Под вечер из леса выполз Муррох – бледный как полотно, с повисшей как плеть правой рукой и вывернутым коленом. Он что-то неразборчиво лепетал о белом олене и зачарованном вепре с железной щетиной, потом потерял сознание. Случившийся рядом друид неодобрительно покачал головой и изрек, что у рикса небесная горячка, смертельная, если только не промедлить; он полночи варил зелье, сдобрив его обильной порцией ворчания, и передал слугам. Исильд спросила, что такое "небесная горячка", ей прежде о подобной напасти слышать не приходилось. Друид смерил молодую женщину тяжелым взором из-под кустистых бровей и нехотя объяснил, что сама собой такая болезнь не приходит, ее насылают... сверху. Одни после умирают, другие остаются в живых. Умерших больше. Мурроху Гитинскому повезло, он выжил, хотя с постели встал только через месяц...
Однако кому на самом деле повезло, так это Артосу Пендрагону. И повезло трижды.
Во-первых, ему повезло, что вепрь сперва поддел клыком Герейнта и снес плечом Мурроха, так что у ард-рикса осталось время убедиться в прочности шкуры обитателя священной рощи. Он и возиться с копьем не стал, сразу вскарабкался на дуб. Во-вторых, Артосу повезло, что дуб оказался не каким-нибудь пятилетним молодняком, а раскидистым лесным патриархом, со стволом в три обхвата, и железный кабан, яростно тараня этот ствол, только кору кое-где пообтесал, но не смог сразу сбросить Пендрагона. В-третьих, ард-риксу чертовски повезло, что Тристан обозлился на весь белый свет, поднялся до зари и ушел побродить, пока риксы собирались на охоту, и случайно забрел в лес Кернанна одновременно с ними, но в другом месте. Охотиться фиенн не собирался, при себе он имел только меч, но когда в небесах заорала баньши – Тристан бросился на выручку. То ли Рогатый был слишком занят охраной подступов к роще и не заметил, что в пределах леса уже гуляет один из простых воинов, то ли Тристан тоже оказался кровным родичем риксов, чего сам не ведал, – как бы там ни было, бывший фиенн Герейнта никого не встретил и продрался на поляну перед дубом как раз в тот момент, когда от удара дерево содрогнулось, Артос потерял равновесие и шлепнулся разъяренному кабану на спину.
Тристан не знал, что у вепря железная щетина, и когда тот с боевым хрюканьем ринулся на него, со всего размаху ударил мечом. От меча у Тристана только рукоять осталась, лезвие разлетелось вдребезги, сам Тристан с располосованным бедром отлетел прочь, но и кабан осел наземь, ошарашенно мотая головой. Немудрено: точно таким ударом Тристан неделю назад дракона уложил. А пока вепрь приходил в себя, оглушенный падением Артос наконец вытащил Калибурн и вонзил ему в загривок. Режущий Сталь не подвел и на этот раз.
Тристан остался жить и даже сознания не потерял, Артоса падением помяло, но и только, а вот для Герейнта, который получил клыками в бок, всякая охота закончилась. Он еще дышал, но его уже не было.
Пендрагон сделал волокушу, чтобы не бросать тело Герейнта в лесу, священный он там или нет. Четверть туши вепря, поразмыслив, Артос также прихватил с собой, а остальное пожертвовал спасителю-дубу. Тристан, несмотря на рану, доковылял сам, плетясь за волокушей и держа копье наготове. Но когда они далеко за полночь вышли к стенам Морхальта, стражники сочли их неупокоенными мертвецами – как таких звали в Гитине, "беспокойниками" – и чуть не закидали огненными стрелами. Тут уже Артос прошелся по поводу горе-охранников, использовав все тонкости и гэльского наречия, и диалекта ллогров, и языка Империи. Ни один мертвец не способен так ругаться, рассудили разумные гитинские фиенны, и впустили ночных гостей за ворота.
Мясо вепря съели на погребальном пиру, поминая Герейнта МакМурроха, а шкуру Пендрагон отдал гитинским мастерам; через несколько дней, накануне отъезда в Камелот, ему принесли броню, достойную ард-рикса, а по прочности эта броня не уступала любой кольчуге. Броню Артос подарил Тристану – на память и в благодарность.
