Размышляя над справедливостью последнего сравнения, я воткнул перед заграждением, защищающим кактусовое поле, фанерный плакат размерами три на один метр. На фанере было по-русски написано:
"Проход закрыт. Вход мексиканским ежикам категорически запрещен".
– Командор! – вызвала меня Милашка. – Думаю, вам стоит посмотреть, что твориться на горизонте.
– Сейчас буду.
Петляя по благоустроенным окопам, я добежал до бункера и нырнул в его прохладу. Пройдя дезинфекционные камеры, переодевшись в белые одежды и, соответственно, белые тапочки, я присоединился к взволнованной публике.
Все толпились у обзорной щели с тройным бронированным стеклом. Боб в моем майорском парадном мундире поверх белого комбинезона казался взволнованнее всех.
– Посмотри, – второй номер освободил место у перископа.
Что так взволновало спецмашину подразделения "000", а также второго номера во главе с американскими товарищами из федеральной базы? Приближающийся вечер или что-то другое?
Натянув на голову перископный шлем с трехмерным изображением и автоматическим измерителем, я как бы вознесся над американской местностью, уподобившись птице.
Отличный вид.
Ага! Оказывается в Америке горы вот такой высоты! Удивительно. Ага! И реки вот такой ширины! Невероятно! А в речках тех крокодилы и бегемоты, что само по себе неинтересно. А также по берегам пасутся обезьяны и высятся трупы выбросившихся на песок кашалотов.
И, конечно, надвигается на нас, поднимая тучи пыли до самого неба, стаи мексиканских ежиков.
Хрупкие ряды американских заградительных отрядов пытаются сдержать несдерживаемое. Из последних сил спец войска в беретах и примкнувшие к ним добровольцы из числа наиболее сознательных американских граждан голыми руками тщетно пытаются отбросить противника за реку. Но противник хитер и коварен. Он уже почуял, что где-то рядом есть добыча. Кровожадность и страсть к кактусам пересиливают природный страх перед человеком. Линия обороны лопается и серая масса, затаптывая всех, кто не успевает отскочить, скачет вперед.
– Отводите войска, – хорошо поставленным командирским голосом приказываю я.
Американцы недоуменно смотрят на "шестерочку", не понимая, с чего этот русский без погон отдает команды. Боб шипит на меня, напоминая, кто командующий операцией. Но меня уже не остановить.
– Сейчас там, у реки, гибнут простые американские парни. Гибнут за свою страну и за свое кактусовое поле. Они не знают, что мы готовы принять удар на себя. Боб, ты можешь командовать сколько хочешь, но я требую, что бы несчастных американских парней убрали с линии атаки. Они сделали все, что было в их силах. Отдавай приказ об отступлении. Иначе их смерть будет на твоей совести.
Боб скрипнул челюстями и зачирикал что-то федералам.
Регулярная и добровольная американская армия, уведомленная конными посыльными о всеобщем отступлении, достаточно стройными рядами кинулась прочь. Через минуту никем не сдерживаемая серая масса, окончательно определив направление, потекла к аграрным американским угодьям.
– Контакт через десять минут, – тревожно зашептала Милашка по выделенному каналу. – Командор, может нам стоит смыться, пока нас тоже не того….
– Русские спасатели не отступают, – засосало у меня там, где обычно сосет от страха. Если уж спецмашина подразделения "000" дрогнула, значит наше положение хуже некуда.
– Может, разбудим третий номер?
– Отставить побудку. Пока я не вижу для Герасима фронта работ. В Уставе ясно написано – только при критических ситуациях.
– Но, командор!
– Прекратить панику! Приготовь лучше валерьяновые и нашатырные пластыри для американских товарищей. Думаю, они им пригодятся. Через несколько минут здесь начнется настоящий ад. Настоящий ад….
Нашатырные пластыри понадобились, когда передовые шеренги мексиканских ежиков выскочили из тучи пыли и на полном ходу, противно топоча короткими лапами, голыми наглыми мордами протаранили резной штакетник.
