Первым делом Здруев врезал рукояткой шпаги Лаэрту по харе, затем вырвал из ножен клинок.
Первый выпад дядька отбил большим кубком.
- С вами, мамаша, тоже разговор будет.
Вторым выпадом он "достал", и дядька с визгом скатился под стол.
…еще раз Лаэрту по морде…
Где Полоний?!
А, за коврами прячется, крыса.
Вот тебе, вот!..
Стражники кинулись разнимать.
Здруев отбросил шпагу и начал бить кулаками… слабенькие у них шлемы…
Голос из зала добавил силы:
- Бей их, Гамлeт, Данию продали!
- Что с вами, милорд, вы не в себе?
Явилась! Губки бабочкой…
Только и думает, как его обморочить и принцессою стать. Недотрогу из себя корчит, а сама с четырнадцати лет, Йорик рассказывал, ноги разводила кому ни попадя.
Здруев почернел лицом.
- Молись!
- Дурак, мы не то играем.
- Молись!
Кто-то попробовал помешать, но не вышло.
Саша Захарова извивается на полу и сипит:
- Задушишь, гадина.
Занавес с крупной надписью: "ВОТ ВАМ И ВСЁ".
Связанного Здруева отнесли в гримерную, он плевался и матерился.
* * *
Почему среди всех объявлений в газете депутат выбрал именно это, депутат не знал сам.
Мельком обратил внимание, когда въезжал в переулок - на углу опять что-то сносят.
Вот аккуратная дверь под небольшим козырьком, на панели с кнопками вспыхнуло: "Ждем-с!".
- Что приключилось-то, батенька? - на него смотрят добрые, немного кошачьи глаза. - Дайте-ка руку, я пойму сам.
- По пульсу?
- Пульс на каждой руке отражает шесть энергетических каналов. Всего их, главных, двенадцать. Дайте другую руку… Э, да у нас не приключилось, а отключилось.
- Знаете, всегда было нормально, вчера поехал к…
Доктор понятливо кивнул и спросил:
- Много не пили?
- Нет, я перед этим делом…
Он снова кивнул:
- Правильно, батенька, правильно.
- Это трудно лечится, доктор?
- Отнюдь. Случай у вас простой, две недельки покушаете "Импазу", и как рукой, - доктор сначала махнул рукой, а потом, подумав, перевел ее в правильное положение. - Значит, во все время, кроме сна и еды, употребляем "Импазу". Интервалы - чем реже, тем лучше. Купите сразу килограмм пятьдесят. - Он вдруг покачал головой. - Только, батенька, контрафакт у нас кругом, контрафакт.
- Как же быть?
- Не беспокойтесь, у нас свои проверенные аптечки. Одна тут прямо по переулку через два дома.
- Ой, спасибо, доктор! Сколько я должен?
- С любимого депутата? Как можно, и не уговаривайте, не возьму.
Как только пациент вышел, доктор взял трубку, набрал номер и произнес:
- Тут клиентик к вам за большой партией. Значит, как договаривались?..
Потом он прошел к двери кабинета и произнес в переднюю:
- Азазел, нам комиссионные положены в соседней аптеке, зайди. Купи бутылочку хорошую, тортик.
- А ты?
- Ко мне еще один пациент пожалует.
- Тэк-с, что мучает, что беспокоит?
- Странная совершенно история…
Соколов сразу обратил внимание на икону - Георгий и Змей: змей с черным звериным туловищем, сильным, лапы когтистые с ловкой ухваткой, а у Георгия слабенькая амуниция - копье короткое, маленький щит. Дистанция, с которой можно уже атаковать. Змей выглядит инициативнее, и почудилось - он переставил переднюю опорную лапу, приготовив другую к удару.
- Запах, доктор. Взялся непонятно откуда. Я сам не чувствую, а все говорят, что просто разит кошатиной. Я уже всякими дезодорантами отбить пробовал.
