Он секунду колебался, а потом опустил арбалет на несколько дюймов.
- Какую еще?
- Ты не соврал насчет отца, Лабиринта и Хаоса?
Бранд откинул голову назад и рассмеялся отрывистым, лающим смехом.
- Корвин, даже сказать тебе не могу, как я счастлив, что ты умрешь, не зная чего-то, что для тебя крайне важно.
Продолжая хохотать, он снова поднял оружие. Я как раз рванулся, чтобы запустить в него каменный "арбуз", но ни один из нас не завершил начатого движения.
Над головой Бранда раздался пронзительный крик, и кусок закатного неба, казалось, обрушился на его голову. Он завизжал и выронил свой арбалет. А затем вцепился руками в существо, так неожиданно его атаковавшее. Это была красная птица, рожденная от моей крови и отцовской руки. Она прилетела, чтобы защитить меня. Я отбросил камень и бросился к Бранду, на бегу выхватывая из ножен Грейсвандир. Он ударил птицу, она взмыла вверх и стала кружиться над ним, чтобы набрать сил для новой атаки. Бранд прикрыл руками лицо и голову, но я все же успел заметить текущую из его глазницы кровь. Когда я подбегал к Бранду, он уже начал таять. Но птица успела еще раз спикировать на него, и ее когти снова стремительно ударили его по голове. Затем начала таять и она. Я еще видел, как Бранд тянул к ней руки, как она рвала его клювом и когтями, потом они исчезли. На месте схватки остался только брошенный арбалет. И я с мстительным наслаждением раздавил его сапогом.
- Это еще не конец, - думал я. - Сколько еще ты будешь досаждать мне, брат, черт тебя побери? Что еще встретится мне на пути, пока я не доведу этого дела до конца?
Я вернулся на тропу. Звезда все еще мучилась в предсмертной агонии, и мне пришлось прикончить ее, чтобы прекратить ее муки.
За перевалом, как и следовало ожидать, была новая долина. По крайней мере, мне так казалось. Я не мог ничего разглядеть, так как внизу клубился туман, переходящий в облака. В небе происходили превращения. Один из красных сполохов становился желтым, другой - зеленым. Это меня обрадовало, это было уже знакомо. Точно таким я увидел небо, когда впервые попал сюда на край всего - это было напротив Двора Хаоса. Я закинул за спину свой вьюк, и начал спускаться по тропе. Ветер почти утих. Вдали послышался гром. Там бушевала гроза, от которой я улизнул. Я гадал, где же Бранд? У меня было чувство, что какое-то время он будет прятаться от меня, пока не придумает новую каверзу. Когда я вступил в полосу тумана, и он начал виться вокруг меня, я увидел древнее дерево и срубил одну из веток себе на посох. Дерево вскрикнуло, и я даже понял смысл произнесенных им звуков. Это было нечто вроде: - Черт тебя побери!
- Ты, оказывается, разумное? Я очень сожалею, я не знал этого.
- Я так долго растило эту ветку, - проговорило дерево. - Ты хочешь сжечь ее?
- Нет, нет. Мне нужен посох. У меня впереди еще большой путь.
- Через эту долину?
- Да, через нее.
- Подойди поближе, чтобы я почувствовало твое присутствие. На тебе что-то пылающее.
Я шагнул к дереву.
- Оберон! - воскликнуло оно. - Я знаю этот Камень!
- Я не Оберон. Я его сын. Камень дал мне он - для защиты, - сказал я.
- Тогда бери мою ветку, а вместе с ней и мое благословение. Я укрывало твоего отца. Это было странное время. Оно длилось долго. А до этого твой отец посадил меня.
- В самом деле? Никогда не видел, чтобы отец сажал деревья.
- Я не совсем обычное дерево. Я пограничное. Он посадил меня, чтобы отметить границу.
- Что же это за граница?
- Я - конец Хаоса и порядка, в зависимости от точки зрения. Я отмечаю разделение. В какую сторону от границы, то есть от меня, ты бы ни шагнул - там начинаются другие правила.
- Какие именно?
