Из огромной, просторной комнаты была вынесена вся мебель. На огромном столе были расставлены изысканные кушанья. В центре находился кальян с лучшими сортами табака и дорогие, изысканные сигары. В комнате их уже ждали очаровательные красавицы, одетые в полупрозрачные римские одежды, которые, скорее, окутывали тайной, чем скрывали прекрасные женские тела. И помогали им в этом тени, отбрасываемые пламенем факелов, которыми освещалась комната.
На следующий день Габриэль проснулся около двух, и это пробуждение стало настоящей путёвкой в ад. Слишком много он вчера выпил и съел, слишком был невоздержан в любви, да и курил значительно больше, чем того требовала осмотрительность, и теперь всё это вылилось в состояние жуткого похмелья.
Не открывая глаз, Габриэль позвонил слуге.
– К вашим услугам, сэр.
Каждое слово слуги отозвалось пульсирующей болью в висках и запрыгало красными искрами перед глазами. Габриэль поморщился.
– Приготовь мне, пожалуйста, ванну, – произнёс он голосом умирающего.
– Ванна готова, сэр, – сообщил слуга спустя какое-то время.
– Спасибо, Паркер.
С большим трудом Габриэль поднялся на ноги и, страшно галсируя, побрёл к ванной, куда он плюхнулся, сильно ударившись локтем о край.
– Чёрт! – выругался Габриэль.
Горячая вода начала медленно возвращать его к жизни. Минут через двадцать он понял, что его организм уже в состоянии принять порцию живительной влаги (но никак не алкоголя!). Всё это время ему приходилось терпеть страшную жажду и сухость во рту, так как даже одна только мысль о воде вызывала приступ тошноты и спазмы в желудке.
Габриэль позвонил Паркеру.
– Чего желаете, сэр?
– Будь добр, приготовь крепкий сладкий чай с молоком.
– Одну минуту, сэр.
Крепкий сладкий чай с молоком – одно из лучших средств от похмелья. С огромным удовольствием Габриэль выпил две чашки чая. Мучившая его тошнота начала проходить, да и в голове немного прояснилось.
– Будь добр, Паркер, приготовь мне ещё чай с молоком, – попросил он, выбравшись из ванны.
Выпив пару чашек чая, Габриэль почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы рискнуть выйти из дома.
– Прикажи кучеру запрягать, – распорядился он и начал нехотя одеваться.
– На Принсис – стрит, – сказал Габриэль, садясь в карету. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Габриэлю предстояло стоически переносить все невзгоды поездки. Карету немного трясло, и это было до отвращения неприятно. Правда, свежий воздух внёс свою лепту в процесс выздоровления. К тому моменту, когда карета остановилась возле дома Отисов, он уже чувствовал себя довольно сносно, правда, ноги ещё ощутимо дрожали. Габриэль с трудом поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. Начавшая было успокаиваться головная боль с новой силой запульсировала в висках, отдавая тошнотой в затылок. Поэтому, войдя в кабинет маркизы (она просила подождать её там), он с удовольствием забрался в своё любимое кресло и закрыл глаза. Габриэль не заметил, как она вошла в комнату.
– Не вставайте, граф, – смеясь, разрешила маркиза.
– Прошу прощения, Элеонора.
– Похоже, у вас была бурная ночь.
– Ох, не то слово, маркиза.
– Попросить Элриджа приготовить своё фирменное?
– Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Маркиза позвонила горничной.
– Будь любезна, попроси Элриджа приготовить порцию его фирменного эликсира, – сказала она той и, уже обращаясь к Габриэлю, продолжила: – Похоже, мой друг, у вас ко мне действительно важное дело, раз вы решились на визит в таком состоянии.
– Вчера на внеочередном заседании клуба холостяков Артур объявил о своей помолвке.
– Что?! – лицо маркизы вытянулось от удивления.
– Мы тоже были в шоке. Тем более что до этого он ни словом не обмолвился о том, что у него кто-то есть на примете.
– Вы уже знаете, кто эта счастливица?