Вожди лионесских кланов совещались две недели и не смогли выбрать нового рикса; пришлось Пендрагону и эту обязанность взять на себя. Новым правителем Лионесс стал Уриен О'Киф – звезд с неба он не хватал, но и не представлял для ард-рикса угрозы. Большего Артос от него и не требовал, вряд ли для Лионесс тугодум Уриен станет большим бедствием, чем дряхлый безумец Геторикс, которого еще помнили иные из местных старейшин.
Вернувшись в Камелот, Пендрагон счел было, что теперь может отдохнуть. Как бы не так – снова объявилось послание из Каэр Баннога, и Хозяйка Озера на сей раз попросила его прибыть лично – "ибо дела касаются твоей семьи". Близких родичей у Артоса после кончины Игрен не оставалось: только сестра, Элейн, да еще Кадор, Ланселот и Гвалквед, но последние двое уже вроде как успели доставить свою порцию неприятностей...
Семьи, впрочем, дело действительно касалось.
– Когда ты только-только вынул Калибурн из камня, тебя долго не хотели признавать ард-риксом. Не все вожди поверили, не все жрецы соглашались принять бастарда...
– Верно. Дело прошлое, я на них зла не держу.
– И некая Моргеас, очень хорошо знающая вождей, жрецов и других нужных людей в Ллогрис, долго доказывала тебе, что могла бы и помочь.
– Доказывала, а как же, – усмехнулся Пендрагон. – Ночами, в основном.
Вивьен нахмурилась.
– Эти ночи не прошли даром. Она понесла дитя и родила его. Возможно, Лот поверил, что это его сын, возможно, нет, однако этот ребенок выжил.
Артос потер подбородок.
– Хочешь сказать, у меня есть сын?
– Хочу сказать, у тебя есть твоя погибель. Погибель вдвойне. Он и сын тебе, и племянник – и дважды отмечен знаком дракона.
Ард-рикс покачал головой.
– Как он может быть моим племянником, ведь Моргеас – не Элейн!
– Конечно. Она дочь твоего отца, а не матери. И знала об этом.
Слова Хозяйки Озера словно молотом ударили Пендрагона. Поверить такому... он, конечно, и прежде подозревал, что Моргеас ради власти могилу бабушки продаст, но если она пошла на ТАКОЕ, только бы на трон сесть...
А не поверить и жить как ни в чем не бывало – еще хуже.
– Я не хочу сказать, что ты лжешь, – Артос внезапно охрип, – но мне нужно знать больше. Слов недостаточно.
– Позови дракона и спроси. Только снаружи, уж будь так любезен, – Недоверчивость ард-рикса Вивьен не обидела. – И меч свой оставь здесь, драконы с Калибурном не в дружбе.
"Не в дружбе," – согласным эхом лязгнул Режущий Сталь.
Пендрагон отстегнул ножны с Калибурном и взбежал по лестнице на стену Каэр Баннога. Закатал правый рукав, стащил с запястья тяжелый бронзовый браслет и с вызовом глянул в глаза дракона. Дракон прищурился в ответ, стягивая кожу на руке.
Ард-рикс стиснул кулак, заставив дракона поморщиться.
"Давно не виделись," – молча сказал он.
– Давно, – кивнул Артос. – Скажи, это правда – насчет моего сына...
"Вивьен лгать запрещено. Да, твой сын, Мордред, рожден на погибель тебе и твоему царству."
– Но почему только теперь? Ему уже лет пятнадцать исполнилось, почему никогда раньше...
"Потому что в час, когда на тебя напал железный кабан, Мордред получил свою отметину и геас: молчать об отметинах или отвечать, но убивать получившего ответ. Потому что в час, когда ты избежал малой погибели, на горизонте появилась большая. Потому что в час, когда ты отдал броню, что способна защитить от ядов, стрел и мечей, ты лишился защиты, дарованной небожителями риксу-победителю – единственного, что еще могло бы тебя спасти. Хочешь знать больше – спрашивай."
– Хочу, – твердо решил Пендрагон. – Чего мне остерегаться?