- Кто может на это ответить? Я не могу. Я только растущая башня разумной древесины. Так что моя ветка, скорее всего, может помочь тебе. Если ее посадить, она прорастет в любом месте. Но, конечно, она может и не пустить корни. Кто может знать заранее? Неси мою ветвь, сын Оберона, туда, куда ты держишь путь. Я чувствую, скоро будет гроза. Торопись и - прощай!
- Прощай. Спасибо тебе, дерево.
Я стал спускаться дальше по тропе, падающей из тумана в туман. Постепенно, пока я шел, туман терял розоватость. Опираясь на посох, который здорово помогал мне на этой скользкой тропе, я еще раз мысленно поблагодарил дерево. Затем стало проясняться. Окрестности были уже различимы. Скалы, пруд со стоячей водой, унылые деревья с висящим вдоль ствола мхом, запах гнили. Я поспешил дальше. На ветке одного из деревьев сидела и наблюдала за мной черная птица. Когда я посмотрел на нее, она поднялась в воздух и неспешно полетела ко мне. Крылья ее поднимались и опускались, как в замедленном кино. Все, что со мной произошло на этой дороге, научило меня ждать опасности в любую минуту, и я почувствовал тревогу, когда птица закружилась над моей головой. Но она, сделав круг, села на землю передо мной и, склонив голову, повернулась ко мне левым глазом.
- Да, - каркнула она, - ты тот самый.
- Что значит - тот самый? - удивился я.
- Тот самый, которого я буду сопровождать. Ты ведь ничего не имеешь против, Корвин, если за тобой будет следить птица дурного знака.
Тут ока, хихикнув, исполнила нечто вроде танца.
- Не волнуйся, не волнуйся, Корвин, я тебе ничем не помешаю.
- Откуда тебе известно мое имя?
- Я жду тебя с самого начала времени, Корвин.
- Наверное, тебе это ужасно надоело?
- В этом месте я не так уж и давно. Ведь время - то, чем ты его делаешь.
Я обошел птицу и пошел дальше. Через некоторое время она пронеслась надо мной и села справа на скалу.
- Меня зовут Хуги, если тебе интересно, - представилась она. - Я вижу, ты несешь кусок старого Игга!
- Игга?
- Скучного старого дерева. Оно стоит у входа в эти места и никому не разрешает отдыхать на своих ветвях. Держу пари, оно орало как оглашенное, когда ты оттяпал от него ветку.
Птица рассмеялась клекочущим смехом.
- Как раз ты не права. Дерево вело себя достойно.
- Держу пари, - она опять держала пари, - оно не орало, потому что ты уже это сделал. А много ль тебе толку от этой палки.
- Конечно. Она помогает мне.
И я замахнулся палкой. Хуги шарахнулась в сторону.
- Эй, ты! Это не смешно!
Я рассмеялся.
- А я думал, что смешно.
Долгое время я прокладывал путь по болотистой местности. Ветер расчищал путь передо мной. Откуда-то издали доносились звуки музыки. Я бы не мог определить место, где играли. Музыка долетала то сверху, то справа, а то, казалось, из-под земли. Она была торжественной и величавой. Я мог бы поспорить, что ее рождали стальные струны. И вдруг меня окликнули:
- Эй, чужеземец! Остановись и посмотри на меня.
Я встал, как вкопанный, и начал таращить глаза, но в белом тумане, который еще не полностью рассеялся, ни черта не возможно было разобрать.
- Здравствуйте, - негромко произнес я. - Где же вы?
В этот миг туман передо мной разорвался, и я увидел гигантскую голову. Глаза ее были на одном уровне с моими. Безусловно, это была голова великана, который тонул в болоте. Голова была лысая, бледная, рыхлая, будто выточенная из камня ракушечника. А глаза, видимо, из-за контраста с белой кожей казались черней, чем были на самом деле.
- Понятно, - посочувствовал я. - Вы малость застряли. А руки поднять вы в состоянии?
- Если здорово напрягусь, - последовал ответ. - А зачем?
- Я сейчас найду какую-нибудь жердь, и вы ухватитесь за нее.