– Практически только имя. Её зовут Катрин Мак-Рой. Она воспитанница герцогини Хоум.
– Я кое-что слышала о герцогине. Говорят, в молодости она была весела и очень недурна собой. Какое-то время её считали первой красавицей света.
– Общественное мнение – это последнее, чему стоит доверять, – морщась от боли, произнес Габриэль.
– И, тем не менее, в своё время она разбила множество мужских сердец. К тому же поговаривают, что в её шкафах хранится не одна дюжина скелетов. Ну да это всё сплетни. Одно могу сказать точно. Герцогиня – очень добрая, умная женщина. В своё время она неудачно вышла замуж, овдовела и больше не стала себя связывать узами брака. Своих детей у неё нет, так что, думаю, юная Катрин станет наследницей всего её немаленького состояния. К тому же герцогиня вполне сможет её научить всему тому, что должна уметь юная дама, особенно тем женским секретам, которые вам, мужчинам, знать не положено. Так что, думаю, на этот раз Артур нашёл себе вполне подходящую пару. Или вы так не думаете? – маркиза проницательно посмотрела в глаза Габриэля. – Нет, мой друг, вы так не думаете.
– Бесполезно спорить с вашим искусством чтения мыслей собеседника, – восхищённо сказал Габриэль.
– Это искусство хорошо лишь тогда, когда у собеседника есть хотя бы одна мысль, а такие люди в наши дни встречаются крайне редко, – нарочито разочарованно ответила Элеонора.
– Куда подевался ваш оптимизм?
– С годами оптимизм улетучивается. На его место приходит жизненный опыт, который очень редко свидетельствует о чём-либо в нашу пользу.
– Ваши рассуждения о годах, маркиза, выглядят как кокетство. Я знаю вас достаточно долго, чтобы заметить, что время совершенно не властно над вами. Вы абсолютно такая же, как и были.
– Бросьте, Габриэль. Я живу в доме, где есть зеркала. К тому же, сейчас мне приходится прибегать чуть ли не к волшебству, чтобы выглядеть сносно, тогда как ещё несколько лет назад это давалось само собой. И даже не пытайтесь со мной спорить, граф! Подобные откровения даются мне нелегко даже перед вами.
Постучав в дверь, в комнату вошла служанка с подносом, на котором стоял бокал с непонятного цвета жидкостью.
Габриэль залпом осушил бокал, и волна пряной свежести ударила ему в мозг. Приятная тёплая волна прошла по всему телу. Начала возвращаться жизнь.
– Ваш Элридж – настоящий волшебник, – воскликнул Габриэль, не переставая удивляться действию фирменного эликсира, который он принял далеко не в первый раз.
– К сожалению, зная о своих достоинствах, он обходится нам в целое состояние.
– Думаю, он стоит того.
– Он стоит большего, но об этом ему лучше не говорить.
– Знаете, мой друг, седина, морщины, количество лет – это всё ерунда, – вернулась маркиза к теме возраста. – По-настоящему начинаешь чувствовать, что стареешь, после того, как старость напомнит тебе о себе. Ко мне в дом она уже приходила с визитом – когда-нибудь, мой друг, старость точно также придет и к вам. Думаю, это будет какой-нибудь пустяк, на который вы при других обстоятельствах даже не обратили бы внимания, но именно этот пустяк и станет для вас посланием старости.
– Ни за что не поверю в то, что вы уже получили весточку от неё.
– И тем не менее. В моём случае старость продемонстрировала мне отменное чувство юмора. Она пришла вместе с любовным письмом. Я получила письмо от одного пылкого юноши, который почти так же, как когда-то вы, клялся мне в вечной любви. И вдруг я поняла, что этот мальчик вполне мог быть моим сыном, и сразу же после этой мысли я услышала смех старости. Она была совсем рядом от меня, на расстоянии вытянутой руки.
– Надеюсь, это не стало причиной для отказа пылкому влюблённому?
– Нельзя пренебрегать своим долгом по отношению к подрастающему поколению. И если не мы, то кто ещё сможет их научить всем тонкостям величайшего из искусств!
