Откинув волосы со лба, я встал и отправился умываться. Хорошо, что я додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда. Наверняка я проспал часов двенадцать таким глубоким, непотревоженным сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками умылся. Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видневшийся через нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал Люк в тот день, когда заточил меня сюда и когда выяснилось, что мы - родственники. Я вытащил из-за пазухи Камень Правосудия и, держа его подальше от глаз в вытянутой руке, поднял его так, чтобы падающий свет проходил сквозь него, и пристально всмотрелся в его глубины, но на этот раз там ничего не было. Ну, ладно. У меня не было настроения выяснять, кто, кому и что должен. Я уселся поудобней, не отрывая глаз от Камня. Я отдохнул, был полон сил, и теперь пришло время взяться за дело и покончить с ним. По подсказке Дворкина я выискивал в алом омуте Лабиринт. Время шло, но вот стали выплывать какие-то очертания. Это не было плодом моих усилий. Пока я пытался вызвать Лабиринт силой воображения, все было тщетно. Я наблюдал, как структура в Камне становилась все отчетливей. Не то, чтобы она появилась внезапно - скорее, это я наконец сумел, приспособившись, увидеть то, что находилось там все время. Похоже, так оно и было. Я глубоко вздохнул. Потом принялся тщательно изучать конструкцию Лабиринта. Все, что говорил мне отец о том, как настраиваться на Камень, припомнить не удавалось. Дворкину я сказал об этом, но он заявил, что волноваться нечего. Нужно только поместить в Камень трехмерную копию Лабиринта, отыскать, где туда вход, и пройти его из конца в конец. Когда я попробовал расспросить его обо всем подробней, он просто улыбнулся и велел не беспокоиться. И вот сейчас я, медленно поворачивая Камень, подносил его все ближе. Наверху справа появилась маленькая трещинка. Стоило сосредоточиться, и она словно бы ринулась на меня. Подойдя туда, я прошел сквозь нее внутрь. Там оказалась странная штука, похожая на серебряный поднос на колесиках, она двигалась внутри самоцвета вдоль линий, подобных Лабиринту. Я позволил ей нести меня куда заблагорассудится. Временами начиналось головокружение, от которого чуть ли не выворачивало. Но потом, собрав всю волю, я начал прокладывать себе путь сквозь рубиновые преграды, они поддавались, а я принимался карабкаться, падал, скользил или пробивался дальше. Ощущение собственного тела исчезло почти совсем, из высоко поднятой руки свисала цепочка, и я понимал только, что пот льется градом, потому что глаза то и дело щиплет. Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился под Камень Правосудия - более высокую октаву Лабиринта. Дворкин считал, Лабиринт задумал уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и ближайший Сломанный Лабиринт будет починен. И произойдет это не только потому, что я дерзко говорил с Лабиринтом и этим вывел его из себя. Но помогать мне Дворкин отказался, полагая, что, узнай я подлинную причину, это могло бы повлиять на выбор, который, весьма вероятно, мне придется делать в будущем. А он должен быть сделан свободно. Мне это показалось полной тарабарщиной, но все, что он говорил на другие темы, было поразительно разумным, и вообще он мне казался противоположностью того Дворкина, которого я знал по легендам и слухам. Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри Камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались уже пройденные отрезки Лабиринта и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот расколется о преграду невидимой Вуали. Скорость все росла, уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что, пока не пройду эту штуку, возможности убраться отсюда не будет. Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа, и повздорил с Лабиринтом, Камень защитил меня от него. Но носить Камень слишком долго нельзя, рано или поздно это оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком, который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним. Но мне надо было отдохнуть. Поэтому пришлось заставить Призрак вернуть меня в хрустальную пещеру, мою святая святых. И вот я плыву. Вращаюсь. Время от времени останавливаюсь. Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого перехода я так выматывался, словно побил олимпийский, рекорд в беге на милю. Хотя на одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на третьем на ум приходили отрывки давным-давно прослушанного курса антропологии, когда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг все пенилось как "Гейзер пик Мерлот" 1985 года, который наливают в кубки. На кого же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по кругу… Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово… Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Столкновение с рубиновой стеной, я - пятно на ней. Давай, Шопенгауэр, начни последний поединок воли с волей. Прошло столетие, а может, два, потом вдруг путь открылся. Меня бросило вперед, в сияние взорвавшейся звезды. Красный поток, уносящийся все дальше, словно моя лодочка "Звездный взрыв", поток разрастался, гнал меня, нес домой… Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме. Оставалась еще гипнология, можно было воспользоваться ею в любое время и попасть куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая, что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению. В конце концов ощущение радости стало слабеть, я уже мог управлять своими желаниями. Пошатываясь, я встал, оперся о стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь посвежее. Я вернулся назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о чем хотел его расспросить, так много было у меня вопросов. Когда я снова вернулся, Дворкина уже не было. Я поднялся наверх. Единственный неизвестный мне выход из пещеры находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным, ароматным, весенним. На востоке виднелись лишь несколько облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если мне опять понадобится уединенное убежище и придется вернуться сюда, пусть не застанет, меня врасплох какой-нибудь хищник. Я снял Камень Правосудия с шеи и повесил его на каменный выступ. Потом отошел шагов на десять.
- Пап, привет.
С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.
- Доброе утро, Призрак.
- Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных орудий, какие мне приходилось видеть.
- Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса и, по-моему, вряд ли они поладят. Не уверен даже, насколько я сам буду по душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более высокого порядка.
- Может, мне лучше уйти, а вернуться позже?
- Держись неподалеку, - велел я. - Может, если возникнут проблемы, ты сумеешь вытащить меня отсюда.
Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень. Он висел на валуне неподалеку. Через него я сумел воспринять Логрус с другой точки зрения. Жуть. Но и это обошлось без последствий. Снова сконцентрировав мысленным усилием свою волю, я взялся за Логрусовы отростки и потянулся. Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.
- Я мог бы доставить тебе это быстрее, - заметил Призрак.
- Не сомневаюсь. Я просто проверял системы.
Во время еды я мысленно пытался рассортировать свои дела по степени важности. Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил его на шею и поднялся.
- О’кей, Призрак. Пора возвращаться в Амбер, - сказал я.
Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже - и вот уже передо мной золотая арка. Я шагнул вперед… в свою комнату.
- Спасибо, - сказал я.
- Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: ты не заметил ничего странного в поведении Логруса, когда добывал себе завтрак?
- Ты о чем? - спросил я, отправляясь мыть руки.
- Начнем с физических ощущений. Он не казался тебе… липким?
- Странное определение, - удивился я. - Но раз уж мы заговорили об этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени, чем обычно. А почему ты спросил?
- Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить волшебство с помощью Лабиринта?
- Да, но с Логрусом получается лучше.
- Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом сравнить.
- Зачем?
- У меня и впрямь возникли кое-какие подозрения. Как только проверю, тут же расскажу тебе.
И Колесо-призрак исчезло.
- Вот дерьмо, - сказал я ему вслед и принялся плескать водой в лицо.
