Для британцев пленение Гранта было равносильно потере целой бригады. Лорд Веллингтон тут же разослал срочные послания – французским генералам с предложением обмена пленными и командирам партизанских отрядов, так называемым гверильяс, с обещанием заплатить серебряными песо и артиллерией, если они вызволят доблестного майора. Когда ни одно, ни другое предложение не дало результата, лорду Веллингтону ничего не оставалось, как испробовать иной план. Одному из самых знаменитых и жестоких повстанческих вождей, Херонимо Саорнилю, поручили сопроводить Джонатана Стренджа к майору Гранту.
– Этот Саорниль довольно впечатляющий тип, в чем вы сами вскорости убедитесь, – напутствовал Стренджа лорд Веллингтон, – но я за вас спокоен. Сказать по правде, мистер Стрендж, вы в этом отношении ему не уступите.
Саорниль и его люди и впрямь были самыми отъявленными головорезами, каких только можно себе представить: вонючие, небритые, с саблями и кинжалами за поясом, с ружьями за спиной. Их одежду и конские попоны украшали жуткие образы: черепа с перекрещенными костями, пронзенные кинжалами сердца, вороны, выклевывающие глаза, виселицы, распятия на повозках и прочие приятности. Все эти ужасные картины были вышиты чем-то, что на первый взгляд казалось перламутровыми пуговицами, но при ближайшем рассмотрении оказалось зубами убитых французов. У самого Саорниля этих зубов было столько, что при малейшем движении они начинали лязгать, как будто французы и после смерти дрожат от страха.
Украшенные всеми этими символами смерти, люди Саорниля наводили ужас на каждого встречного и были немало обескуражены, когда обнаружили, что английский волшебник их перещеголял – он притащил с собой гроб. Жестокости всегда сопутствует суеверие. На вопрос одного из партизан, что в гробу, Стрендж небрежно ответил: "Человек".
После нескольких дней трудного пути партизаны доставили Стренджа к холму, с которого открывался вид на дорогу, ведущую из Испании во Францию. По этой дороге, сказали они, враги повезут плененного майора Гранта.
Разбив неподалеку лагерь, люди Саорниля стали ждать. Через два дня на дороге показался большой конный отряд. Майор отчетливо выделялся среди вражеских солдат благодаря красному мундиру. Стрендж тут же распорядился открыть гроб. Несколько партизан, вооружившись ломиками, подняли крышку. Внутри они обнаружили человеческую фигуру, вылепленную из самой обычной глины, из какой испанцы делают свои пестрые миски и горшки. Кукла была ростом с человека, но изготовлена очень грубо: две дырки вместо глаз, а уж про нос и говорить нечего. Одета она была в полную форму офицера 11-го пехотного полка.
– А теперь слушайте меня, – сказал Стрендж, обращаясь к Саорнилю. – Когда передовые французы достигнут вон того камня, атакуйте.
Саорнилю потребовалось некоторое время, чтобы понять услышанное, не в последнюю очередь потому, что испанская грамматика и произношение Стренджа оставляли желать лучшего.
Поняв, он спросил:
– Нужно ли нам освобождать эль буэно Гранто?
(Так испанцы называли майора Гранта.)
– Безусловно нет! – ответил Стрендж. – Предоставьте эль буэно Гранто мне!
Саорниль и его люди спустились по склону холма и, укрывшись за деревьями, открыли огонь. Не ожидавшие засады французы оказались застигнуты врасплох. Некоторые были убиты, другие – ранены. Укрыться было негде, но впереди лежала дорога. Минуты через две французы опомнились и, прихватив раненых, во весь опор поскакали прочь.
Поднимаясь на вершину холма, партизаны растерянно переглядывались, неуверенные в успехе предприятия, – в конце концов человек в красном мундире скрылся из виду вместе с врагами. Достигнув места, где оставался волшебник, они с изумлением обнаружили, что он более не один. Рядом со Стренджем сидел майор Грант. Мужчины преспокойно беседовали, расположившись на обломке скалы, и запивали кларетом холодную вареную курицу.
– …Брайтон и впрямь неплох, – говорил майор Грант, – но я все же предпочитаю Уэймут.
– Вы меня удивляете, – ответил Стрендж. – Ненавижу Уэймут. Провел там едва ли не самую ужасную неделю в моей жизни. Я без памяти влюбился в девушку по имени Марианна, а она предпочла мне ямайского плантатора со вставным глазом.
– Ну, Уэймут тут ни при чем, – возразил майор Грант. – А! Капитан Саорниль! – Он помахал командиру партизан куриной ножкой. – Буэнос диос!
