Долгорукий промолвил, не меняя сурового выражения лица:
- Добро пожаловать, Скафлок Альфхеймский, выпей с вождями сидов.
Он знаком указал Скафлоку на пустующее место слева от себя, ближе к нему сидели только Мананнан и его жена Фанд. Виночерпии подносили гостям золотые кубки с вином из Тир-нан-Ога, а тем временем барды играли на арфах сладкозвучные песни.
Сладким и крепким было это вино; разлившись по жилам Скафлока, оно огнем выжгло усталость, но тоска его стала еще пронзительней.
Ангус Ог, дивновласый воин, спросил его:
- Как дела в Альфхейме?
- Ты сам знаешь - скверно, - огрызнулся Скафлок. - Эльфы сражались одни и пали, как один за другим падут, завоеванные троллями по одиночке, все народы Волшебной страны.
Тут заговорил Луг, его голос прозвучал спокойно и непреклонно:
- Племена богини Дану не боятся троллей. Мы победили фоморов, и мы, даже побежденные сыновьями Миля, остались богами, чего нам бояться? Мы бы с радостью пришли на помощь Альфхейму, но…
- С радостью? - Дов Берг стукнул кулаком по столу. Его рыжие волосы пламенели в зеленоватом сумраке пещеры, а голос подхватило гулкое эхо. - Сотни лет не было такой войны, она может принести нам столько славы, почему же мы не участвуем в ней?
- Ты знаешь ответ, - сказал Эохайд Мак Элотан Отец Звезд.
Он сидел, завернувшись в темно-синий плащ, и яркие искры вспыхивали в складках плаща, мерцали в его волосах и в глубине глаз. Стоило ему протянуть руки, как искорки начинали сыпаться с них дождем.
- Это не просто одна из войн в Волшебной стране. Это еще одна партия в долгом противоборстве богов Севера и их врагов из страны Вечного Льда, и никто не знает, на чьей стороне перевес. Мы не можем рисковать своей свободой и не хотим стать еще одной пешкой на шахматном поле мира.
Скафлок в ярости так сжал подлокотники своего кресла, что у него побелели пальцы, потом сказал дрогнувшим голосом:
- Я пришел не за военной подмогой, как бы мы в ней ни нуждались. Я хочу одолжить у вас судно.
- А можно спросить, зачем? - поинтересовался Коль.
Его лицо, казалось, сияло, пламенный ореол озарял кольчугу, как солнце блестела на шее толстая фибула.
Скафлок коротко рассказал о даре Асов, а закончил так:
- Мне удалось хитростью похитить меч из Эльфийского Утеса и с помощью волшебства вызнать, что только на корабле сидов я доберусь до Ётунхейма. Вот я и пришел сюда, чтобы попросить у вас судно. - Он склонил голову. - Да, я пришел просить как нищий. Но если мы победим, никто не скажет, что эльфы неблагодарны.
- Я бы с удовольствием взглянул на этот меч, - сказал Мананнан Мак Лер.
Он был высок, гибок и белокож, а волосы блестели то золотом, то серебром - и тот и другой оттенок с легкой прозеленью. Его спокойные глаза отливали то зеленым, то серым, то голубым, голос был мягок, но чувствовалось, что он может перейти в свирепый рев. И одет он был куда как богато: эфес и ножны его кинжала были отделаны чистым золотом, серебром и самоцветами, но поверх пышного наряда он носил старый кожаный плащ, который повидал немало непогод на своем веку.
Скафлок развернул шкуру, и сиды, которые пользовались железом и не боялись дневного света, столпились вокруг сломанного меча. Но тут же отступили прочь, почуяв, что за яд таится в этом клинке. Среди сидов поднялся шум.
Луг поднял свою увенчанную короной голову и тяжело посмотрел на Скафлока.
- Ты связался со злом, - сказал он. - Демоны спят в этом мече.
- А чего ты ждал от него? - Скафлок пожал плечами. - Он должен приносить победу.
- Да, но он также приносит смерть. Он погубит тебя, если ты будешь владеть им.
- Что с того?
