Он двинулся вперед по улице, поглядывая по сторонам и все сильнее удивляясь. Он пока не встретил ни одного местного жителя и теперь сильно подозревал, что их тут попросту нет. В домах нигде не горел огонь, ветер наметал у дверей кучи листьев, и никто их не убирал. Деревня выглядела заброшенной. Вернее – внезапно покинутой, как будто все жители вдруг взяли и исчезли. Кушиура прошелся по главной улице, отмечая все новые детали – двери нараспашку, брошенные словно впопыхах вещи, гниющие на земле яблоки, которые так никто и не собрал… Низко пролетела ворона, держа в клюве что-то белое, похожее на кость. Дома здесь были странные, гадатель таких никогда не видел – хрупкие, словно целиком из вощеной бумаги, окруженные открытыми верандами. В таком суровом климате и такие хрупкие дома – почему?
Кушиура свернул в переулок – он явственно ощущал, что его "ключ" где-то совсем рядом. Переулок оказался тупиком, оканчивающимся высокой калиткой. Над калиткой нависала живописная горная сосна. На сосне был построен детский домик, откуда свисала веревка с узлами, чтобы проще забираться наверх. Под деревом в жухлой траве белели кости. Гадатель с холодком в животе подошел поближе, пригляделся, и от сердца отлегло – кости были собачьи, к тому же очень старые. От калитки тропинка вела к большому дому. Когда-то дом, наверно, считался богатым, но теперь пришел в полное запустение – по двору не пройти из-за травы по колено, даже бумага на окнах почернела от времени. "Такой дом долго не простоит, если за ним не присматривать, – подумал Кушиура. – Но, с другой стороны, его и починить – проще некуда… Вспомнил! На архипелаге Кирим по несколько десятков землетрясений в год. Из-под обломков такого дома легко выбраться, несложно построить новый… Итак – я в Северном Кириме!"
Довольный, что решил хотя бы одну загадку, Кушиура поднялся на прогнившее крыльцо дома. Он знал – тот, кто ему нужен, там, внутри.
В доме царил густой сумрак. Пахло сыростью, плесенью, ветошью – так, как и должно пахнуть в заброшенном доме, – и еще почему-то старым костром. Когда глаза Кушиуры привыкли к темноте, он увидел, что посреди комнаты сидит тот, кого он искал. Его лица было не разглядеть – только странный сгорбленный силуэт, напоминающий гриб-дождевик. Кушиуре на миг стало страшно, но он взял себя в руки и с достоинством, как равный равному, поклонился незнакомцу.
– Приветствую тебя, уважаемый коллега. Смиренно умоляю простить меня за беспокойство, но меня привело сюда…
– Ты кто такой?
Голос был тихий и медленный. Во мраке раздавалось дыхание неизвестного колдуна – с хрипом и свистом и с таким очевидным усилием, словно каждый вздох причинял боль.
– Я известный в Сонаке составитель гороскопов, физиогном и геомант, – важно сказал гадатель, чтобы сразу расставить все по своим местам. – Практикую под именем Кушиура. В этой глуши обо мне, конечно, не слыхали…
– Далеко же ты забрался, имперец, – холодно сказал сидящий. – Хорошо ли ты рассчитал силы? Как думаешь возвращаться назад?
И прежде чем Кушиура успел ответить, показал ему агатовую пуговицу Кима.
– Что это такое?
Кушиура помедлил с ответом. Сидящий чародей не приветствовал его, как должно, не представился, и по его тону было ясно, что делать это он не собирается. Даже в сумраке было заметно, что незнакомец худой, как скелет, хоть он и завернулся по самые уши в какую-то пропахшую плесенью и гарью хламиду. На голове – соломенная остроконечная дорожная шапка с широкими полями, которая и придает колдуну сходство с грибом-дождевиком. Еще Кушиуре почудилось, что сидящий как-то неловко, осторожно двигается. Калека? Парализованный? Но уж слабостью от него никак не веет. Гадатель попытался проникнуть в сознание незнакомца, прощупать мысленно, кто таков, – и отшатнулся, как от бездны. Колдун не сопротивлялся, даже как будто нарочно раскрылся – давай, приглашаю, изучай на здоровье… Но Кушиура был достаточно опытен, чтобы не поддаться на провокацию. Только потянулся сознанием – и вдруг расстояние между ними словно исчезло… Только что колдун был далеко, а теперь совсем близко… Жадная вкрадчивая пустота поймала гадателя, потащила за собой, как в водоворот. Кушиура мгновенно закрылся. Хотя разведка заняла не больше мгновения, гадатель обнаружил, что сидит мокрый как мышь. "Зря я сюда полез вот так нахрапом, – промелькнула мысль. – Нет никаких сомнений – предо мной чародей, и чертовски сильный. Наверняка опасен. Такая мощь, а я ни разу о нем не слыхал – почему? Что он тут делает, сидя в этой глухой заброшенной деревне?"
