Однажды вечером в конце мая Арабелла вернулась с обеда в ознаменование победы, устроенного в Карлтон-хаусе. О ее муже говорили много и в самых восторженных тонах, в его честь провозглашали тосты, и даже сам принц-регент сказал ей немало приятного. Время близилось к полуночи, и Арабелла села в гостиной, думая, что для полного счастья ей не хватает одного: чтобы муж поскорее вернулся домой. Внезапно в комнату ворвалась одна из служанок:
– О мадам! Хозяин здесь!
Кто-то вошел в комнату.
Похудевший. Загорелый. Она помнила его другим. В волосах прибавилось седины, над левой бровью белел шрам. Шрам не был свежим, но она его никогда раньше не видела. Черты остались прежними, и все же он выглядел иначе. В общем, вошедший мало напоминал того, о ком Арабелла только что думала. Однако не успела она выказать недоумение, растерянность или что-то еще, как Джонатан обвел комнату быстрым, немного ироничным взглядом, и она вмиг его узнала. Потом он посмотрел на нее, улыбнулся самой знакомой в мире улыбкой и промолвил:
– Я дома.
К следующему утру они не сказали друг другу и сотой доли того, что хотели.
– Сядь туда, – попросил Стрендж Арабеллу.
– В то кресло?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы я мог смотреть на тебя. Я не видел тебя два года, и мне очень тебя не хватало. Хочу наверстать упущенное.
Она села, но уже через секунду улыбнулась:
– Джонатан, я не могу оставаться серьезной, когда ты так на меня смотришь. Таким манером ты наверстаешь упущенное за полчаса. Не хотелось бы тебя огорчать, но ты никогда не смотрел на меня так долго. Предпочитал утыкаться носом в пыльные книги.
– Неправда. Я совсем забыл, какая ты вздорная. Подай вон тот листок – я запишу.
– Не получишь, – рассмеялась Арабелла.
– Знаешь, о чем я первым делом подумал, когда проснулся сегодня утром? Что надо побыстрее встать, побриться и позавтракать, пока чужие слуги не разобрали горячую воду и булочки. И только потом вспомнил, что слуги в доме – мои, горячая вода – моя и булочки – тоже. Никогда в жизни я не был так счастлив.
– Тебе очень трудно приходилось в Испании?
– На войне человек живет либо как принц, либо как бродяга. Я видел, как лорд Веллингтон – герцог Веллингтон – спал под деревом, положив голову на камень. Видел я и другое: как воры и нищие дрыхли на пуховых перинах в дворцовых опочивальнях. Война все переворачивает вверх дном.
– Надеюсь, ты не станешь скучать в Лондоне. Джентльмен с волосами как пух сказал, что тому, кто попробовал вкус войны, наверняка будет скучно дома.
– Ха! Ну уж нет! Он так сказал? Скучать, когда под рукой столько книг? Скучать, когда рядом жена? Кстати, кто это тебе сказал? Джентльмен с какими волосами?
– Как пух. Думаю, ты знаешь, о ком я говорю. Он живет с сэром Уолтером и леди Поул. Хотя… Нет, я не уверена, что он там живет, просто я встречаю его каждый раз, когда к ним прихожу.
Стрендж нахмурился:
– Я такого не знаю. Как его зовут?
Этого Арабелла тоже не знала.
– Мне почему-то казалось, что он какой-то родственник сэра Уолтера или леди Поул. Как странно, что я ни разу даже не спросила его имени. Зато я много-много раз с ним разговаривала.
– Вот как? Хм, вряд ли мне это по душе. Он красивый?
– О да! Очень! Действительно, почему я не знаю его имени? Он очень забавный и такой интересный собеседник! В отличие от многих.
– И о чем же вы разговариваете?
– Обо всем! И всякий раз в конце беседы он выражает желание сделать мне подарок. В прошлый понедельник, например, предложил привезти тигра из Бенгалии. В среду пообещал неаполитанскую королеву – сказал, что у нас с ней много общего и мы наверняка подружимся. А в пятницу собирался отправить слугу за музыкальным деревом…
– Что еще за музыкальное дерево?
Арабелла рассмеялась:
– Музыкальное дерево! Он уверяет, будто где-то, на какой-то горе со сказочным названием растет дерево с нотными листами вместо плодов и музыка эта лучше любой другой. Уж и не знаю, верит он сам в свои рассказы. Иногда мне кажется, что он немного не в себе. Я всегда нахожу предлог отказаться от его подарков.
– Рад слышать. Не хотелось бы, приходя домой, обнаруживать здесь тигров, королев или музыкальные деревья. Кстати, есть что-нибудь от мистера Норрелла?
– В последнее время ничего.
– А почему улыбаешься? – спросил Стрендж.