Скафлок снова завязал сверток. Сталь громко лязгнула в наступившей тишине, и того, кто мог не только слушать, но и слышать, этот звук поверг в дрожь.
- Я прошу дать мне корабль, - продолжал Скафлок. - Я прошу об этом во имя той дружбы, которая всегда была между сидами и эльфами, во имя вашей чести воинов, во имя милосердия детей богини Дану. Дадите ли вы мне его?
Снова стало тихо. Наконец Луг произнес:
- Было бы трудно не помочь…
- А почему мы не должны помогать? - крикнул Дов.
Он выхватил нож из ножен, подбросил его, и тот, сверкая и вертясь в полете, снова вернулся в его ладонь.
- Почему бы не двинуть войско сидов против этих варваров из Тролльхейма? Какой скучной и бедной станет Волшебная страна без эльфов.
- И как быстро, в таком случае, тролли нападут на нас сами, - добавил Конан.
- Успокойтесь, князья, - приказал Луг. - Как бы мы ни поступили, прежде следует обдумать решение. - Он выпрямился во весь свой огромный рост. - Однако ты ведь наш гость Скафлок Воспитанник Эльфов. Ты уже сидел за нашим столом и пил наше вино, а мы не забыли, как нас прежде принимали в Альфхейме. В конце концов, мы не может отказать тебе в такой малости как корабль. Мы, Луг Долгорукий и племена богини Дану, делаем то, что считаем нужным, и нам дела нет до Асов и Ётунов.
И едва он промолвил эти слова, как раздались приветственные клики, сверкнуло оружие, мечи ударили о щиты и барды грянули на струнах арф воинственные мелодии. А Мананнан, оставаясь спокойным среди общего шума, сказал Скафлоку:
- Я дам тебе судно. Это всего лишь челнок по размерам, а все-таки лучше его нет среди моих кораблей. Поскольку управлять им не просто, а дело предстоит занятное, я и сам отправлюсь с тобой.
Скафлок несказанно обрадовался. В путешествии, которое ему предстояло, большая команда была не лучше маленькой, а может и хуже, а уж надежнее товарища в плаванье, чем сам повелитель морей, нельзя себе было представить.
- Чтоб ты знал, как я тебе благодарен, - воскликнул Скафлок, - я бы хотел дать тебе клятву побратима! Завтра…
- Да не спеши ты, горячая голова, - усмехнулся Мананнан, и его сонные глаза посмотрели на Скафлока с неожиданным вниманием. - Мы еще будем некоторое время отдыхать и пировать. Я вижу, немного веселья пойдет тебе только на пользу, и вообще, нельзя же отправляться в страну Великанов без подготовки.
Скафлоку нечего было на это возразить. Но в душе он бушевал. Не до веселья было ему в эти дни. А вино только будило воспоминания…
Он почувствовал легкое прикосновение к своей руке и обернулся к Фанд, жене Мананнана.
Женщины племен богини Дану были истинными богинями, статными и прекрасными. Не описать словами исходившее от них сияние. Но прекрасней всех среди них была Фанд.
Шелковистые волосы, золотые как летнее солнце на закате, падали из-под ее венца и волнами спускались до пят. Ее платье переливалось всеми цветами радуги, а белые руки украшали золотые браслеты, хотя ее красота сама по себе затмевала любые украшения.
Глубокие фиалковые глаза, казалось, глядели Скафлоку прямо в душу. Она спросила своим низким, мелодичным голосом:
- Неужели ты пойдешь в Ётунхейм один?
- Конечно, госпожа, - ответил Скафлок.
- Никому из смертных не удавалось попасть туда и выбраться обратно живым, кроме Тьяльви и Ресквы, но ведь они сопровождали Тора. Ты или очень храбр, или очень безрассуден.
- Какая разница. Не все ли равно, где погибнуть, в Ётунхейме или в другом месте.
- А если ты останешься жив… - Казалось, она более опечалена, чем напугана его ответом. - Если ты выживешь, то ты действительно собираешься принести этот меч и пустить его в дело, зная, что он в конце концов обрушится на тебя?
Он безразлично кивнул.
- Кажется мне, что ты ждешь смерти как друга, - пробормотала она. - Странно это для того, кто так юн, как ты.
