- Немедленно возвращайся. К Постлау приближаются ами.
Отто развернул самолет, прибавил скорость. Вскоре показался аэродром, но почти в ту же минуту он заметил рой американских истребителей. Как быть?
Предусмотрительный Еккерман имел не только второй экземпляр чертежей, спрятанный в недосягаемом тайнике, но и второй Х-209. Катапультироваться? Но поможет ли противоперегрузочный костюм, еще не испытанный никем, не сломает ли он себе позвоночник, как его предшественник?
- Попробую спланировать. Пусть Барт меня примет, - сообщил он свое решение.
- Хорошо. Успеха, Отто…
Американские истребители были недалеко, и по оранжевым вспышкам разрывов Отто понял, что они уже открыли огонь из пушек. Близко, однако, они не подлетали. Возможно, побаивались подходить к незнакомому зверю, хотя и пытались взять его в кольцо.
В баках еще оставалось сто килограммов горючего для жидкостно-реактивного двигателя. Это на минуту работы, Отто потянул на себя ручку набора высоты и включил первую камеру. Задрав нос, самолет рванулся вверх, еще один гигантский толчок второй камеры, и Х-209 легко вышел из предела досягаемости пушек американских истребителей, а через минуту скрылся, растворился в серебристом воздухе.
Хлопнула первая камера, вторая, они выключились почти одновременно. Наступила тишина. Турбореактивный двигатель остановился несколькими секундами раньше. Теперь самолет парил как птица. Хватит ли высоты, чтобы дотянуть до Барта? Плоскости Х-209 узкие, и машина быстро теряла высоту. Она стремительно неслась к земле. Отто запросил шифром аэродром Барта. Там уже ждали его и приготовили посадочную полосу, на которую можно было заходить с запада. Значит, не нужно было делать лишний разворот и, возможно, ему удастся дотянуть.
Еще сверху Отто увидел санитарную и пожарную машины, стоявшие неподалеку от посадочного знака. Самолет быстро снижался, и все внимание Отто было приковано теперь к узкой бетонной полосе, на которой он уже различал швы в местах соединения плит.
Х-209 мягко коснулся колесами посадочной полосы. Теперь его прыть приходилось сдерживать, притормаживать.
Скорость падала, самолет прокатился еще с полкилометра и остановился. Отто откинулся на сиденье и с трудом оторвал от штурвала окостеневшие пальцы.
Подбежавшие люди помогли ему открыть фонарь и вылезти из кабины. На аэродроме было пусто, здесь тоже была объявлена воздушная тревога. Не успел Отто сесть в легковую машину, как несколько человек зачехлили "дьявола". По тому, как неумело они закрывали самолет, нетрудно было догадаться, что это не авиационные механики. Двое из них сели в машину вместе с Отто и сопровождали его до самого Постлау. Агенты службы безопасности были молчаливы и за всю дорогу не проронили ни слова.
* * *
Енихе получал теперь так много секретной информации, что служитель Мариенкирхе и Росмайер едва успевали ее передавать.
Через Мариенкирхе он послал снимки наиболее важных чертежей Х-209.
Криста Росмайер в очередной свой рейс повезла сведения, раскрывающие тактико-технические данные реактивного истребителя, опыт, накопленный Видером и Енихе в преодолении флаттера в области околозвуковых скоростей.
Наконец, во время воздушной тревоги, когда гром сотен моторов "летающих крепостей" сотрясал землю, тайный передатчик Мариенкирхе передал радиограмму, которую давно ждала Москва:
"Реактивный истребитель Х-209 может быть запущен в серийное производство не ранее осени 1945 года".
…Дни проходили в напряженной работе, в полетах.
Обязанности командира охранного отряда Енихе теперь почти совсем забросил, и Ганс Шлихте однажды вызвал его и сказал:
- Тебя надо было бы пожурить за халатное отношение к службе, но, как говорится, победителей не судят. Немедленно отправляйся к партайлейтеру Шпандау.
