спальне в компании с незнакомой дамой, показался зрелищем не из обычных. Но князь не дал удивлению жены развиться, перехватив, как и подобает офицеру, инициативу:
- Дорогая, разреши представить тебе Мариэлу Захаровну. Она ученый доктор, приехала издалека. Я ее пригласил ради тебя. Госпожа Мариэла, это моя жена Татьяна Сергеевна.
Неожиданно для всех и в нарушение светских правил заговорила посетительница. Тон показался знакомым княгине. Именно таким раздавал приказы домашним ее дедушка, отставной полковник Волков. Пожалуй, только любимая внучка осмеливалась (да и то не всегда) противоречить приказам. А еще уши резанул отчетливый акцент.
- Князь, не будем терять времени на пустые разговоры. С вашего позволения, я… - тут иностранка чуть запнулась, - вымою руки, осмотрю больную, потом выйду к вам, все расскажу, а уж после начну лечение.
Мытье много времени не потребовало. Магистр втихомолку воспользовалась сигнализатором негации, но тот ничего не показал. Далее женщина-доктор вежливо, но решительно попросила хозяев выйти, аккуратно закрыла дверь, потом мягко обратилась к потрясенной больной:
- Ничего не бойтесь. Я не буду даже касаться вас руками, позвольте только отбросить одеяло… так…
Маг жизни подумала, что диагноз поставил бы без ошибки даже студент-второкурсник (соответствующей специализации, понятно). Но кое-какие детали вызвали небольшое поднятие бровей. Тут не только воспаление легких присутствовало… интересно. Похоже, можно получить политические выгоды.
Не прошло и пяти минут, как Мариэла снова закрыла больную одеялом и встала.
- Мне все ясно, княгиня. Сейчас я выйду, переговорю с вашим мужем, а потом вернусь и начну собственно лечение.
Татьяна Сергеевна даже не собралась с ответом - а непонятная женщина уже исчезла за дверью.
Князь в нетерпении ожидал в гостиной, меряя ее шагами из угла в угол. Рядом с дверью стояла горничная. В глазах ее читалась твердая решимость защищать хозяйку от немки.
Тон мага жизни был тем же самым, то есть командным:
- Михаил Григорьевич, мне срочно нужны бумага и… чем писать.
- Фрося, принеси.
Строптивая прислуга подчеркнуто неторопливо вышла из комнаты и вскоре вернулась с листом и карандашом. По ее мнению, пера с чернильницей эта барынька не заслужила.
Женщина-доктор уселась за стол и через пару минут протянула хозяину дома исписанный лист.
Князь прочитал, с некоторым усилием продравшись сквозь непривычно выглядящий текст. Язык был явно русский, но так бы не написал ни один из его знакомых: не было "ятей", буква "фертъ" имела необычное начертание, словом, многое было не так, как учили. Да и фразы построены иначе. Врачебный вердикт заставил удивиться, но Михаил Григорьевич почел за лучшее промолчать.
Мариэла продолжила с теми же интонациями:
- Сколько времени вы женаты?
- Полтора года.
- На Троицу два года будет, - уточнила придира-горничная.
- Детей у вас нет?
Отрицательное движение головой.
- Я так и думала по причине… - палец ткнул на строчку, - и это я берусь также вылечить. Но придется затратить больше труда.
Мешков счел, что пора прояснить некий деликатный момент.
- Сколько вы берете за визит?
Чужестранка явно удивилась.
- За визит? Нисколько. Я беру за результат.
Князь сделал зарубку в памяти.
- Если лечить только это… - и палец указал на другую строчку, - моя работа стоит десять рублей на ваши деньги. А если вместе с тем… ну, вы знаете… тогда добавьте еще пять рублей.
- На ее здоровье мне никаких денег не жалко.
И на стол с коротким звяком опустились золотые монеты.
- Тогда прошу не беспокоить в течение… - и снова небольшая заминка, - примерно двух с половиной часов.
Никто из землян не знал, что Мариэла, не будучи сильна в устном счете, затруднялась мгновенно перевести маэрские часы в земные.
Женщина снова скрылась в спальне, не забыв притворить дверь. Фрося не вытерпела:
- Барин, так как же эта немка нашу-то княгинюшку лечить собралась?
- Сам не знаю, я ж не доктор.
Мешков отвечал несколько рассеянно. У него из головы не выходила та мысль, которую туда почти силой впихнула иномирская дама. И как же он сам не додумался?
Горничная изо всех сил вслушивалась. Но из спальни сначала донеслось сколько-то невнятных слов, а потом и вовсе ничего.