- Смерть - единственный друг, в котором можно быть уверенным, - ответил Скафлок. - Можно не сомневаться, что смерть всегда на твоей стороне.
- Я думаю, ты обречен, Скафлок Воспитанник Эльфов, и это печалит меня. Никогда со времен Кухулина, - на мгновение ее глаза подернулись пеленой, - никогда с тех пор не появлялся смертный, равный тебе. Горько мне, что мальчик, которого я помню столь резвым и веселым, стал таким мрачным и нелюдимым юношей. Червь гложет твою душу, сердечная рана заставляет тебя искать смерти.
Скафлок ничего не ответил, сложил руки на груди и посмотрел на нее невидящим взором.
- Горе тоже не вечно, - продолжала Фанд. - Может ты и переживешь его. Я попробую охранить тебя, Скафлок, моим волшебным искусством.
- Чудесно! - проворчал он, не в силах продолжать беседу. - Твое волшебство будет беречь мое тело, а ее молитвы - душу!
И он отвернулся к столу, уставленному кубками. Фанд вздохнула.
- Печальным будет ваше плаванье, Мананнан, - сказала она мужу.
Повелитель морей пожал плечами.
- Пусть его будет в унынье, если хочет. Мне это путешествие все равно по душе.
XXII
Через три дня Скафлок стоял на морском берегу, наблюдая, как подземный житель выводит лодку Мананнана из грота, где она была спрятана. Серебристый корпус этой изящной скорлупки казался слишком хрупким для открытого моря. Мачта была инкрустирована слоновой костью, парус и такелаж расшиты пестрыми шелками. Носовая скульптура из золота изображала танцующую Фанд, да и сама она пришла проводить их в путь. С остальными детьми богини Дану Скафлок уже попрощался раньше, теперь в сером холодном тумане раннего утра берег был пуст. Морось блестела росой на волосах Фанд, и когда она желала Мананнану доброго пути, ее глаза, казалось, стали еще темней и глубже.
- Да сопутствует тебе удача, - сказала она ему. - Возвращайся скорей к зеленым холмам Эриу и золотым дорогам страны Вечной Юности. Мой взор будет обращен в море, мой слух по ночам будет ловить рокот волн, чтобы скорей узнать о возвращении Мананнана.
Скафлок стоял в стороне. Он думал о том, что ведь и его могла бы провожать Фреда.
Обращаясь к самому себе, он сказал такую вису:
Пропадает парень,
покинут подругой.
Добрым словом дева
в дорогу не проводит.
Хлопьев пены хладной
холоднее дева,
но суженую сердце
позабыть не смеет.
- Пора в путь, - сказал Мананнан. Они со Скафлоком спустились в лодку по маленьким сходням и подняли яркий парус. Человек сел к кормилу, а бессмертный натянул струны на арфе и запел:
Ветер, ты бродяга старый,
океанов ты жилец,
на мои откликнись чары,
прилетай же наконец.
От холмов, где дом уютный,
от бушующих морей,
ветер южный, нам попутный,
прилетай и парус взвей.
Ветер, прилетай скорей.
Откликнувшись на его пение, поднялся ветер; он стал крепчать, и скоро лодка понеслась, рассекая зеленые волны, которые осыпали их лица солеными брызгами. Лодка Мананнана была не менее ходкой, чем суда эльфов, и вот уже на краю окоема серые тучи слились с серой полоской земли.
- Сдается мне, чтобы приплыть в Ётунхейм, мало просто держать на север, - сказал Скафлок.
- Верно, - ответил Мананнан. - Для этого нужны особые заклинания, а пуще того крепкие руки и отважные сердца.
Он, прищурившись, глядел вдаль. Ветер взъерошил волосы вокруг его лица, которое было одновременно суровым и веселым, напряженным и спокойным.
