Так что у диванов бывают названия! И если их могут звать Гармония или Соната (вы не знаете, кстати, почему производители мебели так любят музыкальные названия? Почему бы не назвать диван Жуком или Чемоданом, например? Диваны на них даже больше похожи). Так вот, если есть диван - Гармония, то почему не может быть дивана Паолини?
- Так ты купила тогда диван? - поинтересовался Алан.
Черт, все время забываю о его способности.
- Да, - сказала я. - Желтый в красную и зеленую клетку. Не новый. Соседка как раз собиралась его…
- Выбрасывать? - подсказала Вивиан.
- Продать, - огрызнулась я и, отвернувшись от нее, объяснила остальным: - Просто она сошлась с одним… пенсионером, а тот привез всю свою мебель. А диван очень даже…
- Приличный, - досказал Алан. - Значит, тебе повезло.
- Точно, - кивнула я.
Через минут пятнадцать мы втроем - я посередине, Вивиан и Томас по краям - сидели на удобном бархатном диванчике, вцепившись кто во что смог - Томас с Вивиан в борта гигантской тележки, а я - в них обоих, больше‑то было не во что!
Ветер дул в уши со страшной силой, мы неслись почти вертикально вверх. А где‑то еще выше, на фоне ночного облачного неба, мелькали здоровенные копыта, туши и крылья наших поэтических проводников.
Томас правил телегой с помощью тонкого желтого садового шланга, привязанного к длинной рукоятке (слышали бы вы, как возмущался Алан средству управления, так неподходящему для бесподобной чудесной тележки, и предлагал принести из дома свои шелковые шейные платки от Гуччи и связать их в одну уздечку, на что Томас возразил, что тележка садовая, шланг тоже, и, мол, лучшей пары не найти). Сейчас, разумеется, никуда Томас нашу повозку не направлял - он просто вцепился зубами в шланг, и тянул изо всей силы на себя. Даже жалко его стало - видели бы вы, какое странное выражение лица у него при этом было.
И я не ожидала, что Вивиан поедет. Она так долго ворчала по поводу неотполированых досок, отсутствия ремней безопасности и вообще, крыши, что я удивилась, когда она решительно поднялась по приставленной Аланом деревянной лесенке и, поддерживаемая Томасом, неуклюже плюхнулась на диван Паолини.
Если вы спросите меня, как же проехать на Олимп, я вам отвечу: в облака и потом налево. Именно по такому маршруту мы и двигались.
Кони добрались до нужной высоты и помчались по облакам, ну и мы за ними. Томас вцепился в шланг обеими руками, чтобы выровнять тележку, и тут же слетел на дно, да так и остался там сидеть, подскакивая и как будто паря в воздухе некоторое время. Мне казалось, мы не по воздуху мчимся, а по вскопанным грядкам.
После того, как Томас упал, я подвинулась к борту, и теперь держалась за него. Но все равно, тележка то резко подпрыгивала вверх и я сползала с сиденья к Томасу, то она проваливалась в какое‑то небесное болото и я превращалась в гимнастку, знаете, когда они держатся руками за перекладину, а ноги их выписывают кульбиты сами по себе.
А потом мы остановились. Мои уставшие руки выпустили борт и я свалилась на то место, где до этого на полу сидел Томас, но сейчас он, к счастью, распластался впереди на стенке, так что мы оба остались невредимы.
Я со стоном подняла голову, села.
- Что случилось? - спросила я Томаса.
Кони, остановившиеся неподалеку, с шумом вентилятора махали крыльями, как будто бы хотели привлечь наше внимание, и мотали головами, словно указывая куда‑то. В той стороне я увидела только туман. Вернее, как бы большой холм из тумана.
- Спасибо! - отлепившись от досок, крикнул лошадкам Томас.
Они сложили крылья и ринулись вниз, как стрелы. Я свесилась из тележки, чтобы посмотреть… и увидела и услышала Вивиан - она висела, из последних сил цепляясь за колесо тележки и тихонько пищала:
- Помоги - те…
- Томас! - закричала я, - скорее!
