— Тогда начни с невозможности рассказать это мне. Скажи, почему ты мне не доверяешь.
— Это не вопрос доверия.
— Тогда нет ли резона рассказать хоть что-то сейчас?
Последовало еще одно, более долгое молчание.
— Нет, — наконец сказала она. — Еще нет.
Я повернулся к ней, сохраняя лицо спокойным, а голос ровным.
— Значит, ничего не изменилось, — сказал я, — и не изменится никогда. Ты по-прежнему не доверяешь мне.
— Это не так, — ответила мать, глянув на Сугуи. — Просто это неподходящее место или неподходящее время для обсуждений.
— Могу ли я принести тебе напиток, Дара, или что-нибудь поесть? — немедленно сказал Сугуи.
— Спасибо, нет, — отозвалась она. — Я не могу долго здесь задерживаться.
— Мама, расскажи мне тогда о тай’ига.
— Что бы ты хотел узнать?
— Ты наколдовала их из-за Обода.
— Верно.
— Подобные существа бестелы сами по себе, но для собственных целей способны замещать живых хозяев.
— Да.
— Предположим, такое существо заняло личность в момент — или близко к моменту — смерти, оживив дух и контролируя разум?
— Интересно. Это гипотетический вопрос?
— Нет. Это действительно случилось с той, кого ты за мной послала. Теперь она, кажется, неспособна выйти из тела. Разве не так?
— Я не совсем уверена, — сказала мать.
— Она теперь в ловушке, — предложил Сугуи. — Входить и выходить она может, только используя присутствующий разум.
— Под контролем тай’ига тело победило болезнь, убившую сознание, — сказал я. — Ты полагаешь, она застряла на всю жизнь?
— Да. Насколько я знаю.
— Тогда скажи мне: освободится ли демон, когда тело умрет, или умрет вместе с ним?
— Все может пойти и так, и так, — ответил он. — Но чем дольше демон остается в теле, тем более вероятно, что он погибнет вместе с ним.
Я опять посмотрел на мать.
— И там ты держишь финал этой истории, — заявил я.
Она пожала плечами.
— Я разочаровалась в этом демоне и освободила его, — сказала она. — Ну, и всегда можно наколдовать другого, была бы нужда.
— Не делай этого, — сказал я ей.
— Не буду, — сказала она. — Сейчас нужды нет.
— Но если тебе покажется, что есть, ты сделаешь?
— Мать заботится о безопасности сына, нравится это ему или нет.
Я поднял левую руку, вытянул указательный палец в гневном жесте, как вдруг заметил, что ношу яркий браслет… он казался почти голографической копией витого шнура. Я опустил руку, сглотнул первый ответ и сказал:
— Теперь ты знаешь мои чувства.
— Я знала их давным-давно, — сказала она. — Давай пообедаем в Путях Всевидящих, на половине цикла, считая от нынешнего момента, в пурпурное небо. Согласен?
— Согласен, — сказал я.
— Тогда до скорого. Доброго цикла, Сугуи.
— Доброго цикла, Дара.
Она сделала три шага и ушла, как предписывает этикет — тем же путем, что и вошла.
Я повернулся и, пройдя к краю бассейна, вгляделся в глубины, почувствовал, как медленно расслабляются плечи. Теперь там были Джасра и Джулия, обе в цитадели Крепости, творящие в лаборатории что-то тайное. А затем поверх них поплыли завитки, и какая-то жестокая истина вне всякого порядка и красоты начала формироваться в маску поразительных, пугающих размеров.
Я почувствовал руку на плече.
— Семья, — сказал Сугуи, — интриги и безумства. Ты чувствуешь тиранию привязанности, да?
Я кивнул.
— Еще Марк Твен говорил о способности выбирать друзей, но не родственников, — ответил я.
— Я не знаю, что замышляют они, хотя у меня есть подозрения, — сказал он. — Сейчас делать нечего, разве что передохнуть и подождать. Я хотел бы услышать побольше из твоей истории.
— Спасибо, дядя. Идет, — сказал я. — Почему бы и нет?
Так я выдал ему остаток рассказа. Перевалив через него, мы переместились к кухне для дальнейшего пропитания, затем проделали еще один путь к плавающему балкону над океаном цвета лайма[3], бьющимся о розовые скалы под сумеречным… или нет — беззвездным небом цвета индиго. Там я закончил повествование.
— Это более чем интересно, — сказал Сугуи в конце концов.
— Ну да? Во всем этом ты видишь что-то, чего не вижу я?
— Ты дал мне слишком много пищи для размышлений, чтобы получить поспешное суждение, — сказал он. — Давай на этом пока остановимся.
— Очень хорошо.
Навалившись на перила, я взглянул вниз на воды.
— Тебе нужен отдых, — сказал Сугуи чуть погодя.
