"Калитка" отыскалась буквально в нескольких шагах - один из прутьев был аккуратно вырезан ножовкой в незапамятные времена.
"Парк" встретил исследователей тишиной и какой-то первозданной заброшенностью.
Нет, в отличие от большинства парков, виденных молодыми людьми в своей жизни, - всяких там "ЦПКиО", на которые так щедро было советское время, - никто здесь ничего специально не разрушал. Не испещряли всякие нецензурные высказывания и формулы из трех знаков кору вековых деревьев, не пятнали землю неряшливые следы кострищ, не громоздились повсюду горы мусора… Казалось, что даже пьяницы, распивавшие свое пойло на скамейке, отличались определенной интеллигентностью и тактом, унося пустую тару и даже окурки с собой, а единственным напоминанием о влюбленных оказался глубоко врезанный в потемневшую доску крик души: "Витя + Аня =". То ли силы оставили неведомого резчика на самом интересном месте, то ли спугнул кто, но итог так и продолжал зиять пустым местом, навевая грустные чувства…
Но слишком уж буйно росла здесь трава, чересчур кустились деревья, местами давшие поросль там, где ее вообще не должно быть. Даже ребенку было видно, что пройдет еще несколько десятков лет, и этот зеленый уголок вообще нельзя будет отличить от обычного участка леса. Разве что тот не огораживают решетками…
И уж совсем не удивляли три виллендорфовские статуи, по колено утонувшие в высокой траве и напоминавшие гвардейцев на страже. Суровые и надменные, будто взаправдашние часовые, трое серых мужчин охраняли заросшее кустами сирени приземистое здание с запертой на огромный висячий замок дверью. Явный военный с эполетами на плечах старомодного длиннополого сюртука, гражданский в костюме по моде середины позапрошлого века и какой-то бородатый викинг в шлеме, опирающийся на боевой топор.
Женя извлек было из чехла фотоаппарат, чтобы запечатлеть скульптуры, отсутствующие в его коллекции, но девушка тронула его за плечо.
Над дверью рядом с гербом фон Гройбинденов выделялся чуть более светлым кирпичом еще один щит: роза с длинным шипастым стеблем на фоне перекрещенных молотка и зубила. Дворянский герб, пожалованный скульптору германским императором.
Замок выглядел ничуть не заржавевшим, а дверь была не то обшита досками, не то изготовлена из дерева целиком…
* * *
- Вот и провалилось наше расследование.
Молодые люди сидели за столом, меланхолично разглядывая список, составленный утром. Ни один из его пунктов не был выполнен.
- Знаешь, Женя, - Вера старалась выглядеть бодрой, чтобы поддержать совсем впавшего в уныние Евгения. - В конце концов, свет клином не сошелся на этом замке. Нужно ехать в Калининград, ворошить областной архив, искать информацию.
- А если не поможет? Там ведь, наверное, то же самое.
- Если не поможет - в Москву, в Питер… В Берлин, наконец! - не сдавалась журналистка. - А что? Шенгенская виза у меня открыта, Маркелов раздобудет какие-нибудь рекомендации…
Слова ее прервал грохот посуды за несколькими стенами, кажется, в кухне.
- С Татьяной Михайловной плохо! - округлила глаза девушка. - Бежим…
Сталкиваясь плечами, они протиснулись в узкую кухонную дверь и сразу же увидели хозяйку, сидящую прямо на полу, посреди фарфоровых осколков, и прижимающую к груди телефонную трубку.
- Что с вами?..
- Вам плохо?..
- Ничего, деточки, - подняла на вбежавших молодых людей полные слез глаза пожилая женщина, и оба ужаснулись, увидев, что из молодящейся домохозяйки "за пятьдесят" та внезапно превратилась в восьмидесятилетнюю старуху. - Со мной ничего…
Ее сообща подняли с пола и усадили на стул, Вера захлопотала, заметая остатки чайного сервиза к мойке, а Евгений налил стакан воды и принялся рыться в аптечке, висящей на стене, в поисках сердечного средства.
