Здешний Кириметьев храм по размерам был велик - наш, шатрокский, рядом с ним гляделся бы сараюшкой. Островерхая крыша рогом поднималась над рощицей святых берез, высоченная, крашенная в красный цвет и увитая резьбой по краю. Сруб для храма сложили из гигантских сосновых стволов, а дверь, порог и приступку, как положено, сладили из березовых досок. Толстых, светлых, уже перекосившихся от жары - березовая доска сохнет криво, вечно коробом идет.
На то береза и святое дерево, чтобы не позволять топтаться по себе, не ложиться послушно под человеческую ногу. В обычной избе из березы только лучины ладят. Да и те слишком быстро сгорают, не в пример сосновым.
Я толкнула дверь - она оказалась не заперта, отворилась со скрипом. Внутри был полумрак, от семи малых окошек, прорезанных под самой крышей, света падало мало. Да и вечерело снаружи.
Глерду я разглядела не сразу, она притаилась в углу храма тихой мышью. Завидев меня, кашлянула, сделала несколько шагов к середке, туда, где стоял цельный березовый пень, укрытый алой тканью в золотом шитье - трон для Киримети-кормилицы на случай, если богиня, устав бродить по земле, захочет в своем доме передохнуть.
Я пробормотала:
- Подобру.
Ведьма вскинула руку, сказала:
- Тихо, Полеша, эта та, кого мы ждем.
За спиной раздался шорох, березовые полы скрипнули, и я тут же обернулась. В правом углу за дверью, в сумраке, блеснули чьи-то глаза.
- Он со мной. Поди сюда, госпожа Триша. - Глерда мягко повела рукой в сторону. - Садись на скамеечку.
За Кириметьевым сиденьем и впрямь стояла скамья. На неё кто-то загодя поставил ковш с водой, и горшок, укрытый крышкой.
- Воду сливать будете? - Понятливо спросила я. - А не боитесь? Аксея-то не выжила.
Она чуть шевельнулась.
- За беспокойство спасибо, конечно. Но нам, ведьмам, привычно со смертью впритирку ходить. На границе было куда опаснее, а я там не один год провела. И потом, в отличие от Аксеи, я в воду буду смотреть через щит. Садись.
И я села.
Дело свое Глерда сделала быстро. Воду слила в горшок, попутно окропив мою голову. Потом достала узелок с солью, насыпала в мою больную ладонь целую пригоршню - и бережно приняла высыпанное на расшитый плат. Увязала, сунула в длинный рукав.
У меня опять заныла усохшая рука. Только не с устатку, а от тревоги. Разговор нам предстоял долгий. О многом мне хотелось спросить госпожу Глерду.
- А теперь поговорим, госпожа Триша. - Сказала она. Как будто услышала мои мысли. - Того, кто стоит у двери, ты не бойся, Полеша наш человек. Постоит молча, приглядит, чтобы нам не помешали. Про то, что королевишна обвинила тебя в убийстве Морисланы, я уже знаю. Но потом тебя водили к королю - а там ушей у меня нет.
Я встала со скамейки - нехорошо сидеть, когда немолодая баба рядом стоит - и выложила все. Лишь про наши с Ершей разговоры умолчала. Ведьма чуток подумала, отозвалась:
- А мы в Ведьмастерии все гадали, зачем король-батюшка выспрашивал у госпожи Аленьши, как действуют на нерожденных младенцев проклятья. Стало быть, Досвет уже знает, что ты ходила в покои Граденя.
Вот и настало время, чтобы спросить. Я подбоченилась, глянула построже - пусть не думает, что я девка простая, всякое вранье стерплю.
- А скажи-ка, госпожа Глерда, почему король не знает, что вы, ведьмы, убийцу его сына поймать хотите? Только не говори, что это не мое дело. Я ведь могу и в ту дверку стукнуть, по которой птицы порхают. Она отсюда недалече, сама знаешь.
Ведьма замерла.
- Как твоя деревня называется, госпожа Триша? Спрашиваю, чтобы знать, где такие наглые девки вырастают. И по дуге ту деревню объезжать, если что.
Я от тех шуточек только зубы стиснула.
- Шатрок моя деревня зовется, госпожа Глерда. Только какими бы наши девки ни были, ваши из Ведьмастерия их везде обойдут.