– Так чья пуговичка-то? – повторил колдун, надсадно кашляя.
– Это долгая история, но я вам ее поведаю, если желаете, – ответил Кушиура, решив на всякий случай быть повежливее с этим непонятным чародеем. – Еще раз выражаю свое сожаление, если причинил вам беспокойство. Не хотел вам мешать, коллега, простите! Одно пустое любопытство…
– Ладно, присаживайся, – проворчал колдун. – И выкладывай все по порядку.
Кушиура сел на указанное место напротив колдуна. Брезгливо отряхнул запыленный мат – из соломы полезли и разбежались во все стороны какие-то мелкие паучки. На ладонях остались следы пыли и копоти. Откуда тут повсюду копоть? Следов пожара Кушиура в деревне не заметил.
Усевшись, он нечаянно поглядел за спину чародею и вздрогнул: почудилось, что-то большое и темное шевельнулось в глубине комнаты.
– Рассказывай, имперец, – напомнил хозяин.
– С чего начать… Ко мне на сеанс гадания записался некий кандидат Рей Люпин, сын известного купца-оптовика. Как водится, я навел о нем кое-какие справки: оказалось, мальчишка тайком от отца собирался отрешиться от мира – так сказать, "в весенние горы" нацелился. Дальше всё было просто. Я составил для него такое предсказание, что просто пальчики оближешь. Да вот беда – этот Рей притащил с собой приятеля по имени Ким, светского щеголя, незаконного сына знаменитого князя Енгона. Бездельник провалил экзамены и решил сбежать от опекуна в провинцию. Я, разумеется, ничего об этом не знал, и случился конфуз – я перепутал мальчишек и выдал предсказание не тому. Между прочим, любой бы на моем месте запутался – купеческий сын вырядился в какую-то нищенскую дерюгу, и я вообще чуть не отправил его ждать хозяина в сенях…
– Куда?
– Простите?
– Куда они собирались?
– Ну, тут нет никаких сомнений: в провинцию Чирисан, в один из монастырей Каменной Иголки. Но этот Ким долго там не высидит – не надо быть предсказателем, чтобы это понять. Я от него устал за один час. То хохочет, то сердится, легкомысленный, непоседливый, такой, знаете… – Кушиура сделал неопределенное движение, – как мотылек. Не то что другой, Рей, – вот он, если вам интересно…
– Не интересно. Вернемся к другому мальчику. Мотыльку.
Колдун вытащил из рукава какой-то клочок бумаги, в котором Кушиура мгновенно опознал записку Кима.
– Что это?
– Гадательная записка. По ее поводу я к вам и прибыл. Дело в том, что я, как вам уже говорил, перепутал мальчишек и выдал предсказание не тому. Они остались недовольны, и этот Ким потребовал, чтобы я применил тазик – у меня, знаете ли, есть гадательный таз – великолепная, уникальная штука! – который достался мне от самого…
– Дальше.
– Мне было неловко отказывать после такого конфуза, тем более княжескому сыну, пусть и незаконному. Он бросил записку в таз, я заглянул туда и…
– И ничего там не увидел, – насмешливо закончил за него колдун. – И решил разобраться.
Колдун задумался. Кушиура молчал, пытаясь понять, кто прячется в темноте за спиной хозяина. Но кто бы там ни был, знакомиться с ним Кушиуре определенно не хотелось.
– Надо же – "княжич Енгон", – пробормотал колдун. – Лет ему сейчас около пятнадцати… Зачем ты предсказал ему встречу с девушкой?
