Низкое жужжание наполнило слух, заглушая музыку флейтиста. Оно походило на язык, и Стренджу казалось, что он вот-вот начнет разбирать слова. Жужжание усиливалось, заполняло голову и грудь, распространялось до кончиков пальцев на руках и ногах. Казалось, даже волосы наэлектризовались, а кожа вибрирует от всепроникающего звука. На какой-то миг Стренджу почудилось, что у него полный рот пчел, что они жужжат и летают под кожей, в кишках и голове.
Жужжание смолкло. Стрендж вновь услышал флейту, но теперь она звучала совсем не сладко и не рассказывала про его жизнь.
Наполни мой рот солью, да лжец не соблазнит меня вкусом меда, не удручит вкусом пепла и праха.
Эта часть заклинания не вызвала у него никаких ощущений.
Пронзи мне ладонь железом, да не поднимется у меня рука исполнить повеление лжеца.
– А-а-а! Боже! – завопил Стрендж.
Острая боль пронзила ладонь левой руки. Когда она исчезла – так же внезапно, как появилась, – у него окончательно пропало желание приближаться к лесу.
Спрячь мое сердце в тайник, да будут все желания моими собственными, и да не сумеет лжец добраться до них.
Он увидел Арабеллу такой, какой видел тысячи раз, – нарядно приодетой, в окружении смеющихся и беседующих гостей. Стрендж протянул ей свое сердце. Она взяла его и спокойно положила в карман платья. Никто этого не заметил.
Стрендж применил то же заклинание к королю и на последних словах отдал его сердце Арабелле. Интересно было наблюдать за действием магии со стороны. Голова короля была забита таким множеством невероятных образов, что внезапное появление в ней луны вряд ли могло поразить беднягу. А вот пчелы его напугали, и он еще долго от них отмахивался.
Как только заклинание было завершено, флейтист прекратил играть.
– А теперь, ваше величество, – обратился к спутнику Стрендж, – полагаю, настало время вернуться в замок. Вы и я, ваше величество, – британский король и британский волшебник. Великобритания может бросить нас в беде, но мы не вправе бросить Великобританию. Мы еще можем ей понадобиться.
– Истинная правда! На коронации я клялся всегда ей служить! О, моя бедная страна!
Король обернулся и помахал рукой в ту сторону, где, по его мнению, находился таинственный флейтист.
– Прощайте! Прощайте, дорогой сэр! Господь благословит вас за доброту к Георгу Третьему!
"Откровения о тридцати шести иных мирах" лежали, полузасыпанные снегом. Стрендж подобрал книгу и стряхнул с нее снег.
У ворот парка волшебник оглянулся. Темный лес исчез. На его месте вновь была невинная рощица из пяти облетевших буков.
В Лондон Стрендж возвращался в глубокой задумчивости. Он понимал, что приключение в Виндзоре должно встревожить, возможно, даже испугать его. Однако гораздо сильнее были любопытство и возбуждение. Несмотря на все старания неведомых сил, применивших магию, он победил, сумел своей волей превозмочь их намерения. Противник был силен, но Стрендж оказался сильнее. В целом происшествие подтвердило то, о чем он давно подозревал: в Англии сохранилось гораздо больше магии, нежели полагал мистер Норрелл.
Обдумывая приключение со всех сторон, Стрендж вновь и вновь возвращался мыслями к человеку с серебряными волосами, которого никто, кроме короля, не видел. Он постарался вспомнить, что именно рассказывал король, однако в памяти осталось только одно – серебряные волосы.
Стрендж приехал в Лондон примерно в полпятого. На город опускались сумерки. В лавках зажгли огни, на улицах горели фонари. Добравшись до перекрестка Оксфорд-стрит и Нью-Бонд-стрит, он свернул и поехал на Ганновер-Сквер. Мистера Норрелла он застал в библиотеке за чашкой чая.