Доктор принюхался и сообщил:
- Да, словно кошку дезодорантом облили, - он подумал чуть-чуть. - Блуд любите?
- В каком смысле?
- Во всех.
- Простите, не понимаю.
- Ну, что тут не понимать. Психическая и биохимическая сферы непосредственно связаны. Совсем вам простой пример: не особенно хотите есть, но начинаете интенсивно думать о каком-нибудь вкусном любимом блюде - что произойдет? - и сам ответил: - Не только повысится слюноотделение, но и биохимия в организме заработает в пищевом направлении - печень, поджелудочная и так далее. И блуд в любой форме, как психический акт, формирует свою биохимию. Вот кошка мартовская воняет ужасно, еще не сделала ничего, а уже воняет.
Соколов хотел сказать, что раньше ведь ничего подобного не было, но удержался от такого "прокола".
"Специалист", он уже понял, кто перед ним, продолжил именно в подуманном им направлении.
- Ресурс, дорогой, подызносили. Дополнительное напряжение, усиливается моторика, вразнос, так сказать, идет. Чего ж вы хотите?
- Вылечиться, - честно сказал Соколов.
И почти жалобно попросил:
- Можно?
- Психическое, дорогой, лечится психическим же. То есть самовнушением, а по научному - формированием правильной установки.
- А как?
- Ну вот, и попробуем.
Икона напротив продолжала к себе привлекать. Доктор тоже взглянул на нее и произнес раздумчиво:
- Да-с, ничего еще не понятно.
Потом вернул взгляд к пациенту.
- Сядьте ровно, с прямым позвоночником… Тэк-с, повторяйте за мной не словами, а всем сознанием. Готовы?
- Готов.
- Отказываюсь от блуда…
- Отказываюсь от блуда…
- И телом…
- А, и телом…
- И мыслями…
- И мыслями…
- И словами.
Соколов хотел сказать про профессию, что словами приходится иногда просто манипулировать, что без этого…
Зверь на иконе напрягся, и сейчас просто снесет Георгия!
- И словами.
Нет, Георгий, ах, умница! Упредил очень быстрым движеньем - копье ушло в плечо зверю всем наконечником, тот больно двинул лапой назад.
- Тэк-с, никаких запахов больше, мой дорогой.
- Вы серьезно?
- Абсолютно серьезно.
- Доктор, сколько я вам должен?
- Ничего не должны, - тот вдруг произнес очень странную фразу: - Кто выиграл, тот и выиграл.
Лягушка в банке перевернулась, пустив пузыри, весело посмотрела и подмигнула.
Иуда хорошо знал путь, по которому нужно спешно идти в Египет, - не по большим дорогам, где их легко настигнет римская конница, он уже проложил в уме движенье по дикой местности, и между теми селеньями, где в дневное время надежно их спрячут.
Он шел на вечерю уверенный, что там благодарно поймут его.
Немножечко опоздал, а когда сел к остальным, Учитель уже говорил про какое-то расставание, про близость чего-то, назначенного к Его из этого мира уходу.
Учитель многое знал наперед, и знал - само собой было ясно из слов, о скорых намерениях Пилата.
Тогда почему они сидят здесь, когда уже темнота упала на город, и можно по два-три человека спокойно его покинуть, уговорившись о месте для встречи?
Сейчас Иуда почувствовал, что не хочет ни в какую темницу.
Да он не хочет и скитаться в Египет - что делать там, и что делать потом?
И чем вообще все закончится через год или два?..
Он подумал, что неминуемо закончится тем же самым - настигнут где-нибудь и расправятся.
Еще одна мысль явилась - Учитель решил пожертвовать собой вместе с ними.
Зачем? Для чего?
А братья, как овцы, не имеют собственной воли и не желают противиться.
"Один из вас предаст сегодня меня", - сказал вдруг Учитель.
Сперва все удивленно затихли…
Заволновались, стали спрашивать каждый: "Не я ли?"
Иуда тоже спросил.