Случилось то, что должно было случиться: постепенно взаимная страсть маркизы и Габриэля иссякла, но они оказались достаточно разумными людьми, чтобы сохранить пришедшую на смену любви крепкую дружбу. В любой момент они могли обратиться друг к другу за помощью и довериться практически во всём.
– И всё же вы не сказали, почему этот брак вас так встревожил. Артур уже достаточно большой, чтобы самостоятельно принимать решения. К тому же, видя, как вы страдали в прошлый раз, я не думаю, что вы захотите принять участие в его личных делах вновь.
– Увы, маркиза, я не должен допустить этой свадьбы. И вы правы, мне чертовски не хочется в этом участвовать.
– Так не участвуйте.
– Не могу. От меня этого требуют высшие силы, с которыми я не могу не считаться.
– Надеюсь, к вам не являлся господь бог собственной персоной?
– К счастью, нет, но того, кто заставляет меня помешать этой свадьбе, вполне можно считать его доверенным лицом.
– У вас гость, сэр, – сказал слуга, открыв Габриэлю дверь.
– Кто?
– Герцог Корнуэльский, сэр. Он ждёт вас в кабинете. Я сказал, что вас нет, но он изъявил желание дождаться вас, чего бы это ему ни стоило. Надеюсь, я правильно поступил, впустив его, сэр?
– Всё правильно, Паркер. Будь добр распорядиться насчет обеда. Думаю, Артур будет обедать у нас.
Войдя в кабинет, Габриэль застал Артура слегка похрапывающим в кресле. Выглядел он, мягко говоря, неважно, несмотря на то, что был значительно моложе Габриэля. Чтобы привлечь к себе внимание друга, Габриэль взял с полки увесистую книгу и с шумом уронил её на пол. Артур застонал, повернулся на другой бок и проснулся. Он совершенно непонимающими глазами уставился на друга.
– Ты – Артур, герцог Корнуэльский. Я – Габриэль Мак-Роз, твой друг, – сказал Габриэль, тщательно выговаривая каждую букву.
– Фу-у-ух. До чего же хреново! – простонал Артур.
– Иногда мне кажется, что религию придумал настоящий пропойца, – поддержал его Габриэль, – пока пьёшь, вино возносит душу в рай, зато на следующий день приходит расплата в виде адских мук.
– Судя по твоему юмору и свежести лица, ты умудрился продать душу дьяволу похмелья, и теперь он обходит тебя стороной.
– Всё намного проще. Я совершенно случайно встретил одного лекаря, и тот сумел вылечить меня своим эликсиром. Иначе, поверь, я был бы не лучше тебя.
– Скажи мне лучше, где тебя черти носили?
– Я был с визитом у одной дамы.
– У дамы?! После того, что было вчера?! Я преклоняюсь пред тобой! Извини, что не падаю на колени – здоровье не то.
– Я был с деловым визитом у дамы.
– Всё равно. В любом случае ты умудрился надеть достаточно приличное лицо, чтобы быть принятым дамой.
– Обед подан, – сказал слуга, входя в кабинет.
– Спасибо, Паркер. Надеюсь, ты отобедаешь со мной? – спросил Габриэль Артура.
– Мне кажется, что я не смогу проглотить ни кусочка.
– Ну, по крайней мере, ты можешь попытаться.
– Кстати, ты так и не сказал, что заставило тебя притащиться сюда, превозмогая страдания, – спросил Габриэль за столом, – пойми меня правильно, я рад тебя видеть и всё такое, но любопытство жаждет получить ответ.
– Я приехал просить тебя составить мне компанию.
– Ты уезжаешь?
– Да. Меня ждёт тётушка. А если точнее, она ждёт нас.
– Нас? Я не ослышался?
– Я написал ей в письме, что приеду с тобой.
– И что она?
– Она будет рада.
– Подожди. Ничего не понимаю. Когда ты успел получить ответ?
– Я написал, что мы уже выехали. С какой стати ей отвечать?
