- Да, - сказал он, вставая на ноги и легонько покряхтывая. - Вот именно, что невероятный! По монастырской купчей... ох ты, бедная моя поясница... по купчей ведомости ездовой волк проходил как оборотневый, самовосстанавливающийся... многоразовый, так сказать. И где же его обещанная многоразовость? Где восстанавливаемость, я вас спрашиваю? - человек в коричневом повернулся к Семёну. - Жулики, кругом одни жулики... Никому верить нельзя! По документам - практически бессмертная скотина... ан нет: ни с того, ни с сего сама по себе продырявилась, упала и сдохла.
Судя по всему, это был священнослужитель. Может быть, монах из какого-нибудь ближнего монастыря - коричневая одежда оказалась чем-то вроде сутаны, перетянутой в поясе тонким кожаным ремешком; на ногах у монаха были деревянные сандалии. Монаху было лет под пятьдесят: стрижен он был коротко, "под горшок", хотя особо стричь было и нечего - на макушке у священнослужителя имелась обширная плешь-тонзура, то ли природная, то ли специально выбритая; красный нос и плутоватые глазки выдавали в нём человека жизнелюбивого, бойкого. Пройдоху и пьяницу выдавали, короче говоря.
- Вот, сидел и ждал, пока он восстановится, - пожаловался монах Семёну, со злостью пнув дохлого волка сандалией. - Как дурак сидел и ждал. Видать, бракованного волка подсунули. Надо будет монастырю в суд на заводчика подать... - монах склонился над возком, сильно навалившись животом на его борт. Словно нырять в повозку собрался.
- Эй, селянин, - глухо донеслось из возка, - подсоби-ка аптечку выгрузить... Одному несподручно, радикулит замучил! Достал, понимаешь, сил просто нету... И лечить некогда - дела всё, дела.
Семён подошёл к возку, помог монаху вытащить из него небольшой, но увесистый сундук с двумя боковыми ручками.
- Пешком теперь, да? - понял Семён. - Могу помочь нести, - Семёну всё ещё было стыдно, что это именно он пристрелил ездового волка. Пусть случайно, но всё же... Да и волк, скорее всего, был не бракованный - просто изрешетившие его серебряные пули не оставили оборотневому созданию ни одного шанса на восстановление.
- Зачем же пешком, - возразил монах, откинув крышку сундука и сосредоточенно копаясь в нём: изнутри сундучок оказался разделён перегородками на множество отделений-ячеек. - Сейчас я моего зверя немного оживлю... до ближнего посёлка довезёт и ладно... тебе в какую сторону? В ту же, что и мне? Славно. Подвезу, вдвоём оно веселее, безопаснее... ты драться-то умеешь? А то, говорят, душегубцы здесь шалят. То ли разбойнички какие, то ли живые умертвия, не знаю. Глухое место... кабы не служба, я бы ни за что, на ночь глядя, к тому же в полнолуние... - голос монаха становился всё тише, он уже забыл о Семёне, разыскивая что-то в своём сундуке.
- Ага, - сказал наконец монах, выпрямляясь и сразу хватаясь за поясницу, - ох ты... Слушай, селянин, тебя как зовут?
- Симеоном кличут, - вежливо ответил Семён, входя в роль простодушного селянина, - а вас, святейшество? - И смиренно сложил руки поверх кармана-животика.
- Зови меня отец Вуди, - монах потрусил вынутым из сундука чёрным флакончиком, взбалтывая его содержимое. После отвинтил крышечку - из горлышка посудины сразу потянулась струйка тёмного дыма - и осторожно, далеко отставив руку, уронил по одной капле на каждую рану волка. Чёрная жидкость мгновенно впиталась в волчью плоть: через секунду от ран не осталось и следа! Даже срезанное ухо по новой отросло.
Волк медленно втянул в пасть язык, встал, тяжело помотал башкой и застыл в несколько неестественной позе - похоже, у него был серьёзно повреждён позвоночник; взгляд у волка так и остался мёртвым.
Отец Вуди поспешно завинтил крышечку и положил флакон в одну из ячеек сундука.