Старик, как всегда, рад был видеть собрата по ремеслу и очень хотел узнать подробности визита Стренджа к его величеству.
Стрендж рассказал, что короля содержат в собственном дворце, как одинокого узника, и перечислил заклинания, которые пробовал применить. Однако об изгнании Уиллисов, зачарованном лесе и невидимом флейтисте не произнес ни слова.
– Я ничуть не удивлен, что вы не смогли помочь его величеству, – заметил мистер Норрелл. – Думаю, даже маги-ауреаты не умели лечить безумие, да и вряд ли пытались. Судя по всему, они совершенно иначе смотрели на сумасшествие. Они чтили безумцев, считая, что те знают нечто, недоступное всем прочим и полезное для волшебников. Рассказывают, что Ральф Стокси и Екатерина Винчестерская обращались за советом к безумцам.
– Но так поступали не только волшебники, не правда ли? – спросил Стрендж. – Феи и эльфы тоже очень интересуются умалишенными. Я точно где-то об этом читал.
– Да, конечно! Некоторые крупнейшие авторы отмечают близкое сходство между эльфами и безумцами. Те и другие говорят бессмыслицу; уверен, нечто подобное вы заметили в короле. Однако есть и другие общие черты. Насколько я помню, Частон сообщает кое-что по этому вопросу. Он приводит пример с умалишенным из Бристоля, который каждое утро сообщал семье о намерении прогуляться в компании стула из гостиной. Человек этот был очень привязан к стульям, считал их своими друзьями, вел с ними воображаемые беседы касательно предстоящей прогулки и возможности встретить другие столы и стулья. Он очень сердился, если кто-нибудь хотел сесть на его друга. Ясно, что он был душевнобольным, но Частон пишет, что эльфы не сочли бы поведение таким уж нелепым. Они не проводят четкой грани между одушевленным и неодушевленным, верят, что камни, двери, деревья, огонь, облака и все вокруг имеют душу, желания и относятся либо к мужскому, либо к женскому полу. Вероятно, именно этим объясняется любовь эльфов к умалишенным. Общеизвестно, например, что эльфы, которые обычно прячутся от людских взоров, часто являются безумцам. Наиболее замечательный пример, который я могу припомнить, связан с мальчиком по имени Даффи, который жил в Честерфилде, графство Дербишир, в четырнадцатом веке. Он был любимцем одного озорного духа, который на протяжении многих лет вредил жителям города. Эльф очень любил мальчика и делал ему необычные подарки, от которых Даффи едва ли был бы прок, даже будь тот в своем уме: лодку, изукрашенную алмазами, пару серебряных башмаков, поющего поросенка…
– Почему же этот эльф уделял Даффи столько внимания и заботы?
– О! Он говорил мальчику, что они собратья по несчастью. Не знаю почему. Частон пишет, что очень многие эльфы вбили себе в голову, будто англичане их обижают. Хотя для Частона, да и для меня, осталось загадкой, почему они так думают. В домах великих английских волшебников они были первыми среди слуг, сидели на лучших местах рядом с хозяином и хозяйкой. По этому вопросу он рассказывает очень много интересного. Его лучшая работа – "Liber Novus". – Здесь мистер Норрелл строго посмотрел на ученика и ворчливо заметил: – Помнится, я вам ее неоднократно рекомендовал. Вы так и не прочли?
К сожалению, мистер Норрелл не всегда помнил, какие книги он советовал Стренджу прочесть, а какие отослал в Йоркшир нарочно, чтобы ученик до них не добрался. "Liber Novus" надежно стояла на полке в аббатстве Хартфью. Стрендж вздохнул и ответил, что охотно прочтет книгу, как только ее получит.
– А пока, сэр, не угодно ли вам будет закончить рассказ об эльфе из Честерфилда? – спросил он.
