Ментальная атака на него была проведена изящно и стремительно, и это говорит о неплохой квалификации нападавшего. Вот только характер этой атаки был совершенно непонятен. Свет пробовал разные заклинания, стремясь сделать полный анализ воздействия, но получалась какая-то чушь. С одной стороны, атака явно велась на него, но с другой, часть энергии куда-то рассеивалась. Словно он был не один… А когда начался анализ реакции на атаку, Свет нарвался и вовсе на полную ерунду. Во-первых, отсасывалась часть реактивной энергии, а во-вторых, он вдруг увидел зеркало, а в зеркале сосредоточенную физиономию Репни Бондаря. Картина сия, прожив в нем не более мгновения, тут же исчезла, и осталось абсолютной загадкой, то ли это было магическое отражение действительности, то ли кусочек кошмарного сна.
Провозившись с собственным подсознанием еще четверть часа, но так ничего и не добившись, Свет сдался. Единственным результатом проделанной работы стало дальнейшее усиление агрессивности, и у него уже не вызывало сомнения, что придется просить Гостомысла Хакенберга увеличить продолжительность сегодняшнего занятия.
Если, конечно, у германца окажется свободное время. А взамен, в качестве платы, приглашу его позавтракать в компании с дамой.
* * *
Свободное время у Хакенберга нашлось. Германец загонял Света до полного изнеможения и нанес ему столько уколов, сколько от старого мастера Свет не получал и за полмесяца. Да, гонорар свой он отрабатывал на совесть…
Зато вместе с физическим изнеможением Свет ощутил в душе такую пустоту, какой, казалось, не испытывал никогда. И это лучше всего говорило о полном достижении разрядки.
Берендей ввалился в фехтовальное поприще, когда Свет с мастером, отбросив в сторону маски и шпаги, лежали навзничь, с трудом переводя дух.
– Пора завтракать, чародей!
Свет поморщился: за своими утренними переживаниями он совершенно забыл предупредить эконома, чтобы тот перенес время завтрака. Он поднялся на ноги:
– Вы не откажетесь разделить со мной трапезу, мастер?
– Почту за честь! – Хакенберг тоже встал с пола и поклонился. – С удовольствием!
– Много ли времени вам потребуется, чтобы привести себя в порядок?
– Не более получаса, чародей.
Свет повернулся к Берендею:
– Тогда поступим следующим образом. Пусть Касьян приготовит нам что-нибудь. Мы позавтракаем через полчаса. А сейчас накормите нашу гостью. Если она, конечно, не пожелает нас подождать.
Гостья подождать пожелала. Когда Свет с германцем пришли в трапезную, Вера сидела на своем месте, но тарелка перед нею была еще пуста.
– Доброе утро, Вера!
– Здравы будьте, сударыня!
– Доброе утро, чародей! Будьте и вы здравы, сударь!
Вошла с подносом Забава, без удивления посмотрела на германца, принялась раскладывать по тарелкам омлет с зеленым горошком.
– А я тоже проспала, – сказала Вера. – Хорошо, Забава разбудила.
Свет посмотрел на Забаву. Сегодня ее глаза молний не метали.
– Как вам нравится мое новое платье? – сказала Вера, бросив кокетливый взгляд на Света.
– О? – сказал Свет. – На вас новое платье! А я и не заметил.
Забава чуть не прыснула. А Вера возмущенно-недоверчиво воскликнула:
– Не заметили?
– Очень красное платье, – дипломатично сказал Хакенберг. – Только такое платье и может быть на такой женщине.
Вера мило улыбнулась ему:
– Благодарю вас, сударь! Некоторым стоило бы поучиться, как говорить женщине комплименты.
Теперь взгляд, который она бросила на Света, был откровенно лукавым.
Забава хихикнула и тут же сбежала на кухню. Свет озадаченно посмотрел ей вслед: сегодняшнее поведение служанки показалось ему странным. Куда делась ее пылкая безудержная ревность? Куда исчезли косые взгляды, которые она бросала на гостью? Неужели он опростоволосился, и гостья попросту перевербовала его прислужницу? Только чем она могла ее перевербовать? Не деньгами же, в самом деле!.. Однако вот наглядный пример, что женщинам никогда нельзя доверять – даже тем, кто вас любит.