Князь принимался за книгу, потом швырял ее на столик, делал несколько кругов по гостиной, пытался услышать хоть что-то из спальни и, понятно, слышал ровно столько же, сколько и Фрося, еще раз пытался читать - с тем же успехом…
Наконец, Мариэла Захаровна появилась из спальни.
- Михаил Григорьевич, как понимаю, завтра у вас с утра будет много дел по службе?
Лейтенант кивнул.
- Ну, утром от вас много не потребуется: пришлите за мной экипаж. Мне предстоит еще раз осмотреть вашу супругу. Вообще-то это лишнее, сейчас она спит здоровым сном, и я уверена, что к утру будет в полном порядке, но я точно так же уверена, что наставница непременно отдала бы распоряжение об утреннем осмотре. У меня все же ранг магистра.
Князь решил, что правильно понял смысл.
Чужестранка повернулась к Фросе.
- Вас зовут Фрося?
От такого обращения у бедняжки подкосились ноги, но все же она устояла и даже нашла в себе силы несколько раз кивнуть.
- Вот вам приказ, Фрося. Татьяна Сергеевна сейчас спит и будет спать до утра. Не беспокоить. Не будить. С утра она проснется голодной. Есть ей можно все, но много не давать. Лучше небольшую порцию, а потом через два или три часа - еще такую же. В полдень уже может есть, как обычно. Ходить… ну, сначала я ее осмотрю, пусть дождется моего приезда и не встает с постели.
Горничная, которая знала барыню еще с детских лет, вспомнила этот командирский голос. Точно так же отдавал приказы старый барин. А уж он в этом деле понимал толк.
Но немка на этом не остановилась. В ее глазах появился зоркий прищур.
- Повторить приказ!
Фрося собралась с силами.
- Барыня сейчас почивать изволят, ее не трогать и не будить. С утрева дать завтрак, ее любимый: яишенку да сметанку, да хлебушек свежий, да кофий. Потом, если захочет, еще кусочек грудки куриной, да хлебушка пару кусков отрезать, да молочка. А потом уж в полдень, как обычно…
Суровая чужеземная барыня вдруг улыбнулась.
- Весьма неплохо, Фрося. Похвально.
Маг жизни по привычке имела в виду студенческую оценку. Но горничная поняла слово в прямом смысле и подумала, что докторша хоть и не русская, но справедливая.
Князь взялся лично отвезти госпожу до ее жилища. А верная горничная немедленно решилась нарушить приказ, на цыпочках прокралась в спальню и слегка тронула губами лоб своей любимицы. Горячки не было. К тому же княгинюшка чуть улыбнулась во сне. И это лучше всего убедило Фросю, что ее касаточка выздоровела. Осталось лишь вознести благодарственную молитву заступнице небесной, что и было сделано по выходе из спальни.
А о лекарстве от доктора Хофбауэра почему-то все забыли.
Глава 8
Маг жизни была права: у Мешкова и Семакова, а равно у капитана Риммера и лейтенанта Малаха день, начиная с утра, должен был получиться очень занятым. Таким он и заделался.
Первые двое во взаимодействии с лейтенантом Острено обеспечивали техническую поддержку со стороны землян, как то: сам артиллерийский корабль, постройку и установку мишеней на якоря, а также выделение четырех матросов на транспортировку гранатомета. Вторые двое указывали, как уложить гранаты в ящик, а Малах, со своей стороны, принимал у Тифора амулет, обеспечивающий "Гладкую воду". Еще с час лейтенант потратил на первую лекцию земным комендорам. В результате шлюп отдал швартовы лишь после полудня.
Вопреки ожиданиям, погрузка и установка гранатомета не вызвала ажиотажа. Что-то вроде очень малокалиберного орудия с очень сомнительными характеристиками - вот каково было мнение всего экипажа. Острено, будучи адъютантом адмирала, исполнял обязанности наблюдателя, то есть вообще ни во что не вмешивался. Командир корабля лейтенант Азарьев получил все нужные инструкции. Также ему представили двух непонятных иностранцев в одежде незнакомого кроя. Один из них был лейтенантом-артиллеристом, судя по имени - турком или татарином. По любым соображениям такому делать на борту корабля Русского императорского флота было совершенно нечего, но приказ шел от самого Нахимова. Второй оказался капитаном дальнего плавания. Этот хотя бы по имени был германцем; правда, его акцент совершенно не походил на германский. По этой причине Азарьев подумал, что, наверное, Риммер Карлович родом из Баварии, потому что всем известно: баварцев даже природные жители Гамбурга не понимают. Он поделился (шепотом, конечно) этой догадкой с лейтенантом Семаковым, получив в ответ неопределенное хмыкание.
