Пошла быстрая раздача пирожков публике - каждый в оберточке, чтобы не пачкались пальцы, - румяный молодец одарил также экспертов-судей, поднес оппоненту и Соколову, оппонент демонстративно отказался, а Соколов почувствовав приятный аромат мяса и хорошего теста, взял сразу два.
Кажется, он взял потом еще два.
Передача закончилась с огромнейшим перевесом в пользу хорошего мужика, зал пустой, режиссер вышел из аппаратной.
- Робертыч, ну хватит жрать. Нам бы оставили.
- А вкусные!
"Сделал дело - гуляй смело".
Смело еще потому, что семья сейчас купается в Красном море, и на удобном таком расстоянии, ну, не может он не позволить себе эту журналисточку - интеллектуалочку с умными игривыми глазками.
Рабочие разбирают сцену и говорят между собой, что кошатиной очень воняет.
С интеллектуалочками как-то иначе совсем, как-то это переходит элегантно у них от одного к другому.
Она ждет у машины, и Соколов заспешил.
Еще ему нравилось, что она зовет его на ты и по фамилии, и с хорошим юмором девочка.
Опоздал не он, а она - ах, простительно!
Он включил зажигание…
- Соколов, что это?
- Что?
- Вонь кошачья.
Откуда в салоне его автомобиля вообще какая-то вонь? Или масло где-нибудь подтекает?
- Фу, Соколов, ты нарочно?
- Что нарочно?
- Намазался чем-то, я не знаю. От тебя кошатиной невозможно прет.
Он опять удивился такой нелепости и услышал:
- Соколов… я никуда не поеду.
Шестой
Память, всесильная память, сложила теперь всё в единое целое, и это целое вызывает ощущение легкого ужаса.
Даже не легкого, иногда.
Разбитое по фрагментам, оно и выглядело частными случаями различных уводов денег и крупных хищений, оставшихся в подавляющем большинстве в виде закрытых или безнадежно неоконченных дел.
А вместе всё, всё вместе - каким страшным носителем информации, разум сказал, он является!
Да как же они до сих пор не поняли и не добрались до него - и те, что эти, и те, что те.
"Второй контрольный" - маячит теперь в голове будто из очередного телевизионного сообщения, то есть про пулю в его голове.
Бежать!
Если это не случится сегодня, то завтра или послезавтра.
Да как оно еще не произошло?!
Министр перекрестился… потом еще несколько раз.
Бежать!
Куда?..
В Швейцарию, к Карле Дельпонте - любит немолодых мужиков старая кляча.
С деньгами вот только…
А что с деньгами, вот они деньги - у него в голове!
Пока там нет еще пули.
Сиди и строчи на компьютере.
Какой там Коржаков с его книжицей про пьяного Ельцина!
Миллионами отчетливо пахнет.
Сны
Поле летнее, северной природы - цветочки маленькие редкие, застенчиво нежные. Ноги легко ступают по сухой, мшистой немного, почве, на которой ярко-зелеными кружочками разбросан лишайник.
Тепло, хорошо.
Рядом труба, уходящая строгой линией к горизонту.
Труба выше пояса, тепловатая, приятно, на ощупь.
В трубе иногда что-то цыкает - газовый конденсат идет под напором, и иногда там возникают воздушные пузыри.
Труба, словно линия жизни - бесконечная, говорящая, что и жизнь никогда не кончится.
Хорошо так идти… идти и идти.
Ни души кругом - он и труба.
Даже в воздухе ничего не летает.
Небо… ноги остановились, чтобы рассмотреть высокие отдельными кучками облачка…
Славные.
Отчего-то взглянул назад.
Показалось, сначала, туман вдалеке широко расстелился, но не светлый, коричневатый какой-то… и будто шевелится… весь колеблется и шевелится… не туман вовсе - контуры людей из него выступают… много людей, очень… видны теперь хорошо… и передние, и за ними… там за ними еще… вдоль трубы прут вовсю, а другие - с горизонтов-боков - к ним стекаются.