Между тем гостья и фехтовальщик уже вели оживленную беседу. Говорили о всякой ерунде: о справной погоде, о Паломной седмице, о том, что красная женщина всегда радует глаз мужчины. Вернее, говорил в основном германец, а Вера поддакивала, пересыпала его монолог восторженными восклицаниями и довольными смешками. Свет же, внимательно глядя в тарелку, мрачно поглощал завтрак: не знал он, о чем беседовать с этой кареглазой фифочкой. С графиней Фридриксон было проще: той не требовалось создавать таких условий, чтобы она чувствовала себя как дома. И пожалуй, стоило бы связаться с Буней Лаптем и заявить, что он, Свет, больше не намерен заниматься этой лжематерью Ясной. Он бы так и поступил, если бы был уверен, что она и в самом деле лже-! Впрочем, с Буней было о чем поговорить и помимо паломницы – Свет вечор достаточно хорошо проанализировал свое приглашение на обед к Кудеснику.
– Вы знаете, вчера убили какого-то академика, – сказал Хакенберг. – Говорят, зарезали прямо в собственной карете.
Свет даже обрадовался: появилась возможность заняться делом. И он занялся – перевел внимательный взгляд с тарелки на Веру: ну-ка, как она отреагирует, эта беспамятная?
Беспамятная не отреагировала никак.
– В самом деле? – проговорила она. – Жуть какая!
Точно так же отреагировал бы сам Свет. Да и любой сотрудник любой службы безопасности. Но не могла она быть сотрудником службы безопасности – в этом он был теперь почему-то уверен.
– Да, жуть, – согласился Хакенберг. – Однако глупо. Все равно найдут. Волшебники у нас сильные. – И безо всякой связи с убийством добавил: – А знаете, вы с чародеем чем-то похожи друг на друга. Как супруги опосля долгой совместной жизни…
Свету показалось, что гостья слегка вздрогнула. Он тут же переключился на ее ауру. И разочарованно вздохнул: аура ничуть не изменилась.
– Я вас перехвалила, сударь, – заметила между тем Вера. – На мой взгляд, это достаточно сомнительный комплимент. – Она снова бросила на Света лукавый взгляд. – Наш хозяин – изрядный мужлан. Словно вовсе и не словен…
Свет хрюкнул. И подивился своему спокойствию. Произнеси такие слова кто-либо другой, сразу бы наступила расплата. Но связываться с этой дефективной… А может, она и в самом деле дефективная?
Однако Хакенбергу последняя фраза собеседницы не показалась. Он смутился, с опаской посмотрел на хозяина.
– Не обращайте внимания, – сказал Свет. – Наша подружка порой слишком остра на язык. Почти, как моя служанка Забава. Кстати, наша подружка страдает потрясающим беспамятством. Но откуда-то знает, какими бывают словене…
Вера вспыхнула:
– Уж лучше быть потрясающе беспамятной, чем совершенно бездушным!
Хакенберг покряхтел и засобирался домой: похоже, эта перепалка напрочь лишила его всякого аппетита.
– А мне сегодня странный сон приснился, – сказала Вера, не обращая ни малейшего внимания на его затруднение. – Как будто в мое окно молния ударила. Без грома и без дождя. И не с неба.
Свет вскинул на нее глаза. Она внимательно смотрела на него, и на лице ее было прямо-таки написано: "Не ваша ли это была работа, чародей? Что скажете?"
И тогда Свет решил не говорить ничего.
* * *
После завтрака Свет связался с Лаптем.
Буня ответил, хотя и не сразу. Даже в волшебном зеркале было заметно, как озабочен он происшедшими за последние двое суток событиями. Вечно розовая физиономия опекуна министерства безопасности явно осунулась, глаза запали, а монументальная лысина казалась изрядно поблекшей. Поначалу он вроде бы и не узнал чародея Смороду.
– Слушаю вас… – Взгляд его медленно прояснился. – Слушаю вас, брате Свет.
– Здравы будьте, чародей! Мне бы хотелось с вами поговорить. С глазу на глаз.
Буня поднял взор к потолку:
– Могу встретиться с вами через час. Где вам будет удобнее?
Свет понимал, как занят сейчас опекун министерства безопасности. И потому сказал:
– Дело у меня личное. Так что удобнее всего будет у вас, в министерстве.
