Некоторое время они ехали молча. Годимир вперил глаза в конскую гриву, мысленно ругая себя за опрометчивый поступок. Шпильман поглядывал по сторонам, закусив нижнюю губу. Должно быть, обиделся.
"Дуйся, дуйся, - подумал рыцарь. - Сам виноват. Не надо было про волколаков говорить. А этот несчастный свое уже получил. Если его хотя бы дня два назад заковали, то под дождем отстоять - не подарочек. Да и ночи холодные, даром что червень - летний месяц. Думаю, искупил вину за парочку ограбленных купцов".
Видно, о том же подумал и Олешек. Он наклонился, сорвал цветок шиповника, втянул легкий, чуть приторный аромат, а потом окликнул Годимира:
- Пан рыцарь, ты стихи свои почитать хотел…
Тот ответил не сразу. Поглядел на бегущие по небу облака, вздохнул.
- Расхотелось что-то… - потом подумал и сказал: - Правда, расхотелось.
- Дело хозяйское, - сразу согласился шпильман. - А просто поговорить согласен?
- Ну… Почему бы и нет?
- Это хорошо, - улыбнулся Олешек. - А то я думал, ты сильно обиделся.
- С чего бы это?
- Да так…
- Нет. Ты уж договаривай.
- Да не стоит. Одно скажу: не прав я. Зря тебе про короля Желеслава сказал. Ты, кстати, не бывал при его дворе, в Островце?
- Не приглашали, - буркнул Годимир.
- Так ты, пан рыцарь, странствующий как никак. Можешь и без приглашения.
- Верно. Могу. Но не к каждому хочется.
- А! Значит, и ты наслышан про здешнего короля?
Рыцарь не ответил.
- Что молчишь, пан рыцарь?
- Да так…
- Обеты не позволяют королей хулить?
- Ну…
- Можешь не говорить. Я и так догадался. И лесного молодца потому освободил, что наслышан про Желеслава?
- Ну…
- Да ладно, не говори. Я и так догадался.
- Слушай, Олешек, - едва не взмолился Годимир. - Давай о чем-нибудь другом…
- Изволь, - шпильман согласился не раздумывая. - Тогда про служение твое поговорим. Не против?
- Отчего же? Давай.
- Вот! Другое дело. Ты ведь из Хоробровского королевства будешь? Верно я понял?
- Ну да. Из-под Быткова.
- А что так далеко занесло? Аж в Заречье.
- Понимаешь, Олешек, я с детства хотел людей от чудищ освобождать… - Годимир искоса глянул на шпильмана - не смеется ли? Олешек сохранял серьезность. Поэтому рыцарь продолжил: - Книги читал, готовился.
- А что, в Старой Руте чудищ мало? Неужели всех повывели уже? - Шпильман прихлопнул ладонью слепня, усевшегося на шею меринка.
- Признаться, не так уж и много. Есть, правда, чародеи злокозненные. В Усоже и в Горыне мерзости всяческой хватает. Кикиморы, живоглоты, шилохвосты… По лесам космачи с волколаками прячутся. Опять-таки, лешаки, водяные, полевики… Ну, с этими сражаться рыцарю не с руки - племя нелюдское, но безобидное. И кмети их уважают. Прикармливают…
- Правда? - округлил глаза Олешек. - В Мариенберге лешаков не сильно-то любят. И церковь их род прокляла… Ибо насмешка в богомерзких рожах таится на человеческий образ, - он явно процитировал строки из указа властей или церковного воззвания. - А потому охотятся на леших и водяных безжалостно.
- Ну и глупцы, даром что священнослужители, - без обиняков отрезал Годимир. - Наш митрополит такого безобразия не допустил бы… Эй, ты не обиделся часом?
- За что? Я же не епископ!
- Я заметил.
- Так продолжай. Не хватало мне за святош наших обижаться…
- Продолжаю. О чем я там рассказывал?
- О чудищах хоробровских.