– То есть, ты хочешь, чтобы я свалился к ней как снег на голову?
– Она давно хочет тебя видеть.
– С чего бы это?
– А рассказами о чьих, по-твоему, подвигах я развлекал тётушку и Катрин?
– Признавайся, что ты уже наболтал?
– Ничего лишнего. Поверь. Катрин достаточно умная девушка, чтобы задать себе вопрос: а где в это время был её голубок? Понимаешь, о чём я?
– Нет, я не поеду.
– Возражения не принимаются. К тому же я поклялся памятью предков, что уйду отсюда только вместе с тобой.
– Хорошо. Когда ты собираешься ехать?
– Немедленно.
– Что?!
– Я даже готов помочь тебе собрать вещи.
– У меня с этим прекрасно справляется Паркер.
– Вот и попроси его продемонстрировать своё искусство.
– Ладно, к тому же ты всё равно не отстанешь.
Всю дорогу Артур рассказывал о своей возлюбленной.
Будучи женщиной умной и жизнелюбивой, герцогиня резонно решила, что детство бывает один раз в жизни, и поэтому, если есть возможность, оно должно быть как можно более счастливым и беззаботным. Поэтому она сразу же отвергла мрачное и чрезмерно строгое монастырское воспитание. К тому же она была совершенно уверена в том, что излишняя религиозность плохо сказывается на пищеварении и совсем не способствует улучшению цвета лица. Поэтому детство у Катрин было радостное, безоблачное и беззаботное. Она росла такой же чистой, свежей и непорочной, как окружающая её природа.
Позже, когда пришло время учиться, герцогиня сама тщательно подбирала для своей воспитанницы учителей, которые не должны были своим занудством слишком сильно испортить её характер. Заметив природное обаяние воспитанницы, герцогиня всеми силами старалась его развить.
В результате Катрин выросла веселой, жизнерадостной, немного наивной (настолько, чтобы это её украшало), умной и естественной, не лишённой при этом хороших манер, девушкой.
Артур так подробно описывал все детали, что Габриэлю начало казаться, будто он тоже знает её много лет. Он буквально закрывал глаза и видел её густые волосы цвета спелой ржи, вместе с Артуром он тонул в бездонной голубизне её глаз, видел её правильное, красивое лицо с чуть заметным золотистым пушком на верхней губе, видел очаровательную родинку, мушку на правой щеке. Казалось, он мог, не глядя, нарисовать её стройное тело, её красивые точёные руки и ноги…
Артур во всех деталях описал, какие у неё были любимые игры, как звали её коней, как она кормила их хлебом с солью, который воровала на кухне – домашние делали вид, что не замечают этого… Габриэль знал, какие она носит платья, какие шляпки, где покупает туфли и какого размера…
Всё это Артур повторил раз по сто.
Артура восхищало и то, как она отнеслась к его объяснению. Она не стала ломаться, кокетничать или проявлять жеманство. Она сказала, что давно уже знала, что так и будет, и всегда серьёзно относилась к словам герцогини о том, что они – жених и невеста.
– И кроме всего прочего, – признался под конец Артур, – она – единственная воспитанница, почти родная дочь герцогини, и та даёт за неё большое приданое, а позже к ней переходит всё её состояние. Деньги – это конечно не главное, но холостяцкая жизнь очень сильно прошлась по моему кошельку, так что её деньги лишними совершенно не будут.
– Что ты собираешься с ними делать?
– Пущу в оборот. Я ведь собираюсь обзавестись наследником, а он не должен быть нищим. Таков наш родительский долг. Семья налагает определённые обязательства на человека. Надеюсь, ты не станешь с этим спорить?
– Удивительно это слышать из твоих уст.
– Я кажусь тебе страшным кутилой, однако заметь, я никогда не влезал в крупные долги, никогда не делал слишком большие ставки, не потерял ни одного имения. Я привёл свои дела в порядок, и если и просаживал лишнее, компенсировал это последующей экономией.
– Иногда мне кажется, что в тебе живёт сразу два совершенно разных человека.