- Симеон! - торопливо приказал монах. - Клади аптечку в повозку и запрыгивай! Сейчас он чесанёт. Ох и чесанёт! - Семён ухватил сундук, поднапрягся и рывком перенёс его в повозку, после чего и сам запрыгнул в неё: в повозке была лишь одна лавка, для возницы, потому Семён устроился на дне возка, возле аптечки. Отец Вуди, подобрав полы сутаны, покряхтывая, забрался следом - на лавочку.
Волк, словно дождавшись именно этого момента, сначала медленно, неуверенно, а после всё быстрей и быстрей потрусил по дороге: повозка катилась легко, лишь изредка несильно подскакивая на особо крупных ухабах - видимо, у повозки помимо дутых шин имелись и хорошие рессоры.
- А как долго он так бежать сможет? - с любопытством спросил Семён. - Отдыхать ему надо или нет?
- Разве ж это бег, - пренебрежительно усмехнулся отец Вуди, наматывая на руку вожжи. - Зверюга только разогревается. Снадобье пока ещё не полностью всосалось... кровь слишком густая, сворачиваться начала... Подожди минутку, кровушка у нашей скотинки разгуляется, вот тогда и будет бег! А отдыхать ему не надо, зачем мёртвому отдых? Будет бежать, пока не развалится... Они, временно оживлённые, от снадобья хоть и бодрые становятся, но гниют слишком быстро... на ходу могут развалиться. Ну, посмотрим, посмотрим, - монах озабоченно поглядел в небо. - Солнышко садится. Это плохо... Слушай, Симеон, у тебя хоть какое-нибудь оружие с собой есть? - отец Вуди оглянулся на Семёна. - Вы же, селяне, без топора или складных дубинок в лес ни шагу! Есть чего, говорю?
- Есть, - Семён похлопал себя по животу. - В кармане.
- Значит, дубинка, - удовлетворённо кивнул монах. - Складная. Небось, с выдвижными медными шипами?
- С серебряными, - коротко ответил Семён.
- Богато живёшь, селянин-Симеон, - уважительно сказал отец Вуди. - От нежити отмахаться можно... Говорят, вы в свои дубинки и ножи самострельные ухитряетесь вставлять, которые на десять шагов лезвием стреляют?
- Ухитряемся, - согласился Семён, - мы такие! Умелые мы.
- Покажешь потом, ладно? - попросил отец Вуди. - Ни разу не видел.
- Покажу, - пообещал Семён. - Потом. Если захотите.
- Договорились, - монах сосредоточился на управлении волком: мёртвый зверь шёл ходко, всё быстрее и быстрее, движение лап уже было трудно заметить в сгустившемся вечернем сумраке.
Дорога нырнула в лес: по обеим её сторонам чёрными стенами высились стволы угрюмых вековых деревьев; кроны деревьев закрывали почти всё небо.
Наступала ночь - в узкой полоске неба, тянувшейся над дорогой, постепенно загорались крупные августовские звёзды; далеко впереди из-за крон высунулся краешек полной луны.
Было тихо - лишь иногда поскрипывали колёса да что-то еле слышно бормотал себе под нос отец Вуди; волк бежал совершенно бесшумно, разве что изредка издавал звуки, похожие то ли на кашель, то ли на хруст костей.
- Вообще-то есть в этом что-то романтическое, - томным голосом сказал молчавший до этого Мар. - Летняя тёмная ночь, глухой лес... одинокие путники, спешащие к далёкому уютному очагу... дохлый волк, который везёт тех путников к тому очагу... и зловещие умертвия, которые вот-вот нападут сзади на беспечных путешественников. Всё прямо как в старинной легенде о принцессе Мариэль! Только там в упряжи скелет коня был. Хорошая легенда! Я её в Пыльном Мире услышал. Значит так: у одного короля было две дочери-близняшки. И, когда настало время, решил король выдать их обеих замуж за...
- Какие умертвия? - в испуге вскинулся Семён, резко оборачиваясь назад. - Где?!
Умертвия были неподалёку, метрах в пятнадцати позади повозки: было их около дюжины, более точно сосчитать в темноте не получалось; мчались они по дороге с той же скоростью, что и возок, не приближаясь, но и не отставая. Бежали совершенно беззвучно. Молча.
Кем они были при жизни, понять нынче было практически невозможно: эти существа не выглядели ни людьми, ни животными. Вернее, они были одновременно и тем, и другим - словно некий чокнутый умелец сшил воедино, как попало, случайно оказавшиеся под рукой разрозненные части тел из морга и скотомогильника, сшил как попало, а после интереса ради оживил свои созданья.