- Да не хлопочите вы, - прорыдала Татьяна Михайловна, по-прежнему прижимающая к груди трубку. - Со мной все в порядке…
- С родными что-то? С дочерью?
- Сережа погиб, Прохоров… Только что Петрович позвонил…
Сергей Алексеевич не смог прийти в условленное место на углу Краснофлотской и Чичерина по очень простой и уважительной причине: он был найден в своем деревянном "архиве" мертвым. И смерть наступила всего через несколько часов после встречи…
Западная Украина, бункер "Вольфшанце", 1943 г.
- Подавляющее большинство представленных мне проектов - полный бред, - невысокий сутуловатый брюнет в горчичного цвета полувоенном костюме мерил просторный кабинет шагами из конца в конец. - Чем там занимаются ваши ученые умы, бригаденфюрер? Они что, считают, что можно тратить народные рейхсмарки направо и налево? Ресурсы Рейха небезграничны, так же как и мое терпение. Представьте мне хотя бы один проект, результатов которого нужно будет ждать не десять лет, а всего лишь шесть месяцев, в крайнем случае - год! Мы должны остановить большевистские орды на пороге Европы!..
Гюнтер Бернике, личный представитель фюрера в "Анненербе", отлично знал, что того не стоит перебивать в такие минуты, когда, как выражался сам Гитлер, на него нисходило "озарение свыше". Он и сам отлично понимал, что большинство проектов с чистым сердцем можно назвать "прожектами" - здравого смысла в них было не больше, чем в детских считалочках или бульварных романах. Чего стоило, например, исследование о полой Земле или та же технология создания демонического воинства.
Бернике принадлежал к немногочисленному кругу трезво мыслящих людей, выкристаллизовавшемуся из числа высших чиновников Рейха к середине войны, которая оказалась на поверку не такой уж победоносной. Нет, фрондерство этого кружка не простиралось до того, чтобы подвергнуть сомнению гений фюрера, но его члены реально оценивали ресурсы начавшей давать сбои машины Третьего рейха и не могли допустить растрачивания сил на всякие беспочвенные фантазии. Например, лично Бернике выделял три программы, могущие изменить ход войны и свести все усилия врага к нулю: ракеты, способные поразить цель в самых удаленных уголках земного шара, самолеты с реактивным двигателем, недосягаемые для противовоздушной обороны противника, и, главное, создание урановой бомбы. По всем трем направлениям были достигнуты значительные успехи, и распылять силы и средства, когда успех так близок, просто глупо! Конкуренты, наоборот, подсовывали фюреру всякие сумасшедшие идеи вроде малопонятных "вихревых пушек" или суперсолдат, послушных приказу командира, словно марионетки. И самое главное - они таки добивались успеха, действуя через приближенных к Гитлеру бонз.
Чего далеко ходить! Полгода назад рейхсмаршал Геринг умудрился пропихнуть изобретение какого-то безвестного очкарика, разом опустошившее казну на миллионы марок. Бернике же опять пришлось бессильно скрипеть зубами, считая, сколько денег этот "прожект" оттянул от реального "оружия возмездия" и насколько отодвинул его воплощение в жизнь.
Сегодняшнюю белиберду Гюнтер специально отбирал, руководствуясь одним-единственным принципом: дискредитировать ученых фантазеров настолько, чтобы фюрер наконец понял всю вредность их идей и более не обращал внимания на всякие безумные затеи. И, кажется, был близок к успеху. Следует лишь немного поддержать самые "избранные" из проектов и вытерпеть гнев, который неминуемо обрушится на его голову…
"Цель оправдывает средства, - процитировал про себя очень уважаемого им человека бригаденфюрер, мысленно улыбнувшись, в то время как лицо его хранило выражение почтительного внимания. - А моя цель оправдает любые средства…"
- Если позволите, мой фюрер, - вставил он слово, когда Гитлер слегка выдохся и перестал сыпать "божественными откровениями". - То вот этот проект, к примеру, мне кажется вполне реалистичным…
Он намеренно выудил из стопки папок ту, на корешке которой значилось "Der Steinsoldat". Добивать - так очевидным бредом!
