- Было с ним и такое. И веками собирали последователи его по частям и в результате собрали заново. Этот тип, Вэйким, подобного которому мне никогда не доводилось видеть, - говорит Врамин, - заявил почти то же самое перед фугированной битвой, которая потрепала мир. Единственное, что удерживает их от опустошения - извини за невольную тавтологичность этой фразы, - и этого мира, Марачека, - это наложенный на них запрет выходить из временного шока.
- Вэйким? Так это и есть смертоносный Вэйким? Да. Могу поверить в это, просто даже глядя, как покоится он на стола И у вас нет никакой идеи, кто он на самом деле? Подобные герои не выскакивают обычно в полный рост из пустоты.
- Мне о нем ничего не известно, кроме того, что он - могучий борец и мастер фуги, явился на Блис в его последние дни, перед самым потоком черного прибоя, - быть может даже, чтобы ускорить его наступление.
- Это все, что ты о нем знаешь?
- Все, что я знаю.
- Ну а ты, могучий Мадрак?
- …Такова сумма моих знаний.
- А если пробудить его и спросить?
Врамин поднимает трость.
- Коснись его - и я оспорю твое право на пребывание здесь. Он - слишком опасная личность, а мы пришли сюда отдохнуть.
Гор опускает руку на плечо Вэйкима и слегка трясет его. Вэйким стонет.
- Знай, что посох жизни - это и копье смерти! - кричит Врамин и в изящном выпаде протыкает жабу, сидящую у самой левой руки Гора.
Не успевает Гор повернуться к нему, как проносится откуда-то по комнате порыв ветра, и взрывается жаба, башней вырастает посреди стола.
Дыбом стоят его длинные золотистые волосы, в улыбке растягиваются тонкие губы, когда падает взгляд его зеленых глаз на картину, представшую перед ним.
Принц Который Был Жабой потирает красное пятно у себя на плече и говорит Врамину:
- Ты что, не знаешь, что написано было: "Добр будь к птице и зверю"?
- Киплинг, - говорит, улыбаясь, Врамин. - А еще - Коран.
- Злыдень-оборотень, - говорит Гор, - уж не тебя ли я ищу, не тебя ли зовут многие Принцем?
- Сознаюсь в этом титуле. Знайте, что вы нарушили мои размышления.
- Готовься встретить свое возмездие, - говорит Гор, вытаскивал из-за пояса свое единственное оружие, стрелу, и отламывая ее наконечник.
- Неужели ты думаешь, что мне неведомы твои силы, брат? - говорит Принц, когда Гор поднимает наконечник, зажав его между большим и указательным пальцами. - Неужели ты думаешь, братец, что не знаю я про твою способность прикладывать к массе или скорости любого объекта силу своего ума - увеличивая их тысячекратно?
Пятно расплывается рядом с рукой Гора, и с противоположного конца комнаты доносится сильный треск - в то время как Принц оказывается вдруг на два фута левее, чем раньше; ну а наконечник стрелы, пробив насквозь шестидюймовую металлическую стену, продолжает свой путь в компании пыльного и ветреного утра. Принц тем временем продолжает говорить.
- ...И разве ты не знаешь, братец, что с той же легкостью, с какой уклонился от твоего нападения, могу я перенестись в неимоверную даль? Да, даже за пределы Срединных Миров?
- Не зови меня братцем, - говорит Гор, поднимая теперь оперение стрелы.
- Но ты же мне брат, - говорит Принц. - По крайней мере, по матери.
Гор роняет стрелу.
- Я тебе не верю!
- А от кого же, как ты думаешь, унаследовал ты свои божественные способности? От Озириса? Косметической хирургии по силам оказалось дать ему цыплячью голову, а собственному его сомнительному происхождению - склонность к математике; но мы с тобой оба оборотни, мы - сыновья Изиды, Ведьмы Лоджии.
- Пусть проклято будет имя моей матери!
И вдруг Принц стоит на полу рядом с ним и бьет его по щекам тыльной стороной ладони.