– Милашка! Открыть реабилитационный отсек! – принимая в объятия первого потерявшего сознание американца, прокричал я.
В левом борту спецмашины отъехала в сторону дверь, открывая доступ в помещение, приспособленное для психологической разгрузки как самой команды, так и для приема в экстремальных случаях гражданского населения. Внутрь заталкивается возможно большее число мешающих нормально работать граждан, наглухо закрывается дверь, гаснет свет и паникерам прокручивается героико-исторический фильм "Чапаев" из серии "Русские чудо богатыри". Мы там в свое время в массовке участвовали. Я в черной бурке, Боб у пулемета. Герасим? Герасим на съемках отравился и все время ухи просил.
Желающих просмотреть на халяву русское кино оказалось предостаточно. Практически все представители федеральной базы. Быстренько нашлепав каждому по нашатырному пластырю, плюс на всякий случай по валерьяновому пластырю, мы освободили наблюдательную площадку. Остались мы с Бобом и единственный американский товарищ в черных очках, с собачкой таксой на поводке и с кривой палкой. Товарищ явно любил свою собачку, потому что и шагу не мог сделать без нее. Только все время палкой по полу стучал.
А за пределами бункера творилось бог знает что.
Мексиканские ежики, даже не заметив дощатого забора, без задержки преодолели стеклянный вал и накинулись на пластиковую стену. Под напором взбесившейся стаи крепкий пластиковый бетон дрогнул и кое-где стали появляться трещины.
– Какие бешенные мексиканские ежики, – заметил Боб, покусывая губы. – Как думаете, Сергеев, выдержит стена?
– Посмотрим, – отвечать честно не хотелось. По всем расчетам, которые произвела Милашка, и которые я лично перепроверил в уме, жить пластиковому бетону не больше минуты. Мы изначально совершили непростительную ошибку. Заложили слишком большую хрупкость.
И как всегда я оказался прав.
Ежики управились за сорок секунд. Стену валить не стали, просто прогрызли дырки и устремились дальше.
На пути мексиканских ежиков оставалась наша последняя надежда. Натянутая на столбах пятиметровая сетка под напряжением.
– Мыша! Подай возможно большее напряжение, – одними губами прошептал я.
Серая и колючая масса неожиданно замерла перед докрасна разогретой сеткой, задрало морды и принялась внимательно изучать преграду.
– Что они делают? – слегка заикаясь, спросил Боб.
– А ты иди сам у них спросил, – скривился я.
По толпе мексиканских ежиков прошло движение, серая масса всколыхнулась и несколько смельчаков попытались перепрыгнуть препятствие. Правильно я сделал, что настоял на пятиметровой высоте. Словно предчувствовал, что мексиканские ежики обладают повышенной прыгучестью.
На сетке вспыхнуло несколько десятков голубых огоньков и природный мир северного и южного континента потерял самых смелых своих представителей. Высоковата сеточка оказалась.
Рядом нервно захихикал Боб. Я бы не стал так расслабляться. Что-то подсказывало, самое неприятное впереди.
– Милашка, что у нас на пси-сканерах?
Пси-сканеры это такие мудреные штуки, которые измеряют пси-поле. Случайно сконструированы русскими инженерами. Хотели одно, а получилось другое. А все остальное неважно.
– Напряжение достигает критической отметки. Может из всех стволов?
– Тебе бы все пострелять. Хочешь, чтобы русских спасателей обвинили в бесчеловечности? Но на всякий случай приготовь вооружение.
– Уже давно и на мушке, – Спецмашина подразделения "000" очень умная спецмашина. – Командор, кажется к нам, как бы лучше сказать, представители противника.
Милашка никогда не врет. Особенно мне. От замершей перед сеткой стаи отделилось небольшое пятно и подбежало к бронированному стеклу, за которым находились мы. Колючая группа остановилась метрах в трех, а вплотную приблизился только один мексиканский ежик. Прильнул к стеклу и долго смотрел на замерших в тревожном ожидании спасателей. Особенно нехорошо смотрел на Боба. Я всегда говорил, что животные чувствуют, кто вкуснее.