"Белый олень, белый дракон и белая сова – вот знаки твоей погибели."
– А Мордред?
"Он – клинок, отравленный клинок, но не рука."
– Тогда кто – рука?
"Это ты узнаешь, увидев знаки. Мне больше нечего сказать."
– Есть. Где это случится?
"У горы Одноглазого. И не спрашивай, когда. Для меня время течет иначе, не смогу ответить."
– Хорошо. Счастливого полета, – молвил Артос и разжал кулак.
Призрак красного дракона взмыл в небо и растаял среди звезд.
Ард-рикс Ллогрис задумчиво спустился вниз, поймал сочувственный взгляд Вивьен и через силу улыбнулся волшебнице.
– Ничего, мы еще повоюем, клянусь Кромом Круахом!
– Ну, уж с ним-то ты точно свидишься, раньше или позже, – заметила Хозяйка Озера. – Владыка Курганов всегда встречается с умершими вождями и риксами... Твой дракон не намекнул, когда ожидать встречи?
– Намекнул, да пользы от его намеков... Белый олень, белый дракон и белая сова.
– Разъяснить?
– Изволь.
– "Белая сова" – это одна из сидов призрачного царства, ллогры ее зовут "белой тенью"...
– Но при чем тут Гвиневер?!
– Значит, есть при чем. Ну, с белым драконом саксов ты сам знаком, седой Орм раньше или позже придет, чтобы расплатиться по былым счетам... А белый олень – знак, который будет носить на щите один из твоих фиеннов, вернувшийся из полого холма Гвиннеда. Зачем он туда пойдет, когда вернется, и кто именно это будет – сейчас сказать не могу. Быть может, он тебя и не предаст, уверенности в этом нет, но сам знак будет сигналом.
– Спасибо, утешила...
– Чем смогла, помогла. И прими совет: когда вернется Ланселот, позаботься, чтобы они с Тристаном не поссорились. Иначе погибнешь куда раньше.
Артос принял совет и покинул замок той же ночью, чтобы поскорее успеть в Камелот. Он вернулся, обнял Гвиневер, и подозрения, возникшие после слов Вивьен, улеглись. Гвиневер может любить не только законного мужа, но она его никогда не предаст! В ней не было и капли той темной страсти, что Пендрагон помнил по жадным поцелуям и объятиям Моргеас...
Когда вернулись Ланселот, Перидур и Гвалквед, ард-рикс не стал рассказывать о предупреждении дракона. А о железном кабане из рощи Кернанна и рассказывать не понадобилось, легенды по Галлии бродили одна другой лучше да красочнее. И когда в Камелот с посланием от Мурроха прибыл Тристан, Артосу не потребовалось больших усилий, чтобы примирить его с Ланселотом. Подраться они, правда, подрались, но это было честным состязанием в кулачном бою. После тридцать седьмого удара Тристан потер челюсть и заметил, что голова у него пока на месте, однако зубы не хотят продолжать забаву, потому лучше на этом и закончить. Ланселот согласился, признал, что лучшего противника ему давно не попадалось; на пиру они с Тристаном осушили ковш священного верескового меда и поклялись в вечной дружбе, а заодно обменялись мечами и броней. Командир фианны Пендрагона после этого всегда выходил на битку в "кабаньей шкуре", а Тристан – в кольчуге, что побывала вместе с Ланселотом у хрустального котла Дагды (и вместе с Ланселотом сполоснулась в этом котле, точнее, в молоке, которое перед тем пил Гвалквед).
Спасла ли эта дружба самого Пендрагона от скорой кончины, он не знал и не собирался гадать. Ланселот был его соратником и другом, а Тристан – побратимом; их дружбы ард-риксу хватало без всяких там пророчеств и предупреждений.
А смерть – смерть все равно придет в свой час. Сейчас Артосу не было до нее дел.
Другие сказали бы, что Пендрагону следует поскорее позаботиться, чтобы гибельное пророчество не сбылось, а для этого послать к Моргеас и Мордреду на Олерон хоть того же Ланселота, ибо царству и правителю угрожать могут лишь живые, но никак не мертвые... Другие могли бы сказать так, только ард-рикс не спрашивал чужих советов в подобных делах.