– Ах да! На чем я остановился? Ну вот, на протяжении многих лет дела шли очень хорошо для Даффи и очень неважно для жителей города. На месте базарной площади вырос густой лес, и дела у торговцев расстроились. У коз и свиней выросли крылья, и они разлетелись кто куда. Эльф превратил камни недостроенной приходской церкви в головки сахара, сахар нагрелся на солнце, и часть храма растаяла. В городе пахло, как в гигантской кондитерской. Хуже всего, что кошки и собаки принялись лизать и грызть сахар, а птицы, крысы и мыши понаделали в церкви гнезд и дыр. Горожане остались с полусъеденной, перекособоченной церковью. Они были вынуждены пойти к Даффи на поклон и просить, чтобы тот походатайствовал за них перед эльфом. Однако мальчик встретил земляков неласково и не захотел помочь им, потому что помнил, как они насмехались над ним раньше. Горожанам пришлось улещивать безумца, превознося его ум и красоту. В конце концов Даффи согласился поговорить с эльфом, и сразу же произошли разительные перемены. Эльф перестал вредить городу, а сахарную церковь вновь превратил в каменную. Жители вырубили деревья на базарной площади и закупили новый скот. Впрочем, с церковью дела все же окончательно не наладились. Даже и сегодня она выглядит странновато.
Стрендж помолчал, потом спросил:
– Как вы считаете, мистер Норрелл, эльфы совсем покинули Англию?
– Не знаю. Есть множество рассказов о том, что жители Англии, мужчины и женщины, последние три-четыре столетия встречали их в глухих местах, но никто из видевших не был ни ученым, ни волшебником, поэтому их рассказы нельзя считать настоящими свидетельствами и принимать всерьез. Когда вы или я вызываем эльфов… – Здесь он спохватился. – Я имею в виду, если мы решимся на такой опрометчивый шаг и прочтем заклинания правильно, они появятся сразу. Однако, откуда они приходят, какими путями странствуют, неизвестно. Во дни Джона Аскгласса были проложены дороги из Англии в страну эльфов – широкие зеленые дороги, огражденные живой изгородью или каменными стенами. Эти дороги еще целы, но едва ли эльфы в наши дни ими пользуются. Они заброшены и поросли бурьяном. Выглядят они мрачно, и, как я слышал, люди их сторонятся.
– В народе говорят, что дороги эльфов могут привести к несчастью, – заметил Стрендж.
– Люди глупы, – ответил Норрелл. – Дороги эльфов не могут причинить им вреда. Они вообще никуда не ведут.
– А как насчет полукровок, потомков от смешанных союзов эльфов и людей? Они наследуют знания и силы предков? – спросил Стрендж.
– О, это уже совсем другой вопрос. Многие люди сегодня носят фамилии, которые указывают на их эльфийское происхождение, – Эльфчайлд, например. Помню одного Джона Эльфчайлда, который работал на нашей ферме, когда я был ребенком. Впрочем, крайне редко потомки эльфов обнаруживают какие-либо способности к магии. Гораздо чаще этих людей отличает злоба, заносчивость и лень – качества, присущие их предкам-эльфам.
На следующий день Стрендж посетил их высочеств и с глубочайшим сожалением сообщил, что не смог излечить безумие короля. Герцоги были весьма опечалены, но отнюдь не удивлены известием. Они это предвидели и заверили Стренджа, что ничуть его не винят. На самом деле они радовались уже тому, что он вообще съездил к королю, а в особенности что не потребовал никакой платы. В награду они даровали ему право именоваться их личным волшебником. Это значило, что он может, если пожелает, поместить над входом в свое жилище на Сохо-Сквер лепные позолоченные гербы всех пяти высочеств и всем подряд говорить, что он личный волшебник королевских сыновей.
Стрендж не стал объяснять, что заслуживает благодарности больше, нежели думают их высочества. Он был уверен, что спас короля от какой-то страшной опасности. Только не знал от какой.
34. На краю пустыни
Ноябрь 1814 года
Стивен и джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе, шли по странному городу.