Между тем французы продолжили путь. В Байонне они передали пленника главе местной тайной полиции, который поспешил познакомиться с тем, кого считал прославленным майором Грантом. Каково же было его огорчение, когда рука пленника отвалилась при первой же попытке рукопожатия. Изумленный, глава тайной полиции выронил руку пленника, и она, упав на пол, рассыпалась на кусочки. Повернувшись к майору, дабы принести самые искренние извинения, он с еще большим изумлением обнаружил, что лицо англичанина пошло глубокими трещинами. В следующий миг от головы отвалился изрядный кусок, и стало ясно, что она полая. Еще через мгновение майор рухнул и разбился, как Шалтай-Болтай из детского стишка.
Двадцать второго июля Веллингтон дал бой у стен старинного университетского города Саламанка и одержал одну из самых впечатляющих побед за последние годы войны.
В ту же ночь французская армия, спасаясь бегством, укрылась в лесу южнее Саламанки. Продираясь сквозь заросли, солдаты вдруг увидели спускающийся с неба сонм ангелов. От ангелов исходил яркий, почти слепящий свет. У них были белые, как у лебедей, крылья, а одежды переливались цветами, напоминавшими то перламутр, то рыбью чешую, то предгрозовое небо. В руках они держали огненные пики, в глазах пламенел огонь небесного гнева. Пролетая между деревьями с невероятной скоростью, ангелы нацеливали пики прямо в лица несчастных французов.
Некоторые перепуганные насмерть солдаты повернули и устремились к городу, навстречу преследующей их британской армии, но большинство, парализованное ужасом, осталось на месте. Один солдат, посмелее и порешительнее остальных, все же попытался понять, что происходит. Ему не верилось, что Небеса вдруг заключили союз с недругами Франции, – в конце концов, ничего подобного не наблюдалось с ветхозаветных времен. Он-то и подметил любопытную деталь: ангелы, угрожая пиками, все же не нападали на солдат. Подождав, пока одно из небесных созданий опустится на землю рядом с ним, смельчак дерзко воткнул в него саблю. Клинок не встретил сопротивления, как будто прошел сквозь воздух, да и сам ангел не проявил ни малейших признаков обиды или гнева. Герой тут же прокричал товарищам, что бояться нечего и ангелы лишь иллюзия, насланная волшебником Веллингтона.
Преследуемые призрачным небесным воинством, французы миновали лес и оказались на берегу реки Тормес, через которую был переброшен мост к городку Альба-де-Тормес. По недосмотру кого-то из союзников лорда Веллингтона мост не охранялся, и отступающие продолжили бегство уже через город.
Несколько часов спустя по тому же мосту в Альба-де-Тормес въехал усталый лорд Веллингтон. Его сопровождали заместитель интенданта полковник де Ланси, красивый молодой человек по имени Фицрой Сомерсет, исполнявший при Веллингтоне обязанности секретаря, и Джонатан Стрендж. Все четверо были в пыли и грязи сражения. Они не спали уже несколько суток. Более того, рассчитывать на скорый отдых не приходилось: лорд Веллингтон намеревался преследовать отступающих французов.
Городок с его церквями, монастырями и средневековыми зданиями отчетливо выступал на фоне бледного неба. Несмотря на ранний час (была всего лишь половина шестого), жители уже проснулись. По всему городу колокола славили изгнание французов. Полки уставших британских и португальских солдат вступали на узкие улочки; горожане приветствовали освободителей хлебом, фруктами и цветами. Повозки с ранеными останавливались у стен, и командиры рассылали людей на поиски больниц и других мест, где их могли бы принять. Между тем пять или шесть пожилых монахинь из ближайшего монастыря уже обходили несчастных и поили их молоком из оловянных кружек. Забывшие про сон мальчишки радостными криками встречали каждого солдата и гордо маршировали за любым, кто был не против такого импровизированного парада.
Лорд Веллингтон огляделся, отыскивая кого-то взглядом.
– Уоткинс! – крикнул он, подзывая оказавшегося поблизости солдата в артиллерийской форме.
– Да, милорд?
– Я ищу свой завтрак. Ты, случайно, не видел моего повара?
– Сержант Джеффорд сказал, что видел, как ваши люди отправились к замку, милорд.
– Спасибо, Уоткинс, – бросил его светлость и продолжил путь со своими сопровождающими.
От замка Альба-де-Тормес мало что сохранилось. В самом начале войны французы взяли его в осаду, в результате которой он весь, за исключением одной башни, превратился в руины. Там, где некогда в невообразимой роскоши жили герцоги Альба, теперь гнездились птицы и дикие звери. Чудесные итальянские фрески, былая гордость замка, изрядно поблекли от непогоды. Трапезная под открытым небом была лишена многих привычных удобств, а посреди нее уже успела вырасти молоденькая березка. Впрочем, все это нисколько не смущало слуг лорда Веллингтона, которым доводилось кормить его светлость и в куда более странных местах. Установив под березкой стол, они покрыли его белой скатертью. Когда Веллингтон со спутниками подъехал к замку, на столе уже расставляли тарелки и блюда с хлебом, испанской ветчиной, абрикосами и свежим маслом. Повар его светлости жарил рыбу, приправлял специями почки и варил кофе.