- Уже десяток раз мог бы я убить тебя, если бы захотел, - говорит Принц, - пока стоишь ты тут. Но я сдержался, поскольку ты мне брат. Могу я убить тебя и сейчас, но не буду. Ведь ты мой брат. Я не ношу оружие, ибо оно мне ни к чему. Я не коплю злобу, не то бремя моей жизни стало бы мне не по силам. Но не говори дурно о нашей матери, ибо ее пути - это ее пути. Я не превозношу ее и не проклинаю. Я знаю, что ты пришел сюда, чтобы меня убить. И если ты хочешь насладиться возможностью сделать это, попридержи-ка язык относительно нашей матери, братец.
- Тогда не будем больше говорить о ней.
- Хорошо. Ты знаешь, кем был мой отец, и посему догадываешься, что я отнюдь не неуч в боевых искусствах. Я дам тебе шанс убить меня в рукопашной схватке, если ты сначала выполнишь одно мое поручение. Если же нет, я перенесусь отсюда куда-либо еще и найду другого помощника, а ты, чего доброго, потратишь остаток своих дней на мои поиски.
- Вероятно, это и имел в виду оракул, - говорит Гор, - и сулит все это мне несчастье. И тем не менее, не могу я пройти мимо шанса исполнить свою миссию, прежде чем посланник Анубиса - этот вот Вэйким - примется за дело. Ибо неведомы мне его силы, и может он, чего доброго, оказаться сильнее тебя. Итак, я сохраню перемирие, выполню твое поручение и убью тебя.
- Этот человек - убийца из Дома Мертвых? - говорит Принц, глядя на Вэйкима.
- Да.
- Знал ли ты об этом, мой Ангел Седьмого Поста? - спрашивает Принц.
- Нет, - говорит, слегка кланяясь, Врамин.
- Я тоже, Господин, - говорит Мадрак.
- Пробуди его - и Генерала тоже.
- Наша сделка расторгнута, - говорит Гор, - если это произойдет.
- Разбуди их обоих, - говорит Принц, складывая руки на груди.
Врамин поднимает трость, с шее срываются языки зеленого пламени, перескакивают на распростертые тела.
Снаружи завывает ветер. Гор по очереди разглядывает всех присутствующих, потом говорит:
- Ты, брат, повернулся ко мне спиной. Обернись лицом, чтобы я не убивал тебя сзади. Как я сказал, сделка наша расторгнута.
Принц оборачивается.
- Они тоже нужны мне.
Гор качает головой и поднимает руку.
И тут...
- Настоящая семейная встреча, - наполняет комнату голос, - наконец-то сошлись все три брата.
Гор отдергивает руку, словно от гадюки, ибо лежит между ним и Принцем тень черной лошади. Он прикрывает рукой глаза и опускает голову.
- Я забыл, - говорят он, - что, как я сегодня узнал, ты тоже мой родственник.
- Не принимай это слишком близко к сердцу, - говорит голос. - Вот я, например, знаю об этом давным-давно и научился с этим мириться.
И просыпаются Вэйким и Стальной Генерал под звуки смеха, схожие с пением ветра.
Бротц, Пурц и Дульп
- Передай-ка мне, пожалуйста, фрейляйншип.
- Прошу прощения?
- Фрейляйншип! Фрейляйншип!
- У меня его нет.
- Он у меня.
- О! А почему ты об этом молчишь?
- А почему ты не спрашиваешь?
- Прости. Ну-ка, дай-ка… Спасибо.
- Почему ты его все дрочишь и дрочишь? Он же готов.
- Просто чтобы убить время.
- Ты в самом деле думаешь, что он когда-нибудь за ним пришлет?
- Нет, конечно. Но это не довод, чтобы выпускать недоброкачественную продукцию.
- А вот я думаю, что он за ним пришлет!
- Тебя кто-нибудь спрашивал?
- Я высказываю свое мнение.
- На кой он ему сдастся? Им же никто не может воспользоваться!
- Раз он его заказал, значит, он ему нужен. Он - единственный среди них, кто иногда приходит сюда по делам, и, добавлю от себя, он - истинный джентльмен. Придет день, и он или кто-то от него сунется сюда, чтобы выкупить заказ.
- Ха!