А сама схватила Вивиан за одну руку и потащила на себя, и вдруг почувствовала, что вываливаюсь из тележки. И улетели бы мы с Вивиан вниз вслед за лошадками, но совсем в другом стиле - в стиле летящего с небоскреба несчастного бизнесмена эпохи Великой Депрессии - но тут кто‑то схватил меня за талию и потянул обратно - Томас конечно.
Он тянул меня, я - Вивиан, и, наконец, все мы свалились на дно тележки.
Я одергивала уехавший куда‑то вбок длинный подол платья.
Вивиан плакала:
- И зачем только я поехала с вами? Вы безумцы!
- Куда кони полетели? - спросила я Томаса, вместо того, чтобы отвечать Вивиан.
- К поэтам. Чтобы вознести их на крыльях вдохновения, - улыбнулся Томас. - А мы прибыли.
Он легонько дернул за вожжи - шланг, и тележка, скрипнув колесами, двинулась в сторону туманного холма.
- Это гора Олимп? - с сомнением спросила я Томаса.
- Конечно нет, - ответил он.
- Ты вроде говорил, что они живут на горе Олимп, - сказала я.
- Да, - сказал Томас. - Так принято говорить. Вообще‑то - НАД горой Олимп.
Мы не поднялись на холм, а проехали сквозь туман. И очутились на прекрасной зеленой равнине: текла река, белые дома - одно- и двухэтажные - были разбросаны там и сям, паслись коровки и овцы. Единственное, что выбивалось из этого пейзажа - белоснежный, этажей в тысячу, небоскреб! Он стоял далеко, на другом краю села, но даже с такого расстояния выглядел ну очень высоким.
- Нам туда, - сказал Томас.
Здесь было светлее, чем внизу, на земле - почти как днем.
- А разве уже не ночь? - удивилась я.
- Ночь, - ответил Томас. - Но на Олимпе не бывает ночи. Всегда день. Я читал, облака как‑то по - особенному здесь отражают свет…
Где‑то за холмами, далеко за небоскребом, похоже, только закатилось солнце. И небо над зданием отливало розовым.
Неожиданно перед нами неизвестно откуда появились два дородных детины метра по два ростом, в доспехах каких‑то несерьезно - нелепых: они сияли, как золотые, все были в разноцветных камешках и еще по низу и по рукавам украшены перьями. Ой, да это же вовсе не детины - мужчины! Это же тетки - в доспехах!
- Оры, - тихо произнес Томас.
Оры не рявкнули "Стоять" или "Ваш пропуск" или "Катитесь вон отсюда, мерзавцы!", они пропели оперным сопрано:
- Оставьте ваше транспортное средство здесь.
Томас кивнул, слез с тележки и помог спуститься нам.
- Мы пешком до туда потащимся? - завопила Вивиан.
- Да, - только и ответил Томас.
И пошел вперед, по направлению к домикам. Я направилась за ним - каблуки просто вкапывались в землю при каждом шаге, я сняла туфли и взяла их в руки. Ух ты! Травка была мягкой - премягкой, а земля - будто прогретой солнцем.
Вивиан туфли не сняла, а потому тащилась позади, с трудом переставляя ноги.
- Почему нас даже не спросили, к кому мы, кто мы, и все такое, - удивлялась я.
- А чего и кого им бояться? Они же боги, - сказал Томас.
- А налоговая? - предположила я.
- Думаешь, боги платят налоги? - сказал Томас.
- Ну… А что - не платят?
- А какому государству они, по - твоему, должны их платить?
- Не знаю. Какому захочется.
- Думаю, им не хочется, - сказал Томас.
- Значит, они несознательные, - сказала я.
- Еще какие несознательные, - вдруг сказала Вивиан.
- И потом, - сказал Томас. - Налоговой сюда никак не забраться.
Мы поравнялись с домиком, возле которого сушилось белье на веревке. Один конец веревки был привязан к опоре крыльца, другой - к покосившемуся столбику с большим табло из фанеры.
Сушились две простыни, две наволочки, и штук сто носков. Причем все они были полосатые. А когда мы приблизились, то увидели, что все они еще и дырявые - да непросто, а прямо‑таки изодраны в клочья!