– Улыбаюсь? Я не улыбаюсь. Ладно, скажу. Он один раз прислал записку.
– Всего один раз? За три года?
– Да. Примерно год назад прошел слух, будто тебя убили в бою под Виторией, и мистер Норрелл прислал Чилдермасса узнать, так ли это. Я сама ничего не знала. В тот же вечер меня навестил капитан Моултроп, прямиком из Портсмута. Он сказал, что во всех этих слухах нет ни слова правды. Никогда не забуду его доброту! Бедный молодой человек! За месяц до того ему ампутировали руку, и я видела, как он страдает. Между прочим, на столе лежит письмо от мистера Норрелла. Его принес вчера вечером Чилдермасс.
Стрендж подошел к столу, взял письмо и повертел в руках.
– Полагаю, придется к нему сходить, – задумчиво проговорил он.
Сказать по правде, его не очень-то радовала предстоящая встреча со старым наставником. За годы войны он привык к независимости как в мыслях, так и в действиях. В Испании, получая указание от лорда Веллингтона сделать то-то и то-то, Стрендж сам решал, каким путем достичь цели. Перспектива заниматься магией под руководством мистера Норрелла не вызывала у него восторга. После долгих месяцев в кругу молодых и решительных офицеров он плохо представлял, как будет выдерживать утомительные беседы с мистером Норреллом.
Однако опасения не подтвердились: встреча оказалась очень теплой и даже сердечной. Мистер Норрелл был так рад его видеть, задавал столько вопросов, так живо интересовался заклинаниями, которые коллега применял в Испании, так расхваливал его успехи, что Стрендж почти забыл недавние подозрения.
Разумеется, мистер Норрелл и слышать не хотел о том, чтобы Стрендж бросил ученичество.
– Нет, нет, нет! Вы должны вернуться сюда! У нас так много дел. Теперь, когда война закончилась, начинается настоящая работа. Мы должны учредить магию Нового века! Ко мне уже обращались некоторые министры, обеспокоенные слухами о прекращении исследований. Все в один голос утверждают, что не смогут управлять страной без помощи магии! К тому же, вопреки всем нашим достижениям, по-прежнему идут кривотолки. Буквально на днях я собственными ушами слышал, как лорд Каслри говорил кому-то, будто вы, уступив требованиям лорда Веллингтона, применяли в Испании черную магию! Я, разумеется, тут же поспешил заверить его милость, что вы пользовались исключительно современными методами.
Стрендж в неуверенности слегка наклонил голову, предоставив мистеру Норреллу самому истолковать этот жест.
– Мы говорим сейчас о том, следует ли мне продолжать работу в качестве вашего ученика. Я освоил все виды волшебства из списка, составленного вами четыре года назад. Вы сказали мне, сэр, перед самым отъездом в Испанию, что удовлетворены моими успехами. Надеюсь, вы не забыли.
– О! Но то было всего лишь начало. Пока вы находились в Испании, я составил новый список. Сейчас позову Лукаса, чтобы принес его из библиотеки. К тому же есть и другие книги, которые вам обязательно следует прочитать.
Мистер Норрелл нервно заморгал, с тревогой глядя на Стренджа.
Стрендж замялся. Он понимал, что речь о библиотеке Хартфью.
– О мистер Стрендж! – воскликнул мистер Норрелл. – Я так рад вашему возвращению, сэр. И я так рад видеть вас! Надеюсь, у нас впереди еще много часов приятной беседы. Здесь у меня часто бывали мистер Лассельс и мистер Дролайт…
Стрендж заметил, что нимало в этом не сомневается.
– …но с ними о магии не побеседуешь. Приходите завтра. Пораньше. Приходите к завтраку!
32. Король
Ноябрь 1814 года
В начале ноября 1814 года мистер Норрелл удостоился чести принять у себя нескольких очень знатных джентльменов – графа, герцога и двух баронетов. Они явились, чтобы обсудить с ним крайне деликатный вопрос, и повели себя столь осторожно, что через полчаса после начала разговора мистер Норрелл все еще пребывал в неведении касательно цели их визита.
Оказалось, что сии высокопоставленные джентльмены представляют интересы лица еще более знатного, а именно герцога Йоркского, и явились обсудить с волшебником безумие короля. Незадолго до того королевские сыновья посетили отца и были потрясены его состоянием. Люди эгоистичные, распущенные и не склонные к самопожертвованию, они тем не менее заявили, что готовы отдать любые деньги и отсечь себе любое количество рук ради облегчения доли своего родителя.