Секретарша Шпандау, молодая, пышная блондинка, приветливо встретила Енихе и проводила в кабинет партайлейтера. Шпандау сидел в глубине своего кабинета в кресле за маленьким столиком, на котором стояла бутылка французского шампанского. За этим же столиком расположились главный конструктор и главный летчик-испытатель. Шпандау поднялся и с распростертыми руками, будто желая обнять Енихе, направился к нему.
- Вот он, наш герой, - патетически воскликнул он. - Хайль Гитлер!
Все встали. Шпандау проводил взглядом секретаршу, которая в столь торжественный момент бесцеремонно простукала каблучками к выходу, и, когда закрылась за ней дверь, пригласил всех к столу. Сам он подошел к сейфу и достал оттуда пакет, который только что получил из партийной канцелярии Бормана.
- Господа! Фюрер немецкого народа Адольф Гитлер награждает вас за успешное освоение новой авиационной техники высшими военными орденами.
Все встали. Каждый подержал бумагу с подписью Гитлера, и Шпандау заметил:
- Фюрер как бы пожимает вам руки.
Главный конструктор Курт Еккерман удостоился Золотого креста "За военные заслуги", главный летчик-испытатель Гуго Видер стал кавалером Рыцарского креста, Отто Енихе наградили Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту.
- Это большой день, мои друзья, - сказал партайлейтер и наполнил бокалы шампанским.
* * *
Когда Еккерман и Енихе вышли из партийной канцелярии Шпандау, а Видер там еще задержался, Еккерман предложил:
- Не встретиться ли нам вечером? Кстати, Отто, я завтра уезжаю в служебную командировку, на несколько дней испытания прекращаются, Почему бы вам не поехать вместе со мной в качестве телохранителя или в качестве советчика, как вам будет угодно?
- Куда вы собираетесь, если это не секрет?
- В Веймар.
Отто помолчал, раздумывая.
- Около Веймара расположен лагерь Бухенвальд. Шлихте давно советовал мне съездить туда и кое-чему поучиться у лагерфюрера Коха. Пожалуй, я присоединюсь к вам…
На другой день утром они выехали в Веймар.
Еккерман сидел за рулем. В машине их было двое, но на некотором расстоянии за ними следовал "оппель-капитан", где сидели три агента службы безопасности.
За Магдебургом туман усилился, и пришлось ехать медленнее. Еккерман включил фары, но свет, проходящий сквозь синие стекла, был таким бледным, что ничего не оставалось, как снизить скорость и ориентироваться по деревьям, которыми была обсажена дорога.
Теперь они передвигались со скоростью телеги.
- Отто, будьте любезны, дайте мне огонька, - попросил Еккерман, так как руки у него были заняты. - Вы слышали когда-нибудь такое имя - Вернер фон Браун? - спросил он, раскуривая сигарету. - Что вам говорят имена Клауса Риделя и Германа Оберта?
- Я ничего не слышал о них.
- Сегодняшнюю "Фолькишер беобахтер" вы, наверное, еще не видели? Возьмите у меня в кармане и прочитайте.
В этом номере была напечатана статья под заголовком "Загадка ФАУ-2". Енихе прочитал ее:
"Английское авиационное агентство пишет о ФАУ-2, что это гигантская ракета весом 14-16 тонн, длиной 9 метров и диаметром более метра. Снаряд, как сообщают, имеет форму огромной бомбы со стабилизирующим хвостовым оперением. Ракетный двигатель снабжен, в частности, сложной турбиной, назначение которой видят в том, чтобы сделать его независимым от поступления воздуха и, таким образом, позволить вывести ракету за пределы атмосферы. Однако здесь продолжают ломать голову над устройством этого двигателя, представляющего собой высшее достижение конструкторской мысли. Пока возможно сообщить лишь, что ФАУ-2 летит со скоростью около 5000 километров в час, имеет радиус действия примерно 600 километров. Полет ракеты в стратосфере со сверхзвуковой скоростью - вот та проблема, с которой здесь столкнулись. Этим обосновывают уже давно ставший очевидным вывод, что какая-либо з а щ и т а от ФАУ-2 н е в о з м о ж н а. Ни зенитная артиллерия, ни истребители, ни аэростаты воздушного заграждения, ни радиопомехи ни в малейшей степени не могут воздействовать на полет ФАУ-2.