- Над миром людей пронеслось уже первое дыхание весны, - промолвил он. - Эта зима была самой жестокой за последние столетия, видно, дело в том, что у Ётунов прибыло сил. А мы плывем прямо в их вечные льды. - Мананнан оглянулся на Скафлока. - Мне давно пора было отправиться на край света. Разве я не повелитель моря-океана? Не следовало мне откладывать это путешествие, а идти бы туда еще в те времена, когда племена богини Дану были богами, полными сил. - Он покачал головой. - Даже Асы, которые все еще боги, не без потерь возвращались после своих приключений в Ётунхейме. Что до нас с тобой, не знаю, не знаю… - А потом храбро добавил: - Я плыву, куда я хочу! Пусть не будет вод в Девяти Мирах, которые бы не взрезал киль лодки Мананнана Мак Лера.
Скафлок, погрузившись в свои раздумья, молчал. Лодка слушалась руля как живое существо. Ветер пел в снастях, и водяная пыль радужной вуалью окутывала скульптуру Фанд на носу. Было холодно, но солнце дробилось на волнах как на гранях алмаза, а волны с шумом катились под голубыми небесами, по которым ветер гнал белые облака. Кормило дрожало у Скафлока в руках. Он, будто против воли, почувствовал всю свежесть этого утра. Тогда он тихо сказал такую вису:
Весь пронизан ветром,
веющим над морем,
ярок день и ясен.
Ярость волн мила мне.
Была бы ты рядом,
был бы я беспечен.
Милая, за морем
меня ль позабыла?
Мананнан взглянул на него.
- Если не позабыла, то больше не о чем и мечтать. Тогда стоит попробовать вернуться из похода живым.
Скафлок покраснел от злости.
- Мне не нужен спутник, который боится смерти, - огрызнулся он.
- Тот, кому не для чего жить, не слишком опасен своим врагам, - возразил Мананнан.
Он снова взялся за арфу и запел одну из старинных военных песен, которые были в ходу у сидов. Странно звучало это пение среди безбрежности волн, ветра и неба. На мгновение Скафлоку привиделось, что перед ним, точно в тумане, показался отряд, готовый к битве, солнце вспыхнуло на пернатых шлемах и наконечниках копий, вздымавшихся, точно лес, знамена развевались по ветру, рога трубили и боевые колесницы с грохотом проносились в небе.
Они шли под парусом почти что три дня и три ночи. Ветер был все время попутный, и лодка ласточкой летела по волнам. Сменяя друг друга на вахте, Скафлок и Мананнан спали, укрывшись под фордеком, ели вяленую треску, сыр и сухари, а пили морскую воду, опресненную заклинаниями. За все время пути они обменялись всего несколькими словами: Скафлок был не в том настроении, когда хочется беседовать, а Мананнану вполне хватало собственных размышлений. Но тяжкий моряцкий труд сблизил их, они прониклись друг к другу еще большей симпатией, и часто их голоса согласно звучали в тех могущественных песнопениях, которые должны были им помочь добраться до Ётунхейма.
Лодка шла быстро. Мрак и холод сгущались над ними с каждым часом, с каждой милей, пройденной на север, к сердцу зимы.
Солнце садилось, скоро оно превратилось в тусклый диск над угрюмым горизонтом, едва различимый среди штормовых туч. Холод становился все безжалостней, пронизывал, пробираясь под одежду, до костей. Брызги сосульками намерзли на снастях, иней укутал золотую фигурку Фанд на носу лодки. Руки прилипали к железу, дыхание застывало изморозью на усах.
Они все дальше углублялись в царство ночи, они шли теперь по темному, отливающему серебром морю среди призрачно поблескивающих айсбергов. Абсолютно черное небо было усеяно бессчетными звездами, между звезд вспыхивали сполохи, которые снова пробудили в Скафлоке воспоминания. Только шум ветра и волн раздавался среди этих безжизненных просторов.
Путь в Ётунхейм - не то же, что дорога в какое-нибудь дальнее королевство Митгарда. Они заплыли гораздо дальше, чем доводилось кому-либо из смертных, океан вокруг становился все черней и холодней, только звезды и луна светили во мраке да сполохи плясали в небе. Скафлок решил, что это страна, должно быть, у самого края бытия, где оно погружается в пустоту, из которой вышло когда-то. Он понял, что они плывут по морю Смерти, которое окружает мир живых.