Следует отметить, что вопрос, приглашать ли волшебника, вызвал среди королевских детей не меньшие разногласия, чем выбор лечащего врача. Главным противником идеи выступил принц-регент. Много лет назад, еще при жизни великого Питта, короля уже постиг жестокий приступ безумия, и тогда вместо него страной управлял принц. Потом король оправился, а принц обнаружил, что в одночасье лишился власти и привилегий. Нет ничего хуже, считал принц-регент, чем подниматься утром с кровати, не зная, правишь ли ты Великобританией. Так что, быть может, не стоит строго судить принца за желание, чтобы отец оставался безумным или получил то облегчение, какое дает только смерть.
Мистер Норрелл, не желая ссориться с принцем-регентом, решительно отклонил предложение гостей, присовокупив, что болезнь короля вряд ли излечима с помощью магии. Тогда второй сын короля, герцог Йоркский, человек военной закалки, спросил герцога Веллингтона, не окажется ли мистер Стрендж посговорчивее.
– О, разумеется! – отвечал герцог Веллингтон. – Мистер Стрендж всегда рад случаю употребить свои магические познания. Ничто другое не доставляет ему такого удовольствия. Задачи, которые я ставил перед ним в Испании, представляли немалую сложность, и хотя он для вида постоянно жаловался на трудности, на самом деле всегда брался за них с большой охотой. Я очень высокого мнения о способностях мистера Стренджа. Испания, как, без сомнения, известно вашему королевскому высочеству, одна из наименее цивилизованных стран в мире, и дороги там мало чем отличаются от козьих троп. Однако благодаря мистеру Стренджу мои солдаты всегда передвигались по добрым английским дорогам, а если на пути встречался лес, гора или город – что ж! – мистер Стрендж просто отодвигал их в сторону.
Герцог Йоркский заметил, что испанский король Фердинанд недавно прислал принцу-регенту письмо с жалобой. Он писал, что по воле английского мага многие части королевства изменились до неузнаваемости, и требовал, чтобы мистер Стрендж вернулся и привел страну в изначальный вид.
– О, – равнодушно бросил лорд Веллингтон, – так они все еще жалуются?
Вследствие этого разговора Арабелла Стрендж, войдя утром четверга в гостиную, обнаружила там нескольких королевских сыновей. Точнее, пятерых: их королевских высочеств герцогов Йоркского, Кларенского, Сассекского, Кентского и Кембриджского. Все они были в возрасте от сорока до пятидесяти и когда-то отличались красотой, но по причине невоздержанности в еде и питье раздались вширь.
В то время как их королевские высочества наперебой, не слушая друг друга, расписывали ужасное состояние несчастного короля, Стрендж стоял, облокотившись о каминную полку, и слушал с выражением вежливого интереса. В руке у него была одна из книг мистера Норрелла.
– Вы бы видели, как его величество ест свой размоченный в молоке хлеб: еда течет у него по подбородку! – Герцог Кларенс со слезами в глазах повернулся к Арабелле. – Его терзают придуманные страхи; он ведет продолжительные беседы с мистером Питтом, который сто лет как умер. Ах, милочка, на это невозможно смотреть.
Герцог взял руку Арабеллы и принялся гладить, очевидно приняв хозяйку дома за горничную.
– Все подданные его величества чрезвычайно опечалены, – сказала Арабелла. – Никто не может оставаться равнодушным к постигшим его страданиям.
– О, дорогуша! – обрадованно воскликнул герцог. – Вы даже не представляете, до чего приятно слышать от вас такие слова!
Он горячо облобызал ее руку и одарил Арабеллу самым нежным взглядом.
– Если мистер Норрелл считает, что лечение невозможно, то, откровенно говоря, шансы и впрямь невелики, – сказал Стрендж. – Однако я охотно навещу его величество.
– В таком случае, – заметил герцог Йоркский, – остается одна загвоздка – Уиллисы.
– Уиллисы? – переспросил Стрендж.
– О да! – воскликнул герцог Кембриджский. – Уиллисы – редкие наглецы.
– Нужно действовать осторожно и не раздражать их уж очень сильно, – предупредил герцог Кентский, – не то они отыграются на его величестве.
– Уиллисы, несомненно, будут против визита мистера Стренджа, – вздохнул герцог Йоркский.
Братья Уиллис были владельцами скорбного дома в Линкольншире. На протяжении многих лет они брали опеку над королем, когда того одолевала болезнь. Возвращаясь в здравый рассудок, его величество неоднократно говорил всем, что ненавидит Уиллисов за жестокое обращение, и просил королеву, герцогов и принцесс никогда больше – в случае новой болезни – не предавать его в руки братьев. Все без толку: при первых же признаках безумия родные посылали за Уиллисами. Те незамедлительно являлись на зов, запирали короля в комнате, одевали в смирительную рубашку и пичкали сильными слабительными.