– Ну как – зачем? – ухмыльнулся Кушиура. – Я знаю, что сказать молодому человеку, который собирается в монастырь. Они же в этом возрасте только о девушках и думают! Понимаете, коллега, если юнец собирается в монастырь, он полагает себя кем-то вроде борца с демонами. И лучшее, самое заманчивое искушение для этакого борца – встреча с прекрасной соблазнительницей. Тут ведь еще неизвестно, что лучше – устоять или поддаться, хе-хе… Есть над чем поразмыслить по пути к святости…
– Слушай, знаток человеческих душ, – язвительно сказал колдун. – Зачем ты лезешь грязными лапами в то, что лучше не трогать? Зачем ты вообще завел речь о девушке? Ты своими шарлатанскими предсказаниями сдвинул с места такую лавину, что еще не известно, чем все закончится….
– Позвольте, я не шарлатан! – возмутился Кушиура. – Да, я хорошо разбираюсь в людях, – сказал он, приосанившись, – на то я и один из лучших предсказателей империи. Если я прорек, что княжичу Енгону суждена встреча с прекрасной девушкой, значит, так и будет. И кстати, если уж речь зашла о предсказаниях, позволю себе заметить, что вмешиваться в чужое гадание и намеренно спутывать его результаты противоречит всякому понятию о профессиональной этике…
– А ты не задумывался, имперец, почему ты искал девушку, а попал ко мне? – вкрадчиво спросил чародей, снимая шапку.
Кушиура отшатнулся и чуть не закричал. У чародея не было лица. Вместо него – какая-то спекшаяся корка, кое-как заросшая кожей, покрытая ужасными полузажившими язвами. Слепые глаза смотрели в никуда из-под голых распухших век. Нос, губы, уши отсутствовали; голова напоминала обгорелый череп, паучьи пальцы походили на обугленные прутья. Что бы ни случилось с этим человеком, одно Кушиура знал точно – с такими ожогами не может выжить никто, даже колдун.
– Тебе не пришло на ум, прежде чем лезть сюда, что это может оказаться моя девушка? – В голосе сожженного колдуна зазвучала ненависть.
"Прочь отсюда!" – Перепуганный Кушиура вскочил на ноги.
Но в этот миг из-за спины колдуна поднялась черная тень. Тень, похожая на полуночный кошмар. Чудовище, воссозданное злыми чарами из пепла пожара и обгорелой плоти лесного зверя, оскалив огромные клыки, глядело поверх лысой головы хозяина, и в его глазах горел злобный разум. Тварь сделала шаг, и за ней потянулся шлейф золы. Так вот откуда здесь повсюду копоть!
Кушиура действительно не был шарлатаном. Он мгновенно догадался, что за существо перед ним, понял, что счет идет на мгновения, и выпалил заклинание возвращения. В лицо ему ударил тугой холодный ветер, гадателя, словно сухой лист, выбросило из дома. Пространство вокруг поплыло, сгустилось, воздух стал похож на темную воду. Тварь с рычанием прыгнула ему вслед. Кушиура ударил ее ритуальным ножом. Раздался вой, тварь отлетела в сторону, завертелась в вихре – и отстала. Воздух всё густел, становился вязким, вихрь превратился в водоворот, вращение все ускорялось… И вдруг гадателя выбросило наружу. Несколько томительных мгновений тошноты и боли – и Кушиура ворвался обратно в тело. Выдохнув, он отпрянул от тазика. Нож выпал из его трясущейся руки… Спасен!
– Надо же, какие мы шустрые, – раздался зловещий голос. – Я, пожалуй, и не догнал бы тебя, не оставь ты мне ключик…
Гадатель попытался вскочить на ноги, но не успел. Вода вскипела, из тазика вынырнула распахнутая пасть, блеснули клыки и с чудовищной силой вцепились Кушиуре в горло. Лицо гадателя ткнулось в жесткое дно тазика, в рот и ноздри хлынула вода. "Так не должно быть!" – успел изумиться он, чувствуя, как клыки впиваются ему в горло. Больше он ни о чем не думал, а только боролся за жизнь, пытаясь вырваться. Над ночным садом разносились хрип, бульканье и звуки возни, из тазика летели брызги. Но скоро все прекратилось, и в дом гадателя вернулась тишина.