Учитель обмакнул хлеб в соль и подал ему.
Обида вспыхнула - намек был слишком прямой и понятный.
Обида смешала все в голове - события, время… город любимый его, который он должен покинуть и опять где-то, нищенствуя, скитаться.
И вслед за обидой загорелся протест, протест, говоривший, что он не зависит ни от кого и свободен.
Утро седьмого дня, бал Маргариты, разное
- Собирайся, милая, мы отправляемся во дворец Нарышкина, сегодня там бал. Потом убираемся отсюда к чертям.
- Позволь, - она показала на девушку, - а Зина?
- Не беспокойся обо мне, - поспешно произнесла та, - я умею работать. И профессор заплатил мне вперед.
- Возьми, Зина, - Гелла сняла с руки платиновый браслет с изумрудами, - продай, тебе на всё хватит.
- Нет!
Гелла силой взяла руку и нацепила браслет.
- Не спорь со мной, девочка.
- Никогда не продам, - прошептала та.
- И пожалуйста, не зарекайся. Поторопись, Маргарита.
- Это далеко?
- Да. Но мы доберемся быстро по воздуху.
- Что ты имеешь в виду?
- Вертолет, разумеется.
Маргарита увидела с воздуха прекрасный дворец и хлопнула в ладоши - красный, среди доживающей последние дни тихой осени с ее желтым и еще немного зеленоватым.
А когда они летели над такими лесами, Гелла сказала: "Ты многое увидишь в мире, но такой праздничной сначала, а потом тонко грустящей осени, не увидишь больше нигде".
Мраморная лестница с парковой стороны вела в бельэтаж, дверь им распахнулась сама, снова лестница - очень торжественная и широкая.
Зал наверху, и кажется, здесь их много… Маргарита от удивления дернула головой - из дальних дверей вывалился гигантский, невозможных размеров кот в красной лакейской ливрее.
- Где Мессир? - спросила Гелла, будто ничего не случилось.
- Их почивают, - недружелюбно ответил кот.
Но тут же голос низкого тембра откуда-то произнес:
- Не ври, я уже встал.
Гелла присмотрелась к коту:
- Что у тебя с ухом?
- Давеча серебряную ложку по рассеянности в карман положил.
Кот явно находился в посредственном настроении.
А теперь Маргарита увидела немолодого, высокого человека с сильной фигурой. Сила пряталась не в плечах, обычных по ширине, а во всем корпусе, сила уходила в руки с длинными пальцами, если такие за что-то возьмутся… она невольно пожалела кота.
- Хороша! А? Порода видна! Подойди ко мне, Маргарита. Мотов, подай!
Кот оказался рядом с ящичком в бархате красного цвета.
Мессир открыл крышку, и в его руках появился алмазный венец.
Еще через мгновение чудо-венец нежно прикоснулся к голове Маргариты.
Коту очень понравилось.
И так, будто это его прямая заслуга.
- А то всё говорят - Пушкин, Пушкин. Подумаешь, Пушкин, мы сами не пальцем деланные.
Мессир еще раз осмотрел гостью.
- Цвет бала - красный и белый. Платье - черное. И маникюр.
- Подошьем, подгладим, - замурлыкал кот, - подштопаем дырочки, - и поспешил сделать два шага назад, - Мессир, ну не надо меня больше за ухо.
Графский цвет Нарышкиных был красный и белый. На мраморной внутренней лестнице с краев по обе стороны всегда стояли пажи - ступенька с белыми, ступенька с красными, а граф с супругой принимали гостей у лестницы наверху.
Каких гостей!
Сам Император Николай I, да будет ему земля чем-нибудь, всегда посещал бал Нарышкиных.
Министры, дворянские фамилии, с которыми связана вся русская история… не было в России частных домов, превосходящих своим приемом Нарышкинский.