Быстро как.
Он тоже быстро пошел.
Оглянулся - нет, расстояние все равно сокращается.
Еще быстрее пошел.
Оглянулся… и побежал.
В тишине - неприятной и давящей.
* * *
На похороны одного из главных авторитетов России, разумеется, было отправлено несколько сотрудников ФСБ пронаблюдать процедуру и поработать прослушкой.
Теперь Катушеву докладывали о результатах.
- Все те же лица, ничего нового.
- А между собой что говорят, башку ему кто все-таки снес?
- Странное говорят - будто медведь. И мужик при нем был из "Эх, России".
- Медведь?
- Братки говорили - огромный и страшный.
- Мужик не тот ли, что вчера без штанов выступал?
- В точности не опознали, но некоторые высказывались, что очень похож.
- Певец тоже был на похоронах?
- Не было - улетел на гастроли в Забуйск, прислал большую извинительную телеграмму. Еще памятник от Церетели поставили. Оригинальный памятник.
- Когда он успел?
- А у него на весь "крупняк" заранее приготовлено. Только памятник поставили без головы, братки решили - таким, как запомнился. Четыре метра черного мрамора, шея, - подчиненный обрезал рукой, - и без головы. Очень значительно смотрится. Администрация Новодевичьего уже подняла цены на входные билеты для посетителей в полтора раза.
- Забуйск, значит… - неопределенно проговорил Катушев, он прекрасно знал, что не существует никакого Забуйска.
Он прекрасно знал обо всем.
О поросятах, например, которых, действительно, в разы больше, чем может быть собственных и ввезенных по импорту. О странной штаб-квартире, откуда вернулись бойцы, тоскливо поющие про любовь - он не только не наказал никого, а напротив, дал всем по три дня отгула.
Странное… он знал о нем столько, что нестранного, порою, казалось в природе меньше.
Только вот любопытства к этому странному не надо лишнего проявлять, и если бы Катушев увидел, например, вдруг на небе тарелку, рассматривать ее не стал бы ни в коем случае.
Практика к тому же показывала: если что сюда "прилетает", оно так же и "улетает".
И если он любому сунувшемуся в свою систему комару нос оторвет, там, надо полагать, сделают то же самое.
У них своя система, у него своя.
- Вот что, свяжитесь с МЧС. Завтра вечером во дворце Нарышкина VIP-тусовка. Пусть к самому дворцу не суются, но приготовятся к эвакуации примерно двухсот человек.
Друг детства запыхался, отыскивая по улицам Иерусалима Иуду, и сказал очень кратко:
- Каифа предупреждает, уходите ночью из города. Уходите дальше, бегите в Египет.
- Они посмеют в ночь Пасхи?
- Посмеют, Иуда. Тиберию доносят, что Учитель называет себя Царем Иудейским. Пилат в злобе, и он расправится. Он уже отдал приказ прийти сюда на подкрепление солдатам из Самарии.
Все-таки нельзя совсем без мясного, ну, не привык организм.
Профессор Рождественский еще раньше заприметил хорошую шашлычную недалеко от дома, и теперь решил заскочить туда, чтобы немного поесть мясного.
Внутри его встретил кавказский человек, как родного, профессор заказал небольшой шашлычок и бокал сухого-красного, сказав, что доплатит за настоящее.
Чистое, хорошо декорированное помещение, и людей немного - четверо мужчин в отдалении за столом.
Ну-с, перцы на столе молотые хорошего качества, ему сразу принесли соус, лаваш, вино и извинились за "чуть-чуть минуточка" на приготовление шашлыка.
Профессор отхлебнул из бокала… м-м, настоящее "Суперави".
Странно только, что какой-то тип без разрешения сел в кресло напротив.
Физиономия очень знакомая.
До противного.
То есть, до очень противного.
- Э… это вы, или я ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, нет, дорогой профессор.