Да ещё и подметки им на ходу оторвут. Думаешь, не понимаю, что в покоях Граденя никто убивца не ждет? Врала ты мне, госпожа Глерда. Без согласия короля ту засаду не устроить, поверх один, дверь соседняя, а за створкой жильцы бдят. Помнишь, как сама говорила - из кремля ни ногой, это опасно? Выходит, ждешь, когда убивец сам меня отыщет. А я у тебя как червяк на веревице, на которого рыбку ловят. Только червяк на рыбалке рыбу редко переживает. Заглочен крючок, ушел червячок. Вот я и спрашиваю, пока ещё жива - почему король не знает об этом?
За спиной у меня кто-то хрюкнул. Полеша смеется, сообразила я. Глерда в его сторону даже не глянула.
- Если ты кому-нибудь проболтаешся о том, что сейчас скажу, госпожа Триша, худо будет всем.
- У меня тоже умишко есть. - Твердо ответила я. - Меня саможорихой пугали, а я смолчала - и про тебя, и про убивца моего отца. Если увижу, что говоришь правду, не разболтаю. Будь спокойна.
Глерда вскинула голову.
- В одном ты права - засаду в покоях Граденя нет смысла делать. Стены они и есть стены, зачем их сторожить. Помнишь, что случилось с бывшей служанкой Морисланы, Парафеной?
Я нахмурилась, но кивнула. Как не помнить. Хотя и тут кое-что не вязалось. но об этом потом.
- Из того случая с Парафеной мы поняли, что кто-то сует нос в тайны, что хранила Морислана.
- Мы - это ведьмы? - Прервала я её. - Или ведьмы вместе с верчем Яруней?
- В наше время. - мягко сказала Глерда, - сила заклятий помогает не всегда. Иногда её лучше подкреплять силой мечей. Но я говорила и говорю - не пытайся узнать слишком много, не лезь в тайны сильных мира сего, госпожа Триша. А насчет прочего ты права - мы и вправду ждем, когда тот, кто накормил Парафену саможорихой, доберется до тебя. И в покои Граденя тебя попросили зайти только для того, чтобы по дворцу пошел слух о родственнице Морисланы. Которая ходит куда не надо, из себя вся странная, Морислане родственница. Но если ты боишься.
Вот не спроси она этого, я бы точно ногами затопала. А так не стала. Не потому, что она меня пожалела - просто не хотела признать, что и впрямь боюсь.
Да и не было мне пути назад. Возвращаться прежней в Шатрок я не хотела. Была у меня охота перед Ершей павой проплыть, с новым лицом - уж такая охота, что и речи не могло быть о возвращении назад.
- Страх не стыд, глаза не выест. - Сказала я. Чуть вздрогнула - холодно было в храме у Киримети, сыростью от березовых полов тянуло. К ночи холодало, видать. - И когда же тот убивец на меня наброситься? Где?
- Кремль под охраной. - С готовностью сказала Глерда. - Теперь, когда слухи о тебе пошли, можно и дальше идти. Вот если бы ты вышла прогуляться. тут есть одна улочка. По обе стороны торговые лавки, товары в них доставляются отовсюду. Не только с Цорселя, но и с самого Урсаима добро везут окольными путями. Шелка, платки, украшения, притирания, для баб и девок замануха. А в конце улицы лавка стоит - хозяин там глуховатый, подмастерьев нет, один-одинешенек весь день. Товар не самый богатый, зато стоит недорого, всем бедным девкам на утешение. Начнешь туда захаживать, другие тоже могут наведаться. Вся надежда на то. В лавке уж все готово, ведьмы в подполе и в доме напротив засели, ждут. Потому я и не сразу пришла - готовила ту засаду.
Она передохнула, добавила:
- Совсем одну тебя не оставим. Однако случиться может всякое. Одно помни - кто бы ни был тот любопытный, убивать тебя сразу он не станет.
- Ага, сначала саможорихой накормит. - Отозвалась я.