Глава 12
Бродячий знахарь
Два дня Мотылек провел в постели, сгорая от жара, в беспамятстве и бреду. Днем он лежал бледный, в холодном поту, хватал бабушку за руки и лепетал какую-то чушь, а по ночам кричал, словно из него заживо вынимали душу. Измученная Ута не спала, не ела, не отходила от постели внука, обтирала ему лоб мокрой тряпкой, поила с ложечки, в душе уже готовясь к тому, что он умрет. Даже знахаря было не позвать. Покойный Хару, единственный шаман на острове, согласно его собственной воле, был на следующий день после смерти сожжен на берегу Микавы, а его прах развеян над водой и степью. Жители деревни Сок устроили для Хару в святилище посмертный алтарь, принесли скромные дары, оставшиеся от праздника Голодных Духов, и грамотный староста собственноручно накорябал два простых знака его древнего имени на поминальной табличке.
Что касается Мотылька, то на третий день утром он проснулся как ни в чем не бывало и потребовал каши. Болезнь ушла бесследно, оставив после себя только временную слабость да страшные сны.
Не прошло и трех дней после выздоровления Мотылька, как Ута внезапно принялась собираться в дорогу. С самого утра она бегала по дому, выметая из углов мусор, убирала всю одежду в сундуки, перекладывая ее пижмой; развесила в каждом углу соломенных тигрят, погасила огонь в жаровне, вытряхнула угли за ограду и тщательно затоптала, а золу рассыпала по грядкам; саму жаровню вымыла, накрыла одеялом и положила сверху священную плетенку от бесов. Все запасы из кладовки, которые могли попортить мыши, а также свежие овощи и недоеденную рыбу отнесла к соседке по имени Медуница и подарила ей просто так. Посреди кухни Ута выставила два короба с лямками, один побольше, другой поменьше. Мотыльку было велено собрать в короб все игрушки, которые он хочет взять с собой, но не слишком много – надо еще оставить место для одежды и еды.
Мотылек шатался по дому, вертелся под ногами.
– Бабушка, мы что, уезжаем?
– Да.
– Почему? Зачем?
– Уезжаем, потому что надо, – раздраженно говорила бабушка в двадцатый раз, выгоняя из кладовки пауков и ос.
– Куда?
Бабушка заперла кладовку на засов, кряхтя, опустилась на колени среди спальни, засунула руку глубоко под платяной ларь на ножках и вытащила небольшой сверток. В тряпье оказалась заначка – несколько связок потускневших медных монет. Ута отделила одну, остальные бережно завернула в тряпку и затолкала обратно.
– Бабушка, ну скажи, куда?
– Вот еще раз скажешь "куда", и получишь мухобойкой пониже спины! Всю дорогу закудыкал! Лучше иди и отнеси грабли в сарай!
Потом Ута обошла кругом дом и с усилием захлопнула все ставни. Внутри сразу стало темно, загадочно и непривычно.
Играя на крыльце, Мотылек слышал, как бабушка читает молитвы домовым ками, в каждой комнате особо, сама похожая на духа в полумраке за закрытыми ставнями, и его мучило любопытство. Происходило нечто необычайное. Похоже, они уходили надолго.
– Ну скажи, а то не отстану! – снова завел он, когда Ута вышла на крыльцо, обтирая с волос паутину. – Ку… В какое место?
– Уф, надоел! В Асадаль.
Мотылек даже притих от удивления.
– А что это такое?
– Главный город нашей префектуры. Там живет госпожа княгиня Касима.
Глаза Мотылька стали как блюдца.
– Мы к княгине в гости едем?
– Не болтай глупостей! Ты собрал свой короб?
– Давно уже.
– Ничего в доме не осталось?
– Вроде нет…
Заскрипела, отошла от стены тяжелая деревянная дверь, которая на памяти мальчика всегда оставалась открытой, потянулись нити паутины, и дверь в дом захлопнулась, словно надгробным камнем могилу припечатали. Мотылек даже вздрогнул – ему вдруг почудилось, что вся его прежняя жизнь осталось за этой дверью. Бабушка с трудом вставила в петли тяжелый засов и несколько минут, сгорбившись, бормотала молитвы Духу Семи Звезд, хозяину судеб, которого по пустякам беспокоить было не принято. Потом обернулась к внуку.