- Хм, забавно, - сказал Томас. - И кто этот любитель дырявых полосатых носков?
На табличке аккуратно, с завитушками, было написано: "Кыш. Носки мои". И все. Даже без подписи.
- Это кентавр Хирон, - сказала Вивиан. - Старый идиот. Он натягивает носки на копыта.
- Да?! - поразилась я. (Теперь понятно, почему они такие рваные!) - Но зачем?
- Для красоты, - пренебрежительно пожала плечами Вивиан.
- А может, у него копыта мерзнут, - предположила я.
- Или скользят по мрамору, - улыбнулся Томас.
- И где здесь мрамор? - развела я руками, показывая, что вокруг травка - муравка, вполне даже подходящая для копыт поверхность.
- Там, - кратко сказал Томас, показав рукой на небоскреб.
Который, между прочим, не приблизился ни на метр. Сколько же до него топать?!
- Кто пустит лошадь в здание? - сказала я.
- Кентавры - не лошади, они полулюди - полулошади, - сказал Томас.
- Все равно, - сказала я.
- А ходят они туда на работу, - сказал Томас.
Так вот почему вокруг ни души! Все на работе в этом небоскребе.
Эту догадку я высказала вслух.
- Нет, - сказал Томас. - У греческих богов ненормированный рабочий день, то есть, они приходят на работу в разное время…
- Да, - подтвердила Вивиан и добавила сердито: - Некоторым достаточно заглянуть туда минуты на три, а некоторые работают целыми сутками, ждешь их ждешь дома, как дура…
Это она, видимо, о чем‑то о своем.
- У них и зарплата есть? - спросила я.
- Нет, - сказала Вивиан.
Наверное, потому что они сами могут получить все, что захотят.
- Зачем же им работать? - спросила я.
Ну вот я, например, если бы не нужны были деньги… А вы бы - тоже бросили все к черту, правда?
- Ради удовольствия, - ядовито произнесла Вивиан.
- Попробовали бы они не явиться, когда их босс - Зевс, - сказал Томас.
- И кому это "Кыш", - шла и рассуждала я. - Как будто кому‑то нужны его носки… И не водятся же тут воры…
- Почему же, - усмехнулась Вивиан.
У Томаса один угол рта пополз вверх.
- Что? - сказала я. - Водятся?
- Если они боги, это не значит, что им чужды… э - э… пороки, - сказал Томас, когда Вивиан оказалась немного поодаль, наклонился ко мне и сказал:
- Ходят легенды, что Гермес как‑то украл у Зевса скипетр, у Ареса - меч, а у Посейдона - трезубец…
- Да ты что! - удивилась я.
- А у Аполлона - стадо коров, - улыбнулся Томас.
Мы не заметили, что Вивиан уже рядом.
- Да, тот еще проходимец, - сказала она. - И совершенно безответственный тип. Из‑за него я выпала из обоймы на полгода. А это много значит в кинобизнесе, поверьте. То есть, - спохватилась она, - я счастлива, что у меня есть Петер. Но Гермес и не предупредил, что на всю беременность мне придется запереться в доме.
- Почему пришлось запереться? - спросила я.
- Потому что Петер необычный ребенок. Другие дети в животе толкаются. А полубоги - летают. Ну вот и я парила над землей. Невысоко, в нескольких дюймах, - она вздохнула. - Ощущение странное.
Мы шли по Олимпу и ели пирожки с земляникой, которые дала в дорогу Нэнси. Корзинку мы положили в ящик внутрь дивана. Когда я ее достала, ручка у нее была сломана. А пирожки остались почти целы. Только у парочки потекло земляничное варенье через продавлины. Жаль, что мы не могли остаться на ужин у Алана - он сказал, что будут какие‑то интересные гости.
- Не знаешь, кого Алан ждал на ужин? - спросила я Томаса.
- Знаю, - он улыбнулся. - Своих родственников.
- А кто они у него?
- Герцоги, маркизы, графы…
Хорошо, что мы не остались. У аристократов столько условностей и манер - кто первый встает из‑за стола, как положено здороваться с незнакомыми графами, всякие поклоны и экивоки - я бы опозорилась как пить дать.