Глерда, словно и не слышала, продолжила:
- До Свадьбосева осталось четыре дня, королевишна в Зеленый Дол поедет на седьмой день после праздника. Так что в Чистограде вы пробудете ещё одиннадцать дней. Ведьма, что ворота стережет, знает тебя в лицо, стража выпустит в любое время. Только иди засветло. Прямо с завтрашнего дня и начинай.
- Завтра не могу. - Отозвалась я.
Завтра должен был наступить четвертый день перед Свадьбосевом - тот самый срок, что назначил Рогор. Королевишна приказала пойти с Аранией, и Арания хотела, чтобы я пошла - побаивалась того, что ей предстояло увидеть. Мне и самой хотелось глянуть на убийцу матушки, понять, он ли.
Глерда молча ждала, что я дальше скажу.
- Послезавтра выйду. - Заверила я её. - После урока танцевального как раз время будет. Как та улица называется?
- Девичий ряд. Как выйдешь из кремля, по Воротной площади иди к правому сходу. Там улица будет - Старостенная называется. По ней пройди чуток и сверни на третью улицу по правую руку.
Это и есть Девичий. И пусть Трарин приведет в нашу ловушку того самого колдуна. Или того, кто его знает.
- А как же искра в узоре от проклятья у меня на лбу? - Спросила я. - Опять вранье?
- Вот это чистая правда. - Строго ответила Глерда. - Тот, кто наслал проклятье, действительно близко.
Я заметила:
- Вот и скажите о том королю.
Глерда качнула головой.
- Скажи мне, госпожа Триша - когда ты в своем Шатроке на крючок нанизывала червяка, ты знала заранее, какую рыбу поймаешь?
- Нет.
- Вот и тут как на рыбалке - крючок мы кидаем, но кто нам попадется, не знаем. Теперь скажи - стоит ли идти к королю, не зная наперед, кого поймаем? И поймаем ли вообще? И чем нам поможет король-батюшка? Людей своих пошлет? Так они у него простые вои, лишь на мечах умеют биться. А в засаде на колдуна другое потребно.
- Чай, врешь ты все опять, тетенька. - С сомнением сказала я. - Вон Яруня почему-то знает про ваши дела. А королю, значит, нельзя.
За спиной у меня опять хрюкнуло. Смешливый этот Полеша.
- Яруню больше заботит верч Медведа с Ерисланой, о прочем он и не помышляет. - Строго сказала Глерда. - А ты помни главное - слишком многое совпало. Кто-то накормил саможорихой ту бабу, Парафену, потом умерла Морислана, а в твоем узоре засияла искра. Мы полагаем, что во всем замешан тот, с кем Морислана когда-то схлестнулась во дворце. Наше дело его поймать, а уж потом мы доложим королю обо всем.
- Ну, допустим. - Ещё строже, чем Глерда, заявила я. - А про Парафену ничего не хочешь рассказать, госпожа Глерда? Что такое знала бедная баба? И когда начала служить у Морисланы? У жильцовских женок прислужниц нет, их тут в черном теле держат. А у Ирдрааров все прислужницы - норвинки. Выходит.
- Выходит, - подхватила Глерда, - что Парафена стала прислуживать Морислане, когда та ушла из дворца. После смерти королевича и господина Добуты.
- И что же такое она могла знать? - Упрямо спросила я.
- Не знаю. - Резко ответила Глерда. - И на этом покончим наш разговор, госпожа Триша. Скажу только одну вещь - опасайся цорсельцев, что ходят у королевишны в учителях. Дело в том, что у цорсельских магов волшебство как раз в том и состоит, что они накладывают узоры заклинаний на разные стихии - воду, пламя, ветер, материю. К материи цорсельцы относят соль, землю, камень и железо. А у нашего Ведьмастерия, в отличие от них, узоры чистые, без всяких накладок. Так вот, та ворожея, Аксея, могла истаять, только если в слитой ею воде отразилась цорсельская магия. Для их узоров, даже разбитых на части и отраженных нашими щитами, вода и соль - это как дрова в костре. В них они отражаются, соединяются, набирают силу. Поэтому говорю тебе - бойся учителей.
- Я и боюсь. - Проворчала я.
- А мне сказали, будто ты супротивничаешь. - Заявила Глерда. - То голос повысишь на дана Рейсора, то заговоришь с ним без всякого почтения.
- Кто, я? Да я ему в пояс кланяюсь! Рот открываю, только если спросит.