- В этом нет никакой необходимости.
- Разве вы не хотите выбраться из этой трясины? Я думал, что вы позвали меня, чтобы я помог вам.
Туман снова стал сгущаться, и я, чтобы не потерять его из виду, подошел ближе.
- Нет. Я просто увидел вас и окликнул, чтобы пожаловаться.
- Но что толку только жаловаться?
- А вы понимаете, в каком бедственном положении я нахожусь?
- Оно не такое уж и бедственное. Вы можете освободиться сами или с чьей-нибудь помощью.
- А что изменится, если я освобожусь?
- Это уже ваш вопрос, вот вы на него и отвечайте.
Разговор терял смысл. Я повернулся, чтобы уйти.
- Постойте. А куда вы направляетесь?
- На юг, чтобы сыграть свою роль в одной старой пьесе.
В это время откуда ни возьмись появилась Хуги. Птица не раздумывая села на макушку великаньей головы. Она клюнула ее и закудахтала:
- Не теряй зря времени, Корвин. Тот, кто здесь, гораздо меньше, чем кажется.
Губы великана произнесли мое имя. Затем он спросил:
- Ты в самом деле тот самый?
- Он, он, никаких сомнений, - затараторила Хуги.
- Послушай, Корвин, - произнес увязший в болоте великан, - ты ведь собираешься остановить Хаос, так?
- Так.
- Я тебя очень прошу, не делай этого. Да и вообще, не стоит Хаос твоих усилий. Пусть все эти дела скорее закончатся, и я наконец-то освобожусь.
- Я хотел тебе помочь. Ты отказался.
- Мне нужно другое освобождение. Я хочу, чтобы пришел конец всему.
- Ну, это сделать совсем просто, - махнул я рукой. - Только наклони голову и сделай глубокий вдох.
- Я хочу не только своей смерти, пусть придет конец всей этой игре.
- Но при чем тут твое желание? Я думаю, люди сами предпочтут решать, что им делать со своей судьбой.
- Пусть все кончится для всех. Ведь в моем положении рано или поздно окажутся все.
- Вот тогда пусть они и делают выбор, а пока отвечай только за себя. Счастливо тонуть, глупая голова!
Я направился дальше.
- Ты тоже окажешься в моем положении, - крикнула мне вслед голова.
Хуги догнала меня и уселась на посох.
- Ну и удовольствие посидеть на ветке старого Игга теперь, когда он не может… Ай-ай-ай! - Хуги взмыла в воздух и, причитая, закружилась.
- Он обжег мне лапу! Как он это сделал?
Я рассмеялся.
- Понятия не имею!
Хуги покружилась, пока боль не утихла, и села мне на плечо.
- По возражаешь, если я отдохну здесь?
- Валяй.
- Благодарю, - птица устроилась поудобнее. - Голова, как ты наверное понял, клинический случай.
Я пожал плечами, а она замахала крыльями, чтобы не свалиться.
- Он, конечно, ищет путь, нащупывает выход, - философствовала птица. - Но рассуждает совершенно неправильно, считая, что весь мир в ответе за его несчастья.
- Пока что он не нашел выход даже из болота.
- Я имею в виду решение философских проблем, - заметила птица.
- Ах, из философского болота? Тем хуже для головы! - подвел я итог.
Но Хуги продолжала.
- Понимаешь, все дело в связи с миром его "Я" - с одной стороны, и Абсолютом - с другой.
- Неужели?
- Да, - подтвердила птица. - Нас высадили в этот мир, как на льдину, и мы дрейфуем по поверхности событий. Иногда нам кажется, что мы влияем на них, и тогда мы начинаем действовать с удвоенной энергией. И это - большая ошибка, потому что порождает в нас желания и раздувает ложное самолюбие, вместо простого существования нашего "Я". Одни желания порождают другие, а они влекут за собой еще более тщетные усилия - вот мы и в западне.
- В болоте?
- Как сказать. Надо сосредоточиться на Абсолюте. Надо научиться уходить от миражей и иллюзий, которые превращают человека в ложный остров сознания.