— Догадываюсь.
— Идем, я покажу твою комнату.
Он протянул руку, и я схватился за нее. Вместе мы утонули в полу.
Итак, я спал, окруженный гобеленами и тяжелыми драпировками, в комнате без дверей в Путях Сугуи. Вероятно, располагалась она в башне, так как я слышал ветер за стенами. Во сне я видел сон…
Я снова был в Янтарном замке, гуляя по искристой протяженности Коридора Зеркал. Свечки вспыхивали в высоких подставках. Шаги были не слышны. Блестели зеркала в разных оправах. Они покрывали стены с обеих сторон — большие, маленькие. Я в их глубинах шел мимо себя, отраженный, искаженный, иногда преображенный…
Я задержался возле высокого потрескавшегося зеркала слева, оправленного в олово. Как только я повернулся к нему, то понял, что тот, кого увижу сейчас, буду не я.
И я не ошибся. Из зеркала на меня смотрела Корал. Она была в персиковой блузе и без повязки на глазу. Трещина в зеркале делила ее лицо пополам. Левый глаз ее, как помнится, был зеленым, вместо правого — Талисман Закона. Оба казались направленными на меня.
— Мерлин, — сказала она. — Помоги мне. Это так странно. Верни мне глаз.
— Я не знаю, как, — сказал я. — Не понимаю, как это было сделано.
— Мой глаз, — продолжала она, будто не слыша. — Мир — это роящиеся силы в Оке Закона, холодный… такой холодный!.. и недобрый мир. Помоги мне!
— Я найду способ, — сказал я.
— Мой глаз… — тянула она.
Я заторопился дальше.
Из прямоугольного зеркала в деревянной раме с резным фениксом в основании меня приветствовал Льюк.
— Эй, приятель. — Он был неухоженным. — Мне хочется получить обратно папин меч. Ты же не будешь опять перечить мне, нет?
— Боюсь, что нет, — пробормотал я.
— Жаль, что столь недолго я держал в руках твой подарок. Подумай об этом, хорошо? У меня такое чувство, что он может оказаться очень кстати.
— Сделаю, — сказал я.
— В конце концов, в какой-то степени ты отвечаешь за то, что произошло, — продолжал он.
— Правильно, — согласился я.
— …и мне определенно хочется меч обратно.
— Ага, — сказал я, отодвигаясь.
Из обрамленного темно-бордовым эллипса справа от меня изошло гадостное хихиканье. Повернувшись, я узрел лицо Виктора Мелмана, колдуна с тени Земля, с которым я конфликтнул, когда неприятности мои только начинались.
— Сын погибели! — прошипел он. — С-славно видеть тебя потерянно блуждающим в Преддверии Ада. Пусть кровь моя кипит на твоих ладонях.
— Твоя кровь — на твоих ладонях, — сказал я. — А тебя я считаю самоубийцей.
— Нет, не так! — он отпрянул. — Ты подло убил меня.
— Кончай вешать лапшу, — ответил я. — Я, может, и наворотил кучу всего, но твоя смерть не из этой кучи.
Я пошел было прочь, но его рука исторглась из зеркала и вцепилась мне в плечо.
— Убийца! — завопил он.
Я смахнул его ладонь.
— Гул-ляй, голубок, — сказал я и пошел дальше.
Затем из широкого, оправленного в зеленое зеркала с зеленой вуалью на стекле меня поприветствовал Рэндом, качая головой.
— Мерлин! Мерлин! Что ты все-таки затеваешь? — спросил он. — Какое-то время я считал, что мы с тобой в одном строю.
— Ну, — отозвался я, рассматривая его оранжевую футболку и «левисы», — все верно, сэр. Просто у меня не было времени кое в чем разобраться.
— Это кое-что включает безопасность королевства… и у тебя не было времени?
— Ну, предполагаю, что там припутано кое-что от закона.
— Если он связан с нашей безопасностью, закон творю один я.
— Да, сэр. Сознаю, что…
— Нам необходимо поговорить, Мерлин. Так ли это, что ты сам каким-то образом связан со всеми событиями?
— Предполагаю, что верно и это…
— Ничто не имеет значения. Королевство важнее. Нам надо поговорить.
— Да, сэр. Поговорим, как только…
— «Как только», к дьяволу! Сейчас же! Прекрати разбазаривать время на глупости и тащи свою задницу сюда! Нам надо поговорить!
— Все сделаю, как только…
— Не корми меня «как только»! Если ты скрываешь важную информацию, это граничит с предательством! Мне необходимо увидеть тебя сейчас! Домой!
— Иду, — сказал я и заторопился прочь, присоединяя его голос к продолжающемуся хору прочих, повторяющих свои требования, мольбы, обвинения.
Из следующего зеркала — круглого, с синей плетеной рамой — на меня взглянула Джулия.