- И мне дерзишь. - Укорила Глерда. - Ещё раз говорю - поберегись, госпожа Триша. Магия на тебе цорсельская, и учителя тоже оттуда. Неспроста все это.
- А что ж тогда к самой королевишне этих паскудников пускают?
- И язык у тебя грязный. - Тут же осудила меня Глерда. - Ты ваши деревенские словечки, госпожа Триша, у себя в голове держи, но на людях не вываливай. А насчет учителей знай - будь на то воля Ведьмастерия, они не то что королевишну, порога кремлевского не увидели бы. Но у короля-батюшки своя воля, и решения, что он принимает, не нам обсуждать. Доброй ночи, госпожа Триша, потому как на дворе уже почти ночь. Ступай к себе и помни - при цорсельцах не болтай, молчи, опускай глаза.
Ну прямо вторая Арания на мою голову.
В горницу я возвращалась притихшая. И Ершу, попавшегося на лестнице, заметила не сразу. Он сам придержал меня за локоть, коротко кивнул - вроде как поклонился. Спросил тут же, не тратя времени на здоровканье, да не мягким голосом, а резким, хоть и приглушенным:
- Откуда так поздно?
- В баню ходила. - Отбрехалась я. - А что до прочего - так и тебе подобру, господин Ерша.
Курносый жилец снова ухватил за руку, коротко буркнул:
- Поговорить надо. Дело и слово королевское, так что не кричи.
И потащил меня вверх по лестнице. Остановился только на четвертом поверхе, толкнул дверь посередке - ту, что вела в покои Теменя. Шагнул за порог, не отпуская моей руки.
У самого входа, в первой горнице, горели две свечи. Обе почти без натеков, видать, зажгли их недавно. Но дальше покои стояли темные, пустые, страшные. Ерша утащил меня во вторую горницу, остановился у окна, развернул лицом к себе. Сказал сумрачно:
- Подобру, коль не шутишь. И поздорову, с бани-то идучи. А что волосы не мокрые?
- Ты мне муж, что ли? - Осерчала я. - Кругом шла, вот их и обсушило ветерком.
И быстро спросила, пока он молчал:
- А что случилось с госпожой Любавой? Что-то она исчезла.
Он наморщил лоб.
- Хорошо, что ты сама об этом спросила. Вот о Любаве и поговорим, для начала. Королевишне на тебя наболтала именно она. Но зачем? Может, ты знаешь?
- Да откуда? - Отперлась я. - Саму Любаву о том и спрашивайте.
Ерша придвинулся ещё ближе, навис надо мной. У меня аж ноги подгибаться начали - наверно, от смятенья, что в пустой горнице с чужим мужиком одна стою. Узнает кто, позору не оберешься.
- Я бы спросил, да только умерла наша госпожа Любава. В одночасье, в королевской горнице, едва туда вошла королевская травница с саможорихой. За сердце ухватилась и упала на пол. Ты ведь травница, может, знаешь, как убить человека за миг до допроса?
Я приоткрыла рот от неожиданности. Значит, не уехала госпожа Любава. И не заболела.
- Так знаешь? - Настойчиво переспросил Ерша.
Я мотнула головой.
- Откуда? Наши травы либо лечат, либо калечат. Но чтобы вот так, в одночасье.
- И за миг до серьезного разговора. - Прибавил Ерша. - После саможорихи Любава нам бы все рассказала - но вместо того померла. То ли горе, то ли измена. то ли и то, и другое вместе. А потому, девица, поговорим-ка начистоту. Слишком много вокруг тебя тайн. Ты, говорят, с мужиком каким-то недавно на Воротной площади встречалась. В тот же день, как к Граденю ходила. И разговоры у вас были долгие. О чем?
Я вздрогнула, облизнула враз пересохшие губы. Выходит, за мной теперь глядят постоянно, как за шкодливой козой?
Мысли заметались. Как быть? Помня, что собрался сделать Рогор. вот скажу сейчас о нем, а его тут же искать кинуться. А если найдут? Не только норвина могу под беду подвести, но и Аранию.