Не видев солнца в течение трех последних дней, они потеряли счет времени. Луна и звезды двигались в небе по непривычным путям, а волны, ветер и холод, оставаясь неизменными, были вне времени. Заклинания Мананнана переставали действовать, они уже покинули область, на которую распространялась его власть. То и дело налетали буйные ветры, и вряд ли какое другое судно, кроме их волшебного челна, устояло бы против них. Пурга слепила глаза. Лодка боролась с ветром, который окатывал ее ледяной водой, рвал парус, мешал слушаться руля. Чудовищные айсберги выплывали из мрака, и мореплаватели едва избегли гибельного столкновения с ними.
Но хуже всего был туман, холодная серая морось, в которой не было ни ветерка, ни шороха, пелена, в которой видно было не дальше вытянутой руки; сырость пронизывала до костей, влага пропитывала одежду, стекала в сапоги, зуб не попадал на зуб. Лодка застыла в неподвижности, покачиваясь на мертвой зыби, слышно было только, как волны тихо шлепают о борт да влага капает с обледенелых снастей. Ослепнув, дрожа, проклиная туман, Скафлок и Мананнан попытались с помощью заклинаний переменить погоду, но помогло им это мало. Им начало казаться, что, невидимые за туманом, к ним подкрадываются Сильные, что они уже жадно смотрят на них.
Но тут налетела попутная буря, и сразу стало не до пустых страхов. Мачта скрипела, шкоты резали руки, валы с шумом обрушивались на лодку, и она теперь то весело взлетала на гребень волны до самого штормового неба, то проваливалась вниз, да так глубоко, точно стремилась попасть в ад.
Скафлок сказал такую вису:
Велики здесь волны,
валы белопенны.
Снасти рвут стихии,
слепит очи ветер.
Мореходы молвят:
мол, напрасно якорь
подняли, потонем
в пиве моря пенном.
Но сказав это, он продолжал делать свое дело. Мананнан, подумав, что это ворчанье его спутника - скорей шутка, чем жалоба, улыбнулся, глядя в обезумевшие небеса.
Но все же в конце концов они достигли земли. В дрожащем, мерцающем свете сполохов они увидели мрачные горы, увидели отливающие зеленым ледники. Прибой бился о прибрежные утесы, а за ними круто уходил вверх мертвый мир огромных скал и ледников, мир дикого ветра, воющего над вечными снегами.
- Это - Ётунхейм, - сказал Мананнан, его голос едва был слышен в этом грохоте. - Страна Утгард, где, по твоим словам, живет этот великан, по-моему, должна быть к востоку.
- К востоку, так к востоку, - пробормотал Скафлок.
Он уже давно перестал ориентироваться в пространстве, да и вообще об этих побережьях эльфы не знали ничего, кроме доходивших издалека пугающих слухов.
Он уже не чувствовал усталости. Скафлок двигался, как судно с заклиненным рулем, которому остается только плыть вперед и которому в случае крушения ничто не поможет.
Но вдруг, оказавшись лицом к лицу с ужасной страной великанов, он понял, что, верно, Фреда не менее несчастна, чем он. Нет, она куда несчастней, он-то может забыться, занятый поисками, он знает, что она в безопасности, а ей ведомо лишь, что он на смертельном пути, и ей ничего не остается, как только неотступно думать об этом.
- Как я этого раньше не понимал, - прошептал ошеломленно Скафлок, и вдруг почувствовал как слезы стынут у него на щеках.
Тогда он сказал такую вису:
Далекую деву
душа не позабудет.
Дороги мои долги,
дики и опасны.
Помню твои песни,
пусто без них, горько.
Горче сердце гложат
горести любимой.
Он снова впал в задумчивость. Мананнан тоже оставил Скафлока в покое, не пытаясь ускорить его душевное пробуждение. Лодка мчалась на восток, подгоняемая свежим ветром.
Все было неподвижно в этом мире камня и льда, только волны шумели, да снежные смерчи вились в горах, да в небе мерцали сполохи. Но Скафлок чувствовал недальнее присутствие тех, кто вечно грозил богам Севера. Здесь была родина Аса-Локи, Утгард-Локи, Хель, Фенриса, Ёрмунганд и Гарма, который в конце времен проглотит луну.