Буня молча кивнул. На том и распрощались.
Пришлось поторапливаться.
Охрана в министерстве безопасности, похоже, была приведена в полную боевую готовность. Во всяком случае, на входе – где еще вчера можно было пройти по нормальному, бумажному пропуску – сегодня был установлен волшебный кристалл. А вместо обычных стражей стояли волшебники.
Впрочем, Свету было все равно, кто его пропустит – обыкновенный человек или колдун. Волшебный кристалл был настроен на Света, как и на всех прочих лиц, по роду занятий систематически появляющихся в министерстве, и, едва чародей оказался в сенях здания, действие охранного заклятья на мгновение прервалось. Страж-волшебник отдал честь.
В приемной у Буни сидело несколько человек весьма озабоченного вида, но секретарь пригласил Света в кабинет, едва тот переступил порог: судя по всему, Лапоть его уже ждал.
Сотворив заклинание, Свет открыл дверь.
Мрачный Буня сидел за столом и внимательно изучал какую-то бумагу. В открытые окна кабинета врывалось яркое солнце, и лысина опекуна гоняла по потолку легкомысленные зайчики. Зайчики метнулись к задней стене кабинета: Буня поднял голову. Выражение лица его слегка разъяснелось, стало заинтересованным. И за то мгновение, пока Буня узнал вошедшего и начал контролировать свой ментальный образ, Свет успел заметить в его ауре легкую угрозу.
Ему все стало ясно: вчера с ним сыграли небольшой, но грамотно поставленный спектакль. Все было не так, как ему представлялось и как ему говорили. Никто не проверял у прислуги его алиби, и на проявление спектрограммы его пригласили только для того, чтобы определить, не вызовет ли анализ линий спектрограммы у чародея Смороды необъяснимых трудностей. И потребовать от него, чтобы он объяснил эти трудности. Говоря же проще: в свершении преступления его подозревал далеко не один Кудесник. Его подозревало и почти родное министерство безопасности. А скорее всего, Кудесник и прощупывал его с подачи почти родного министерства, точнее – с подачи хозяина этого кабинета.
– Здравы будьте, брате! – Буня поднялся Свету навстречу.
Поздоровались. Уселись в кресла. Буня потер лысину.
– Чем могу быть полезен, брате? Если вы по поводу происшествия, случившегося во середу, то мы так и не сумели определить, кем был пытавшийся напасть на вас маг.
Буня выглядел достаточно усталым, и Свет решил сыграть в открытую.
– Вчера Кудесник пригласил меня к себе пообедать. И в течение всего обеда прощупывал, не я ли убил академика Барсука.
Ему показалось, что Лапоть слегка удивился.
– Этой же ночью, – продолжал Свет, – была предпринята попытка ментального проникновения в мой сон. Исходя из всего этого, я делаю вывод, что меня подозревают в убийстве Барсука. А поелику я его не убивал, то пользуюсь своим правом потребовать немедленного созыва Контрольной комиссии. – Свет встал. – Для освидетельствования на предмет отсутствия в моем Таланте следов Ночного колдовства.
Хозяин не последовал примеру гостя. Он продолжал сидеть в кресле, нарушая служебный этикет. Лицо его сделалось отрешенным, взгляд впился в пространство: Буня размышлял.
Свет ждал.
Наконец Лапоть тряхнул головой, и зайчик с его лысины ударил Свету прямо в левый глаз.
– Сядьте, Сморода!.. Собирать Контрольную комиссию для вашей проверки нет никакой необходимости. Никто вас не подозревает.
– Это сегодня, – сказал Свет. – А вчера?
Буня махнул на него рукой:
– Бросьте! Какой вам был резон убивать Барсука?
Свет обратил внимание, что Лапоть не подтвердил, но и не опроверг того факта, что вчера Свет-таки находился в числе подозреваемых.
– Одним словом, забудьте об этой чепухе! – Буня дождался, пока Свет снова сядет в кресло, и продолжал: – Пусть эта проблема вас не волнует: ею есть кому заниматься. А вот новой матерью Ясной, кроме вас, заняться некому. И потому я вас прошу: прекратите отвлекаться. Ваша главная задача сейчас – раскрутиться с этой паломницей. Убийцу же Барсука отыщут и без вашей помощи.