Четыре джентльмена сели за стол. Полковник де Ланси заметил, что уже и не помнит, когда в последний раз ел. Кто-то согласился, и за столом надолго воцарилась тишина: все сосредоточенно поглощали пищу.
Едва они немного насытились и возобновили разговор, как появился майор Грант.
– А, майор! – воскликнул Веллингтон. – Доброе утро. Садитесь и позавтракайте с нами.
– Охотно, милорд, но прежде позвольте сообщить вам некоторые новости. Сдается, французы потеряли шесть пушек.
– Пушки? – Его светлость не выразил особенного интереса. По крайней мере, сообщение майора не отвлекло его от тушеных почек. – Конечно, они потеряли сколько-то пушек. Сомерсет! – Он повернулся к секретарю. – Сколько французских пушек мы захватили вчера?
– Одиннадцать, милорд.
– Нет-нет, ваша светлость. Прошу прощения, вы неверно меня поняли, – заметил майор Грант. – Я не о пушках, захваченных в битве, а о тех, что еще не побывали в сражении. Генерал Каффарелли отправил эти орудия французской армии, но они не прибыли к бою. Точнее, не прибыли вообще. Зная о ваших успехах, милорд, и неудачах французов, генерал очень торопился и составил эскорт из тридцати первых попавших под руку солдат. Как это часто бывает, спешка к добру не привела: десять из тридцати оказались неаполитанцами.
– Неаполитанцами? Вот как?
Де Ланси и Сомерсет обменялись многозначительными взглядами, и даже Стрендж позволил себе улыбнуться.
Дело в том, что хотя Неаполь и входил в состав Французской империи, его жители ненавидели французов. Насильно завербованные молодые неаполитанцы при первой же возможности дезертировали или переходили на сторону врага.
– А что же другие солдаты? – поинтересовался Сомерсет. – Они ведь должны были приглядеть за неаполитанцами?
– Другие ничего не успели, – сообщил майор Грант, – поскольку все мертвы. В данный момент в лавке одного старьевщика в Саламанке лежат двадцать пар военной обуви и двадцать французских мундиров. На последних отчетливо видны следы, оставленные, по-видимому, итальянским стилетом, и пятна крови.
– Итак, орудия сейчас в руках банды итальянских дезертиров, если я правильно понял? – спросил Стрендж. – И что они будут с ними делать? Затеют собственную войну?
– Нет-нет! – покачал головой Грант. – Они собираются продать пушки. Разумеется, по самой высокой цене. Либо вам, милорд, либо генералу Кастаносу.
(Так звали главнокомандующего испанской армией.)
– Сомерсет, – обратился к секретарю лорд Веллингтон, – что мы можем предложить за шесть французских орудий? Как насчет четырех сотен песо?
– О милорд! Четыреста песо вполне приемлемая цена за то, чтобы дать французам ощутить последствия их глупости. Я только не понимаю, почему неаполитанцы до сих пор не обратились к нам. Чего они ждут?
– Полагаю, я знаю ответ, – сказал майор Грант. – Четверо суток назад в небольшом винограднике на склоне холма неподалеку от Кастрехона тайно встретились двое. Они были в потрепанной французской форме и разговаривали на языке, напоминающем итальянский. После непродолжительного разговора один направился на юг, к Канталапьедре, где, как вам известно, стоят французские части, а другой взял курс на север, к Дуэро. По моим предположениям, милорд, дезертиры-неаполитанцы рассылают весточки своим соотечественникам, призывая их к себе. По всей вероятности, эти люди считают, что денег, полученных за пушки от вас, милорд, или генерала Кастаноса, вполне хватит, чтобы вернуться в родной Неаполь не с пустыми карманами и к тому же героями. Почти у каждого наверняка есть родственники в той или иной французской части, и они не хотят возвращаться к матерям и тетушкам без братьев и кузенов.
– Да, я слыхал, что итальянки довольно-таки свирепы, – согласился полковник де Ланси.
– Нам необходимо, милорд, – продолжал майор Грант, – разыскать нескольких итальянцев и допросить их. Уверен, мы сразу узнаем, где скрываются эти проходимцы и где они прячут орудия.
– А нет ли неаполитанцев среди вчерашних пленных? – спросил Веллингтон.
Полковник де Ланси тут же послал ординарца с поручением.
– Конечно, – задумчиво продолжал Веллингтон, – я бы предпочел получить орудия бесплатно. Мерлин! – (Так его светлость называл Джонатана Стренджа.) – Не могли бы вы узнать, где сейчас неаполитанцы? Тогда мы просто пойдем и заберем пушки!