– Заночуем на веранде, благо ночи сейчас теплые, а выйдем завтра на заре. Сначала переправимся на Горбатый Холм, а там пойдем на рынок и попросимся к какому-нибудь перекупщику в лодку до столицы. Авось дня за три-четыре доберемся до Асадаля, если повезет с низовкой. А если верховой или степной будет, так придется бережком, ох, долго…
– А зачем нам в этот Асадаль?
Ответа Мотылек так и не допросился.
Сборы закончились только в сумерках, когда заалело над степью небо, а из сада поползли к дому сизые ночные тени. Все, что оставалось на веранде из домашней утвари – пара котелков, миски, одеяла, – Ута с Мотыльком забирали с собой. Поскольку жаровню заперли в доме, ужин был скудный и простенький. Ута накрывала на стол без всякого настроения. Накормить кого-нибудь недостаточно вкусной пищей было для нее наихудшим позором. Кроме того, в глубине души ей не хотелось никуда идти.
Мотылек же, напротив, пребывал в радостном возбуждении, в ожидании чего-то необыкновенного, чудесного. Они отправлялись в путешествие в столицу! Даже холодные тушеные баклажаны и слипшийся рис с рубленым вареным яйцом казались ему вкуснятиной, потому что они были уже не домашние – они были дорожные. И никогда они раньше не ели так поздно – бабушка заканчивала дела засветло и укладывала внука вместе с солнцем. На крыльце Ута в последний раз засветила бумажные фонари – путеводные огни для предков. Мотылек смотрел на них и фантазировал: вот если сейчас в дом войдут голодные духи, да и сядут за стол – что он станет делать?
Ужин подходил к концу, когда за кустами раздался скрип калитки и звук шагов. Бабушка Ута вытянула шею, высматривая в сумраке вечернего гостя.
– Кто там? – громко спросила она. – Ты, Медуница?
– Мир и покой сему дому! – раздался мужской голос.
Шаги и постукивание стали громче. Мотылек привстал, отогнул край сетки – и увидел, что по тропинке к дому неспешно приближается странствующий знахарь – сихан в соломенной остроконечной шляпе, с традиционным посохом в руке. Бабушка тоже увидела его, и лицо у нее стало совсем кислое.
– Извините, мы уезжаем! – крикнула она. – Поищите другой дом, святой учитель! Видите – мы уже собрали все вещи! – И сердитым шепотом приказала внуку: – Быстро спрячь рис в короб, Мотылек. Этот знахарь так просто не отвяжется. Они словно чуют, где едят…
Странствующих знахарей – гадателей, заклинателей духов, целителей всех мастей – по просторам империи бродило великое множество. На материке к ним относились без особого уважения, подсмеивались за глаза, считали жуликами, ворами и сластолюбцами. На "варварских" островах Кирим, где козни духов были повседневной реальностью, авторитет сиханов был несколько выше. Но не намного. Разве что к недоверию примешивалась доля страха.
Тем временем знахарь подошел к крыльцу, сел на землю шагах в десяти и с невозмутимым видом выставил перед собой плошку для сбора милостыни.
– Пусть даруют вам Семь Звезд счастье, благополучие и здоровье! Если что-нибудь нужно – исцелить больного, провести молебен, изгнать или, к примеру, призвать злого духа – бедный странник полностью к вашим услугам!
– Хвала ками, у нас все здоровы и благополучны, – решительно ответила бабушка через сетку и добавила шепотом:
– Глянь, Мотылек, – сидит?
– Сидит. Ух ты, какая у него огромная собака!
– А ежели вы, госпожа, собираетесь в путь, – не отставал знахарь, – могу погадать, как пройдет путешествие. Также могу вычислить благоприятный день и час отбытия. Еще оказались при мне случайно несколько подходящих амулетов – если госпожа изволит взглянуть…
Бабушка сдалась.
– Ладно, помолитесь, святой учитель, чтобы мы благополучно добрались до столицы, – неохотно согласилась она. – Гадать не надо, и амулетов тоже – у нас и так денег едва хватит за лодку заплатить…
– Ни слова о деньгах. Горсти риса или миски тушеных баклажанов будет вполне достаточно.