- А каким образом… вы не боитесь, что…
- Пустяки, о которых смешно говорить. Я к вам по делу. Дело тоже пустяковое, хотя не совсем, э, два миллиарда долларов, профессор, - улыбка, и рука показывает на него.
- Вы предлагаете мне два миллиарда?
- Именно-именно.
- Но за что?
- Мелочь. Вашей клиентке - собаке, женщине, ну, кто она - надо подправить гены. У нас есть фонд, так называемый "Фонд всестороннего развития". Она помещает деньги туда, вы получаете два миллиарда… что я говорю, профессор, простите-простите, три миллиарда. Так по рукам?.. Мне на слово можно верить, вам об этом скажет любая сволочь и здесь, и в Европе.
Первым желанием, уже импульс пошел - плеснуть соус в физиономию.
Намерение прочиталось.
- Мы же интеллигентные люди, профессор. И вопрос, хотите вы этого или нет, уже все равно решен.
- Кем, позвольте спросить?
Движенье какое-то у него за его спиной.
Профессор повернулся - четыре здоровых чеченца.
Можно было попробовать схитрить - согласиться…
Нет, нельзя уже - эти змеиные глаза не обманешь.
- Не получится теперь, профессор, с миллиардами, работать придется в горных условиях. Туда же вывезем вашу клиентку. Но жизнь, при правильном поведении, гарантирую.
Профессору сделалось гадко… так гадко, что застучало сердце и воздух схватился ртом…
Вот еще бандит вышел - пятый, главный, видно - в руках два ствола.
Чеченцы сзади гаркнули что-то на непонятном своем языке… чик-чик-чик - прозвучало несколько раз, и снова сзади гортанные звуки… и стоны.
- Кот, выходи, я их обезручил.
Напротив него лицо почти белое, а в зале - неимоверных размеров кот.
Профессор схватил бокал и выпил двумя большими глотками.
Потом повернул голову.
Один лежал, другие сидели… с очень болезненными гримасами, произносили негромко что-то и постанывали…
Кот с бумагой в лапах-руках сел за стол и напялил для близи очки.
- Так-с, кто у нас первый… Абу… не выговоришь - Абу какой-то. Похищение людей, подрывные дела, изнасилование двух русских девочек. Второй у нас кто?.. Азазел, я об эти имена язык поцарапаю.
- Дела читай.
- Заказное убийство в Москве… второе - в Питере, обстрелы колонн, изнасилования неоднократные.
- Дальше.
- Третий - обстрелы, похищения, одно заказное… хм… но никаких изнасилований.
- Он гомик.
- Ну и последний… а всё в точности, как у первого.
- Козулинский, - проговорил тот, что спрятал уже стволы, - ты всё слышал?
- Слышал, - раздался тяжелый голос, будто из дальней стены.
Сама стена вдруг шатнулась, посередине ее полетели деревяшки и щепки… высокий рыцарь в черных латах и с обнаженным мечом ступил внутрь.
Закрытое забрало не позволяло видеть лицо.
Рыцарь двинулся к тем на полу.
Черный металл зловеще поблескивал.
- И судимы будете мерою вашей!
Меч сначала закрутился в воздухе, а потом… три или четыре секунды… профессор всякое видел в анатомических залах, но расчлененные на десяток кусков тела видеть не приходилось.
Рыцарь сорвал с ближнего стола скатерть и обтер меч.
Кот подошел к столику профессора и сказал его визави:
- Пошел вон.
- Э, мне можно идти?
- А тянет еще посидеть?
На столе осталась забытая шляпа, которую кошак, присаживаясь, смахнул на пол.
- Билет, профессор, первого класса на берлинский поезд шестичасовой. Уж покушайте там, на Белорусском вокзале. Вещи доставят прямо в купе. Оборудование придет через несколько дней фургоном. Вот квитанция, там адрес организации.
- Мне расписаться? - растерянно спросил профессор Рождественский.
- Распишитесь, - солидно проговорил кот и подвинул кусочек пустой бумажки.