Компетентным германским органам нечего добавить к этой констатации… Не будем предвосхищать дальнейших признаний наших врагов и констатируем лишь следующее. Германская военная промышленность не только делала упор на конструирование ракет ФАУ-2, но уже широко развернула их производство на многочисленных предприятиях, находящихся в безопасных местах. Давно миновал тот день, когда ответственный за применение ФАУ-2 командир мог доложить имперскому министру вооружения и военной промышленности Альберту Шпееру о запуске тысячной ракеты. Предусмотрительно было оборудовано такое количество пусковых установок, что обстрел Англии ракетами ФАУ-2 будет неудержимо продолжаться до тех пор, пока весь мир не убедится в эффективности этого нового германского оружия дальнего действия. Пусть же Англия ломает себе голову над тем, как долго придется ей подвергаться обстрелу ракетными снарядами, точности попадания и производству которых она не в силах помешать".
Енихе отложил газету.
- Ну как, Енихе, вы заинтригованы? Вы чувствуете, что я действую, как автор детективного романа? Сначала расставляю приманки, сообщаю факты, имена людей, на первый взгляд не связанные между собой, вызываю у слушателя, уже разбираемого любопытством, вопрос "что же дальше?", подогреваю это любопытство на протяжении определенного времени и наконец ставлю точки над i.
- Почему вы не пишете детективных романов?
- Не хватает времени, Отто. Ну как, вы заинтригованы?
- Пожалуй.
- Тогда пора ставить точки над i.
В это время из-за поворота выскочил грузовик. Еккерман прижал машину к самому краю дороги, лицо его побледнело. Грузовик пронесся мимо, обдав их запахом отработанных газов. Пришлось опустить все стекла, чтобы проветрить кабину. Еккерман сидел теперь серьезный, сосредоточенный.
- Вы, конечно, думаете, что у меня сдают нервы? Однако именно так погиб Клаус Ридель: автомобильная катастрофа. Один из создателей ракетного оружия лежит в могиле, другой получает почести. - Еккерман немного помолчал… - Знаете, почему я попросил вас поехать со мной? Всегда, когда я еду на встречу с фон Брауном, меня охватывает страх. Вы все еще не знаете, кто такой Вернер фон Браун?
- Это ваш шеф?
- Это не то определение. Вернер фон Браун - один из конструкторов, а теперь, после смерти Клауса Риделя, - главный конструктор ФАУ-2.
- Вы хотите сказать, что он устранил своего конкурента?
- Я хочу сказать, Отто, чтобы вы никогда, ни при каких обстоятельствах, никому не говорили о нашем разговоре и даже не упоминали имя фон Брауна.
- Тогда, может быть, мы не будем продолжать этот разговор?
- Нет, Отто, я прошу вас выслушать меня. Если почему-либо меня не станет, мне хотелось бы, чтобы хоть один человек знал то, что знаю я.
- Не страдаете ли вы, Курт, манией преследования? Раньше я за вами этого не замечал. Разве вы - конкурент фон Брауну? Ведь вы оба, насколько я понимаю, работаете хотя и в смежных, но разных областях?
- Я начал заниматься теорией ракетного двигателя, еще когда учился в Высшей технической школе в Венгрии. Став доктором и получив лабораторию, я продолжал эти работы. Но что это была за лаборатория! С ее оборудованием можно было сделать только керосинку. Мне, как фольксдойче, предложили переехать в Германию и пообещали золотые горы. Я согласился. Только могучая промышленная держава с ее научно-исследовательскими институтами, учеными с мировыми именами, прекрасными лабораториями могла по-настоящему взяться за то дело, которое не давало мне покоя. Я хотел создать ракету, которая могла бы достигнуть планет солнечной системы.
