* * *
…Они снова были вместе.
Дар-Теен шел чуть впереди, дорога чихала пылью, отзываясь на каждый его шаг. По обе стороны тянулась степь – желтая и поблекшая, словно засуха выпила весь травяной сок. Пахло полынью и пижмой; и того, и другого было предостаточно – седые кустики с жесткими волокнистыми стеблями и гроздья желтых шариков, впитавших злое солнце. А в синем, прогретом до самого дна небе плыл черный силуэт ястреба.
Эристо-Вет шла за Дар-Тееном. Она не думала, куда они движутся и зачем; она радовалась, что призраки когда-то убитых ей ийлуров, элеанов и кэльчу отступили, снова превратившись в розовые занавески. Потом пропали и они, распахнувшись в иссушенную солнцем степь… Но там был Дар-Теен. Видения прошлого разлетелись испуганным вороньем, не навсегда, конечно, но ийлура точно знала: пока она идет вслед за северянином, ни один кошмар не посмеет коснуться ее сознания.
И ей было легко и радостно шагать, выбивая из дороги скучные сизые облачка. Страхи ушли, на душе стало по-особенному покойно и уютно…
– Эй, – позвала она, – как ты нашел меня?
Не оборачиваясь, Дар-Теен пожал плечами.
– Это было несложно, дорогая. Мы же знаем с тобой, что сумеречнй отец порой склоняет свой слух и к молитвам ийлуров? Я, конечно, не думал, что тебя занесет в бордель, но…
– Меня продал туда Этт-Раш, – хмуро оборвала Эристо-Вет, – опоил и продал, когда я пыталась его остановить.
– Пусть себе делает то, что ему приказал метхе Альбрус, – ийлур оставался невозмутим. – все равно долго не протянет. Темная жрица не по зубам Этт-Рашу, уж поверь мне.
Ийлура только вздохнула.
– Мои вещи, Дар-Теен. Он меня еще и ограбил.
– Но ты же можешь купить себе новый меч? – усмехнулся ийлур.
– Там, побери меня Шейнира, дело не только в мече. Там…
И она осеклась, вспомнив… Эльваан. Ведь Дар-Теен убил ее? Проклятье, лучше бы и вовсе не находить в его мешке свинцовый кубик, потому что теперь – теперь сердце рвалось на части.
Дар-Теен продолжал энергично идти вперед. По обе стороны дороги все также тянулась выпитая зноем степь.
– Это правда, что ты не убивал Эльваан? – несмело спросила ийлура, – во имя Покровителей, Дар-Теен, скажи правду.
Ийлур промолчал.
– Значит, все-таки твоих рук дело? – внутри все будто сжалось в ледяной ком, – но почему, почему?
Снова молчание.
– Ответь, побери тебя Шейнира! – не выдержав, сорвалась на крик Эристо-Вет, – почему ты не оборачиваешься?
Дар-Теен даже не соизволил замедлить шаг.
Эристо-Вет рванулась к нему, намереваясь хотя бы взглянуть в лицо молчаливому убийце, но…
Расстояние между ними не сократилось.
Выругавшись и помянув Темную Мать синхов, Эристо-Вет побежала – это оказалось на удивление тяжело, подошвы сапог словно липли к дороге. А Дар-Теен по-прежнему спокойно вышагивал впереди, не останавливаясь и не оборачиваясь.
– Подожди! – взмолилась ийлура, давясь пылью, слезами и раскаленным воздухом, – прошу, не уходи!
Собравшись с силами, она оттолкнулась от ненавистной дороги и, в прыжке настигнув Дар-Теена, повалила его в пыль.
– Побери тебя Шейнира! Почему?!!
Ломая ногти о жесткую куртку ийлура, Эристо-Вет развернула его к себе лицом – и закричала. Теперь уже от ужаса.
Она вопила и вопила, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. А пальцы продолжали судорожно цепляться за заскорузлую от грязи мешковину.
На Эристо-Вет спокойно взирал старик элеан. С коричневым, исхлестанным морщинами лицом, с пронзительными черными глазами. Невесть откуда взявшийся ветер расплескал длинные седые пряди, и они липли к лицу Эристо-Вет словно паутина.
– Я ошибался в тебе, – сказал старец, – я открою тебе путь. Быть может, твое присутствие что-то изменит, но… Будь настороже, ибо враг идет за тобой.
…Она охрипла от крика. Холодный пот заливал глаза, руки тряслись.
Но не было больше ни степи, ни старика. Эристо-Вет очнулась в темноте, едва разбавленной чахлым огоньком масляной лампы, темноте, пропахшей горячей камфорой и медом. Ощущая под ладонями грубое домотканное полотно, она повернулась к свету – и сердце зашлось в суматошном беге. Там, где тени сгущались, парой золотых монет горели глаза синха.