- Со мной тоже однажды случилось ложное самоотождествление. Оно-то в большой мере и помогло мне стать Абсолютом - то есть самим собой.
- Это тоже иллюзия.
- Не уверен. И даже думаю, что я завтрашний буду благодарен себе сегодняшнему, так же, как я сегодняшний благодарен себе вчерашнему.
- Ты упускаешь суть, - важно заметила Хуги. - Завтрашний "ты" - это тоже иллюзия.
- Почему?
- Потому что он по-прежнему будет полон тщетных желаний и суетных усилий, уводящих его от Абсолюта.
- Что же в этом плохого?
- То, что в конце концов ты останешься один в мире чужаков, в мире феноменов - субъективных, ложных сознаний.
- Мне нравится быть одному. Должен сказать, что я очень привязан к себе. Я себе нравлюсь. И феномены мне тоже по душе.
- И все же… Тебе никогда не удастся освободиться от Абсолюта полностью. Он всегда будет тревожить тебя, звать, лишать покоя.
- Значит, нечего и спешить с решением проблемы. В общем, я понял, что ты имеешь в виду. То, что Абсолют принимает форму идеалов. Да, они есть у каждого. И если ты утверждаешь, что к ним нужно стремиться, то тут и спорить не о чем. Я тоже так думаю.
- Ты не понял. Идеалы - тоже искажение Абсолюта, потому что толкают нас к новым усилиям.
- Так оно и есть.
- Я вижу, тебе еще многому надо учиться.
- Если тебе не нравится мой вульгарный инстинкт выживания, то эта тема не для обсуждения.
Тропа вела вверх. Мы вышли на гладкое ровное место. Оно было усыпано песком и хорошо утрамбовано. Музыка становилась громче. Затем я заметил в тумане медленно и ритмично передвигающиеся фигуры. Я догадался, что и эти тоже танцуют. Я подошел к ним. Это были красивые люди, мужчины и женщины, судя по одежде, крестьяне. Они ступали в такт музыке, которую играли невидимые музыканты. Танец был сложным и прелестным, и я остановился, чтобы полюбоваться им.
- По какому случаю праздник? - спросил я у Хуги. - И кто это танцует посреди нигде?
- Это не смертные, это духи времени. Они начали свое дурацкое представление, как только ты спустился в долину. Они празднуют твое пришествие.
- Духи?
- Да, наблюдай за ними внимательно.
Хуги взлетела с моего плеча, сделала несколько кругов над ними. Птичий помет упал с высоты на танцующих, но прошел сквозь них, не запачкав ни расшитого рукава, ни шелковой рубашки, никто даже не сбился с такта, словно это были люди-голограммы. Хуги каркнула над ними и вернулась ко мне.
- Зачем это нужно было - испоганить такое прекрасное представление, - возмутился я.
- Вполне декадентское, - возразила Хуги. - Я вижу, ты польщен этой встречей. И напрасно. Они предвкушают твою неудачу. И, прежде чем кончится грандиозный спектакль с твоим участием, желают попасть на финальное торжество.
И все равно я с удовольствием наблюдал за ними, опершись на посох и отдыхая. Делая свои па, танцоры перемещались в пространстве, и вот одна из женщин, рыжая красавица, оказалась около меня. Все лица были обращены ко мне. Но глаза танцующих ни разу не встретились с моими. Все происходило так, будто меня не было. Только эта женщина изящным движением бросила какой-то предмет. И он упал у моих ног. Я нагнулся и увидел, что предмет материален. Это была серебряная роза моя эмблема. Я прикрепил ее к вороту своего плаща. Хуги недовольно отвернулась. У меня на голове не было шляпы, чтобы я мог снять ее, выразив свое почтение. Я низко поклонился милой леди. И когда я хотел уже отойти, мне показалось, что она мне подмигнула. Я уходил, и музыка стихала за спиной. Тропа стала труднопроходимой, и, когда рассеялись туманы, впереди проступали только скалы и каменные плато. Я давно бы уже свалился от усталости, если бы не черпал силы из Камня. Но порций энергии мне с каждым разом хватало на все меньший отрезок времени. Одолев большое расстояние, я проголодался и остановился, чтобы прикончить остатки моих припасов. Хуги разделить трапезу отказалась, но сидела поблизости, наблюдая, как я ем.