— А вот и ты, — сказала она почти тоскливо. — Знаешь, я любила тебя.
— И я тебя любил, — признал я. — Понадобилось много времени, чтобы понять это. Но думаю, что дело уже провалено.
— Ты любил меня недостаточно, — сказала она. — Недостаточно, чтобы довериться мне. Вот и потерял мое доверие.
Я оглянулся.
— Извини, — сказал я.
— Недостаточно хорошо, — отреагировала она. — И вот мы стали врагами.
— Необязательно рассматривать это так.
— Слишком поздно, — сказала она. — Слишком поздно.
— Извини, — повторил я и заторопился дальше.
Так я подошел к Джасре в красной ромбовидной раме. Ее рука с ярко крашеными ногтями вытянулась вперед и принялась ласкать мне щеку.
— Куда-то направляешься, милый мальчик? — спросила она.
— Надеюсь, что да, — сказал я.
Она пошло улыбнулась и поджала губы.
— Я решила, что ты плохо влияешь на моего сына, — сказала она. — Он лишился какого-то внутреннего стержня, когда подружился с тобой.
— Ну, извини, — сказал я.
— … и это может сделать его негодным для власти.
— Негодным или нежелательным? — спросил я.
— Как бы то ни было, виноват будешь ты.
— Джасра, он уже большой мальчик. Он сам принимает решения.
— Боюсь, ты научил его принимать неверные.
— Он сам по себе, леди. Не вини меня, если он делает то, что тебе не по нраву.
— А если Кашфу сотрут в порошок лишь потому, что ты сделал его мягче?
— Беру самоотвод, — сказал я, делая шаг.
Хорошо, что я двигался, ибо ее рука вылетела вперед, пробороздив ногтями по моему лицу, но все же толком не дотянувшись. Пока я уходил, она швыряла мне вслед бранные слова. К счастью, они потонули во всех прочих криках.
— Мерлин?
Снова повернувшись вправо, я увидел лицо Найды внутри серебряного зеркала, его поверхность и витая рама были единым целым.
— Найда! Какой зуб на меня припасла ты?
— Никакого, — ответила леди тай’ига. — Я просто переживаю и нуждаюсь в советах.
— Ты меня не ненавидишь? Как это ново!
— Ненавидеть тебя? Не глупи. Я никогда бы не смогла.
— Но кажется, что в этой галерее на меня разгневаны все.
— Это лишь сон, Мерлин. Ты реален, я реальна, а об остальных — не знаю.
— Прости. Моя мать наложила на тебя заклятие, чтобы ты оберегала меня… все эти годы. Сейчас ты действительно свободна от него? Если нет, наверное, я могу…
— Я свободна.
— Прости, что у тебя было столько неприятностей с этими условиями… не зная, я это или Льюк, ты была обязана защищаться. Кто же знал, что в Беркли по соседству окажутся сразу два жителя Янтаря?
— Я не жалею.
— Что ты имеешь в виду?
— Я пришла за советом. Я хочу знать, как найти Льюка.
— Ну как же, в Кашфе. Там он как раз и был коронован. Зачем он нужен тебе?
— Не догадываешься?
— Нет.
— Я влюблена в него. И всегда была. Раз теперь я свободна от уз и обладаю собственным телом, то хочу, чтобы он знал, что это я — Гэйл… и знал, что я чувствовала в те времена. Спасибо, Мерлин. Прощай.
— Постой!
— Да?
— Я так и не отблагодарил тебя за защиту… даже если для тебя это было лишь принуждение, и даже если это было лишними хлопотами для меня. Спасибо, и удачи тебе.
Она улыбнулась и исчезла. Я протянул руку и коснулся зеркала.
— Удачи, — подумал я и услышал ее ответ.
Странно. Это был сон. И все же — я не мог проснуться, и он ощущался реальностью. Я…
— Ты, понятно, вовремя вернулся ко Дворам для завершения своих замыслов… — Это из зеркала в трех шагах впереди — узкого и черного по краям.
Я подошел к нему. На меня свирепо смотрел мой брат — Джарт.
— Чего ты хочешь? — спросил я.
Его лицо было злой пародией на мое собственное.
— Я хочу, чтобы тебя никогда не было, — сказал он. — Проиграй. Мне хотелось бы увидеть твою смерть.
— Каков твой третий выбор? — спросил я.
— Полагаю, заключение тебя в личную преисподнюю.
— Почему?
— Ты стоишь между мной и тем, чего я хочу.
— Я был бы рад отойти в сторону. Скажи — как.
— Нет пути, чтобы ты смог или захотел. Сам.
— Ты так ненавидишь меня?
— Да.
— Я думал, что купание в Фонтане сожгло твои эмоции.
— Курс лечения не завершился, и эмоции лишь усилились.