Потом я выглянул в окно. Там тихо пролетали снежные хлопья. Из ящика письменного стола я достал ключ. Мне хотелось поскорей избавиться от нескольких вещей. Выйдя в коридор, я не успел сделать и несколько шагов, как услышал знакомый звук. Я прислушался, потом прошел мимо лестницы, и чем ближе подходил к библиотеке, тем объемнее становился звук. К тому времени, как я добрался до длинного коридора, где она находилась, мне стало ясно, что вернулся Рэндом - кто же еще умел так барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами Короля? Постояв немного в раздумье, я оставил полуоткрытую дверь библиотеки позади и свернул за угол направо. Моим первым желанием было войти, отдать Рэндому Камень Правосудия и попытаться объяснить, что произошло. Потом вспомнились слова Флоры: честность, прямота и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей не очень хотелось, пусть даже она и сформулировала некое общее правило, по мне удалось сообразить, что в данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел перейти к другим делам, заняться которыми, кстати, мне могут просто запретить. Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая проверка показала, что в нем никого нет. Прекрасно. Я припомнил, что с правой стороны зала есть раздвижная панель. Через нее можно попасть в полую часть стены по соседству с библиотекой, отыскать там не то деревянные штифты, не то лесенку и взобраться к потайному ходу на галерею библиотеки. Если же сойти по ней вниз, попадешь к винтовой лестнице, которая приведет в пещеры под Замком. Я надеялся, что мне никогда не придется исследовать эту часть Замка, но сейчас, хорошо зная семейные традиции, решил чуточку пошпионить, потому что, услышав несколько невнятных реплик, донесшихся из-за полуприкрытой двери, понял, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила, то мне необходима вся информация, какую только я сумею раздобыть, поскольку последнее время я чувствовал себя очень уязвимым. Панель скользнула в сторону, и вот уже я внутри стены. Отправив вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх и медленно, осторожно отодвинул вторую панель, выходящую на галерею, чувствуя благодарность тому, кто додумался замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было следить за всеми, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо виден северный конец комнаты. Рэндом барабанил, а Мартин, затянутый в кожу, увешанный цепочками, сидел перед ним и слушал. Рэндом вытворял такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато под мышками, и одну он держал в зубах. Играя, он жонглировал ими. Та, что была зажата в зубах, оказывалась справа под мышкой, а ее предшественница перекочевывала оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в левую руку; четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что была там, уже оказывалась зажатой в зубах, и он ни разу не ошибся. Это гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой номер. "Фьюжн"-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке Рэндома - ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни целого набора тамтамов с парой басов, к тому же она не сияла, как огненное кольцо вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и стали гудеть.
- Никогда еще такого не видел, - донесся голос Мартина.
Рэндом пожал плечами:
- Немножко повалял дурака. Я выучился этому в тридцатые годы у Фредди Мура, не то в "Виктории", не то в "Виллидж Вэнгард", он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным. Чтобы держать зал, приходилось вот так выпендриваться или же забавно одеваться.
- Так угождать толпе? Позор!
- Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло вырядиться или расшвырять вокруг себя инструменты.
Наступила тишина, а выражения лица Мартина мне никак не удавалась увидеть. Наконец он сказал:
- Я не то имел в виду.
- Я тоже, - ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз, и он снова заиграл.
Откинувшись назад, я внимательно слушал. И вдруг, ошарашенный, понял, что, кроме барабана, слышу еще и альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу за стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось, но немного и удивило. Хотя я и наслаждался их игрой, меня не покидало чувство, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно отступил назад, отодвинул панель, вернул ее на место, спустился вниз и, выйдя из стены, решил, что сейчас мне лучше пройти через обеденный зал, чтобы не появляться еще раз у дверей в библиотеку. Еще какое-то время я слышал музыку и очень жалел, что не знаю заклинания, которым Мондор заключает звуки в драгоценные камни, хотя неизвестно, как, скажем, Камень Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили "Блюз Диких". Я собирался пройти по