– Но пока что не отыскали!
– Отыщем! – Буня впечатал ладонь десницы в крышку стола. – Отыщем как миленького! Определим, кому до зарезу необходимо было убрать академика, и отыщем!
Свет хотел сказать, что, если подумать, то до зарезу убрать академика было необходимо хотя бы чародею Смороде. Но не сказал: ведь Буня не ехал после эксперимента в карете Кудесника и знать не знал, о чем они там говорили. На объяснение собственных мотивов потребовалось бы некоторое время. А к Свету вдруг явилась очередная любопытная мысль.
– Хорошо, – сказал он. – Спасибо, что успокоили! А я, грешным делом, предположил, что это именно вы надоумили Кудесника пригласить меня на гуся с яблоками.
– Фаршированный гусь у него всегда хорош. Я бы с удовольствием отведал…
– А вас он не приглашал?
– Меня нет. И это доказывает, что вас он приглашал совсем не с той целью, какая пришла вам на ум. Иначе я бы наверняка был приглашен с вами на пару.
Свет встал:
– Да, вы правы. Простите, что отнял у вас столько драгоценного времени. Пойду раскручиваться с паломницей. – Он протянул Буне десницу.
Буня, сверкнув лысиной, ответил на рукопожатие, но Свет заметил, что опекун министерства безопасности продолжает контролировать свой ментальный образ. А значит, верить сказанным Буней словам – все равно что бросаться снежками в солнышко. Лучше уж оборотиться Хорсом и наоборот, кидать солнечные лучи в снег. Если не удастся попасть лучиком в лысину Лаптя, Купала оный снег растопит. А в талой водичке может обнаружиться кое-что стоящее.
И потому, выйдя из приемной опекуна министерства безопасности от палаты чародеев Буни Лаптя, чародей Свет Сморода тут же направил стопы в кабинет сыскника-волшебника Буривоя Смирного.
Смирный оказался у себя. Как и Лапоть, трудился над некими важными документами. То ли сыскное дело изучал, то ли протокол заполнял…
– Здравы будьте, брате!
Смирный взглянул на незваного гостя не очень дружелюбно и перевернул текстом вниз лежащий перед ним лист бумаги:
– Будьте и вы здравы, чародей! Заходите.
Свет зашел. И даже сел на стул, стоящий с противоположной от хозяина стороны стола. На этом стуле обычно сидели те, кто попадал в сей кабинет отнюдь не по собственному желанию. Свет поделился этим своим наблюдением с сыскником.
Смирный откровенно поморщился:
– Вы знаете, чародей, у меня не так уж много времени, чтобы выслушивать ваши догадки по поводу стульев в моем кабинете. Простите, но меня ждет отчет.
– Как я понимаю, в отчете этом ничего особенно радующего не предвидится?
Смирный посмотрел на него с неудовольствием, но промолчал.
– Думается, традиционные версии у вас не подтверждаются, – продолжал Свет. – Научные противники академика не настолько завидовали своему конкуренту, чтобы решиться на убийство. Ибо, будучи дюжинными людьми, не до конца понимали важность его открытия…
Сыскник снова поморщился и снова промолчал. Глаза его блуждали по лежащему на столе бумажному листу.
– Я прав, брате?
Самая обычная вежливость требовала от сыскника ответа на прямо поставленный вопрос. И он ответил:
– Знаете, чародей… Поскольку вы не привлечены к сыску официально, думаю, мне не след углубляться с вами в его обсуждение.
Свет кивнул: было бы странно услышать от сыскника какой-либо иной ответ.
– Извините, чародей, мне надо работать! От меня ждут отчета.
– Да, – сказал Свет, – работать надо. Но сидя за отчетом не забудьте, что убить человека могут не только научные противники. Друзья и знакомые – тоже. Таким знакомым был я. И задайте себе вопрос: почему академик погиб именно в тот вечер? Почему не раньше? Или не позже…
Он встал и не прощаясь направился к двери. На пороге он оглянулся. Сыскник, постукивая кончиками перстов по столу, задумчиво смотрел ему вслед, и было в его взгляде нечто, позволившее Свету понять: зерна упали в хорошо унавоженную почву.