– Всего лишь два? По-моему, ты меня обижаешь.
Чтобы как-то отвлечься от назойливой болтовни друга, Габриэль принялся рассматривать пейзаж за окном, который только из-за медленной скорости экипажа казался ему однообразным. На деле природа юга Шотландии разительно отличается от природы её северной или центральной части.
Практически четыре пятых территории Шотландии покрыто болотами и скалистыми холмами, сменяющимися в центральной и западной частях горами, которые не имеют четко выраженных хребтов. Беспорядочно расположенные горные вершины разделены глубокими узкими долинами, называемыми гленами, или узкими вытянутыми озерами-лохами. Только на нижних частях склонов гор и в гленах можно увидеть пастбища и пашни, так как большая часть территории горной Шотландии совершенно не пригодна для сельского хозяйства.
Зато на юге и востоке Шотландии, наоборот, находятся плодородные, пригодные для земледелия земли, приносящие своим владельцам хороший доход.
Габриэль смотрел, как скалистые вересковые пустоши медленно сменяются пашнями, на смену которым, в свою очередь, приходят луга. Но чаще всего ему приходилось наблюдать поросшие камышом болота.
Всё это было слишком скучным и унылым для того, чтобы вызвать к себе интерес. Артур в очередной, тысячный раз описывал детство своей возлюбленной, отчего уставшего от многодневной (дорога со всеми остановками заняла три дня) поездки Габриэля потянуло в сон. Надо отдать должное Артуру – он не стал будить друга, позволив ему спать до самого дома герцогини.
Герцогиня Хоум жила в большом, красивом доме, выстроенном на месте когда-то великолепного фамильного замка – настоящей боевой крепости, которую англичане сровняли с землёй во время войн Уоллеса. От крепости остался только ров, превратившийся со временем в очень живописный канал, и старинный подъёмный мост, по обе стороны которого стояли настоящие, оставшиеся с рыцарских времен, боевые башенки, служившие когда-то для обороны моста. Разумеется, сам мост давно уже никто не поднимал, да и при всём желании вряд ли его можно было бы поднять, однако и его, и башенки содержали в хорошем состоянии. Для герцогини они были настоящей реликвией – памятью подвигов её знатных предков.
Сам дом стоял у ухоженного большого пруда, за которым начинался лес. К воде вела широкая мраморная лестница, нижние ступеньки которой уходили под воду. К специальным перилам были привязаны несколько лодок, на случай если кто-то из многочисленных гостей герцогини, а гости у неё были всегда, захочет покататься по водной глади пруда.
Вокруг дома был разбит замечательный сад, и издалека дом казался волшебным замком, утопающим в зелени.
– Вот здесь и живёт моя фея, – сказал Артур, когда карета остановилась во дворе дома.
На удивление, герцогиня была одна – так случилось, что все гости разъехались. Она пила на веранде чай – день был тёплый и безветренный. Увидев гостей, она поспешила им навстречу.
Она оказалась милой, подвижной дамой, среднего роста, немного в годах. У неё были красивые, длинные волосы и живые, с искорками глаза. Форма морщин у её рта характеризовала её как весёлого, любящего смех человека. Одета она была относительно просто, но элегантно и со вкусом, правда, несколько старомодно.
Герцогиня нежно расцеловалась с Артуром, после чего он представил ей Габриэля.
– Так значит, вот вы какой, граф Мак-Роз! – совершенно по-детски воскликнула герцогиня, окинув Габриэля с ног до головы оценивающим взглядом. – Артур нам много о вас рассказывал, но я представляла вас несколько иным.
– Представляю, что он вам наговорил.
– Напротив, он рассказывал о вас, как о своём спасителе, и даже признаюсь, я представляла вас этаким рыцарем в доспехах и на боевом коне.
– Не знаю, к счастью или к сожалению, но рыцари остались в далёком прошлом, и теперь они смотрят на нас либо с картин, либо со страниц романов, – ответил ей Габриэль.
– Да вы, граф, настоящий поэт!