Наверное, читателей удивит, что король в столь малой степени распоряжался собственной судьбой. Однако вспомните, какую тревогу вызывает в любой семье даже малейший слух о безумии. Теперь представьте, насколько больше пугали слухи о том, что сумасшествием страдает сам король Великобритании! Если с ума сходите вы или я – это несчастье для нас, для наших близких и друзей. Когда с ума сходит король – это несчастье для всей страны. Болезнь короля Георга уже не раз ставила на повестку дня вопрос, кто должен управлять государством. Прецедентов не было. Никто не знал, что делать. Не то чтобы Уиллисов любили или уважали – скорее наоборот. Не то чтобы их методы приносили королю облегчение – напротив, они усиливали его страдания. Секрет братьев заключался в том, что они сохраняли спокойствие, когда все остальные впадали в панику. Они охотно брали на себя ответственность, которой остальные боялись как огня. Взамен Уиллисы требовали абсолютного контроля над королевской особой. Никому не разрешалось разговаривать с его величеством наедине. Ни королеве, ни премьер-министру. Ни даже кому-либо из тринадцати сыновей и дочерей.
– Что ж, – сказал Стрендж, когда ему все это объяснили. – Сознаюсь, я предпочел бы разговаривать с его величеством без вмешательства других, особенно недоброжелательных людей. Впрочем, мне как-то удалось сбить с толку целую французскую армию. Осмелюсь предположить, что с двумя врачами я как-нибудь справлюсь. Предоставьте Уиллисов мне.
Стрендж отказался обсуждать вопрос о гонораре до тех пор, пока не увидит короля. Он заявил, что посетит его величество бесплатно. Герцоги, обремененные карточными долгами и незаконными отпрысками, которых надо было кормить и обучать, сочли такое решение благородным.
Ранним утром следующего дня Стрендж отправился в Виндзорский замок. Утро выдалось холодное, повсюду лежал густой белый туман. По пути волшебник произнес три небольших заклинания. Первое должно было погрузить Уиллисов в глубокий и сверх обычного долгий сон; второе – сделать так, чтобы жены и прислуга забыли их разбудить; благодаря третьему Уиллисы, проснувшись, должны были не обнаружить одежду и обувь на привычных местах. Двумя годами ранее волшебник не позволил бы себе сыграть с посторонними даже такую мелкую шутку, однако сейчас не испытал и малейших уколов совести. Как и многие, кто служил в Испании под командованием герцога Веллингтона, он бессознательно подражал его светлости, который всегда следовал к цели самым прямым путем.
Около десяти часов Стрендж пересек Темзу по небольшому деревянному мосту у деревушки Датчет, проехал по аллее под стеной замка и оказался в городке Виндзор. У ворот замка волшебник сообщил стражнику, кто он такой и какое у него дело к королю. Лакей в синей ливрее проводил его к апартаментам короля. Как часто бывает с прислугой в такого рода дворцах, он неимоверно гордился замком. Главной его радостью в жизни было показывать замок и воображать изумление и восторги гостей.
– Вы ведь не первый раз здесь, сэр? – сразу осведомился он у Стренджа.
– Напротив, я никогда здесь не был.
Лакей был глубоко потрясен.
– В таком случае вы многое потеряли, сэр!
– Неужели? Ну что ж, я здесь.
– Однако пришли по делу, сэр, – укоризненным тоном напомнил лакей, – и вряд ли сумеете все внимательно осмотреть. Обязательно приезжайте еще раз. Летом. А на случай, если вы женаты, позволю себе заметить, что у дам замок всегда вызывает особое восхищение.
Он провел гостя через внушительных размеров двор. В давние времена здесь могло укрыться от вражеских набегов немало людей и скота; несколько незамысловатого вида старинных построек и сейчас напоминали о былом оборонительном назначении замка. Однако в последующие века тяга к помпезности начала брать верх над соображениями практичности, и во дворе воздвигли великолепную церковь, которая заняла почти все свободное место. Церковь эта (которая называлась часовней, но более походила на собор) демонстрировала всю сложность и изысканность готического стиля. Она ощетинилась контрфорсами, венчалась остроконечными башенками, а изнутри ее распирало множество капелл, ораториев и ризниц.
Лакей провел Стренджа мимо крутого холма, на котором высилась круглая башня – самая заметная часть замка, если смотреть издали. Миновав средневековые ворота, они оказались в следующем дворе. Он был почти так же велик, как и первый, но если там толпились слуги, солдаты и чиновники, то здесь было пустынно и тихо.
– Какая жалость, сэр, что вы не были здесь несколько лет назад, – заметил лакей. – Тогда, чтобы посетить апартаменты короля и королевы, довольно было попросить разрешения у дворецкого, но теперь в связи с болезнью его величества это невозможно.