В лунном свете были хорошо видны красные зеркальца глаз, до четырёх-пяти штук у каждой твари, и белые острые кости, торчавшие из умертвий в самых неожиданных местах, наподобие игл дикобраза.
- А, чёртовы душегубцы объявились, кол им в брюхо! - зло крикнул отец Вуди, мельком оглянувшись. - Ну и поездочка у меня в этот раз выдалась, давно такой не было... Эй, селянин, доставай свою дубинку и лупи их по мордам, коли догонять станут! Нам немного осталось, вон и деревья, кажись, реже становятся, - монах кричал что-то ещё, но Семён его не слушал: он достал из кармана пистолет, не вставая развернулся к преследователям лицом и упёрся ногами в задний борт повозки. Для устойчивости. После чего пристегнул ствол к рукояти, сжал её обеими руками - на манер американского полицейского в тире - и открыл бешеную стрельбу.
Пламя из ствола выбивалось почти на полметра, яркое, жёлтое, ослепляя Семёна и мешая ему толком целиться. Потому Семён лупил веером - кому достанется, тому и достанется.
- Свет включить? - заботливо спросил Мар. Как ни странно, в грохоте выстрелов его голос был слышен отлично. - Со светом и стрелять веселее, да и точность лучше будет. А то всё мимо да ми...
- Давай! - в азарте заорал Семён. - Свет на сцену! Пошла массовка! Сейчас кино делать будем!
Вспыхнул свет: холодный, белый, как у шоссейного фонаря, он шёл откуда-то сверху, размытым пятном освещая дорогу позади повозки.
Преследующих повозку умертвий осталось всего пять штук; дорога за повозкой, насколько хватало взгляда, была усеяна частями тел, разбросанных там и сям.
- Дубль первый! - крикнул Семён, наведя плюющийся огнём ствол на ближнее чудище: нежить стала рассыпаться, на ходу теряя свои лапы, руки, головы, словно Семён кромсал её остро отточенным мечом - за нежитью цепочкой протянулись потерянные части тела.
- Второй дубль! - Семён перевёл ствол в сторону. - Третий... четвёртый... пятый и последний! Всё. - Семён отпустил спусковой крючок. И сразу стало тихо. Только в ушах словно вата застряла.
Дорога была пустой: последнее умертвие, разом рассыпавшееся после особо удачного попадания, исчезло из скользящего за повозкой пятна света; тут же погас и свет.
- Что там? - обернувшись, крикнул со своей лавочки отец Вуди. - Отбились? А то у волка хвост отвалился! Того и гляди - лапы посыпятся.
- Отбились, - Семён плюнул на ствол, и слюна зашипела, как на утюге. - С такой-то пушкой и не отбиться! Ха, - Семён помахал в воздухе пистолетом, остужая его.
- Угу, - сказал монах, отвернулся и надолго замолчал, о чём-то крепко задумавшись. А может, и не задумавшись, а попросту следя за волком - отваливаются у того лапы или нет.
Луна теперь висела прямо над головой и хорошо освещала дорогу; луна здесь была раза в два больше земной, привычной. Так что света хватало, хоть в карты играй - ни за что масть не перепутаешь!
- А теперь, - с угрозой начал было Семён, но покосился на спину монаха и продолжил уже гораздо тише:
- А теперь, Мар, ответь-ка мне на один вопрос: почему ты меня вовремя не предупредил об умертвиях? О том, что они нас догоняют. Что напасть хотят.
- Разве? - неподдельно удивился медальон. - По-моему, в самый раз сказал. Да и то, собственно, случайно вырвалось... Чего ради надо было тебя и этого монаха-передвижника зря пугать! Я бы и сам справился.
- То есть? - нахмурился Семён.
- Ну, если бы те бегунцы стали для тебя реально опасны, - вздохнув, устало ответил медальон, - я бы их мгновенно уничтожил. Всех. Разом. Без лишнего грома и подсветки. Есть у меня хорошие заклинания на этот случай, есть! Очень хорошие, свежие заклинания. Вы бы ничего и не заметили... Я же твой телохранитель, как-никак! Охранник.
- Подожди, - опешил Семён, - так, значит, я зря весь этот трамтарарам поднял?