- Каменный солдат? Что за чушь? - презрительно фыркнуло первое лицо Тысячелетнего рейха, принимая из рук Гюнтера картонные корочки с несколькими листами внутри. - Мои солдаты и так изваяны из камня и стали! О них, как о мощный волнорез, разобьются любые орды восточных варваров! В огонь! Все в огонь! Все эти бредовые измышления - в огонь!
Бригаденфюрер Бернике уже торжествовал победу, когда фюрер внезапно близоруко вгляделся в отпечатанный на машинке текст.
- Тейфелькирхен? Что за черт? Да, вот еще одно упоминание… А это что?..
Мгновение спустя Гитлер уже пробегал глазами текст, глотая страницу за страницей, то и дело отчеркивая ногтем строчку, приковавшую его внимание. Гюнтер понял, что затея трещит по швам: дернуло же его включить в кучу псевдонаучной ереси именно эту папку! Да еще самому обратить на нее внимание. Но кто же мог знать?
- Тут через абзац упоминается имя Юргена фон Виллендорфа, бригаденфюрер, - дочитав, поднял Гитлер на окаменевшего от роковой ошибки офицера глаза с нездоровой желтизной по белкам. - А это имя свято для меня… Когда-то очень давно… - Фюрер оборвал сам себя и закончил: - Этот проект я передаю под ваш личный контроль, Бернике. Передавайте остальные дела своим подчиненным и немедленно беритесь за воплощение в жизнь именно этой идеи. Любые силы и средства будут в вашем распоряжении. Я повторяю: немедленно!
- Яволь! - щелкнул каблуками Гюнтер.
"Он либо гений, - пронеслась в голове крамольная мысль, - либо сумасшедший. Но скорее всего - и то и другое вместе…"
Тейфелькирхен, Восточная Пруссия, 1943 год.
- Что это за строения? - штурмбанфюрер Вальдберг ткнул пальцем в расстеленный на столе план города.
- Так, ничего особенного… - бургомистр Стефан Мюллер не знал, чем услужить неожиданно свалившимся ему на голову "гостям" в черных мундирах. - Два незадачливых местных предпринимателя еще в двадцатые собирались здесь построить литейный заводик… Ну, вы, наверное, слышали, что в нашем городе жил знаменитый скульптор Юрген фон Виллендорф… Они собирались копировать его работы и торговать копиями…
- Собирались или построили? Мы, осматривая город, видели дымок над трубой. Да и не производит этот заводик впечатления неработающего.
- Ну… Не пропадать же работе даром? Все равно они не успели полностью выплатить деньги за аренду земли…
- Короче говоря, вы перепродали предприятие другим? Или используете сами?
Мюллер счел за благо промолчать.
- А вам знаком закон о незаконном предпринимательстве, господин Мюллер?
- Но мы же не для себя! Исключительно на нужды города… У меня есть бумаги!
Высокий широкоплечий эсэсовец несколько брезгливым взглядом смерил обильно потеющего толстяка.
- Успокойтесь, Мюллер. Мы здесь не для того, чтобы проверять вашу финансовую отчетность. Для этого существуют другие. Познакомьте-ка нас лучше со своим хозяйством поближе…
Париж, музей Рюбо, 1943 год.
- Господа! Это варварство!
Франсуа Рюбо, невысокий лысоватый очкарик пятидесяти пяти лет от роду, панически боялся одетых в черное здоровяков, внезапно наводнивших его кабинет, но речь сейчас шла о чем-то не укладывающемся у него в сознании.
- Вы не имеете права! Я буду жаловаться коменданту города!