– Вы не устали, сэр? – спросил Стивен. – Я устал. Мы идем уже много часов.
Джентльмен пронзительно расхохотался:
– Мой дорогой Стивен! Ты попал сюда только что! Всего мгновение назад ты был в доме леди Поул, где по принуждению ее злобного мужа выполнял самую унизительную работу!
– О! – Стивен вспомнил, что и впрямь совсем недавно чистил серебряную посуду в комнатке возле кухни. Однако сейчас ему казалось, что это было давным-давно.
Он огляделся. Место было совершенно незнакомое. Даже здешний запах казался непривычным – смесь пряностей, кофе, гниющих овощей и жареного мяса.
Стивен вздохнул:
– Наверное, все дело в магии, сэр. Она сбила меня с толку.
Джентльмен ободряюще стиснул его локоть.
Город прилепился на склоне крутого холма. Улиц не было – только каменные лестницы между домами. Здания выглядели весьма просто, если не сказать сурово. Стены глинобитные, беленые, двери – простые деревянные, окна закрыты крепкими ставнями, ступени лестниц и те выкрашены белой краской. Ни одного яркого пятна – ни цветов на подоконниках, ни пестрой игрушки, забытой ребенком возле дома. "Словно не по городу идешь, а заплутал в складках исполинской льняной салфетки", – подумалось Стивену.
Стояла тягостная тишина. Они поднимались и спускались по узким лестницам и временами различали глухие голоса за стенами жилищ, однако в этом городе не смеялись, не пели, здесь не раздавались веселые голоса детей. Изредка попадались местные жители – замкнутые смуглолицые люди во всем белом, с тюрбанами на голове. Даже самые молодые опирались на посохи. Обитатели этого города рождались стариками.
Лишь раз они видели женщину (по крайней мере, джентльмен с волосами как пух сказал, что это женщина). Она стояла рядом с мужем, закутанная с головы до пят в ткань цвета сумерек. Сперва Стивен увидел ее со спины; в полном соответствии с ощущением сна, когда женщина медленно повернулась к нему, он увидел, что вместо лица у нее плотно расшитая ткань все того же сумеречного цвета.
– Какие странные люди, – прошептал Стивен. – Кажется, они ничуть нам не удивляются.
– Конечно, – ответил джентльмен. – Я сделал так, что мы выглядим для них как местные жители. Им кажется, будто они знают нас с детства. Более того, ты увидишь, что прекрасно понимаешь их речь, а они – твою, хотя здешний язык очень сложен и за двадцать пять миль отсюда его уже разбирают с трудом.
Возможно, так же по волшебству, горожане не замечали, что джентльмен говорит очень громко и голос его гулко отдается среди беленых стен.
Улица круто повернула. Они оказались перед низкой каменной оградой, поставленной для того, чтобы неосторожный пешеход не сорвался с кручи. Отсюда вся округа была как на ладони. Под безоблачным небом расстилалась белая каменистая долина. По ней гулял горячий ветер. То был мир, обнаженный до костей.
Стивен думал бы, что все вокруг – сон или порождение чар, не сообщи джентльмен взволнованно, что это:
– …Африка! Земля твоих предков, мой дорогой Стивен!
"Однако я уверен, что мои предки здесь не жили, – подумал Стивен. – Эти люди смуглее англичан, но куда светлее меня. Думаю, они арабы". Вслух он произнес:
– Куда мы сейчас направляемся, сэр?
– На базар, Стивен!
Стивен обрадовался. Тишина и пустота действовали гнетуще. На базаре должно быть шумно и оживленно.