- Вот тебе и "ха!". Подходи, увидишь.
- Выбирать-то не из чего, подожду.
- Забери обратно свой фрейляйншип.
- Засунь его себе в зад.
Зевает Цербер
Пес перебрасывает рукавицу из пасти в пасть, пока, наконец, зевнув, не промахивается, и она не падает на землю.
Он выискивает ее среди валяющихся у его ног костей, виляет хвостами, сворачивается в клубок и закрывает четыре глаза.
Остальные же два горят как угли в непроглядной мгле, что раскинулась за Не Той Дверью.
Над ним, в антирадиационном убежище, ревет Минотавр.
Бог это любовь
Пятьдесят тысяч поклонников Стоптанных Башмаков, ведомые шестью жрецами-кастратами, распевают на арене стадиона величественные литании.
Тысяча обезумевших от наркотиков воителей, слава-слава-слава-словя, размахивают копьями пред алтарем Несносных.
Начинает накрапывать дождь, но мало кто это замечает.
В руках у Озириса череп, он нажимает на нем кнопку и говорит:
- Была ты когда-то смертной, а теперь навеки стала обитательницей Дома Жизни. Красота твоя, что цвела на стебельке позвоночника, увяла. Была ты правдива, и вот к чему это тебя привело.
- А кто, - отвечает череп, - сотворил все это? Ведь это Господин Дома Жизни никак не даст мне покоя.
И Озирис отвечает:
- Да, еще, между прочим, я использую тебя как пресс-папье.
- Если любил ты меня когда-то - разбей меня, дай мне умереть! Прекрати, наконец, лелеять жалкий остаток той, кто когда-то любила тебя.
- Ах, но дорогая моя, когда-нибудь я, может быть, вновь воплощу тебя, чтобы лишний раз насладиться твоими ласками.
- Сама мысль об этом вызывает у меня отвращение.
- И у меня тоже. Но когда-нибудь это, чего доброго, меня позабавит.
- Ты мучаешь всех, кто тебе не по нраву?
- Нет, нет, скорлупка смерти, не думай так! Ну конечно, Ангел Девятнадцатого Дома пытался убить меня, и теперь его нервная система живет, вплетенная в ткань ковра, на котором я сейчас стою; да и другие мои враги существуют в элементарных формах в различных точках моего Дома - таких, как камины, морозильные камеры, пепельницы и плевательницы. Но не думай, что я мстителен. Нет, никогда. Просто как Господин Жизни я чувствую себя обязанным воздать сполна всему, что жизни угрожало.
- Я не угрожала тебе, мой Господин.
- Ты угрожала покою моего ума.
- Из-за того, что походила на твою жену, леди Изиду?
- Молчать!
- А! Ну да, я походила на Королеву Шлюх, твою невесту. Потому-то и желал ты меня, потому и пожелал моей погибели...
Но на полуслове замолкает череп, ибо швыряет его изо всех сил Озирис об стену.
Когда сыпется на ковер дождь редкоземельных элементов, крохотных микросхем, чертыхается Озирис и припадает к ряду переключателей на своем рабочем столе; нажимая на них, вызывает он к жизни целый хор голосов, но всех перекрывает один, доносящийся из динамика, расположенного под самым потолком:
- Ай да мудрый череп, так провести бога-отступника!
Выяснив после консультации с приборами, что говорит ковер, Озирис выходит на середину комнаты и начинает скакать и прыгать по нему - на фоне воплей и стонов.
Пся крев
В местах весьма отдаленных, темных, пользующихся дурной славой, в мире, что зовется Уолдик, появляются два героя, Мадрак и Тифон. Посланные Тотом, он же - Гермес Трисмегист, стащить рукавицу неимоверной мощи, явились они сюда, чтобы сразиться с хранителем этой рукавицы. Ныне хозяйничает на давным-давно опустошенном Уолдике орда существ, ютящихся в подземных жилищах, пещерах и комнатах, заброшенных далеко от взаимных обхаживаний дня и ночи. Темнота, сырость, мутации, братоубийство, инцест, насилие - вот слова, чаще других используемые теми весьма немногочисленными авторами, которые пытаются поделиться своими знаниями о Уолдике. Доставил героев сюда, угнав, как только он один и умеет, целый кусок пространства, сам Принц, и либо преуспеют они в своем задании, либо останутся здесь. Сейчас идут они просто по норам, ибо сказано им было идти на мычание.