- Ах да! Только почему же о хоробровских? Здесь такие же водятся. А то и злее. Взять хотя бы волколаков…
- Так ты поэтому в Заречье перебрался? От того, что здесь чудовища опаснее?
- Ну, можно так сказать. Скучно на Хоробровщине. Страхолюдин все меньше, а рыцарей все больше. И каждый норовит всю славу себе прикарманить. Себе и только себе. Представляешь, в Ельском воеводстве, если бы приехал да заявил - хочу, мол, пару космачей на копье взять, - меня бы под стражу заключили. У них там это право еще заслужить надо.
- Да ну?
- Истину говорю, как перед ликом Господа. Правда, с шилохвостом любой может беспрепятственно сразиться или, скажем, с живоглотом… Только желающих маловато находится.
- Это еще почему?
- Так звери водяные. А рыцарю в реке несподручно ни копьем тыкать, ни мечом махать.
- И что же?
- А ничего. Плодятся, жрут кметей и рыбаков, на купеческие струги даже нападают, хоть они обычно для охраны нанимают опытных бойцов. А рыцарям и дела нет. Не благородные звери.
Шпильман хитро улыбнулся:
- Так а сам-то ты чего, пан рыцарь, на Горынь не поехал? Вот и заработал бы славу, завалил бы десяток кикимор.
Годимир скривился:
- Верно говоришь. Складно. Только там другие умения нужны. В седле держаться крепко, с копьем и мечом управляться - мало, чтобы смело в реку лезть.
- Ясно.
- Что ясно? - нахмурился рыцарь. - Ты еще скажи, что я испугался…
- Не скажу.
- Но подумаешь?
- И не подумаю… Ты не испугался, пан рыцарь. Тут другое слово больше подходит. Вот какое? Этого я еще не придумал.
- Ты правда так думаешь?
- Как?
- Ну, что я не испугался?
- Правда. Похоже, вы, паны-рыцари, просто бесполезную работу делать отказываетесь. Ну, ту, которая вам выгоды не принесет.
- То есть как?
- Так сам же мне объяснял - славы никакой от схватки с речными чудищами, а мороки по горло. Лениво? Так ведь, а?
Годимир пожал плечами. Задумался. Сорвал веточку с куста, прикусил крепкими зубами. Выплюнул.
- Пожалуй, ты прав. Лениво. Правда, слово какое-то некрасивое.
- Не благородное, да?
- Точно.
- Ну, что поделаешь, - шпильман развел руками. - Благородно всегда сражаться, а не сражаться, выходит, не благородно. Ничего не попишешь - жизнь.
- Вот это меня и мучает, - кивнул рыцарь. - Потому и в Заречье решил отправиться. Я слышал, - он поднял вверх палец, - здесь можно найти даже дракона!
- Не может быть! - воскликнул Олешек с неожиданной горячностью.
- Ты, что ли, оспорить вздумаешь?
- Я в Мариенберге сборники легенд читал - там Академию открыли, слыхал, может быть?
- Не слыхал… А при чем тут Академия?
- Туда книги собирают со всего мира. И из Лютова тоже привозили, и из Ельска того же, из монастыря под Грозовым одну старинную летопись доставили… Но меня-то больше сказания и песни интересовали.
- И что?
- Да вот известнейшие ученые во мнении сходятся - драконов уже лет двести, как нет. Уж слишком яростно их изводили. Один только Грозя, древний рыцарь из Полесья…
- Да знаю я, знаю! Кто ж Грозю не знает? Он дракона победил на горе Спадине и город основал. Его теперь Грозовым зовут…
- Верно. А сколько всего драконов Грозя уничтожил?
- Ну, не помню. Десятка два, по-моему.
- Сорок восемь, если верить летописям.
- Ничего себе! - восхитился Годимир.
- А прибавь тех, кто драконов искал ради сокровищ? Ведь правда то, что они копят богатства?