* * *
На мраморной внутренней лестнице с краев по обе стороны стояли пажи - ступенька с белыми, ступенька с красными, в старинном кресле слоновой кости в длинном черном шелковом платье сидела красивая брюнетка с темными, очень внимательными глазами, с изящным блистающим алмазным венцом над умным выпуклым лбом.
Рядом в красном камзоле и белых панталонах стоял прибывший из Парижа граф Нарышкин - почтенный потомок славного рода.
Граф был невысокого роста, плотного, мужиковатого чуть сложения, и с лицом довольного жизнью, хорошо покушавшего разбойника.
Во всю стену над ними гости сразу замечали панно.
Георгий и Змей с черной звериной тушей - что-то уже произошло между ними, оба отступили после схватки - возможно, уже не первой. У змея кровь на лапе, и есть лужица на земле, у Георгия погнут щит с внешнего края, плащ у правого плеча порван и кусок отвалился вниз лоскутом. Оба переводят дух и готовятся.
Третьим, не бросавшимся сразу в глаза, сзади-сбоку от кресла красивой женщины, стоял человек в черном смокинге с черной рубашкой и маленькой белой бабочкой. Когда гости, приветствуя королеву бала, слегка задерживались, человек борцовского сложения слегка улыбался, его странные глаза - один темный, другой серебристый - только лишь мельком увиденные, вызывали желание быстрей отойти.
Министры, люди с фамилиями, не сходящими со скандальных полос, или очень известные по спискам журнала "Форбс"… паж в красном на последней ступеньке, не вытерпев, прошептал: "эх, Россия".
- А я вас в кино снять хочу, - почти пропел известный режиссер, - в фильме "Переутомленные солнцем".
- Спасибо, но я вовсе не желаю быть переутомленной, сударь.
Граф Нарышкин приветствовал гостей цепким рукопожатием и улыбкой с острыми, чистыми, но редкими почему-то зубами.
Дворец сиял и блистал!
В первом зале некоторые гости, впрочем, получали очень своеобразный подарок.
Только некоторые.
Пушистая брюнетка с зелеными мерцающими глазами вставляла вдруг в рот детские золотистые соски.
Проворство, с которым она это делала, не давало времени возразить, а затем, от инстинктивного втягивания, у получившего возникал такой шарм в голове, что прочее на какое-то время исчезало из поля зрения.
Его любимое вино… нет не вино это вовсе - тянущаяся лоза, солнце, проникающее в виноград, запах нагретой солнцем земли, лист виноградный, нежно покрывающий небо, и вместе с этим, вместе с этим вино…
Кто эти избранные?
Ну, наблюдавшему со стороны офицеру Катушева скоро стало понятно - кто именно.
- Пососите-ка, сударь, - весело сказала очередному зеленоглазая.
- О, сударыня, редкий случай - вам тоже положено. Нет, широко открывать не надо.
Фонтаны с шампанским.
И скоро появились редкой тонкости деликатесы.
Но многих интересовало не только это.
Слух, что наследница великих капиталов Смирнова вступила в "Эх, Россию", с утра бродил по Москве.
Искали глазами Козулинского, а когда находили, улучив момент, приближались и произносили тихо несколько слов.
Козулинский, прогуливаясь из зала в зал, кивал головой, обещая завтра же для более обстоятельного разговора принять: депутаты, министры, сенаторы, и те самые с сосками, вынимавшие их, на время, для разговора.
"Игры, игры" - заговорили кругом.
"С призами" - уточнил кто-то.
Дама, закончившая работу с сосками, выступала затейницей в одном из залов.
Стоя посередине культурно образовавшегося людского круга, она попросила внимания, хлопнула в ладоши, и белый паж принес и поставил два кейса.
Дама указала на них пальцем:
- Главный и утешительный приз. Открой.
Паж взял в горизонтальное положение маленький кейс, открыл и повернул в разные стороны публике.
- Пол-лимона, - с ходу сказал опытный адвокат.
Большой кейс оказался значительно тяжелее, и паж поднапрягся.