* * *
У известного драматического театра, что недалеко от Пушкинской площади, проходила акция - впускали бесплатно желающих.
Мужик плотный в кителе со знаками боевых отличий, штанами с лампасами в сапоги и с черной короткой ногайкой прохаживался у входа.
- Искусство любишь? - спрашивал он. - Проходи!
…
- И ты проходи.
- А ты, мужик, пьяный - мимо иди. Пока я не врезал.
Театр был весьма популярным, и люди охотно сворачивали в театральный подъезд, перед которым, слева и справа, висели афиши: "Маленькие комедии Б. Г. Мотова".
Главный режиссер приболел, и часть труппы отсутствовала - кто по болезни тоже, другие - на съемках, но прочих почему-то не смущали новые афишные вывески - артисты и персонал пробегали их взглядом и шли привычно, готовясь к работе.
Зал был полон, и осветителю вдруг показалось - больше себя самого.
Да ему не в зал светить, а на сцену.
Но заметил, в ложу вошел статный человек с охранником и сел, боком к сцене слегка.
Олигарх, небось, притащился.
Занавес стал подниматься, зал, ожидая, затих.
На сцене Дон Кихот стоят с Пансой.
Как положено - тот с копьем и в доспехах, этот - в полукрестьянской одежде, только многие обратили внимание - рожа у Пансы, ну, совсем уж разбойничья.
Декорации уводят в даль необъятную, только не испанскую, а вроде, нашу какую-то.
- Сколько людей в этом мире, Санчо?
- Да как посчитать, ваша милость, снуют, проворничают, забавляются на разный манер. Но я так думаю, что их… прорва.
- И куда стремит себя, Санчо, род людской?
- А никуда.
- Им и так всего хватает?
- Да ничего у них нет.
- У них нет главного, Санчо, людям не хватает подвига.
На сцену выходит серая в яблоках лошадь:
- Ух, надоело.
- Вот он, мой дорогой Ренессанс.
- Я Росинант.
Дон Кихот взгромождается с натугой в седло.
- Люди, Санчо, должны иметь пример подвига, чтобы его полюбить.
- Неужто опять, ваша милость, меня будут колошматить во всех трактирах?
- Страдания, Санчо, облагораживают душу.
- Я что-то по себе не заметил. Эх, ваша милость, - он указывает в бесконечные дали, - кабы дать лучше этим людям газ-электричество и простую медицинскую помощь, кабы дать им орудья труда…
- Да кто же им не дает?
- А те, кого они сами себе выбирают.
Лошадь: Ты бы слез, я прилягу.
- И так целыми днями лежишь на конюшне.
- Так жрать не даете, сволочи.
- И ты не поедешь на подвиг?
- Сейчас прямо помчусь.
Лошадь, не дожидаясь, опускается на передние ноги и Дон Кихот скатывается по ней, как по лесенке.
- Никто не хочет на подвиг? - он обращается к залу.
- Во, козел! - слышится одинокий, но громкий голос.
Малый занавес скрыл героев, перед ним образовалась авансцена, которая тут же расцветилась яркими огнями - получилось похожее на эстраду.
Вышел мужик в казацкой форме с нагайкой и щелкнул ей об пол.
Сразу быстренько и улыбчиво появился известный сатирик с нерусской фамилией.
- Начинай, - буркнул мужик.
- Иду я как-то по улице, - улыбаясь лицом и глазами, начал сатирик, - вижу - бабка лежит. Чего это, думаю, она лежит. Перешел на другую сторону, и замечаю: молодой человек подошел, ручку ей, бабка проворно встала… Ой, хитрые у нас ба-абки!
Публика засмеялась.
- Или другая история. Два китайца пьют в подворотне. Подхожу ближе, вижу - желтые, да, и глазки сощуренные. Догадался потом - наши мужики самопальную водку пили. Так что, если кто-то хочет в Китай без визы…
Публика развизжалась от смеха и зааплодировала.