- Как ты думаешь, тень черной лошади, - спрашивает воин-жрец, - сможет твой брат в нужный момент отозвать нас отсюда?
- Думаю, сможет, - отвечает движущаяся с ним бок о бок тень, - хотя меня это не волнует. Я и своим ходом могу добраться, куда захочу.
- Но я-то нет.
- Твои заботы, папаша. Мне до этого нет дела. Ты же сам вызвался сопровождать меня; я этого не хотел.
- Тогда в руки Чего Бы Там Ни Было, что больше чем жизнь или смерть, препоручаю я себя - если послужит этот акт хоть какой-то помощью в сохранении моей жизни. Бели же нет, то не препоручаю. Бели само мое изречение всего этого является проявлением самонадеянности и, следовательно, не будет правильно воспринято Чем Бы Там Ни Было, что может или не может не счесть за труд меня выслушать, тогда я отказываюсь от этого высказывания и прошу прощения, если оно желаемо. Если же нет, то не прошу. С другой стороны…
- Аминь! И прошу тебя, помолчи! - грохочет Тифон. - Мне послышалось что-то вроде мычания - там, слева.
Исчезнув на фоне темной стены, скользит Тифон за поворот и исчезает где-то впереди. Мадрак щурится сквозь инфракрасные очки, готовый, похоже, благословить все, что бы ему ни встретилось.
- Пещеры эти, видно, глубоки и просторны, - шепчет он.
Ответа нет.
Вдруг он натыкается на дверь, и это, может быть, как раз та дверь..
Он распахивает ее и сталкивается нос к носу с минотавром.
Мадрак поднимает свой посох, но чудище исчезает в мгновение ока.
- Где? - бормочет он.
- Прячется, - неожиданно совсем рядом говорит Тифон. - Затаился где-то среди путаницы ходов и переходов своего логова.
- Но почему?
- Похоже, что на таких, как он, охотятся такие, как ты, - и ради мяса, и ради трофея - набыченной головы рогатого мужчины. Он боится прямой стычки и отступает - похоже, люди используют против скота оружие. Войдем же в лабиринт и будем надеяться, что больше его не увидим. Вход в нижние ярусы, который мы ищем, лежит где-то внутри.
И чуть ли не полдня бродят они по лабиринту в безуспешных поисках Не Той Двери. Трижды попадаются им двери, но за каждой белеют только кости, кости, кости.
- Интересно, а как дела у других? - спрашивает воин-жрец.
- Либо лучше, либо хуже - а может, так же, - отвечает его спутник и смеется.
Разглядывая кости вокруг себя, Мадрак едва успевает среагировать на атакующего зверя. Он поднимает свой посох, и начинается битва.
Он бьет его между рогов и по бокам. Размахивая посохом, лупит тварь - колет, рубит, режет. Сходится с ней в рукопашной.
И так они дерутся, нанося друг другу урон и увечья, пока, наконец, не поднимает чудовище Мадрака на рога и не швыряет его через всю комнату. С грохотом рушится толстяк левым плечом на груду костей. Когда пытается он подняться, раздается вдруг леденящий душу рев, это, набычившись, мчится на него минотавр. Мадраку удается встать на четвереньки, и он начинает выпрямляться.
Но тень черной лошади падает на чудище, и оно исчезает - полностью и навсегда.
Мадрак склоняет голову и поет Литанию Возможно Должной Смерти.
- Миленько, - фыркает его спутник, когда он доходит до заключительного "Аминь". - Знаешь, толстячок, мне кажется, я нашел Не Ту Дверь. Я-то могу войти, ее не открывая; так что решай, что ты будешь делать.
- Погоди чуть-чуть, - говорит Мадрак, выпрямляясь. - Каплю наркотика, и я буду как новенький - и сильнее, чем раньше. И тогда мы войдем вместе.