- Два лимона, - произнес адвокат.
- Первая конкурс-игра, - объявила дама: - "Кто выдержит поцелуй". Предупреждаю - игра, но не шуточная.
Публика не сразу проявила решительность, и известный художник, нарисовавший половину Рублевки, этим воспользовался.
- А, тряхну стариной!
Художник по современным понятиям был еще молод, а "до старины" имел не меньше десятков двух женщин.
Эх, наивный…
- Па-озвольте пр-ройти, - с плохой дикцией произнес знакомый очень немолодому поколению голос, и мужчина с густыми бровями двинулся к середине круга. - Дай-ка я тебя по-оцелую.
Художник сразу понял, куда он влип, хотел отскочить назад, но белый паж нагло упер ему в спину руки.
Леонид Ильич и к старости не лишился физической крепости.
Публика разделилась на разных болельщиков - мужчины хихикали или громко смеялись, женщины напряженно и даже болезненно вглядывались, а затем начали сострадательно сжимать губы, видя, как мотается красивая голова художника…
- Ну так же нельзя! - негодующе воскликнула одна, недавно им спортретированная.
И вместе с ее словами художник, подогнув ноги, пополз вниз.
Леонид Ильич отпустил несчастного и довольно и глубоко вздохнул.
Паж стал помогать подняться… у художника вышло не сразу, а когда вышло, белый паж втиснул в руку ему маленький кейс.
Жертва, шатаясь, двинулась сама не зная куда.
- Только утешительный приз, господа, - объявила зеленоглазая, - увы. Но мы все равно поаплодируем.
Жертва уловила издевательские аплодисменты и уже издали простонала.
- Дайте-ка я, - предложилась известная ведущая ультрамолодежных программ.
Леонид Ильич чмокнул, раскинул для объятий широко руки, она подошла и положила ему на плечи свои - заметилась умелая хватка.
Губы генсека раззявились и потянулись, но произошел перехват - и снова почувствовались свой стиль и манера.
Сбитый, спервости, с толку, но тоже приемистый Брежнев почти перехватил инициативу, и вот уж чуть-чуть… но ему не дали…
Генсек еще попытался…
Опять безуспешно.
И вот… его голова начала мотаться…
… тело стало терять равновесие…
- Пожалеем возраст одного из участников. Сударыня, вы выиграли. Сударыня! Вы выиграли уже!
Два красных пажа приняли очень неуверенно стоявшего под руки и повели на заслуженный отдых.
Победительница, взмахивая короткой юбочкой, сделала всем реверансы и хотела взять большой кейс, но белый паж вежливо упредил:
- Какая твоя машина?
- Войти к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому! - объявила затейница.
Все вдруг увидели в стене большую кабинетную дверь.
"Эх, - подумал наблюдающий офицер, - поговорить бы с "самим", да нельзя ему здесь выпендриваться".
В очередной раз он сдвинул к воротничку голову и проговорил:
- Пока все нормально.
- Что, нет желающих? - переспросила дама. - Ах, вы, господин депутат от фракции коммунистов, хотите? Прошу.
Что-то изменилось в сначала уверенном лице известного депутата, когда он делал шаг внутрь.
- Это, скорее всего, надолго. Возможно, просто придется отдать утешительный приз вдове. Пройдемте в соседний зал к небольшому бассейну.
- Конкурс простой, - заявила она, когда публика навалила. - Нырнуть и не вынырнуть.
Люди оторопели.
- Уж лучше к Дзержинскому, - произнес кто-то.
Но снова нашлась ультраведущая.
Она подошла к бортику, прыгнула в воду, вынырнула с улыбкой во все лицо и грудью без лифчика, видную сквозь мокрую ткань.
- Давайте мне утешительный приз!
- Браво! Поаплодируем!
Аплодировали не очень, многие думали одинаково: "ну какой же я был дурак".
- Скачки на козлах! У нас тут небольшой ипподром. Спринт, средние и большие дистанции.