- Ну… - уклончиво ответил рыцарь. - Есть такие сведения. К примеру, Абил ибн Мошша Гар-Рашан сообщает о драконе из-под Аль-Гассины…
- Я слышал эту легенду.
- Это не легенда, - обиделся рыцарь. - Такой высокоученый человек, как Абила ибн Мошша, не станет вставлять в манускрипт какую-то легенду.
Олешек хотел возразить, но передумал. Наверное, решил, что оруженосцу все-таки не к лицу оспаривать каждое слово рыцаря. Вместо этого он спросил:
- Так ты в Заречье за драконом приехал?
- Да. Я поклялся. В Стрешине.
- Это при дворе воеводы?
- Да.
- Опрометчиво.
- Не понял. Ты о чем? - нахмурился Годимир.
- О том, что драконов не осталось.
- Нет, есть еще. В Запретных горах, - рыцарь кивнул на юг, где слепящий глаза диск солнца реял над сверкающими вершинами, словно повисшими в ярко-синем небе. - Я точно знаю.
- Откуда же?
Годимир замялся.
- Так откуда ты знаешь?
- Мне гадалка нагадала.
- Гадалка?
- Ну да. Еще в батюшкином маетке. Я тогда совсем мальцом был… А эта бабка… Полусумасшедшая старуха, но ее предсказания всегда сбывались…
- А почему именно в Запретных горах?
Годимир пожал плечами:
- Слухами земля полнится. Заезжали купцы к Стрешинскому двору. Они говорили, что в предгорьях дракон лютует… Что, опять оспоришь?
- Отчего же? - Олешек убил еще одного слепня, отер ладонь о штанину. - Ты почему-то думаешь, пан рыцарь, что я такой противный, все спорю и спорю…
- А то нет?
- Нет, конечно! Я истины доискиваюсь!
- Ага, особенно у Ясей в корчме.
- И там я истины добивался!
- Они бы тебе показали истину… Пешком шел бы дальше.
- Пан рыцарь, может, мне тебе в ножки поклониться, что мула моего выкупил и самому ребра посчитать не дал, а?
- Не стоит.
- Ну, спасибо.
- Не за что.
Они помолчали немого. Потом шпильман все-таки не выдержал:
- А что ты делать будешь, если правда дракон во владениях короля Доброжира завелся?
- Доброжир - это тот, у которого за рекой королевство?
- Точно. Даст Господь, сегодня уже по его землице ехать будем. Так ты не ответил, пан рыцарь.
- Что с драконом делать буду?
- Ну да!
- Зарублю. Если получится, конечно…
- А не получится, то он тебя. Так, да?
- Выходит, так, - вздохнул Годимир.
- Что ж, тогда хорошо, что я тебя повстречал. - Олешек перебросил цистру, висевшую на длинном ремне, на грудь, взял звучный аккорд. - Придется песню сочинять. Песнь о славном рыцаре Годимире из-под Быткова и гаде зловредном… - продекламировал он нараспев.
- Опять смеешься? - нахмурился Годимир.
- Экий ты, пан рыцарь, право слово, обидчивый. Не смеюсь. Нет. Может, я единственный шпильман за последние двести лет, который поединок рыцаря с драконом увидит и описать стихами сумеет? Нам, поэтам, тоже профессиональная гордость не чужда. А ты думал - только странствующим рыцарям?
- Ничего я не думал… Только говоришь ты как-то… Ну, не знаю… Хитровато как-то…
- Что поделать? За это и по затылку получаю, и под зад случается… Сапогом. А ничего с собой сделать не могу. Таким, видно, уродился. Ты знаешь что, пан рыцарь…
- Что?
- Поскорее меня поучи на мечах рубиться. А то сожрет тебя дракон, а я опять без учителя останусь.
- Нет, ты смеешься! - Годимир сжал кулак, погрозил шпильману, но не выдержал и сам улыбнулся. - Нет, ты у меня… - И вдруг рыцарь посерьезнел, насторожился. - Ничего не слышишь?
Олешек прислушался.
- Топот, что ли?