Ознакомившись с нашими лицами, мексиканский ежик встал на задние лапы, а передней показал в сторону сетки. Потом скрестил передние лапки крестом, ясно давая понять, что от нас требуется.
– Мутация высшей степени, – заключил я. – Боб, вроде у нас ты командир на текущий момент. Принимай решение. Наши маленькие друзья требуют обесточить последнее заграждение.
– Нет! – замотал головой второй номер, позвякивая моими орденами. – Моя историческая родина не простит такое малодушие.
Мексиканский ежик понятливо покачал мордой, почесал за ухом и достаточно красноречиво провел лапой по короткой шее.
– Умрем, но не отключимся, – твердо сказал Боб и грязно выругался: – Фазе, мазе лав ю бразе!
Ежик постучал по бронированному стеклу и покрутил лапой у виска. Видно максимальное напряжение вызывало у мексиканских ежиков сильные приступы мигрени.
– На твоем месте я поступил бы также, – пожал я руку Бобу. – Думаю не ошибусь, если предположу, что мы выиграли этот раунд. Показали стервецам, кто хозяйничает в долбанном кактусовом поле.
– Командор!
За бронированным стеклом мексиканские ежики засуетились, замельтешили и неожиданно для всех нас выставили на переговоры Директорского любимчика.
Не выйти мне с неприкрытой головой из бункера, если мы не забыли пригласить в укрытие глупую птицу. Значит все это время гордый пингвин стояла на бункере, махал российским флагом и хранил верность как родине, так и Директору.
– У них заложник.
– Вижу. Боб, твое решение? Думай, что хуже – позор перед исторической родиной, или встреча с Директором в особо теплой обстановке.
И тут Роберт Клинроуз, спасатель и просто человек, сломался. Такое бывает. Недостаточная физическая и моральная подготовка. Переоценка своих возможностей. Винить за это нельзя.
Путаясь в рукавах Боб стянул майорский мундир и протянул его мне. Он больше не хотел командовать.
Это было правильное решение. Не каждому под силу носить мой парадный мундир. Особенно если на нем вывешены все ордена и медали.
– Милашка! – загрохотал я привычным командирским голосом. – Майор Сергеев берет на себя командование операцией. Ранее отданные приказы относительно второго номера считать недействительными. Принимаю, так сказать, огонь на себя!
– Мы верим в тебя, командор. – Милашка сыграла мою любимую мелодию "На российской стороне хорошо живется нам", – Готова выполнить любой приказ по уничтожению мутантов.
– Это лишнее, – Боб, зараза, растянул мундир. Теперь в плечах болтается. Но зато орденов больше нацепить можно. Кстати, о Бобе! – Мыша! Назначаю второму номеру Роберту Клинроузу два часа гауптвахты с рассрочкой приговора. После задания посидит. Занеси в черные самописцы.
Второй номер, скинув с плеч тяжесть командирского мундира, сиял.
– А теперь главное. В целях сохранения жизни неофициального члена экипажа, птицы пингвина, проходящего по спискам как "Пингвин Директорский", требую немедленного отключения электричества от забора. Пусть эти сволочи пользуются кактусами. Но только в обмен на нашего сотрудника.
Пингвин уже проходил санобработку под защитой бункера, когда Милашка, выполняя полученный приказ, обесточила последний рубеж.
Страшно и больно было видеть, как тысячи диких мексиканских ежиков бросились вперед, разрывая на куски сверхпрочную титановую сеть, с исполненными на ней произведениями искусства. Милашка, подавленная этим ужасным зрелищем, тихо исполняла траурную сонату "Последний парад перед смертью". Боб, пристроившись у спецмашины, набирал на личном блокютере секретный донос в трех экземплярах. Американскому и русскому президентам, а также нашему Директору. Товарищ из федеральной базы, забившись в угол, тихо плакал. Ему подвывала такса. И только я, простой русский спасатель, орденоносец и железной выдержки человек, верил, не все еще потеряно.