- Жалуйтесь, если угодно, - высокий офицер с серебряными зигзагами в петлицах добродушно улыбнулся и выложил на стол перед онемевшим директором музея листок бумаги с лиловой печатью. - Только он в курсе. И вообще, какое же это варварство? Мы просто забираем то, что принадлежит Тысячелетнему рейху по праву. Не трогаем же мы ваших Майоля или Родена? Чужого нам не нужно.
- Но "Валькирия" фон Виллендорфа находится в нашем музее на совершенно законных основаниях! - снова обрел дар речи Рюбо. - В свое время она была передана правительству Французской Республики президентом Германии в качестве дружеского дара!
- Мы не признаем продажных правителей Веймарской Республики, раздававших налево и направо сокровища, принадлежащие великому немецкому народу. Большинство из них уже получило по заслугам. Ты желаешь присоединиться к ним, лягушатник? - потерял терпение, которое, видимо, не относилось к числу его добродетелей, гестаповец. - А ну, живо веди нас к этой валькирии! И заруби себе на носу, что Гюнтер Штрассман не знает слова "нет".
- А кто это - Гюнтер Штрассман?
- Я, идиот! - Немец схватил щуплого француза за плечо и выдернул из-за стола. - Вперед!..
"Валькирия" оказалась огромной - почти в два человеческих роста высотой дамой в вычурном платье и с короной германских императоров на голове. Надменное каменное лицо с тяжеловатым подбородком взирало на копошащихся внизу карликов с брезгливым выражением домохозяйки, заглянувшей ночью на кухню и увидевшей разбегающихся во все стороны тараканов. Казалось, что могучая ступня в античной сандалии сейчас высунется из-под ниспадающего одеяния и примется топтать людей, а копье - разить наиболее вертких…
- Какая здоровая! - ахнул кто-то из "черных". - На милку мою, Гретхен, похожа!
- Как прижмет тебя такая "милка" - не обрадуешься! - с хохотом ответил ему другой.
- А тащить-то ее как? - перебил товарищей третий.
- Разговорчики! - оборвал разговорившихся подчиненных Штрассман. - Придется привлечь ваших сотрудников, - развел он руками, обращаясь к грустному мсье Рюбо и снова становясь вежливым и интеллигентным. - Одни мы, как видите, не управимся.
- Увы, - мстительно улыбнулся очкарик, не простивший гестаповцу "лягушатника" и чересчур вольного обращения. - Музей пуст. Только я да еще несколько человек. Грузчиков сейчас днем с огнем не сыскать. Война…
- Тогда соберите всех "нескольких человек", - сверкнул зубами гауптштурмфюрер. - Придется им часок поработать грузчиками, если нет профессиональных.
- Но большинство из них - пожилые больные люди! - попытался протестовать мсье Рюбо.
- Думаю, что концлагерь не добавит им ни молодости, ни здоровья. Траубе, Аппельберг - помогите господину директору…
Полтора часа спустя два десятка человек разного возраста, пола и конституции, мешая друг другу, волокли обмотанную мешковиной свергнутую воительницу к поджидавшему снаружи грузовому автомобилю. Среди "грузчиков", обливаясь потом, трудился и мсье Рюбо.
Еще вчера он гордился своим личным нейтралитетом и способностью ладить с оккупантами, убеждал знакомых, что среди них тоже встречаются порядочные и даже интеллигентные люди. Сейчас же он как никогда сочувствовал бойцам Сопротивления, стремящимся изгнать "проклятых бошей" из благословенной Франции…
Швеция, местечко Бранте Клев, 1943 год.
До осенней штормовой поры еще далеко, но и летняя Балтика, особенно здесь, на севере, далеко не сахар. Но сегодня - почти настоящее лето. Из-за несущихся рваных темно-серых облаков даже проглядывало солнышко, по-северному ласковое, не обжигающее, а греющее.