Он верил в предсказания, но не верил предсказаниям, и уж подавно не верил – пророкам и предсказателям. Потому что понимал, что пророчества только тогда сбываются, когда к ним кто-то прикладывает руки. Как к пророчеству об истинном правителе Ллогрис и мечу Калибурну была приложена рука самого Артоса.
А за руками чужими – в этом отношении – Пендрагон и так следил, будучи правителем.
Вера и верность
(одни считают это балладой о Ланселоте и Гвиневер, другие – повестью об Исильд и Тристане, третьи – байкой о Тристане и Ланселоте, четвертые не считают и не читают вообще, ибо этих речей все равно никто из них не слышал)
Роща. Сосняк. Дубрава. Сумерки. Солнце. Свет.
Сила. Искусство. Право. Клятва. Завет. Обет.
Доблесть. Победа. Слава. Мифы, которых нет -
Нас не найдет облава, дети безумных лет!Верность – тому, кто верен, даже найдя конец,
Верность – тому, кто терном выложил свой венец.
Знатный уступит черни, мудрым воздаст глупец,
А по тропе видений нас поведет слепец.Будет рассвет багровым, будет закат златым,
Будет урок суровым, будет подъем крутым -
Только враждою кровной, даже с ногтей младых,
Чар не изгнать любовных, жара не сгонит дым...Меч – не всегда надежен, бой – не всегда ответ,
Выход – не непреложен, "да" – не отменит "нет"...
Верной дорогой можно выйти на верный след -
Так ли, однако, сложно в чувствах узреть рассвет?Пусть для живущих местью нами разбит закон:
Случай, и час, и место, и над престолом клен...
Чуждые лжи и лести, жалости мы не ждем.
Если умрем – так с честью, если уйдем – вдвоем.
История седьмая
или Победа над пророчествами
Восемь лет минуло с того дня, как Артос получил предупреждение о близящейся кончине. Praemonitus praemunitus, как сказали бы любители имперских афоризмов, что в вольном переводе с благородной латыни значит "кто предупрежден, тот вооружен"; однако, оружием это предупреждение Пендрагон не считал. Клинок Калибурн – оружие, фианна – тоже оружие, риксы-союзники вроде Донала Ильского и Коннора, сына и преемника Кадора, – оружие мощное и славное. Но слова, суть которых: "берегись неведомо чего", – как они могут стать оружием и кого могут поразить? Впрочем, нет: глупостью своей они и впрямь могут поразить того, кто еще сохранил голову на плечах, но такое поражение ничуть не ухудшит его здоровья.
Прекрасно сознавая это, ард-рикс был тем не менее до глубины души поражен, когда Гвалквед пропадал неведомо где два месяца, а после прибыл в Камелот в сверкающей кольчуге белой бронзы и с новым щитом, на котором распластался в прыжке белый олень.
Спрашивать, где взял, не потребовалось – сын Ланселота склонил колено перед правителем, положил к его ногам любимое копье и попросил личной беседы. Подобный церемониал был излишеством, однако Гвалквед почему-то без этого не мог.
– Удовлетворяю просьбу, – наклонил голову Артос и через некоторое время встретил Гвалкведа в своих личных покоях.
Фиенн снова поклонился и начал произносить речь высоким штилем, да так, что Пендрагон едва успевал улавливать общий смысл. Смысл, к счастью, был прост: Гвалкведа каким-то образом угораздило добраться до Альбиона, там он без памяти влюбился в эльфийскую деву, добрые родители которой потребовали от него взамен свадебного выкупа (у Эльдар сей обычай не в ходу) совершить некоторое героическое деяние. Суть деяния Гвалквед не раскрыл, заверил только, что ни Ллогрис, ни союзные Пендрагону державы и княжества от этого не пострадают, и дабы отправиться на свершение деяния, ему необходимо получить от правителя разрешение...
Артос наконец понял, что от него требуется, улыбнулся, ободряюще похлопал фиенна по плечу, но не как рикс-правитель, а как добрый дядюшка (каковым, собственно, Гвалкведу и приходился). Затем спросил:
– И куда же ведет путь, которым ты направишься, чтобы совершить требующее свершения?