В Германии я познакомился с фон Брауном. Одно время мы работали вместе, и он кое-что вытянул из меня, а потом спровадил на вторые роли, и в конце концов меня послали на "Мариине", в новый авиационный центр, где Х-209 был еще в пеленках.
Так же, как и со мной, он поступил с Германом Обертом, членом румынского научного общества, который давно занимается теорией ракетостроения. Он выжал нас, как лимон, и выбросил. Это было нетрудно сделать, ведь мы с Обертом не стопроцентные немцы и не можем рассчитывать на большее, чем то, что милостиво получили из вторых рук.
- Почему, Курт, вы не вступаете в партию, это бы, наверное, помогло вам завоевать полное доверие.
- Простите, Отто, а почему вы не в партии? Хоть вы и вступили в СС, но я-то знаю, Штайнгау говорил мне, как это было. Ваш бог, очевидно, не разрешает вам это. А у каждого есть свой бог.
- Но разве, Курт, что-нибудь изменилось бы, разве вы, главный конструктор "Мариине", не отдаете все свои силы на то, чтобы выполнить задание фюрера, партии?
- Не об этом сейчас речь, Отто. Мы все сотканы из противоречий; ваш бог говорит вам: "не убий", а вы идете на фронт и убиваете, и хорошо убиваете, если вам дали за это Рыцарский крест. Может, в этом ваша трагедия, и нужен шекспировский талант, чтобы описать ее. Еще более трагична судьба многих ученых, Отто, в двадцатый век. Я завидую Лавуазье, и Герцу, и Ньютону… Они, наверное, не мучились теми сомнениями, которые одолевают нас, на благо или во вред человечеству употребят их открытия?
- Вы работаете для обороны Германии, а это великая цель.
- Неужели, Отто, вы не понимаете, что нам не избежать поражения, нам не поставить на колени трех гигантов, воюющих против нас. А значит, наша борьба бессмысленна, борьба, которая стоит прежде всего немецкому народу тысяч жизней. Ни ФАУ, ни мой "дьявол" не могут изменить хода войны. Вернер носится с идеей достать ракетой Америку. Он мастерит уже ее. Это будет пилотируемая летчиком межконтинентальная ракета, гигантская сигара длиной двадцать девять метров и с радиусом действия пять тысяч километров. Допустим, он сделает ее. Но ведь это будет средство шантажа, не более…
- Вы, оказывается, пессимист, Курт.
- Для оптимизма нет оснований, Отто.
- Но, наверное, фон Браун рассуждает иначе? Это действительно ученый, гений?
- Я уже говорил вам о Клаусе Риделе. В тридцать четвертом году вместе с Рудольфом Небелем он был владельцем крупнейшего в Германии ракетного пакета. Клаус был талантливым практиком. Он много лет проработал вместе с Брауном. Доверием Альфреда Шпеера и руководителей рейха он не пользовался, так как в свое время отказался надеть эсэсовскую форму. Браун использовал его, как использовал и Германа Оберта и меня. А когда Клаус стал не нужен, произошла автомобильная катастрофа… Мне одно заслуживающее доверия лицо сказало, что при осмотре разбившейся машины нашли штангу рулевого управления подпиленной. Но Ридель не такой человек, из-за которого гестапо сбилось бы с ног, разыскивая виновного. Ридель был под наблюдением у них, а одно время находился под следствием.
- А что стало с Рудольфом Небелем?
- Он давно отстранен от всяких дел, и, как видите, все получилось гладко: Рудольф Небель отстранен, Клаус Ридель погиб, Герман Оберт и Курт Еккерман давно в тени. Самый молодой из ракетчиков - Вернер фон Браун осыпан милостями фюрера и - на вершине славы…
- А что сейчас связывает вас с фон Брауном?