– Метхе, – прошептала ийлура.
– Помолчи.
– Метхе Альбрус… – она улыбнулась и судорожно схватилась за шершавую руку синха, – как вы…
– Дом развлечений не лучшее место для хранителей Границы, – назидательно прошелестел синх.
Он склонился над Эристо-Вет, осторожно пощупал ее лицо, оттянул веки и, удовлетворенный осмотром, оставил в покое.
– Еще несколько дней, и ты бы делала все, что тебе прикажут.
– Несколько дней? – она испуганно смотрела на уродливое коричневое лицо. Боги, как же стар был метхе! Полосы расплылись, стерлись… Говорили, что, когда с кожи синха исчезает последняя полоска, его жизнь завершается…
– Но ты же никуда не торопишься? – подмигнул Альбрус.
Ийлура поспешно прикусила губу. Не хватало еще проболтаться…
– Зачем ты хотела остановить Этт-Раша? – развернувшись, Альбрус снова нырнул во тьму, и тут же вернулся. – впрочем, теперь уже неважно. Северянин припрятал твои вещи, и он не так уж и виноват перед тобой. Он хотел пошутить, но хозяйка борделя решила, что ты пригодишься ей самой.
Эристо-Вет села на постели и огляделась. Вместо розовых обоев – беленые стены, вместо штор – пыльная тряпка. На грязном столе исходила паром глиняная кружка, скорее всего там метхе держал целебное снадобье. Испуганно трепетал огонек лампы.
Одеяние ийлуры тоже претерпело изменения – вместо прозрачного лоскутка на ней оказалась добротная, до пят, полотняная рубаха с туго стянутой шнуровкой у горла.
"Он перенес меня сюда, когда забрал из борделя", – вдруг подумала Эристо-Вет.
На миг ей стало не по себе оттого, что к ней прикасался старый синх, и что он же наверняка переодевал ее.
– Метхе…
– Скажи спасибо, что никто не позарился на твой медальон, – ухмыльнулся синх, – может быть, испугались кары Пресветлого.
– Как мне благодарить вас? – выдохнула наконец ийлура.
– Помилуй, за что?
Альбрус развел костлявыми руками. Задумчиво склонил голову к плечу.
– Я не мог тебя оставить. Ты же моя ученица… Не лучшая, конечно же, но удачливая, это точно. А теперь – уж извини – меня ждут дела Ордена. Ийлура, в доме которой ты находишься, честная женщина. Выздоравливай – и пусть все, что с тобой приключилось, забудется, улетит дурным сном, чтобы уже никогда не повторяться.
* * *
Альбрус покинул ее тем же днем. Ушел, аккуратно сложив на столе и дорожный мешок, и одежду, и оружие. Порывшись в вещах, Эристо-Вет пришла к выводу, что все оказалось нетронутым. Кристалл Эльваан заманчиво поблескивал свинцовыми гранями, по нему гуляли красноватые блики; словно манил, шепча на ухо – возьми меня и будь со мной. Навсегда.
Эристо-Вет вздохнула, потерла кубик рукавом сорочки. В мыслях она была с Дар-Тееном и чувствовала себя так, словно половина души вылетела из тела. Повиснув над Эртинойсом в скорби, эта половинка искала и звала того, кто был далеко – и, судя по всему, попал в беду.
Глава 15
Сумеречный хребет
…Это случилось давно. Тогда еще не был Лан-Ар ни рабом Храма Фэнтара, ни послушником, юным и исполненным надежд – он был… просто мальчиком. Самым обычным, каких непременно наберется сотня-другая в любом городе Алхаима. И, как водится, у Лан-Ара были и мать, и отец. Последний, насколько помнилось Лан-Ару, приходился дальним родственником одному из алхаимских нобелей, об этом нет-нет, да упоминали, но родство получилось, как говорят, "седьмая вода на киселе", а потому ийлура, давшая Лан-Ару жизнь, принадлежала вовсе не к сапфировому кругу нобелиата, а к гильдии Вышивальщиц.
Когда-то… Да, он помнил каменный дом о двух этажах, с большими окнами и светлыми комнатами. Там всегда пахло лавандой и розами, мать любила перекладывать сушеными букетиками белье, "для радости и успокоения". Будучи храмовым рабом, Лан-Ар не раз хотел встретить отца и спросить – зачем вы отдали меня в Храм? Чего вы ждали от юркого черноволосого мальчишки? Наверное, они желали видеть его жрецом, а еще лучше – Настоятелем Храма. Только вот просчитались в одном: Фэнтар Пресветлый не отметил печатью своего благословения Лан-Ара… Но это было уже не важно.