восточному коридору туда, где по соседству с моими апартаментами он вливается в северный коридор, свернуть там налево, подняться по лестнице к королевским покоям, постучаться и вернуть Камень Виале. Я надеялся, что сумею заставить ее выслушать приготовленный мной водопад объяснений и оправданий. О многом можно было бы умолчать: она знает не все и поэтому не станет расспрашивать о деталях. Конечно, в конце концов Рэндом доберется до меня и уж он-то докопается до всего. Но чем позже, тем лучше. Я прошел мимо покоев отца. Ключ был при мне, и позже я рассчитывал здесь остановиться. Но, раз уж я оказался здесь, можно сэкономить время. Я отпер дверь и вошел в комнату. Серебряная роза с бутонами, стоявшая в вазе на туалетном столике, исчезла. Странно. Я шагнул вперед. Из соседней комнаты доносились голоса - слишком тихие, чтобы понять, о чем говорят. Я оцепенел. Может, там и отец! И он не один. Но не могу же я вот так, запросто, ворваться в чужие покои, даже если это покои моего отца. Тем более, что для того, чтобы попасть сюда, мне пришлось раздобыть ключ и отпереть входную дверь. Мне вдруг стало страшно неловко. Захотелось побыстрее уйти. Я отстегнул перевязь с Грейсвандиром. Не смея носить его больше, я повесил меч на одну из торчавших у двери деревянных вешалок рядом с коротким плащом, который заметил только теперь. Потом выскользнул из комнаты и тихо запер за собой дверь. Неловко. Он что же, и вправду все время уходил и приходил, никем не замеченный? Или в его покоях происходит что-то необычное? Мне приходилось иногда слышать пересуды о том, что в некоторых из старых комнат есть двери sab specie spatium. Стоит сообразить, как заставить их работать, и получишь массу дополнительного места для хранения вещей плюс личный вход и выход. Еще одно, о чем мне стоило бы спросить Дворкина. Вдруг и у меня под кроватью завалялась карманная вселенная? Никогда туда, не заглядывал. Я повернулся и быстро пошел прочь. Дойдя до угла, замедлил шаг. Дворкин считал, что от Лабиринта меня защитил Камень Правосудия, который был со мной, если только Лабиринт и впрямь пытался мне навредить. В то же время, если слишком долго носить Камень, он сам может причинить владельцу вред. Значит, Дворкин советовал мне отдохнуть, а потом мысленно пройти через матрицу Камня, чтобы создать себе подобие более могущественной силы, а также обезопасить себя от нападения самого Лабиринта. Нападение Лабиринта - это только предположение. Конечно, всего лишь предположение, и только. Добравшись до пересечения коридоров, я помедлил. Пойти налево - значило оказаться у лестницы, прямо - в своих покоях, которые расположены напротив покоев Бенедикта. По левую руку от меня, наискосок, была гостиная. Я зашел туда, опустился в массивное кресло в углу. Хотелось только одного - разобраться с врагами, помочь друзьям, вычеркнуть свое имя из всех черных списков, в которых оно сейчас было, найти отца и как-нибудь договориться со спящей ти’га. Потом уж можно будет подумать о том, не продолжить ли прерванное странствие. Тут я понял: чтобы все это осуществилось, мне необходимо задать вопрос, уже ставший почти риторическим: хочу ли я посвятить Рэндома в свои дела? Задумавшись о том, как он играет в библиотеке со своим сыном, ставшим почти чужим, я понял, что когда-то Рэндом был весьма вольным, независимым и не слишком приятным малым. Что на самом деле ему вовсе не хотелось править этим прообразом всех миров. Но женитьба, рождение сына и выбор Единорога, кажется, оказали на него большое влияние - углубили характер, укрепили волю. Сейчас у него, похоже, было полно проблем с Кашфой и Бегмой. Не исключено, что он только что совершил убийство и согласился на не слишком выгодный договор, чтобы ни одна из сложных политических сил Золотого Круга не получила преимуществ. И как знать, что и где еще может происходить в его владениях? И нужно ли мне втягивать его в то, с чем отлично можно справиться самому? Ведь, если уж на то пошло, умнее он никогда не был. Напротив, втяни я его в свои дела, может статься, что он наложит на меня ограничения и помешает мне заниматься не терпящими отлагательств текущими делами. Кроме того, есть опасность, что Рэндом, кстати, поднимет вопрос, который год назад мы отложили. Я никогда не присягал на верность Амберу. Меня никто никогда не просил об этом. В конце концов я сын Корвина, пришел в Амбер по своей воле перед тем, как отправиться в Отражение Земля, чтобы некоторое время пожить там. Я часто возвращался сюда и был как-будто в хороших отношениях со всеми. Я действительно не мог понять, почему идея двойного подданства неприемлема для моих родственников. Я бы предпочел, чтобы этот вопрос не возникал. Мысль, что меня силой заставят выбирать между Амбером и Двором, мне не понравилась.