- Именно. Топот. А ну-ка, съедь на обочину…
Впервые с начала их общения, шпильман послушался сразу и безоговорочно. Подхватил чембур, привязанный к недоуздку мула, стукнул мышастого пятками, освобождая дорогу.
С обочины спросил:
- Щит, может, дать?
- Ладно, обойдемся, даст Господь.
Годимир, упомянув Пресветлого и Всеблагого, сотворил знамение, а потом натянул на голову кольчужный капюшон. И тут же пожалел, что поторопился и не надел подшлемник. С десяток маленьких, но острых заусениц от заклепок оцарапали кожу. Ничего, перетерпеть и не такое можно. Зато в койфе он выглядит внушительнее - мало ли кого там несет нелегкая? Примерился к рукоятке меча. Самое то. Выскочит из ножен в мгновение ока.
Он развернул коня и стал ждать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КОРОЛЬ ЖЕЛЕСЛАВ
Темно-рыжий конь, приученный к битве, стоял не шевелясь.
Топот приближался. Скорее всего, всадников немного - не больше десятка. Но точнее сказать трудно. Идут неторопливой рысью, иначе давно уже появились бы.
Годимир повернулся к шпильману. Очередная заклепка тут же впилась в мочку уха. Сказал негромко:
- Не вмешивайся ни во что, хорошо?
- Ладно, - удивительно легко согласился Олешек.
- И молчи, ради Господа. Понял?
Шпильман хмыкнул, но кивнул.
Рыцарь облегченно вздохнул, хотя полной уверенности в бездействии оруженосца не было.
Поворот лесной дороги располагался почти в стрелище, а потому Годимир успел пересчитать всадников еще до того, как рассмотрел их лица, гербы и подробности доспеха. Восьмеро. Если разбойники, то надежды на успех в схватке никакой. Даже вооруженные обычным дубьем, кмети свалят с коня самого замечательного рыцаря и так измолотят, что мать родная не узнает. А тут воины на конях. Кольчуги прикрыты суркоттами. Зеленые, крашенные листьями бузины, а наискось через грудь три коричневых полосы.
Первым ехал худощавый, можно даже сказать, изможденный пан. Черные вислые усы, нос крючком, пронзительные глаза, обведенные темными кругами (не понять - то ли бессонница, то ли какая-то нутряная хворь съедает помаленьку). На груди его сверкал начищенный рынграф. Работа старинная, судя по полустертым линиям гравировки. Рисунок изображал Святого Андрия Страстоприимца, вслед за Господом умирающего мученической смертью на колу. Конь, вышагивающий под черноусым, здорово подходил седоку - караковый, мосластый. Еще лет десять назад он, видно, был славным боевым жеребцом, а теперь нуждался больше в теплой конюшне, нежной травке с заливных лугов и покое. Но с упорством, присущим из всех известных Годимиру животных только лошадям, он переставлял широкие, потрескавшиеся по краям копыта, глубоко впечатывая их в сырой краснозем.
Следом за караковым, отстав на полкорпуса, рысил гнедой конь с широкой белой проточиной. Тоже не жеребчик, о чем свидетельствовала седина на храпе и опухшие бабки. На нем восседал крепкий светлоусый пан в клепанном шлеме с бармицей. Рыцарь, не рыцарь? Поразмыслив, Годимир решил, что все-таки нет. Скорее всего, из простолюдинов, вознамерившихся честной, беззаветной службой обрести право подставить плечо под удар плашмя.
Дальше попарно ехали дружинники. Один другого краше. Правый в первой паре выделялся заячьей губой, скрываемой рыжими усами, но все-таки заметной. Во второй паре слева сутулился воин с бельмом на глазу, а справа трясся в седле коротышка - пожалуй, не больше двух аршин роста, зато в плечах полсажени. Последнюю пару составляли безусый мальчишка с небесно-голубыми глазами и угловатый старик с лицом, как будто вытесанным топором из дубового комля, и щеткой седой жесткой щетины на щеках.