Первые прорвавшиеся через сетку набросились на беззащитные кактусы, с радостным визгом накрыли их и погибли вместе с жертвой. Один мексиканский ежик и один валютный кактус. Счет ничейный, но всегда не в нашу пользу.
Основная масса серых и злобных мутантов ринулась в кактусовые плантации, предвкушая вакханалию, но в это время над американской землей сгустилась темнота. Неуправляемое светило закатилось за горизонт, мир погрузился в кромешные потемки. И я только успел заметить, как сотни и сотни мексиканских ежиков моментально свалились на землю и заснули. Прямо, как наш Герасим.
– Они… спят? – оторвался от написания фальшивых донесений Боб.
– Похоже на то. Милашка, прощупай область поражения.
– Уже сделано, командор. Метаболизм данного вида мутантов подвержен так называемой заразе Бестсонника. При наступлении темноты организм мгновенно расслабляется и засыпает.
Замечательно, подумал я.
– Замечательно! – сказал я, разминая пальцы рук и ног. – У нас на складе где-то асфальтовый укладчик гниет. Подготовь его к работе. Прокатимся раза три по кругу и нет проблемы.
Заплаканный американец с таксой подал голос. Боб, не дожидаясь команды, перевел:
– Американское правительство не заинтересовано в том, чтобы акт массового умертвления мексиканских ежиков произошел на территории кактусового ранчо. У них как раз месячник дружбы с зелеными.
Это существенно меняет дело. Мы, спасатели, тоже люди, понимаем что к чему. Нельзя, так нельзя.
– Тогда выгоняем самосвалы и бульдозеры. За два часа, думаю, управимся. Вывезем куда-нибудь к чертовой бабушке.
– Ни один штат не согласиться принять ежиков в самосвалах, – засомневался второй номер, проконсультировавшись с американским товарищем, – к тому же существует вероятность, что мы их разбудим. Мексиканские ежики еще не достаточно хорошо изучены.
– Тогда выкапываем кактусы с огорода и тем самым выигрываем битву за урожай.
Я уже знал, что кактусы выкапывать категорически запрещено. И вообще, что бы я ни предложил, все будет недостаточно эффективно.
– Ну, тогда не знаю, – развел я руки, показывая, что мой мозг больше не в состоянии придумывать выходы из создавшейся ситуации.
Все загрустили. Даже спасенный пингвин, натерпевшийся в плену унижений и издевательств, грустно бродил по бункеру, пытаясь найти место для ночевки.
Именно в такие минуты всеобщего упадка духа у командиров спецмашин подразделения "000" появляется второе дыхание.
– Милашка! Слушай команду! Правом данным мне Уставом и лично товарищем Директором, приказываю! Немедленно доставить сюда третий номер экипажа.
– Герасима? – ужаснулась спецмашина. И ее ужас был понятен. Будить Геру среди ночи небезопасно. Наука давно отметила, что у тех, кого будят посреди ночи дурной характер.
– Иного выхода нет. Надеюсь, он поймет и простит.
– Только ради тебя, командор, – согласилась Милашка после десятиминутного обдумывания. – Выполняю приказ.
Наступила гнетущая тишина. Ничто не нарушало безмолвия американской ночи. Только где-то далеко-далеко у горизонта дрожали далекие огни печальных американских деревень.
Я знал, что сейчас в спальном отсеке Милашка пытается с возможно максимальной осторожностью, не потревожив умственные процессы, разбудить Геру. Тихая и спокойная музыка, ровный сумрачный свет, запах вонючих благовоний. И заранее записанный мелодичный голос Директора на минимальной громкости: – "Вставай сынок! Вставай спасатель! Пришла беда, откуда не ждали. Вставай яхонтовый!"