- Я все еще нужен ему. Время от времени он вызывает меня, чтобы проконсультироваться. У них там что-то не ладится, и каждая третья ракета или взрывается в воздухе, или сбивается с пути.
- В Веймаре штаб-квартира фон Брауна?
- Нет. Он снова обосновался в Пенемюнде. Около Веймара один из подземных заводов ФАУ.
Слева и справа от дороги в тумане обозначились очертания домов, Еккерман снова потянулся к сигаретам и сказал:
- Так уж мы устроены, когда разделяем с кем-нибудь наши заботы, наши тревоги, наши тайны, мы как бы освобождаемся и становимся спокойнее и увереннее в себе. По сути, у меня нет человека, к которому я бы относился с большим доверием, чем к вам. Друзей-венгров я растерял, как только переехал в Германию, а здесь, как видите, не обрел новых.
- Кажется, уже Веймар, и мы не свалились в пропасть, в нас не бросили бомбу и даже на нашу машину не наскочил грузовик.
- Не нужно шутить этим, Отто.
- Вы бывали, конечно, в "Черном медведе"? Помните там надпись: "Счастлив тот, кто в наши дни не утратил чувства юмора"?
- К этому я могу добавить: и тот, у кого есть что выпить.
- Но юмор ничего не стоит, а хорошее вино трудно достать даже за большие деньги.
Справа по ходу машины из тумана выплыл каркас огромного недостроенного здания. Здесь Гитлер намеревался отпраздновать победу над Россией, но в 1943 году строительство было приостановлено.
После войны Гитлер собирался перенести свою резиденцию в Веймар. Это был его любимый город, он часто посещал его и до покушения ходил по улицам без охраны.
В отеле "Элефант" Еккерману и Енихе приготовили номера. Они находились рядом с апартаментами, где обычно останавливался Гитлер. Портье не замедлил сообщить им об этом, тем самым подчеркивая, с каким почтением хозяин отеля относится к прибывшим.
Утром за Еккерманом прибыла машина, и он уехал. После завтрака Енихе отправился в кирху, а потом решил немного пройтись по городу.
Улицы были узенькие и пустынные. Газовые светильники, установленные еще в прошлом веке, возвышались на длинных чугунных столбах. Дома, обложенные гранитными плитами, выстроенные много лет назад, казались покинутыми всеми. Город стоял целехонький. Его пощадили бомбы, и века пронеслись над ним, не изменив облика Веймара. Здесь каждый камень "пахнет историей", как сказал вчера Еккерман. Тем нелепее выглядел в соседстве с исторической стариной железобетонный скелет "Гитлер-хауза", которому не суждено было быть достроенным.
Неожиданно Енихе услышал приближающиеся звуки барабанов. Он вышел на улицу и увидел процессию: впереди на конях, в цветных одеждах, ехали клоуны. За ними важно шествовали слоны, неся на своих спинах своеобразные паланкины, из которых выглядывали дрессированные обезьяны. Это был передвижной цирк, который по старой европейской традиции начинал свои представления с марш-парада по городу. Странно было видеть эту процессию, казалось, явившуюся из другого века, из другого мира, отсеченного от настоящего войной. Только несколько мальчишек в форме гитлерюгенда сопровождали ее, гримасничая, передразнивая животных.
После обеда Енихе отправился в концлагерь Бухенвальд, находившийся в нескольких километрах от Веймара. Он знал, что заключенные Бухенвальда работают на подземном заводе "Дора-Миттельбау". Об этом ему рассказывал комендант Бухенвальда гауптштурмфюрер СС Кох, с которым он когда-то познакомился во время его визита в Постлау.
В Бухенвальд он попал во время аппеля. Заключенные в полосатых одеждах, с непокрытыми головами стояли на огромном плацу. Крупные капли дождя, подхваченные ветром, секли изможденные, посиневшие от холода лица. Люди стояли неподвижно, не шевелясь, как статуи. Только команды, изредка выкрикиваемые резкими голосами охранников, нарушали безмолвие на плацу.