Казалось, что все это байки, что вокруг мирной Швеции не полыхает война и не корчится в смертельной агонии сошедший с ума остальной мир. Но стоило внимательно присмотреться, и на горизонте можно было различить дымки крадущихся вдоль шведского побережья конвоев, приметить пролетающий самолетик, нестрашный отсюда, словно неторопливый шмель… А на днях всплыла и несколько часов качалась на волне всего лишь в какой-то миле от берега серо-пятнистая хищная субмарина, пока пришлепавший из Истада сторожевик Королевских ВМС не поинтересовался, какого черта один из боевых кораблей "Кригсмарине" забыл в нейтральных водах…
Миккель Тювесон и Калле Синтор сидели на камнях, предусмотрительно подложив под седалища заботливо связанные супругами коврики, и курили трубочки, вполглаза наблюдая за пасущимися в вересковых зарослях двумя десятками овечек. На животинок можно было вообще махнуть рукой: кто в деревне Льюнга не знает, что вон те - с красной тряпочкой, завязанной на пучке кудрявой шерсти, - Синторовы, а с зеленой - Тювесонов? Но вот уже второй день по самому краю утеса, по заброшенной каменоломне, лазает какой-то чужак. А чужак есть чужак - один Господь знает, что у него на уме.
- И все-таки я считаю, что это не цыган, - проговорил Миккель, продолжая неторопливый разговор, и надолго замолчал, попыхивая ароматным дымком.
Из пятидесятиметровой пропасти, разверзшейся под обрывом, доносилось глухое ворчание волн, разбивавшихся об отвесную скалу даже тогда, когда море было спокойным, крики чаек и редкое постукивание металла о камень.
- Может быть, и не цыган… Но не швед точно. Может быть, датчанин?
- По мне, так эти южане ничем не лучше цыган…
Еще пару минут над камнями висело молчание.
- И чего он там стучит?
- Делать нечего - вот и стучит…
Из глубокого распадка, пропахавшего гладкий округлый лоб утеса, появилась чья-то голова в тирольской шляпе. "Цыган-датчанин" с молотком на длинном черенке-трости приближался к аборигенам.
- Добрый день, уважаемые.
Незнакомец был высок ростом, сухопар, одет по нездешней моде. Да и не по погоде.
Оба шведа неодобрительно разглядывали его легкомысленную курточку, короткие штаны, оставляющие открытыми поросшие рыжеватой шерстью коленки, высокие гольфы. Тут и малыши так не одеваются, не то что взрослые степенные люди. Одно слово - иностранец.
Только добротные, подкованные железом ботинки из грубой кожи и оценили Миккель и Калле. Таким и камни не страшны, и щебнистые осыпи… Хорошая обувка, ничего не скажешь.
- И тебе добрый, если не шутишь, - степенно ответил Тювесон за обоих.
- Не подскажете, господа, почему камень здесь такой, - продемонстрировал пришелец крупный осколок, сверкающий на изломе.
- Почему? - задумался Миккель. - Камень как камень. Везде такой, - он широко обвел рукой окрестности.
- Драконья кровь это, - серьезно сообщил иностранцу Калле, слывший в деревне записным шутником.
- Как? - опешил тот. - В самом деле?
- Точно, - поддержал друга Тювесон: почему не разыграть бродягу, поведав ему старинную легенду - авось и поверит, убогий.
Не торопясь оба шведа по очереди поведали недотепе, как богатырь Сигурд тысячу лет назад на этом самом месте, по наущению карлика Регина, убил дракона Фафнира, съел его сердце и искупался в крови, чтобы стать неуязвимым…
- А кровь пропитала землю, и то, чего она коснулась, стало таким вот камнем, - закончил Синтор непривычно долгий для него рассказ.
- Все вокруг? - усомнился "голоногий".
- Дракон был огромен…
Бродяга уже давно скрылся из виду, а старики все еще качали головами.
- Думаю, что это все-таки цыган, Миккель…