– Возможно, – сказал Стрендж.
– Уверен, если вы сотворите один из ваших фокусов, то, несомненно, обнаружите что-нибудь примечательное, – бодро продолжал его светлость. – Например, необычной формы гору или деревушку с живописной церковью. Наши испанские проводники сумеют определить, что это за место.
– Не исключено, – заметил Стрендж.
– Вы, можно подумать, не очень-то полагаетесь на свои способности?
– Простите, милорд, мне казалось, я уже говорил: видения – самый не подходящий для этой задачи род волшебства.
– Хм, можете предложить что-нибудь лучше? – спросил Веллингтон.
– Нет, милорд. В данный момент ничего.
– Тогда решено! Мистер Стрендж, полковник де Ланси и майор Грант займутся поиском орудий. Мы с Сомерсетом зададим жару французам.
Судя по тону, его светлость ожидал, что указания начнут претворяться в жизнь незамедлительно. Стрендж и офицеры торопливо проглотили остатки завтрака и разошлись.
Полдень застал лорда Веллингтона и Фицроя Сомерсета на невысокой гряде неподалеку от деревни Гарсия-Эрнандес. Под ними, на каменистой равнине, британские драгуны готовились атаковать арьергард французской армии.
Подъехал полковник де Ланси.
– А, полковник! – встретил его Веллингтон. – Ну как? Узнали что-нибудь о неаполитанцах?
– Среди пленных нет неаполитанцев, милорд, – ответил де Ланси. – Однако мистер Стрендж предложил поискать их среди павших во вчерашнем сражении и с помощью магических средств обнаружил семнадцать мертвых неаполитанцев.
– Мертвых? – От удивления лорд Веллингтон даже опустил подзорную трубу. – Зачем ему покойники?
– Мы задали ему тот же вопрос, милорд, но он так толком и не ответил. Однако же попросил, чтобы трупы положили в надежное место, где их никто не тронет.
– Что ж, взяв на службу волшебника, не стоит жаловаться, что он ведет себя необычно, – заметил Веллингтон.
Тут стоявший поблизости офицер крикнул, что драгуны перешли на галоп и вот-вот обрушатся на французов. Эксцентричная выходка волшебника мгновенно забылась; лорд Веллингтон поднес к глазу подзорную трубу, остальные тоже перенесли внимание на поле боя.
Между тем Стрендж возвратился с места сражения в замок Альба-де-Тормес. В оружейной башне (единственной уцелевшей части замка) он отыскал пустую комнату и объявил, что занимает ее для своих опытов. Теперь здесь лежали около сорока книг мистера Норрелла, более или менее целые, хоть и порядком затрепанные. На полу валялись записные книжки самого Стренджа и обрывки бумаги с заклинаниями и магическими расчетами. На столе посреди комнаты стояла широкая, но мелкая серебряная чаша с водой. Ставни на окнах были плотно закрыты, и свет шел только от чаши. Короче, это было типичное обиталище волшебника, и миловидная испанская служанка, приносившая время от времени кофе и миндальное печенье, всякий раз убегала в ужасе, едва поставив поднос.
Для помощи Стренджу прибыл офицер 18-го гусарского полка по фамилии Уайт. Капитан Уайт проработал некоторое время в британском посольстве в Неаполе, хорошо знал языки и отлично понимал неаполитанский диалект.
Стрендж получил видения без особого труда, но, как он и предсказывал, без всякой пользы. Выяснилось, что пушки спрятаны за желтоватыми скалами, каких на полуострове не счесть, а люди укрылись за редколесьем из олив и пальм – такой пейзаж встречается повсюду, куда ни кинь взгляд.
Капитан Уайт стоял рядом с волшебником и переводил все, что говорили неаполитанцы, на ясный и понятный английский язык. За день у чаши узнали они немногое. Когда человек восемнадцать месяцев голодает, два года не видит жену или любимую, четыре месяца кряду спит в грязи и на камнях, его способность вести внятный разговор несколько притупляется. Неаполитанцы почти не общались друг с другом, а когда все же открывали рот, то рассказывали главным образом о том, что хотели бы съесть, о прелестях оставшихся на родине жен и подружек и о перинах, на которых неплохо было бы растянуться.
Полночи и бо́льшую часть следующего дня оставались Стрендж и капитан Уайт в оружейной башне, наблюдая за неаполитанцами. К вечеру второго дня адъютант доставил послание от Веллингтона. Его светлость перенес ставку в местечко под названием Флорес-де-Авила и требовал Стренджа и капитана Уайта к себе. Они собрали книги, прихватили серебряную чашу и пустились в путь под жарким солнцем по пыльной дороге.