- К тому же они привидения, - договорил Томас.
Что???
Около одного дома из красивого белого камня, с огромными окнами и колоннами было море цветов, таких красивых, душистых, я никогда таких не видела. Я сорвала несколько - одну оранжевую ромашку, большую, как колесо велосипеда, и несколько мелких, вроде колокольчиков - фиолетовые, голубые, желтые.
- Любите цветы? - раздался мужской голос откуда‑то сверху издалека.
Я подняла голову: на краю крыши крыльца сидел человек в белом костюме. Через плечо у него была перекинута какая‑то странной длинной формы сумка, а в руках он держал - о боже, лук! Не огородное растение! А тот, который древнее оружие, из которого Робин Гуд стрелял по тем, кто осмелился зайти в Шервудский лес!
Томас шагнул вперед, загораживая меня:
- Извините, мы не знали, что их нельзя рвать.
- Почему нельзя, - сказал человек и плавно, паря в воздухе, спустился к нам.
Он оказался молодым и удивительно, необычайно красивым. Голубые глаза, темные ресницы, нос с легкой горбинкой, а губы! Они казались и жесткими и мягкими, потому что были четко очерченными, и в то же время слегка пухлыми и какими‑то беззащитными.
Волосы, правда, были длинноваты - аж до плеч. Такие золотые, сияющие кудри.
- Кхм, - сказал Томас.
Ой. Я все любуюсь, а парень все улыбается. Я оглянулась на Вивиан: она тоже не могла оторвать от незнакомца взгляда.
- Привет, Вивиан Олимпус, - сказал ей парень.
Она будто очнулась и сказала резко:
- Я больше не Олимпус, Аполлон.
Аполлон… И имя у него такое красивое…
- За сыном? - спросил он Вивиан.
- Так Петер точно здесь?! - закричала я.
Аполлон, слегка изогнув тонкие брови, посмотрел на меня.
- Спокойно, - положил мне руку на плечо Томас.
- А ты не знала? - спросил Аполлон Вивиан. - Благодаря нему‑то и весь сыр - бор, - махнул он белоснежной ладонью в сторону небоскреба.
- Какой сыр - бор? - спросила я.
- Увидите, - ответил красавец. - Твои родственники? - спросил он Вивиан, кивнув на нас.
- Друзья, - сказала она.
- Ему не понравится, - сказал Аполлон Вивиан.
- А мне на это наплевать, - сказала она.
Аполлон вдруг рассмеялся - зубы у него были белоснежные и ровные, щеки от смеха чуть порозовели и он стал еще красивее, хотя казалось, это невозможно - и сказал:
- Я пойду с вами, без меня вам внутрь не попасть…
- Меня‑то они пропустят, - сказала Вивиан, но неуверенно.
- Я не об охране, - сказал Аполлон. - Я о бастующих… Пешком пройтись желаете? Это долго.
- Наш транспорт пришлось оставить при выходе, - ответил Томас.
Транспорт. Алан бы обрадовался, что его садовую тележку так гордо именуют.
Аполлон кивнул, а потом тихо свистнул.
Где‑то в вышине зашуршало, раздался клекот, потом он стал снижаться, и перед нами причалила, едва касаясь травы, белая с золотом лодка - не лодка, что‑то вроде большого ковша, а везли его шесть белых лебедей.
- Прошу, - сказал Аполлон и подал мне руку.
Борта у лодки были высоченные, но с двух сторон были проемы. Я шагнула в этот проем. Лодка слегка покачивалась. Сидений здесь не было.
Следом залезла Вивиан, потом Томас. Последним взошел Аполлон и взял в руки золоченые вожжи.
Памятуя о путешествии в тележке, я крепко ухватилась за высокий борт.
Лодка поднялась так плавно, что можно было и не держаться. Мы скользили по воздуху, как по тихой воде.
Летели мы низко, едва не задевая крыши домов.
- Кто бастует? - поинтересовалась Вивиан у Аполлона.
- Все, - сказал он, небрежно пожав широкими плечами.