Безмятежность ночи разорвал дикий крик, проникший сквозь обшивку Милашки. Корпус спецмашины мелко задрожал, но выдержал. Выходной люк распахнулся и на парадном эскалаторе появился третий номер нашей великолепной команды – Герасим из глухой пятисоттысячной сибирской деревеньки. Поскреб по синей щетине. Оглядел прищуренными глазами присутствующих – кто мог отдать безжалостный и бесчеловечный по своей сути приказ?
Я чуть заметно кивнул в сторону пингвина. Кого-кого, а Директорского любимчика Герка не тронет. Проверено.
Герасим хмыкнул недоверчиво, но ничего не сказал. Все облегченно вздохнули. Если третий номер начинает хмыкать, значит разборок не будет. Значит – проснулся. Он же спасатель и прекрасно понимает, что ради того, чтобы полюбоваться его помятым лицом, никто рисковать не станет. Для дела вызвали.
Герасим подошел к бронированному стеклу и посмотрел в кромешную темноту.
– Мм?
– Они пришли, все сломали, но теперь спят. У нас время только до утра.
– Мм, – поморщился Гера.
– Да нет! Ты что? Никто не собирается по ним катками ездить. Мы не звери. Тем более, на то получен категорический американский отказ.
– Мм?
– Это уже обсуждалось. Неприемлемый вариант. Гера, ты что-нибудь поумнее предложи. На тебя вся надежда. Но учти, что и кактусы необходимо сохранить, и этих сволочей живыми оставить.
– Мм.
– Да кто ж тебе думать запрещает? Думай, сколько влезет. Но учти, американское солнце встает рано. Оно ж неуправляемое.
Гера кивнул, в очередной раз почесал щетину и упершись руками в пластик подоконника уставился в бронированное стекло немигающими стеклянными глазами.
Знаками я приказал всем покинуть прилегающую к третьему номеру территорию. Ничто не должно мешать работающему Герасиму. Мыслить в правильном направлении, разыскивая одно единственное правильное решение, это не на катках по мексиканским ежикам кататься. Искусство!
Герасим работал почти два часа. Рисовал на запотевшем бронированном стекле какие-то формулы. Ходил туда-сюда, бесперебойно курил, бросая тлеющие окурки на чистый продезинфицированный пол бункера. Сжимал виски, пытаясь поймать пугливую мысль. Облачившись в комбинезон высокой защиты выходил на улицу, знакомился с обстановкой. Щелкал ядерокалькулятором. Ковырялся в носу.
Наблюдать за работающим Герой одно удовольствие. Сразу видно, человек не зря получает спасательскую зарплату.
– Мм!? – третий номер вызвал меня по внутренней связи.
– Слушаю, Гера, – поправив связь-пилотку, ответил я.
– Мм.
– Сейчас проверю по списку. Да. Есть. У нас в багажном отсеке целая бухта супер клейкой изоляционной ленты. Есть красненькая. Есть синенькая. Тебе какую?
– Мм, – продолжил Герасим.
– Резак тоже найдем. А что ты задумал, могу поинтересоваться?
– Мм, – довольно неприветливо выпалил третий номер. Нет, на самом деле он не злой. Огрызается только в крайних случаях.
– Ладно, не говори, – сдался я, поглядывая в сторону американского товарища, который совместно с Бобом разбирался с продуктовыми запасами. – Но учти, Гера, что все должно быть по закону. Я не хочу иметь неприятности.
– Мм, – третий номер заверил, что все будет хорошо и мне не придется краснеть перед американским народом, а уж тем более перед американским правосудием.
Герасим лично проверил доставленное из спецмашины оборудование. Бухту клейкой ленты и резак. Выкурил последнюю сигарету, выпил последнюю чашку кваса, прочитал последнюю книжку по психоанализу.
– Мм, – делать еще что-либо в последний раз было нечего и Герасим, взвалив на спасательские плечи бухту, зажав в зубах резак, обвел взглядом своих товарищей.
– И тебя туда же, – пожелали мы ему счастливого пути.