Пока шлюп, подгоняемый несильным бризом, отваливал и шел к точке, где были установлены щиты для стрельб, матросы под присмотром немца принайтовили то, что тот назвал диковинным словом "гранатомет", к палубным рымам на носу. Стаксель убрали, чтобы он не мешал стрельбе. Все российские офицеры отметили, что, судя по тому, насколько легко нижние чины тягали это "орудие", вес его был крошечным по сравнению даже с восьмифунтовкой. Одновременно немец наставлял матросов, организуя цепочку для передачи гранат из ящика.
- Они тяжелые, братцы, так что двумя руками передавайте, чтоб не уронить. Берегите силы; гранат, может, штук пятьдесят перекидать придется. Готовность по команде!
В это время артиллерист раздавал последние инструкции комендорам Максимушкину и Патрушеву.
- По первому щиту открою огонь я сам, ваша задача пристально следить за моими действиями и запоминать. Первые две-три гранаты уйдут на пристрелку, причем прицел лучше смещать по горизонту, чтобы столбы от разрывов не мешали. И напоминаю: перелеты, вероятнее всего, не взорвутся. Так что начинать нужно с недолетом и лишь постепенно поднимать прицел.
Ветер стал покрепче. На волнах появились первые "барашки". Шлюп шел в бакштаг.
- На лаге! - Азарьеву не было причин надрывать глотку: небольшие размеры кораблика позволял командовать и без этого.
- Семь, ваше благородие!
Малах глянул на щиты и решился.
- Риммер Карлович, давай "Гладкую воду".
Серебряная пластина амулета почти целиком скрывалась в ладони иностранного капитана. Ее увидели лишь Семаков и Мешков, да и то лишь потому, что к действиям всех иномирцев они приглядывались особо тщательно. Зато эффект от применения заметили все, кто был на борту.
Круг гладкой воды был огромен: сажен сорок, не меньше. Зеркальная гладь в нем вопиющим образом не сочеталась с порывистым ветром, а заодно противоречила опыту моряков российского флота. Но удивляться было некогда. Малах отдал команду:
- Подача гранат - товсь! Заряжай!
Одновременно последовали реплики от русских офицеров:
- Семь кабельтовых до первого щита.
- На такой дистанции, да без волнения - и мои бы с первого залпа накрыли.
- Пожалуй, что так, Михаил Григорьевич.
Тем временем пять серых тупоносых гранат легли в лоток. Все глаза устремились на Малаха, который стоял, чуть согнувшись, у казенной части орудия и приглядывался. Самыми внимательными были комендоры. Но даже они заметили первый выстрел только по причине движения затвора, который с негромким металлическим стуком сдвинулся, дал следующей гранате уйти в ствол и скользнул обратно, досылая снаряд.
Звук дошел с опозданием. Столб воды от чудовищного взрыва гранаты поднялся явно выше мачты шлюпа. Зрители даже не успели ругнуться, как грохнули еще два взрыва.
Уже после того, как третий столб опал, а обломки щита, крутясь, попадали в воду, князь Мешков машинально отметил в памяти: "Первый недолетом двадцать сажен, второй - десять, третьим накрытие. Ни одного перелета. Очень мощные взрывы: и на линейный корабль хватило бы одного для критического повреждения корпуса".
Вслух же было сказано:
- Отменно стреляли, Малах Надирович.
- Цель была легкая, Михаил Григорьевич, - проявил скромность артиллерист из иного мира. - Максимушкин, к гранатомету! Делай так, чтобы мушка и прорезь совместились вровень… готов? Приглядывайся пока, минута у тебя есть. Вон второй щит. Один палец - на спуск, второй - на ползунок… И не торопись с выстрелами. Щит в ответ стрелять не будет.
Комендор про себя отметил, что ворочать ствол совсем не трудно, а целиться по мушке и прорези - дело наипростейшее. Из осторожности первый выстрел он дал с большим недолетом. А вот второй был позорно смазан: разрыва вообще не случилось. Перелет, о чем чужестранный артиллерист и предупреждал. Третий - снова недолет, хотя и ближе. От четвертого разрыва щит аж подскочил, но не развалился. С пятого выстрела мишень разнесло в мелкие щепочки.
- Для начинающего неплохо, - послышался голос из-за плеча.
Про себя Максимушкин решил, что все-таки этот Малах не взаправдашний немец, поскольку не изругал за напрасную трату гранат, а, наоборот, похвалил за меткость.