- Четвёра это был. - Неспешно сказала я, припомнив имя того мужика, с которым познакомилась в Неверовке, перед самым отъездом. И дальше я говорила ровным голосом, размерено, чтобы веры было больше. - Он у Морисланы в Неверовке служил, кого хочешь спроси. Несколько дней нас с Аранией на площади караулил, все ждал, может, выйдет кто. Худого тут нет. Четвёра домой собрался, вот и хотел от нас весточку в Неверовку привезти. А я как раз вышла на площадь перед кремлем в тот вечер, на Чистоград глянуть, полюбоваться.
- Врешь. - Сухо сказал Ерша.
Сердце у меня замерло. И что я в нем нашла? Правильно этот Ерша о себе сказал - пес он. Собака то есть. А что королевский, так то дело второе.
- Не вру. - Упрямо заявила я. - Чё мне врать? Езжай сам в Неверовку, найди там Четвёру и спроси у него. Если мне не веришь.
Ох ты, мать Кириметь-кормилица, попалась-то я как! Курносый жилец глаз с моего лица не сводил. И хоть лицо у него было застывшее, каменное, страху у меня все равно не было. Неверовка отсюда далеко, не один день пути, так просто мои слова не проверишь.
- Скажем, я тебе поверю. - Сказал Ерша так же размерено, как и я до этого. - А к какому дяде идет завтра Арания?
И про это уже знает.
- Меня госпожа Арания держит не за сестру, а за бедную родственницу. Если ты о том помнишь, господин Ерша. А бедным родственникам докладов не делают. - Я быстро опустила голову, вроде как засмущалась. - То ли к Ирдраарам хочет пойти госпожа Арания, то ли к своим олгарским дядям - про то мне неведомо.
- Что ж, завтра поглядим. - Ерша чуть отступил назад.
Следить будет, поняла я. Надо бы переговорить с Аранией - да побыстрей.
- Если ты все спросил, дозволь мне уйти, господин Ерша. Не дело честной девице с чужим мужиком в пустых покоях прятаться. Увидит кто, позору не оберешься. И так жильцовские бабы всякое обо мне болтают.
- Да ну? - Спросил он тотчас. И руку вытянул, загораживая мне путь. - И что же?
- Что свадьба у нас скоро. - Ответила я, удивляясь своей смелости. Подняла взгляд, глянула на него, устав пялиться на пол. - И что платье невесте шнуровать не придется, в расслабленном пойдет, по блудному делу. Позоришь ты меня, господин Ерша.
Он только плечами пожал.
- Разве это позор - так, бабья болтовня. А будут сильно болтать, так женюсь. Если ты, конечно, против короля-батюшки ничего дурного не замышляешь. У королевского пса и жена должна быть ему под стать - верная.
У меня зубы сами сжались. От обиды и на него, и на судьбу - злодейку.
- И не стыдно тебе. - начала было я, но тут зубы опять сжались, со скрежетом. И слезы к глазам подступили, так что пришлось их сглатывать, дышать шумно, чтоб успокоиться.
Ерша все это время терпеливо ждал. Стоял спокойно, безмолвно. Я наконец промолвила:
- И не стыдно тебе издеваться над увечной? У меня ведь только лицо да рука покалечены - а разум цел. Разве можно такую, как я, по собственной охоте в жены звать? Или ты на приданое польстился? Так мне то приданое обещали, да не дали. Так что не торопись, молодец, женихатся - дождись сначала, пока дадут.
Он ответил так рассудительно, что мне аж поплохело:
- Приданое вещь хорошая, конечно. Но жена, которая у тебя за спиной ни с кем блудить не станет, стоит дороже приданого. Я и сам не красавец, что уж тут скрывать. Мне ли за красотой гоняться?
- Ах ты, потрох смердячий. - Прошипела я. Потому как поняла если не все, то многое. И руки в боки уперла. - Это кто ж тебя так обидел, что ты бабьей измены боишься больше, чем моего лица? Я, может, снаружи увечная - а ты внутри. Что, невеста сбежала? Или уже был женат?
Он мне тут же вернул то, что я говорила раньше:
- Я тебе что, муж, чтобы на твои расспросы отвечать?
- Да не говори, - сердито сказала я. - Больно надо. Подобру тебе, добрый молодец, бывай-прощевай.
Ерша хмыкнул: