Ну, лошадки, ну, милые, быстрей, быстрей на юг вдоль моря, только лед, только искры из-под копыт, скачите, скачите! Скачите так, чтобы только ветер - в ушах, холод - в груди, скачите сквозь марево пурги, сквозь тьму, мимо замков, где ждут нас враги. Скорей, скорей, на юг, навстречу мертвым, что спят под курганом.
Едва они доскакали до бухты, на берегу которой стоял Эльфийский Утес, как тролли сразу затрубили в рога. Несмотря на колдовское зрение, замка было не разглядеть, зато за спиной они услышали стук копыт. Но вот он начал стихать - где же троллям было их догнать, да и не хотелось им гоняться за добычей в такую ночь.
Скорей, скорей, через леса, где ветер гудит волынкой в обледенелых ветвях, только успевай поворачиваться между деревьями, которые так и норовят вцепиться в тебя каждым сучком, скорей, через замерзшие болота, через мрачные нагорья, скорей, с нагорий на равнину, через пустынные поля - скорей, скорей!
Фреда постепенно начала узнавать дорогу. Метель все еще мела, но тучи стали редеть, и тонкий месяц осветил занесенные снегом пашни и выгоны. Ей уже приходилось здесь бывать. Она припомнила и эту речку, и тот хутор, здесь она охотилась с Кетилем, там как-то рыбачила с Асмундом жарким летним днем, а вон на том лугу Асгерд плела венки из маргариток, как же давно все это было.
Слезы стыли у Фреды на щеках. Но вот Скафлок протянул к ней руку, и она улыбнулась ему. Это возвращение едва не разорвало ей сердце, но Скафлок был с ней, а вместе с ним она могла выдержать что угодно.
Они перевели коней с галопа на шаг. Медленно, молча въехали на то место, где когда-то стояла усадьба Орма. Из сугробов, белеющих в лунном свете, торчали обгорелые балки. Вдалеке у залива был виден курган.
Над ним колыхалось пламя, его языки плясали среди голубоватой белизны, холодные, безрадостные, они с воем уносились во мрак. Фреда, вздрогнув, перекрестилась. Такие огни горели по ночам на могилах героев языческих времен. Быть может, ее безбожье поведение зажгло этот огонь, да и вообще, могила Орма не могла быть христианским погребением. Но как бы далеко Орм ни ушел по безымянным дорогам смерти, для нее он оставался отцом.
Как ей было бояться того, кто качал ее на коленях, кто распевал для нее песни так звонко, что эхо гуляло по всему покою. И все же Фреду охватила дрожь.
Скафлок спешился. Он почувствовал, что одежда на нем насквозь промокла от пота. Никогда прежде ему не приходилось пользоваться заклинаниями, которые сегодня ему понадобятся.
Он подошел к кургану, замер и, ахнув, выхватил меч. На его вершине в лунном свете чернела неподвижная фигура. Неужели ему придется сразиться с мертвецом?
Вдруг Фреда, точно потерявшийся ребенок, вскрикнула:
- Матушка!
Скафлок схватил ее за руку, и они вдвоем вскарабкались на курган.
Женщина, которая сидела на вершине кургана, не обращая внимания на воющее пламя, была настолько похожа на Фреду, что Скафлок просто остолбенел. Те же живые черты лица, те же широко посаженные серые глаза, те же рыжие волосы. Но нет, нет… она была заметно старше, щеки ввалились на ее опустошенном горем лице, пустые глаза неотрывно смотрели на море, ветер развевал нечесаные волосы.
Изможденое тело женщины было закутано в ветшающий меховой плащ.
Когда Фреда и Скафлок вошли в полосу света, она медленно перевела на них глаза. Потом пристально посмотрела на Скафлока.
- Добро пожаловать, Вальгард, - равнодушно сказала женщина. - Это я. Теперь ты не сможешь причинить мне никакого зла. Ты можешь убить меня, а это - все, о чем я мечтаю.
- Матушка! - Фреда упала на колени перед женщиной.
Эльфрида посмотрела на нее.
- Не понимаю, - сказала она, помолчав, - ты похожа на мою маленькую Фреду, но Фреда мертва. Вальгард похитил тебя, значит ты не долго оставалась в живых. - Она покачала головой, улыбнулась и протянула руки к Фреде. - Ты добра ко мне, если ради меня покинула свою тихую могилу. Я так одинока. Иди сюда, моя мертвая дочурка, прильни к моей груди, и я спою тебе колыбельную, как бывало певала, когда ты была ребенком.
- Я жива, матушка, я жива… и ты, ты тоже жива… - Фреду душили слезы. - Посмотри, я теплая, я живая. А это не Вальгард, это - Скафлок, и он спас меня от Вальгарда. Это - Скафлок, он мой муж, а тебе станет сыном…
Эльфрида встала и тяжко оперлась на руку дочери.
- Я ждала, - сказала она, - я ждала здесь, а они думали - я обезумела. Они приносили мне пищу, но никто не оставался со мной, ведь все боялись безумицы, которая не хотела оставить своих мертвых. - Она тихо засмеялась. - Что же в этом безумного? Безумен тот, кто покидает тех, кого любит.
Эльфрида принялась внимательно разглядывать Скафлока.
- Ты похож на Вальгарда, - так же задумчиво сказала она. - Ты такого же роста, как Орм, и похож на него и на меня. Но глаза у тебя добрей, чем у Вальгарда. - И снова она засмеялась. - Что ж, пускай их говорят, что я безумна! Я ждала, я только ждала, и вот из ночи и смерти ко мне вернулись двое из моих детей!
- Нам надо до зари попасть домой, - сказал Скафлок и вместе с Фредой помог Эльфриде сойти с кургана.
- Матушка жива, - шептала Фреда. - Я думала, что она тоже погибла, но она была жива и сидела здесь посреди зимы одна-одинешенька. Что я наделала!
Фреда разрыдалась, и Эльфрида принялась утешать ее.
Скафлок не мог больше ждать. Он воткнул в землю вокруг кургана колышки с начертанными на них рунами, по одному с каждой стороны, потом надел на большой палец левой руки перстень с кремнем. Воздев руки, Скафлок с запада подошел к кургану. На востоке шумело море да луна пробиралась среди рваных туч. Ветер по-прежнему нес снег.
Скафлок произнес заклинание. Он почувствовал, как эти слова свели его тело судорогой, обожгли гортань. Сотрясаемый страшной мощью, которая вырывалась из него, он принялся творить колдовские знаки.
Пламя на кургане взметнулось выше. Ветер завизжал точно рысь, тучи закрыли луну. Скафлок сказал громким голосом:
Вожди, воины,
встаньте, павшие!
Скафлок сон ваш
смертный рушит.
Вспять, о воины,
возвратитесь.
Прошу, правду
провещайте.
Курган застонал. Ледяное пламя все выше вздымалось над ним. Скафлок продолжал:
Жду вас жадно,
жертвы смерти.
Мертвых, мрак,
молю отдай мне.
Встаньте, воины,
ваши копья
и клинки
от крови ржавы.
Курган, весь охваченный пламенем, распахнулся, и оттуда вышел Орм со своими сыновьями. Вождь заговорил:
Кто здесь, кто
курган тревожит,
злым зовет нас
заклинаньем?
Смертный, в страхе
скройся. Мертвых
ты не тронь.
Во тьме оставь их.
Орм стоял, опираясь на копье. Бледный, бескровный, он был облеплен землей, иней блестел у него в волосах. Его глаза, не мигая, глядели на бушевавшее вокруг пламя. Справа от него стоял Кетиль, такой же холодный и бледный, в его голове зияла глубокая рана. Слева, в тени, стоял Асмунд, зажимая рукой рану в пронзенной копьем груди. А за ними во мраке Скафлок различил очертания корабля и команды, которую он разбудил вместе с вождями.
Подавив страх, которым на него повеяло из могилы, он произнес:
Страх не страшен.
Силой рун я,
знай, заставлю
заклинаньем
дать ответ,
а нет - раскрошат
крысы кости
очень скоро!
Голос Орма грянул в ответ точно порыв ветра:
Сладок сон
без сновидений.
Грозен гнев,
когда нас будят.
Долго духи
душат дерзких,
тех, кто кости
их тревожит.
Фреда выступила из тени.
- Отец, - закричала она, - отец, неужели ты не узнаешь свою дочь?
Орм взглянул на нее, и пламя гнева начало гаснуть в его глазах. Он склонил голову и застыл среди круженья и свиста языков огня.
Кетиль промолвил:
Рады братья
рыжекудрой,
счастье вновь
сестру увидеть.
Грудь гнетет
гробницы холод.
Ты, сестра,
согрела братьев.
Эльфрида медленно подошла к Орму. Они взглянули друг на друга в свете беспокойного, холодного огня. Она взяла его руки в свои, они были так же холодны, как промерзшая земля.
Орм сказал:
Смерти сон
не сладок, страшен.
Рвут мне грудь
твои рыданья.
Точно змеи
точат яд,
плач жены
жжет сердце мужа.
Милая, молю:
помилуй.
Ради мужа
радость множь.
Сон сойдет
тогда спокойный
ароматом
роз и мирра.
- Это выше моих сил, Орм, - ответила Эльфрида. - Она погладила его по лицу. - В твоих волосах иней, твой рот забит землей. Ты замерз, Орм.
- Я мертв. Нас разделяет могила.
- Пусть этого больше не будет. Возьми меня с собой, Орм!
Их губы встретились.
Скафлок сказал Кетилю:
Молви, мертвый,
мне, где Больверк,
где гигант
гремит железом.
Воин вещий,
верно, знаешь,
как его
ковать заставить.
Кетиль промолвил в ответ:
Затеваешь
злое дело.
В бездну бедствий
Больверк ввергнет.
Не ищи
напрасно, Скафлок.
Прочь спеши
покуда цел.
Скафлок покачал головой. Кетиль, опершись на меч, промолвил:
Скафлок, сиды
ссудят судно.
Правь на полночь
прямо к Ётуну,
там пропой ему
в толще гор
Локи речи,
пляску битвы.
Тут заговорил Асмунд: его лицо по-прежнему оставалось в тени, а голос был печален:
Бедственную,
брат с сестрою,
Норны спряли
нить судьбины.
Выведали
вы у мертвых
злую правду
заклинаньем.
Фреда почувствовала ужас. Она не могла выговорить ни слова, только прижалась к Скафлоку, и они застыли, глядя в печальные глаза Асмунда. Он продолжал медленно говорить, а его фигура казалась особенно черной на фоне лизавших ее белых языков пламени.
Тот же долг
довлеет мертвым,
что и смертным -
что же делать.
Горько мне
глаголить, Скафлок:
Фреда, знай,
тебе сестрица.Здравствуй, брат.
Сестрица, здравствуй!
Преступила, пусть невольно,
ваша страсть
веленья рода.
О, злосчастные,
прощайте!
Курган со стоном закрылся. Пламя погасло, и снова тускло блеснула луна.
Фреда отпрянула от Скафлока, точно он был троллем. Он, спотыкаясь, как слепой, попытался подойти к ней. Она с коротким всхлипом обернулась и пустилась бежать от него.
- Матушка, - шептала Фреда, - матушка!
Но курган, освещенный луной, был пуст. С тех пор никто никогда больше не видел Эльфриду.
Над морем начала заниматься заря. В низком небе над белой пустыней застыли, точно примерзнув к нему, тучи. Кружась, падали редкие снежинки.
Фреда сидела на кургане и недвижно смотрела перед собой. Она не плакала. О, если бы она могла заплакать.
Скафлок, упрятав лошадей в чаще, подошел к ней и, опустившись на колени, сказал голосом столь же хмурым, как это утро:
- Я люблю тебя, Фреда.
Она не ответила ни слова. Помолчав, Скафлок продолжал:
- Я не сумею тебя разлюбить. Что с того, что по случайности у нас в жилах течет одна кровь? Это ничего не значит. Я слыхал о народе, о смертных, среди которых такие браки не редкость. Фреда, пойдем со мной, позабудь проклятый закон…
- Это - Божий закон, - сказала она без всякого выражения. - Я не могу сознательно преступить его. Мои грехи и так слишком тяжелы.
- Значит бог, который встает между мужчиной и женщиной, которые были друг для друга тем, чем были друг для друга мы с тобой, не тот бог, которому я поклонюсь. А если он посмеет приблизиться ко мне, то я его быстро спроважу.
- О, что же ты за язычник! - вспыхнула Фреда. - Приемыш эльфов, лишенных бессмертной души, ты надеешься причинить мне новые муки! - На ее щеках появился слабый румянец. - Ступай к своим эльфам! Ступай к Лиа!
Они встали. Скафлок попытался взять ее за руки. Но она отдернула их. Будто тяжкий груз согнул его широкие плечи.
- Неужели нет надежды? - спросил он.
- Нет. - Фреда медленно пошла. - Я попытаюсь найти ближайшую усадьбу. Быть может, я сумею искупить то, что я наделала. - Неожиданно она обернулась к нему. - Пойдем со мной, Скафлок! Пойдем, позабудь о своем язычестве, крестись и примирись с Богом.
Он покачал головой:
- Только не с этим.
- Но… но ведь я люблю тебя, Скафлок, я слишком сильно тебя люблю, я не могу допустить, чтобы твоя душа не удостоилась Рая.
- Если ты действительно любишь меня, - ответил Скафлок тихо, - останься со мной. Я не притронусь к тебе иначе как брат к сестре. Но, прошу, останься со мной.
- Нет, - сказала Фреда. - Прощай.
Она побежала.
Он последовал за ней. Снег скрипел у них под ногами. Когда он обогнал ее и, заступив ей дорогу, остановился, так что ей тоже пришлось остановиться, она увидела, что его губы сжаты так, что и ножом не разожмешь.
- Неужели ты даже не поцелуешь меня на прощанье, Фреда? - спросил Скафлок.
- Нет.
Он едва расслышал ее голос, она боялась взглянуть ему в глаза.
- Я не смею, - сказала Фреда и убежала.
Скафлок остался стоять, глядя ей вслед. Ее волосы, отливавшие медью, были единственным ярким пятном в этом белом и сером мире. Фреда свернула в рощу и скрылась из глаз. Скафлок медленно побрел в противоположную сторону, прочь от разоренной усадьбы.
XXI
В последующие дни долгая суровая зима пошла наконец на убыль. В закатный час Гульбан Глас Мак Грики стоял на вершине холма, ощущая в южном ветре едва приметное дыхание грядущей весны.
Он опирался на копье, глядя в пелену снегопада, простершуюся над морем. На западе истаивал янтарный закат. С востока наступала тьма, там загорались первые звезды, но вот он увидел, как из этой тьмы появилась рыбачья лодка. Это был простой челнок, судя по всему, купленный или украденный у какого-нибудь англичанина, а тот, кто сидел в нем, держа кормило, был смертный из плоти и крови. И все же в нем было что-то странное, и его просоленное морем платье было явно эльфийского покроя.
Едва киль лодки коснулся дна и мореплаватель спрыгнул на берег, как Гульбан узнал его. Хотя ирландские сиды и держались в стороне от прочих жителей Волшебной страны, все же в прошлом они бывали в Альфхейме, и Гульбан припомнил, что в свите Имрика ему доводилось видеть Скафлока, юного и веселого. Но тот Скафлок, который предстал перед ним, был настолько мрачен и изможден, что перемену нельзя было объяснить даже злой судьбой, постигшей его народ.
Скафлок поднялся по склону холма к вождю сидов, чья высокая фигура чернела на фоне неба, в котором синева мешалась с алыми красками заката. Подойдя ближе, он понял, что перед ним Гульбан Глас, один из пяти стражей Ульстера, и приветствовал его.
Вождь торжественно ответил на приветствие Скафлока, склонив голову в поклоне так, что длинные черные кудри упали из-под золотого шлема ему на скулы. И все же он не смог сдержать себя и немного отступил назад, почуяв то зло, которое притаилось, завернутое в волчью шкуру, у Скафлока за спиной.
- Меня известили, чтобы я ждал тебя, - сказал Гульбан.
Скафлок, изумившись, взглянул на него.
- Неужели у сидов везде свои уши? - спросил он.
- Нет, - ответил сид, - но мы способны предчувствовать, когда что-то важное рядом, а что сейчас важней, чем война между троллями и эльфами? Так что мы ждали эльфа, который бы принес вести, и я полагаю, что этот вестник - ты.
- Да, этот эльф - я.
Скафлок вздрогнул. Его лицо избороздили глубокие морщины, глаза покраснели, платье было в невозможном для жителя Альфхейма беспорядке, быть может, из-за перенесенных несчастий.
- Пойдем, - продолжал Гульбан. - Луг Долгорукий, видимо, считает твой приезд важным событием, недаром он созвал на совет в пещере Круахана все племена богини Дану и других вождей сидов. Но ведь ты, верно, голоден и утомлен дорогой, так что сначала мы пойдем в мой дом.
- Нет, - ответил Скафлок с прямотой, непривычной для эльфа. - Нет, дело не ждет, я обойдусь без отдыха и еды. Вези меня на совет.
Вождь сидов пожал плечами, повернулся, так что темно-синяя мантия взвилась у него за спиной, и свистнул. На этот свист тут же прибежали две славные легконогие лошадки из тех, которыми пользовались сиды. Завидев Скафлока, лошади с фырканьем отпрянули от него.
- Им не нравится твоя ноша, - сказал Гульбан.
- Мне тоже, - коротко ответил Скафлок.
Он поймал шелковую уздечку и прыгнул в седло.
- Вперед!
И всадники помчались почти столь же быстро, как это делали эльфы, перелетая через холмы и долины, леса и поля, озера и реки, укрытые подо льдом. Во мраке перед Скафлоком то и дело мелькали обитатели страны сидов: то всадник в доспехах, с наводящим ужас копьем; то коренастый подземный житель у дверей своего холма; то существо с лицом, украшенным клювом и серыми перьями вместо волос; то промелькнут легкие тени, то слабый звук волынки донесется из заколдованной рощи. Зимний воздух был подернут дымкой, сверкающей над настом. Быстро темнело. Звезды зажглись на небе, такие же яркие, как глаза Фреды… Нет! И Скафлок постарался заставить себя думать о другом.
Вскоре они достигли пещеры Круахана. Четыре стражника у входа отсалютовали им мечами. Коней отдали страже, и Гульбан повел Скафлока в пещеру.
Голубой свет заливал огромный шероховатый свод пещеры, с которого свешивались блистающие сталактиты, а щиты на стенах отражали огни свечей. Нигде не топили, но в пещере было тепло и витал такой ирландский запах горящего торфа. Пол был устлан тростником. Только его шуршание под ногами нарушало тишину, пока Скафлок шел к столу заседаний.
Те, кто сидели в начале стола, были все сплошь невысокого роста, крепкие, в простой одежде: Удан Мак Аудайн, король подземных жителей и Бег Мак Бег, его колесничий; могучий Гломар О’Гломрах; вожди Конан Мак Рид, Герку Мак Гирд, Метер Мак Минтан, Эсирт Мак Бек, одетые в шкуры, украшенные самородным золотом. С этим народом смертный мог чувствовать себя накоротке.
Но во главе стола сидели племена богини Дану, что пришли на совет в пещере Круахана из золотого Тир-нан-Ога. Они сидели в грозном молчании, и хотя их лица были прекрасны, казалось, самый воздух вокруг них наполнен исходящей от них мощью. Ведь они были богами Ирландии до того, как св. Патрик принес сюда Белого Христа, и, хотя им пришлось бежать от Креста, племена богини Дану все еще обладали огромной силой и по-прежнему жили среди древнего великолепия.
Луг Долгорукий сидел на троне во главе стола, по правую руку от него был воитель Ангус Ог, по левую - повелитель моря Мананнан Мак Лер. Другие дети богини Дану тоже сидели вокруг стола: Эохайд Мак Элотан Дагда Мор, Дов Берг Пламенный, Кас Коррах, Коль Солнце, Кехт Плуг, Мак Грейна Серна и множество других, не менее славных; а вместе с ними были их жены, дети, барды и воины. Славное это было зрелище, хотя и ужасное для глаз смертного.
Но Скафлока уже не могли смутить ни чудо, ни величие, ни страх. Он стоял перед ними с гордо поднятой головой и, приветствуя Луга, не отвел глаз, встретив его взгляд, сверкающий темным огнем.