Важным было то, что одним утром Лан-Ар забрался на резную спинку своей кроватки, оттолкнулся от нее, и… вытянувшись в струнку над светлыми, гладко оструганными досками пола, полетел. Чтобы двигаться вперед, он помогал себе руками и ногами, загребал теплый воздух ладонями, колотил по нему ногами, а добравшись до двери, развернулся и встал на плетеный коврик.
…Потом он снова обнаружил себя в кровати, но ощущение полета никуда не ушло. Лан-Ар побежал к матери, которая в это время распоряжалась на кухне, уткнулся лицом в пахнущий теплым тестом передник.
– Мама, я летал! Я долетел от кровати до двери!
Мягкая рука с длинными, чувствительными пальцами легла на голову и взъерошила волосы.
– Глупости, деточка. Ийлуры не могут летать. Ты же не элеан?
– Но я летал! – он поднял голову, чтобы посмотреть на лицо самой дорогой на свете ийлуры. Она тогда была самой красивой и самой лучшей из всех, зеленые глаза с вертикальными зрачками лучились светом, и этот же свет играл в золотых кудрях, распущенных по плечам.
– Тебе приснилось, дорогой, – мать пожала плечами, – ийлуры не умеют летать, запомни это.
Лан-Ару вдруг стало горько. Почему она не поверила? Ведь он прибежал рассказать о том, как тело стало невесомым, и радость пенилась игристым вином… Так почему?..
– Я летал, – упрямо повторил он и, оттолкнув податливую ткань предника, бросился обратно, в свою комнату. Задыхаясь, повторил все, что делал раньше: забрался на резную спинку кровати, выпрямился, и, оттолкнувшись… Тяжело, на всю ступню, прыгнул на пол.
Это было странно. Волшебное, божественное ощущение полета не забылось, но воздух более не желал его держать, и Лан-Ар расплакался, словно самая распоследняя девчонка. Ему было горько; потом он не раз пробовал летать, но больше никогда не получалось.
"Ийлуры не умеют летать, запомни это".
Больше сомневаться не приходилось. Все, что произошло, оказалось детским сном, не более.
…И спустя два десятка лет Лан-Ар летел. Судорожно вцепившись в плетеную корзину, которую несли три элеана, едва ли что видя из-за выступивших на глазах слез. Их можно было бы вытереть, и смотреть в свое удовольствие, как далеко внизу проплывают Дикие земли, сплошь покрытые лесом. Сверху это напоминало часто настеленные лоскуты овчины, ярко-зеленой, а между ними то сверкала нитка реки, то желтел торговый тракт. Но Лан-Ар никак не решался отпустить край корзины; ветер в небесах оказался таким сильным, что корзина скрипела и раскачивалась, опасно накрениваясь каждый раз, когда кто-нибудь из элеанов прекращал взмахивать крыльями и начинал плыть в небесных потоках.
Лан-Ар понимал, что где-то позади точно также болтается крошечным коробком, игрушкой ветра, корзина с Нитар-Лисс, но обернуться и посмотреть тоже не решался. Так и сидел, скорчившись, цепляясь за веревки… В конце концов, стараясь даже не думать о том, а что будет, если элеаны возьмут – и отпустят корзину.
Потом… что-то изменилось. Ветер вдруг затих, Лан-Ар даже умудрился одной рукой вытереть глаза, но то, что он увидел, разбудило в душе самый настоящий, почти животный ужас. Ни один из элеанов более не взмахивал крыльями. Солнце размазалось по небу в сверкающий овал. Внизу покров Эртинойса превратился в серо-зеленое море.
Ийлур зажмурился. Фэнтар, спаси и убереги, если ты слышишь хотя бы одну мою молитву… А затем, догадавшись, рассмеялся. Элеаны, дети Санаула, попросту обратились к силе своего отца-покровителя! Ведь не зря говорили, что им было дано летать быстрее ветра, одолевая долгий путь во мгновение ока… и вот оно – именно так, получается, все это и выглядело…
Лан-Ар снова открыл глаза, и ему стало любопытно – а как там Нитар-Лисс. Хотел повернутьcя и посмотреть, но передумал. С темной жрицей ничего страшного не произойдет; такие, как она, всегда добираются до поставленной цели, чего бы это не стоило, пусть даже придется ползти, и мир вокруг будет рушиться… И на сей раз она дойдет до Лабиринта Сумерек, чтобы похитить принадлежащее Санаулу. Шейниров хвост! Безумная затея, весь поход – одно сплошное безумие… И Лан-Ар вдруг подумал – а каково это, стать подобным Богу?