Лук он теперь поместил в ту сумку, что висела у него за плечом. Я разглядела, что из нее торчат оперенья стрел - мне Кэтрин вместе с арбаме… или как там его, такую одну вручила.
- Лук и стрелы? - спросила я Аполлона.
- Да, - сказал он немного недовольно. - Необходимые атрибуты. Он настаивает.
- Кто - он?
- Зевс, - прошипела Вивиан.
- Кстати, он сейчас не на работе, - сказал Аполлон Вивиан. - А дома.
- Тогда зачем мы летим к этому вашему… офису? - сказала я.
- Потому что живет он там же, - указал рукой Аполлон, - на самом верху.
Небоскреб был уже близко, и я посмотрела на его верхний этаж. Такие же окна, как и во всем здании - во всю стену.
Знаете, я бы на его месте выбрала какой‑нибудь уютный домик, вроде вон того, с черепичной крышей и садиком с цветущими белым цветом деревьями. Или как дом Аполлона, например.
- Почему на самом верху? - спросила я.
- Чтобы быть на самом верху, - ответил Аполлон весело.
Мы обогнули небольшой холм и нам стала видна площадка перед небоскребом - там толпилась куча людей. И не только людей. Там были кентавры - пиджаки и галстуки на их человеческой половине тела смотрелись очень странно. Брюк с четырьмя брючинами - для четырех лошадиных ног - шить, видимо, не научились.
- Что за собрание? - спросила Вивиан.
- Забастовка, я же говорю, - ответил Аполлон. - Не возражаете, если мы причалим у моего отдела - я не появлялся там с утра, боюсь, девочки расшалились - надо навести строгости, - он хитро изогнул одну бровь.
- Против чего они бастуют? - спросила я.
- Против использования детского труда, - сказал Аполлон.
- Так это из‑за Эрота? - спросила Вивиан.
Я хихикнула - это имя?
Томас, хмыкнув, наклонился ко мне и прошептал на ухо:
- Он же Купидон, он же Амур. Божок со стрелами. На открытках видела?
Он меня за дурочку принимает?! Объясняет, как шестилетке.
Аполлон в это время говорил:
- Эрот, конечно, порядком всех достал со своими нарочными несовпадениями… Но он не в счет. Для него это игра…
- Так он нарочно эти несовпадения устраивает? - поинтересовалась я.
- А вы думали, он промахивается? - сказал красавец. - Да никогда! Он даже не пьет! Он целится не в тех и не тогда! А ты потом страдай!
- У Эрота стрелы разные, - пояснил шепотом Томас. - Острые и тупые. Острые заставляют влюбляться. Тупые - ненавидеть.
- Да уж, - сказал Аполлон. - Резвится малыш.
- И зачем такое важное дело доверили мальчишке? - проговорила я.
Томас усмехнулся:
- Ага. Ему лет всего‑то три тысячи.
- Зевс учудил, - ответил мне Аполлон. - Правда, и сам давно этому не рад.
Но мне никто не ответил, потому что мы подплыли к зданию вплотную. К третьему с верху этажу.
Едва мы приблизилась, зазвучала мелодичная приятная музыка - будто играли на каких‑то дудочках и скрипках. Похоже, приветствуют Аполлона. А может, нас?
Интересно, мы прям в окно влезем? А потом я заметила в стене дверь - стеклянную, как окна. И на других этажах тоже были двери. Знаете, довольно странно видеть двери, ведущие наружу, на двухсотом или около того этаже.
Аполлон махнул в сторону двери рукой - и дверь распахнулась.
- Ближе, - сказал Аполлон карете.
И карета послушно стала придвигаться к двери, пока не стукнулась о стену.
Томас вышел первым и помог мне. Здесь стояли офисные столы, за которыми сидели девушки. В складчатых белых платьях и с большими серебряными крыльями.
Та, что сидела вблизи, посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала. А я сказала, замявшись от ее пронзительного взгляда:
- Добрый день.
- Добрый день, - сказала она и снова уткнулась в свои бумаги.
Я подумала, что так как я нахожусь в официальном учреждении, к тому же с холодным мраморным полом, надо бы обуться. И надела туфли.