Базар в городе оказался какой-то чудной. Он располагался у высокой городской стены, недалеко от огромных деревянных ворот. Здесь не было прилавков и палаток, не сновали туда-сюда покупатели, высматривая товар. Желающие что-либо приобрести сидели на земле, сложив руки на груди, и молча ждали, пока служащий – кто-то вроде аукциониста – не подойдет и не предложит товар. Аукционист называл последнюю цену, которую ему предложили, а покупатель либо отрицательно мотал головой, либо набавлял. Выбор товаров был невелик – тонкая материя в рулонах, немного вышивки, но в основном ковры. Когда Стивен сказал об этом своему спутнику, тот объяснил: "У них очень строгая религия. Им запрещено почти все, кроме ковров".
Стивен смотрел, как уныло бродят по рынку эти люди. Уста их хранили молчание, чтобы не произнести чего-нибудь запретного, глаза постоянно избегали запретных зрелищ, руки – прикосновения к запретным вещам. Он подумал, что такое существование нельзя назвать жизнью. Казалось, это не живые люди, а призраки. Единственной живой стихией в молчащем городе и на молчащей равнине был горячий ветер. Стивена бы не удивило, если бы город сдуло вместе со всеми жителями.
Они уселись в углу под драным бурым навесом.
– Зачем мы здесь, сэр? – спросил Стивен.
– Чтобы спокойно поговорить. У нас возникли непредвиденные сложности. Увы, наши планы рухнули, и вновь в этом виноваты волшебники! Вот негодяи! Можно подумать, у них одна радость – глумиться над нами. Однако придет день, когда…
Джентльмен явно не очень стремился ввести Стивена в курс дела, ему куда интереснее было ругать волшебников. Как выяснилось, Джонатан Стрендж посетил короля Англии (Стивен так и не понял, с какой целью), и джентльмен тоже там побывал: во-первых, чтобы узнать о замыслах соперника, во-вторых – увидеться с королем.
– …не знаю, как так вышло, но я еще ни разу не засвидетельствовал свое почтение королю. Он оказался милейшим старичком! Отнесся ко мне с большим уважением! Мы долго беседовали. Он много пострадал от жестокого отношения подданных. Англичане любят унижать великих и благородных. Множество достойных людей стало мишенью их злобного преследования – Карл Первый, Юлий Цезарь, а более всех – мы с тобой!
– Прошу прощения, сэр, но вы упомянули планы. Какие именно?
– Как какие? Наши планы сделать тебя королем Англии, конечно! Ты не забыл?
– Не забыл, но…
– Так вот! Не знаю, что ты думаешь, дражайший Стивен, – заявил джентльмен, не давая себе труда выслушать собеседника, – но лично я устал ждать, когда твое великое предназначение свершится само по себе. Мне не терпится подстегнуть медлительную Фортуну и самому сделать тебя королем. Как знать? Возможно, мне суждено стать орудием, которое вознесет тебя на высоту, должную принадлежать тебе по праву рождения! Очень может быть! Так вот, пока мы с королем беседовали, мне подумалось, что первым шагом на твоем пути к престолу должно стать устранение нынешнего короля. Заметь, я не желаю старичку ничего худого! Напротив! Я напоил его душу сладостной безмятежностью и впервые за долгие годы дал испытать счастье. Однако волшебнику это не понравилось! Едва я принялся сплетать заклинание, как он ополчился против меня. Он применил древнюю магию эльфов огромной мощи. Изумление мое не знало границ! Кто бы мог подумать, что он владеет такими видами колдовства?
Джентльмен остановился перевести дух, так что Стивен успел вставить:
– Очень благодарен вам за заботу, сэр, но позвольте напомнить, что у нынешнего короля тринадцать сыновей и дочерей, старший из которых уже правит страной. Даже если король умрет, корону унаследует кто-то из них.
– Да-да! Но все королевские дети – разжиревшие тупицы. Кто захочет иметь таких правителей? Как только англичане поймут, что могут вместо них получить в короли тебя, Стивен, воплощенные изящество и обаяние, тебя, чей благородный профиль будет так хорошо смотреться на монетах, они превратятся в самых горячих твоих приверженцев!
Стивену подумалось, что джентльмен плохо представляет себе характер и наклонности англичан.