Но придумать ответа на свой вопрос не успел. Зло хлестнул в лицо ветер, снова по щекам потекли слезы, а потом появилось тошнотворное чувство падения. Элеаны, сложив крылья, устремились вниз, Лан-Ара вдавило в дно корзины – и только поэтому он и не вывалился. Вдох, выдох. А затем корзину снова дернуло, и теперь уже ийлур не удержался; но не успел даже испугаться, всей спиной ударившись о твердую землю.
К нему склонился Шенирье, с любезной улыбкой на губах, потряс головой, самозабвенно прислушиваясь к перестукиванию самоцветных бусин.
– Мы на месте, уважаемые. Извольте вставать.
Лан-Ар, приподнявшись на локте, поискал глазами Нитар-Лисс. Та неподвижно лежала в траве, раскинув руки, и Лан-Ар было испугался за нее, но затем понял, что ийлура попросту отдыхает после сумасшедшего полета. Нитар-Лисс задумчиво глядела на Шенирье, улыбаясь своим мыслям. Лан-Ару же захотелось исчезнуть, став туманом… Лишь бы не видеть того, что могло последовать за этой тишиной. Ийлур отвернулся и – у него захватило дух, потому что, объехав с Ин-Шатуром пол Эртинойса, он ни разу не был в горах.
Сумеречный Хребет, исконные земли элеанов, у начала времен создавал их отец-покровитель. Нагромождения гранита и базальта, изрезанные глубокими разломами, утыкались в небесный купол, словно колонны чудовищного замка. Вершин Лан-Ар не увидел. Там, наверху, все тонуло в седых клочьях тумана и облаках, ветер баламутил их, но, как ни старался, так и не мог согнать прочь, чтобы жемчужное ожерелье гор засверкало на солнце.
– И потому здесь всегда сумерки, – шепотом пояснила Нитар-Лисс. Она незаметно подобралась к Лан-Ару и тоже стала рядом, положив руку ему на локоть, – в каждом ущелье живут элеаны, там ведь все изрыто пещерами. А самое глубокое ущелье проходит точно посередине и вдоль хребта, говорят, оно ведет в царство Санаула, и оно же отгородило Эртинойс от сущего по ту сторону хребта. Мы никогда не узнаем, живет ли там кто или же дневное светило согревает безжизненную пустыню. И даже элеаны не могут пересечь ущелье – оно исторгает ядовитый дым…
Лан-Ар помолчал, разглядывая темную жрицу. Все-таки путешествие здорово ее изменило: холеная, роскошная женщина с внешностью аристократки превратилась в исхудавшую и растрепанную оборванку с лихорадочно блестящими глазами и запавшими, покрытыми нездоровым румянцем щеками. Роскошные рыжие волосы слиплись и висели грязными косицами, Нитар-Лисс то и дело отбрасывала со лба надоедливые прядки. А еще от нее почти постоянно пахло настойкой из лепестков золотых роз, темная жрица то и дело прикладывалась к заветной фляге, словно хотела унять грызущую ее боль.
– Отойдем к деревьям, – прошептала она одними губами.
Внутри все сжалось в тугой ком. Значит, настали последние мгновения для Шенирье и его товарищей? К горлу подкатила тошнота, ийлур задышал часто-часто, чтобы только не вывернуть на траву содержимое желудка.
– Ты…Не делай этого, Нитар-Лисс.
– Что за чушь? – она поморщила вымазанный в грязи аристократический носик, – тебе лучше следовать за мной, Лан-Ар, если не хочешь последовать к Фэнтару.
Вот так. Она, как и раньше, не оставила никакого выбора.
…Впрочем, все оказалось не так страшно, как это представлял себе Лан-Ар. Взметнулась к небу серая шаль, Покрывало Шейниры, на миг повисла над головами элеанов – и точно так же бесшумно рухнула вниз, осыпаясь на травяной ковер вместе с высушенными до состояния мумий телами. Они не успели даже закричать, и вряд ли успели что-либо почувствовать.
Нитар-Лисс постояла-постояла, прислушиваясь к чему-то, затем глубоко вздохнула.
– Ну вот. Теперь мы почти на месте.
– Ты могла оставить их в живых, – запинаясь, пробормотал ийлур. Туда, где только что стоял Шенирье, он старался не смотреть. Бесцельно шарил взглядом по изрезанным ущельями горам.
"Похоже на замковую решетку", – внезапно подумал он, – "то, что преграждает путь в святая святых, то, что должно остановить осаждающих…"
– Могла, – неожиданно легко согласилась темная жрица, – но к чему? Во-первых, эти парни перерезали бы нам глотки сразу же, как только я открыла бы врата в Лабиринт Сумерек. Во-вторых, я только что принесла обильную жертву Матери синхов, и это нам очень скоро пригодится. Сам увидишь.
Он молча кивнул. В самом деле, к чему жалеть элеанов, когда в Лабиринте, сокрытое от глаз смертных, зреет новое Око Сумерек?