- Но тебе же страсть как хотелось по врагам пострелять, - ехидно напомнил Мар, - пистоль в деле опробовать! Вот и опробовал. Да и мне интересно было его в работе посмотреть... Не волнуйся, я держал ситуацию под контролем.
- Ну ты и жук, - только и сказал Семён, покачав головой. - Ловко всё подстроил... Признайся - ты ведь нарочно про умертвий проговорился, а? - Семён разобрал остывший пистолет и спрятал его в карман.
- Нарочно, не нарочно, - уклонился от ответа Мар. - Какая разница! Главное, что ты повеселился, да и я развлёкся. А то что-то мне грустно стало, - признался медальон. - Едем всё и едем. Темно, скучно... А тут такое приключение! Веселое, зрелищное. Отвязное.
- Уж отвязное, так отвязное, - согласился Семён. - Отвязнее некуда. Эй, святой отец! - он на четвереньках подобрался поближе к лавочке возницы. - Скоро поселение-то? Селянин есть хочет. И пива выпить не против.
- Э, да какой ты к чертям собачьим селянин! - в сердцах ответил монах, косо глянув на Семёна через плечо. - Где село - не знаешь, хотя и должен, коли поблизости живёшь; дубинка у тебя особая, громобойная, таких у селян отродясь не было! Свет окаянным образом то зажигаешь, то гасишь... Не селянин ты, и всё тут!
- А кто же я? - озадачился Семён. - Если не селянин, то кто? Может, танкист? - и неудержимо расхохотался.
- Тебе виднее, - сердито пожал плечами отец Вуди. - Но в том, что ты не селянин, я ничуть не сомневаюсь... Слушай, а ты часом не иностранный лекарь-шпион? - вдруг оживился монах. - Ну, рецепты всякие там... Тайны разные - не покупаешь?
- А что так? - удивился Семён внезапному повороту разговора. - У вас что, на шпионов охота? На врачей-вредителей? Сдать меня хочешь, да?
- Нет, - отмахнулся отец Вуди, - вовсе наоборот. Если ты лекарь-шпион, так, может, я тебе какой рецептик продать смогу? - с надеждой спросил монах. - Деньги очень нужны, понимаешь. Совсем я на мели - наш казначей, зараза, чересчур прижимистый, на поездки мало даёт, под обрез, а выручку всю забирает... Так ты шпион или нет?
- Увы, - вынужден был огорчить монаха Семён, - я не лекарь и не шпион. Вор я! Вернее, не вор, - поправился Семён, - а вольный специалист по отладке заклинаний. В основном - охранных. Случайно в ваш Мир попал... Удирал от одного типа, и попал.
- Не понял, - монах повернулся к Семёну, даже вожжи бросил. - В наш Мир? Ты хочешь сказать, что есть ещё Миры? Другие, кроме нашего?!
- Ого! - с подъемом сказал Мар. - Думаю, Семён, что мы оказались в Закрытом Мире... настолько закрытом, что местные жители о других Мирах понятия не имеют! Очень, очень любопытно. Неспроста это...
- Есть Миры, - покивал Семён. - А как же! Тысячи и тысячи миров, самых разнообразных: живых и мёртвых, волшебных и безволшебных, опасных и не очень. Есть и Империя, в которую большинство Миров входит... Неужели об этом у вас ничего не известно? - Семён уселся поудобнее, привалившись спиной к сундуку-аптечке - повозку немного потряхивало; они уже выехали из леса и дорога почему-то сразу стала ухабистей.
Вокруг была залитая лунным светом степь, тянувшаяся до самого горизонта; никакого селения не было и в помине, одна лишь степь кругом, степь, покрытая серебряной в лунном свете травой. Иногда налетавший ночной ветерок пробегал по той траве и тогда казалось, что повозка плывёт по седому морю: высокие травы мягко колыхались пологими волнами.
- Надо же, - удручённо пробормотал монах, потянувшись за вожжами, - тысячи Миров! Невероятно. Сказка, ей-ей... Парень, а ты случаем не врёшь? Какие у тебя доказательства? - монах, так и не дотянувшись до вожжей, пересел лицом к Семёну: дорога была прямой, и волк, похоже, в управлении не нуждался. Бежал себе и бежал. Как заведённый.