- Отлично. Я подожду.
Мадрак вкалывает себе наркотик, и через некоторое время он - почти бог.
- Ну а теперь показывай дверь, и пойдем.
- Вот она.
Дверь - огромная, неприступная, бесцветная в инфракрасных лучах.
- Открывай, - говорит Тифон, и Мадрак так и поступает…
В отсветах пламени он играет, треплет рукавицу. Размером примерно с двух или двух с половиной слонов, развлекается он со своей игрушкой, лежа на куче костей. Одна из его голов принюхивается к неожиданному сквозняку из-за Не Той Двери; две головы ворчат, а третья роняет рукавицу.
- Ты понимаешь, что я говорю? - спрашивает Тифон, но ни искорки интеллекта, ни проблеска хоть какого-то понимания нет в шести красных глазах. Хвосты его подергиваются, и он встает, весь в чешуе, необоримый, на фоне беспокойного зарева.
- Красивый песик, - комментирует Мадрак, и тот виляет хвостами, разевает пасти и бросается вперед.
- Убей его! - кричит Мадрак.
- Невозможно, - отвечает Тифон. - Вовремя - невозможно.
Пара подошв на алтаре
Добравшись наконец до мира Интерлюдии и пройдя через внезапно открытые поэтом в черноте зеленые двери, Вэйким и Врамин вступают в безумный мир, где в избытке дожди и религии. Быстроногие, останавливаются они на влажном торфе у города, чьи жуткие черные стены нависают прямо над ними.
- Теперь мы войдем внутрь, - говорит поэт, поглаживая свою небесно-зеленую бороду. - Мы войдем через вон ту маленькую дверь, видишь, слева; я открою ее для нас. Потом мы загипнотизируем, подчиним стражей, которые могут там оказаться, и пойдем прямо к сердцу города, к его главному храму.
- Стащить башмаки для Принца, - говорит Вэйким. - Странное задание, особенно - для такого, как я. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя - мое настоящее имя - перед тем, как я убью его, я бы не согласился на это.
- Понятно мне это, Лорд Рэндалл, мой сын, - говорит Врамин, - но скажи мне, что ты собираешься делать с Гором, который тоже хочет убить его - и который работает сейчас на него, только чтобы получить в качестве вознаграждения такую возможность?
- Убью, если понадобится, сначала Гора.
- Меня впечатляет стоящая за всем этим психология, и я надеюсь, ты дозволишь мне еще один вопрос: какая разница, ты убьешь его или Гор? В любом случае он будет все так же мертв.
Вэйким молчит, задумавшись, словно это впервые пришло ему в голову.
- Но это же мое поручение, а не его, - говорит он наконец.
- В любом случае он будет все так же мертв, - повторяет Врамин.
- Но не от моей руки.
- Да. Но я не вижу никакой разницы.
- По сути дела, я тоже. Но поручение же было дано мне.
- А может и Гору.
- Но не моим хозяином.
- А почему у тебя должен быть хозяин, Вэйким? Почему ты не сам себе хозяин?
Вэйким трет себе лоб.
- Я... не… по правде… знаю… Но я должен делать, как мне сказали.
- Понимаю, - говорит Врамин; и пока Вэйким сбит с толку, крохотная зеленая искорка прочерчивает дугу между кончиком трости и его затылком.
Он шлепает себя по затылку и чешет там.
- Что-?
- Местное насекомое, - говорит поэт. - Ну ладно, пошли к двери.
И она открывается перед ними на стук его трости, и стражники впадают в сонливость, не успев заметить зеленую вспышку. Прихватив у двоих из них плащи, Вэйким и Врамин направляются прямо к центру города.
Храм найти не сложно. Другое дело - войти в него.
Перед входом маячат стражники - одурманенные наркотиками.
Путники смело подходят и требуют, чтобы их пропустили. Восемьдесят восемь копий Внешней Стражи нацелены на них.
- Публичного Поклонения не будет до закатного ливня, - вещают охранники в священных конвульсиях.
- Мы подождем.
И они ждут.
С закатным ливнем они присоединяются к процессии мокрых богомольцев и вступают во внешний храм.