- Или вот еще. Вхожу в публичный, так сказать, туалет. Там парень лежит - руки в наколках, на груди цепь, и весь мокрый. Спрашиваю: кто тебя так? Он мне бумажку подает, догадываюсь, что это "черная метка". А на бумажке крупными буквами: ВВП.
Некоторые в зале засмеялись "вперед", другие лишь приоткрыли рты, а мужик сказал строго:
- Ты эти шуточки брось, - и щелкнул нагайкой рядом с ногами сатирика. - Ступай!
Потом щелкнул еще два раза, и на сцену явился другой известный сатирик, уже с русской фамилией.
Он сначала бессмысленно улыбнулся, потом сделал серьезное выражение:
- Русь! Какое слово, а, Русь! А от чего оно происходит?.. От слова "русские". А слово "русские" от чего происходит?.. От слова Русь! Потому что мы вместе все, неразделимые!
Публика встретила эту белиберду громкими аплодисментами.
- Вот бревно лежит поперек дороги. Немец что сделает, вылезет из машины и начнет его убирать. Американец вообще свернет на другое шоссе. А русский переедет бревно и дальше себе…
Сатирик засмеялся первым, и его здорово поддержали.
- Ну и иди, - выговорил мужик.
Нагайка, показалось, хочет ударить теперь не по полу, сатирика ветром сдуло.
Большой занавес опустился, но нижние огни загорелись, предупреждая, что перерыва не будет.
- Все слова помнишь?
Артиста Здруева выставили срочно, как третьего дублера.
- А что там не помнить, "быть - не быть".
Он прихватил шпагу и поспешил на сцену.
Занавес пошел вверх, Здруев увидел привычную декорацию - боковая часть замка Эльсинор с башней. Сейчас призрак его позовет.
А вот и он.
Здруев, начал ступать вверх по ступенькам и на последней, как и положено, произнес:
- Куда ведешь, я дальше не пойду.
Призрак заговорил могильным голосом:
- Я Дания, лежащая во прахе, пока спала, обобрана была до нитки.
- Вот тебе раз, - вырвалось у Здруева само как-то, искренне.
- Насилие терплю со всех сторон - воруют гнусно, без стыда, без совести, - и исчезая, призрак добавил: - Отмщенья жду.
Собственно говоря, за то короткое время, пока он здесь, кое-что и сам замечал - крестьяне вчера ему встретились на конной прогулке, оборванные все с изможденными лицами. А при бате ведь жили зажиточно.
Он начал медленно спускаться вниз по ступенькам.
Полоний всегда вызывал подозрения - он и в детстве не сомневался, куда именно делись его маленькие золотые часики.
Опять же слухи ходят, что дядька казенной землей торгует, Фортинбрасу острова продает. И концессии какие-то придумал - германцы лес вовсю рубят.
Мамаше каждый день курьеры из Парижа заказы везут, и драгоценности из Амстердама. В конюшне королевской пустых стойл полно - куда лошади подевались?
Здруев спустился в ярко освещенный зал, где, как всегда, шла пирушка.
Подошел к столу и тоже присел.
Мамаша, улыбаясь, проговорила:
- Я вижу, сын наш отчего-то невесел.
- А чего радоваться-то?
Мамаша показывает ему глазами за спину, он поворачивается - там дурак какой-то из будки что-то шепчет ему.
Явился пьяный Лаэрт, полез за графином, и под распахнувшимся камзолом обозначались два туго набитых мешочка с деньгами.
Ну точно, он, сука, коней уводит.
- Я вот что, дядя, думаю - большие сомнения насчет концессий имеются. Не патриотично оно как-то.
- Патриотизм, как известно, - дядька сделал большой глоток из кубка, - последнее прибежище негодяя.
Здруева как по щеке хлестануло.
Он, Принц Датский, проскакавший с отцом всю страну, любящий каждое дерево, каждый камушек на побережье, это он негодяй?
Полоний улыбается, а Лаэрт смеется.