Произнося последний оборот, ард-рикс чуть не вывихнул язык, зато Гвалквед услышал любимый высокий штиль и растаял.
– В черный лес, где царит белый дракон, – ответил он.
Артос мысленно хмыкнул, представляя себе mappa mundi, нарисованную покойным Тремониусом картину-карту известного старику мира. Черный Лес, Шварцвальд, саксонской территорией был примерно наполовину, южную его часть занимали франки (а середина и восток громадного леса вообще служили домом сотням, если не тысячам изгоев, которые не желали подчиняться законам чьего бы то ни было племени). Однако раз уж Гвалкведу потребовалась именно северная часть, "где царит белый дракон", то есть король саксов, туда он и поедет. Отговаривать его Пендрагон не собирался. Всю саксонскую армию даже Гвалкведу, наверное, не одолеть, но немалую ее часть он на себя отвлечь смог бы.
Вопрос только в том, как бы использовать это: упустить подобный случай, Артос нутром чуял, будет непростительной глупостью.
– Я даю дозволение, Гвалквед, но придется немного подождать. Не слишком долго, обещаю.
– Как прикажет рикс, – ладонь фиенна коснулась склоненного лба.
– Не прикажу, Гвалквед – попрошу. Скоро ты поедешь в свой поход.
Отпустив фиенна, ард-рикс призвал на совет Кау и Ланселота. Поведал о "драконьем пророчестве" и словах Хозяйки Озера (все одно эти истории, хотя и в сильно искаженном виде, уже обретали известность) и коротко описал просьбу Гвалкведа.
– Я не вижу связи, – молвил Кау.
– И я не вижу, – фыркнул Артос, – я ведь не знаток пророчеств. Но давай представим, что все это связано. Скажем, что будет, если ты, Ланс, украдешь Гвиневер и уедешь с ней куда-то в Солонь или Овернь? И что будет делать Орм, если увидит, что за тобой ушла немалая часть моей фианны, а я с остальными дружинниками и собранными по кланам добровольцами выступаю в Солонь, чтобы содрать с тебя шкуру?
Кау рассмеялся. Ланселот выразительно хрустнул пальцами.
– А Гвалкведа куда?
– Сам знаешь, что для него "священный поход". Ему кажется, что рядом сами Фион Могучерукий и Кулэйнов Пес скачут. Он один такого шуму наделает, что саксы решат, будто с ним целая армия. Основное войско саксов уже пройдет на юг, а подкреплений не вышлют, пока Гвалквед бродит по Шварцвальду. Долго обманывать не получится, но долго и не надо.
– Как насчет Донала? – спросил Кау.
– А что Донал?
– Предупредить, чтобы кланы Иля не очень ворошились, как саксы придут, а сам он свою дружину им в помощь предложил. Откажут так откажут, а не откажут – брат в нужный момент ударит Орму в бок...
– Неплохая задумка, – признал Артос. – Теперь давай что-нибудь решим с Моргеас и ее выводком, которому пророчество тоже отводит свои роли... Если мы сделаем вид, будто во все это поверили...
– Да прикажи им явиться в Камелот и дело с концом, – предложил Кау. – По закону, ты как ард-рикс можешь приказать Уриену, а Уриен как рикс Лионесс может приказать любому своему подданному благородной крови. Опять же, по закону, остров Олерон часть Лионесс, а Моргеас хоть и стерва каких мало, но ведь благородная стерва...
– Ага, а узнав о том, что Моргеас приезжает, да еще не одна, а с сыном, который вроде бы от тебя, Гвиневер закатит сцену... – с усмешкой добавил Ланселот. – Слушай, оно действительно сработает! Кто судит по слухам, вынужден будет поверить.
– Так, а зачем Моргеас мне понадобилась в Камелоте?
– А тебе не Моргеас, тебе Мордред понадобился, – глаза Ланселота сверкнули, – ибо ты тоже веришь, что он твой сын, и так как ты чувствуешь нужду в наследнике...
– Ланс, ты явно наслушался бардов.
– Угу, есть такое. Так ведь не я один.