— И нет способа все забыть и начать заново, стать друзьями?
— Никогда.
— Я так не думаю.
— Она всегда больше заботилась о тебе, чем обо мне, и теперь ты намерен завладеть троном.
— Не смеши. Я его не хочу.
— Твои желания здесь ни при чем.
— Я не буду владеть им.
— Нет — будешь, если я тебя не убью.
— Не дури. Оно того не стоит.
— Скоро наступит день, который ты ждешь меньше всего, ты обернешься и увидишь меня. И будет поздно.
Зеркало залило черным.
— Джарт!
Ничего. Необходимость мириться с ним во сне раздражала так же, как и наяву.
Я повернул голову в сторону зеркала, оправленного в пламя, в нескольких шагах впереди и влево от меня, откуда-то зная, что оно — следующее по курсу. Я двинулся к нему.
Она улыбалась.
— И так ты владеешь им, — сказала она.
— Тетушка, что происходит?
— Некий конфликт, о котором в основном упоминают как о «неподдающемся урегулированию», — отозвалась Фиона.
— Это не тот ответ, который мне нужен.
— Слишком многих уже подняли на ноги, чтобы дать тебе лучший.
— И часть этого — ты?
— Очень небольшая. Не та, которая смогла бы дать тебе что-нибудь полезное.
— Что мне делать?
— Изучи свои возможности и выбери лучшую.
— Лучшую для кого? Лучшую для чего?
— Сказать можешь только ты.
— Ну, намекнуть-то можно?
— Ты мог пройти Образ Кэвина в тот день, когда я привела тебя к нему?
— Да.
— Так я и думала. Этот Образ был начертан в необычных обстоятельствах. Его нельзя скопировать. Образ Оберона никогда бы не допустил его создания, не будь поврежден сам и слишком слаб для того, чтобы предотвратить приход к существованию конкурента.
— Ну, и?
— Наш Образ хочет поглотить его, объединиться. Если это получится, то будет столь же гибельно, как если бы Образ Янтаря был уничтожен во время войны. Равновесие с Хаосом будет безвозвратно нарушено.
— А Хаос недостаточно силен, чтобы предотвратить это? Я думал, что они могущественны в равной степени.
— Так и было, пока ты не исправил Теневой Образ, и Образ Янтаря не получил возможность поглотить его. Это удесятерило его силу, душащую Хаос. И он способен добраться до Образа твоего отца, преодолев отпор Логруса.
— Я не понимаю, что делать.
— И я не понимаю. Но требую, чтобы ты сделал то, что я сказала. Когда придет время, ты должен принять решение. Я не знаю какое, но оно будет очень важным.
— Она права, — раздался голос у меня за спиной.
Повернувшись, я увидел отца в сияющей черной раме, на ее верхнем крае была укреплена серебряная роза.
— Кэвин! — услышал я голос Фионы. — Где ты?
— В месте, где нет света, — сказал он.
— Отец, я думал, что ты где-то в Янтаре, вместе с Дейрдре, — сказал я.
— Духи играют в духов, — ответил он. — У меня не много времени, ибо сила кончается. Я могу только сказать: не верь ни Образу, ни Логрусу, никому из этих отродий, пока вопрос не утрясется.
Он стал блекнуть.
— Как мне помочь тебе? — спросил я.
Два слова «…во Дворах» донеслись до меня раньше, чем он исчез.
Я опять повернулся.
— Фи, что он имел в виду? — спросил я ее.
Она хмурилась.
— Такое впечатление, что ответ зарыт где-то во Дворах, — медленно отозвалась она.
— Где? Где мне следует покопаться?
Она покачала головой и начала отворачиваться:
— Кто знает лучше?
Затем исчезла и она.
Голоса звали меня, сзади, спереди. Всхлипы и смех, мое имя. Я заторопился вперед.
— Что бы ни случилось, — сказал Билли Ротт, — если тебе понадобится хороший законник, я возьмусь за дело… даже в Хаосе.
А потом был Дваркин, подмигнувший мне из крошечного зеркала с перекрученной рамой.
— Беспокоиться не о чем, — заметил он, — но какие-то невесомости вьются вокруг тебя.
— Что мне делать? — закричал я.
— Ты должен стать чем-то более великим, нежели сам.
— Не понимаю.
— Сбеги из клетки, что — жизнь твоя.
— Какой клетки?
Он исчез.
Я побежал, и их слова звенели вокруг меня.
Ближе к концу зала было зеркало, похожее на кусок желтого шелка, натянутого на раму. Из него мне ухмыльнулся Чеширский Кот.
— Карта откроет недобрый путь для королей в каре. Мальчик, тебе с него не свернуть, — сказал он. — Шел бы ты в кабаре. Мы тяпнем пивка, и не дрогнет рука художника из кабаре…