Замыкали кавалькаду два вьючных коня, пузатых и мохноногих.
Годимир скривился.
Славная же дружина у крючконосого пана!
Но, с другой стороны, ежели разговор в драку перейдет, стоящих бойцов, на глазок, не больше половины. Может, и удастся выпутаться. Но лучше, конечно, до кровопролития не доводить.
Его заметили.
Пан на караковом нахмурился, бросил что-то через плечо светлоусому. Тот, в свою очередь, обернулся к дружинникам. Мужик с заячьей губой и едущий в паре со стариком юнец вытащили ременные петли. Пращи.
- Если сейчас поскачем, успеем удрать… - тихонько проговорил Олешек.
- Я - рыцарь, - скрипнул зубами Годимир.
- Как знаешь.
Всадники приблизились. За два десятка шагов остановились. Восемь пар глаз внимательно обшарили неподвижную фигуру рыцаря.
- Кто таков? - каркнул крючконосый. Именно каркнул. Голос у него оказался резкий и хриплый.
- Рыцарь Годимир из Чечевичей. Это под Бытковым. Герб мой - Косой Крест.
Крючконосый хмыкнул:
- Из-под Быткова… Далеко забрался, словинец.
- Я странствую во исполнение обета, - вскинул подбородок Годимир.
- Наглый щенок, - буркнул светлоусый. Теперь, когда он приблизился, стал виден его крупный пористый нос весь в красных и синеватых прожилках. - А конь хороший.
- Остынь, Авдей! - оборвал его черноусый. И продолжил: - По моей земле ездишь, а ко мне поклониться не заехал.
- Прости, пан… не знаю как тебя. Но разве эта земля не королю Желеславу принадлежит?
- Вот наглец! - воскликнул светлоусый Авдей, а прочие дружинники переглянулись.
- Королю Желеславу, говоришь? - скривился пан на караковом. - А ну, Авдей, представь меня пану рыцарю!
Светлоусый откашлялся и провозгласил:
- Волею Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого, его королевское величество Желеслав, герба Брызглина, владыка Островца, Заболоти и Колбчи, защитник окрестных земель, победитель в битве при Плещенице.
Король гордо избоченился в седле, наслаждаясь произведенным впечатлением. Да только Годимира трудновато было огорошить подобной нарочитой вычурностью. Князья из Хоробровского королевства, в том же Бытковском воеводстве, к примеру, зачастую владели землями в два-три раза больше, чем игрушечные королевства заречан. Да и перечислять все зависимые города, местечки и села ни один князь-словинец не стал бы, равно как и хвастаться победой у никому не известного поселения… А может, это река Плещеница? Здесь же, в Заречье, два с лишним десятка так называемых "королей" злоумышляют, интригуют, входят в союзы и вероломно их расторгают, ведут годами войну за какой-нибудь лужок или богатый выпас. В войнах этих участвуют "огромные" армии по пятьдесят-сто человек, сражения частенько временно прекращаются на время жатвы или покоса, но зато вражда передается от отца сыну, от деда внукам. И все равно обитателям правобережья Оресы жизнь Заречья казалась ненастоящей. Словно маленькие дети играют в войну, в политику, в занятия взрослых людей.
Годимир припомнил, сколько дружинников мог выставить его отец, пан Ладибор из Чечевичей. Выходило, не меньше полусотни, если посчитать и постоянно живущих в маетке воинов, и дворню, тоже обученную как следует с оружием обращаться. Будет ли в войске Желеслава столько же или он видит перед собой всю королевскую рать? И все-таки, сила на той стороне, на которой численный перевес. Не стоит дразнить гусей, как говаривала его нянька, бабка Катруся. Поэтому он чинно поклонился, приложил ладонь к сердцу, сказал:
- Польщен оказанной мне честью, твое величество. Я - скромный странствующий рыцарь, а потому и в Островец заехать не решился без приглашения. Некому меня представить, некому замолвить слово перед твоим величеством.