- Признаться, я восторгаюсь твоей настойчивостью, - продолжала философствовать птица. - Мне нравится и то, что ты говорил об идеале. Но в остальном ты не прав. Мы здесь рассуждаем о бесплодности желаний и усилий.
- Это говорила ты. И знаешь, это не главная забота моей жизни.
- А зря.
- Хуги, я живу уже давно. Ты обижаешь меня, птица, считая, что я никогда не размышлял об этих проблемах из учебника философии для второкурсников. Кончай свою демагогию. Ты призываешь к бесплодной жизни. И истина в том, что это говорит не о положении дел в мире, а о тебе самом. Если ты и вправду веришь в то, что проповедуешь, то мне тебя жаль. Подумай, вместо того, чтобы быть свободной и двигаться к Абсолюту, ты, неизвестно почему, должна быть рядом со мной и предпринимать тщетные усилия в надежде воздействовать на мое ложное "эго". Что за чушь! Если же ты не веришь в то, что говоришь, то значит тебя послали, чтобы ты мешала мне и расхолаживала меня. Но тогда ты просто зря теряешь время!
Хуги прохрипела:
- А ты ведь не отрицаешь Абсолют - начало и конец всего.
- Зачем?
- Нет, скажи, - упорствовала Хуги, - ты признаешь это?
- Птица, я знаю это лучше тебя. Абсолют, как я понимаю, промежуточная стадия между разумом и рефлекторным существованием. Зачеркнуть его было бы преступлением. Но ответь, если ты происходишь от Абсолюта, этого самоизолирующегося Всего, зачем ты возвращаешься в свое гнездо? И неужели ты так презираешь себя, что боишься заглянуть в зеркало и увидеть, кто ты есть на самом деле? Почему бы тебе, Хуги, не извлечь пользу из нашего совместного путешествия? Развивайся, учись, живи, наконец! Если однажды ты была отправлена в жизненный путь, то почему ты так упорно стремишься вернуться в ту нулевую точку, из которой вышла? Или же твой Абсолют, сотворив существо, подобное тебе, допустил ошибку? Согласись, такая возможность вполне реальна. Вот! Больше мне нечего тебе сказать?
Хуги с ненавистью глянула мне в глаза и, наконец, улетела. Наверное, чтобы проконсультироваться со своим философским справочником.
Поднявшись с земли, я услышал гром. Гроза догоняла меня. Я должен был опять оторваться от нее. Тропа сужалась и расширялась, потом исчезла, оставив меня на усыпанной гравием равнине. Я чувствовал себя подавленным. Мой мысленный компас до сих пор вел меня в нужном направлении, И сейчас я тоже хотел бы следовать его указаниям, но мешала усталость. Солнца не было, звезд тоже. Я и ориентацию потерял с утратой тропы. И даже обрадовался, когда до меня донесся голос грозы. Так, по крайней мере, хоть узнаешь, где находится север. В тумане и звук рассеивается, так что полной уверенности у меня не было. Но гром становился все раскатистей, значит, буря меня догоняла. Проклятье! Я был огорчен потерей Звезды. Растревожила меня и философия бесплодности наших усилий, о которой неутомимо болтала Хуги. День был определенно мерзким. Я уже не верил, что могу завершить свое путешествие. Если кто-нибудь из моих многочисленных неприятелей не устроит мне засаду, я буду бродить здесь, пока не иссякнут мои силы, и меня настигнет гроза. Я не знаю, сумею ли я еще раз остановить небесные силы. У меня начали возникать сомнения на этот счет. Я попытался использовать Камень, чтобы рассеять туман, но его воздействие, казалось, ослабело. Может быть, это происходило потому, что я сам ослаб. Я смог расчистить небольшой участок и сразу же перешел через него. А постоянно бороться с туманом у меня не было ни сил, ни желания. Моя связь с Отражениями тоже нарушилась, я не мог, как прежде, чувствовать их суть.