- Я - доказательство! - Семён стукнул себя в грудь кулаком. - Что, у вас много людей с громобойными дубинками? Или кто ещё среди ночи может по желанию дневной свет создавать?
- Я таких не встречал, - покачал головой отец Вуди, - но слышал о разных разностях... лекари Братства много где бывают, много чего видят и слышат. Не всему, конечно, верить можно, вранья хватает, как же в рассказах, да без вранья... - отец Вуди не докончил фразу: повозка пошла зигзагом, слетела с дороги и въехала в траву.
- Лапу потеряли! - крикнул монах, мигом пересаживаясь обратно и хватаясь за вожжи. - Тпру! Стой, гад! Стой! Ох ты... Не лапа, а башка у него отвалилась... Чёрта с два команду теперь услышит! Ну-ка, - монах выхватил откуда-то из-под полы сутаны длинный узкий нож, вроде стилета, и, опасно высунувшись из повозки, полоснул по кожаным ремням упряжи: повозка остановилась.
Волк тем же противолодочным зигзагом попёр дальше, рассекая траву как сторожевой катер волны; в ночном сумраке укороченное безголовое туловище смотрелось жутко - словно у чёрного бревна вдруг выросли ноги, и оно помчалось само по себе куда-то по своим бревенчатым делам.
Вскоре безголовый волк затерялся среди серебряного сияния.
- Мда, приехали, - флегматично сказал отец Вуди, проводив волка взглядом и спрятав нож под полу. - Здесь и переночуем. Эх, невезуха... Ну, раз такое дело, то предлагаю поужинать. У меня в сумке есть хлеб, сыр. Правда, хлеб немного чёрствый, да и сыр на любителя... Но ничего другого больше предложить не могу. Кстати, вор-Симеон, хотел тебя спросить: это не ты, случаем, моего волка возле той горы убил? Из своей дубинки.
- Я, - с неохотой сознался Семён и спрыгнул с повозки. - Нечаянно получилось. Но я заплачу! Сколько стоил волк, столько и заплачу. Даже сверху того добавлю, за моральный ущерб.
- Это мы чуть погодя обсудим, - пообещал враз повеселевший отец Вуди, осторожно, поэтапно слезая с повозки: сначала одной ногой на колесо, потом другой на землю. - За трапезой и обсудим. Оборотневый волк дорого стоит... очень дорого... Ха, спина-то больше не болит! - обрадовался монах, замерев на полпути, с ногой на колесе, и в этой неудобной позе ощупал свою поясницу. - Ишь ты, почти год маялся, а тут раз - и прошло. Эхма! - Отец Вуди снял ногу с колеса, попрыгал на месте, присел пару раз, потом согнулся и разогнулся. - Совсем не болит! С чего бы это вдруг? - Монах с подозрением уставился на Семёна, словно это именно он взял и вылечил его поясницу. Тайком. Не спрося разрешения.
- С испугу вылечилось, - пояснил Семён, с удовольствием разваливаясь в душистой траве, - само. Такое бывает! Особенно с нервными болячками. Я здесь ни при чём.
- Это хорошо, - одобрил отец Вуди, присаживаясь рядом. - Хорошо, что ты ни при чём. А то я уж подумал ненароком, что ты - проверяющий из Братства. Они, проверяющие, люди святые, возле них все болезни сами собой проходят... А я тебе тут такого наговорил, такого!.. Хоть в застенок сажай. У нас в Братстве в застенок за ересь попасть - плёвое дело!
- Это за какую же такую ересь? - лениво спросил Семён, глядя на полную луну - при более пристальном рассмотрении ночное светило выглядело странно: на нём не было привычных глазу тёмных пятен. Вообще не было. То есть на здешней луне не имелось ни гор, ни расщелин: она была гладенькой как яичко.
Неправильная была луна. Подозрительная.
- За разговоры насчёт шпионов и секретов, - пояснил монах, доставая из повозки сумку с едой. - Секреты снадобий Братство оберегает серьёзно, может и наказать за разглашение рецептов. А что мне, чёрт возьми, остаётся делать? - раздражённо сказал он, бросив сумку на траву. - Деньги-то нужны! На опыты там всякие, на просвещение, так сказать, - отец Вуди облизнул губы. - Эх, винца бы сейчас... О чём это я? А, об опытах... Опыты - дело важное, можно сказать - архиважное! Но дорогостоящее.