Возможно, настало время спросить: почему? В любой другой сфере наши знания уточняются и углубляются в спорах. Право, богословие, история, естественные науки – всюду мы видим многообразие подходов и мнений. Почему же в магии мы слышим одни и те же изрядно потрепанные постулаты? Можно подумать, что спорить не о чем, раз все настолько едины во взглядах. Унылая монотонность особенно заметна в последних изложениях истории английской магии, которые с каждым разом становятся все более предвзятыми.
Восемь лет назад тот же автор опубликовал "Историю Короля-ворона, написанную для детей", одну из лучших книг подобного рода. Он прекрасно передал живой дух, поразительную силу и очарование магии Джона Аскгласса. Почему же сегодня он утверждает, будто английское волшебство началось в XVI веке с Мартина Пейла? В главе шестой своей книги он заявляет, что именно Пейл очистил английскую магию от ее темной составляющей. Никаких доказательств он не приводит по той причине, что их не существует.
Сегодня Портисхед считает, что традицию, заложенную Пейлом, наследовали и развили Хикмен, Ланчестер, Губерт, Белазис и другие (которых мы определяем названием "аргентианы"), а в наши дни она достигла славного апогея благодаря трудам мистера Норрелла и мистера Стренджа. Это, безусловно, те взгляды, которые мистер Стрендж и мистер Норрелл изо всех сил стараются утвердить. Однако это не так. Мартин Пейл и маги-аргентианы не собирались закладывать основы английского волшебства. Каждым своим заклинанием, каждым написанным словом они стремились воссоздать славные достижения своих предшественников (тех, кого называют магами Золотого века, или ауреатами): Томаса Годблесса, Ральфа Стокси, Екатерины Винчестерской и, прежде всего, Джона Аскгласса. Мартин Пейл был преданным последователем этих волшебников. Он неоднократно выражал сожаление, что не родился на два столетия раньше.
Поражает отношение возрождающейся английской магии к Джону Аскглассу. Создается впечатление, что сегодня его вспоминают лишь для того, чтобы в очередной раз облить грязью. Представьте, что мистер Дэви, мистер Фарадей и другие великие ученые мужи начинают свои лекции с выражений презрения в адрес Исаака Ньютона. Или наши наиболее прославленные эскулапы предваряют сообщение об очередном открытии в медицине рассказами о злонамеренности Уильяма Гарвея.
Лорд Портисхед отвел целую главу опровержению того общеизвестного факта, что Джон Аскгласс основал английскую магию. Главный аргумент – на наших островах волшебники жили и до Джона Аскгласса. Я этого не отрицаю. Но я утверждаю, что до него в Англии не существовало магической традиции.
Давайте взглянем на тех волшебников, на которых ссылается Портисхед. Кто они были? Иосиф Аримафейский, пришедший из Святой земли и посадивший чудесное дерево, защищающее Англию от зла, – но я не слыхал, чтобы он остался здесь надолго или обучил кого-то своим знаниям. Еще один – Мерлин, но мать его была родом из Уэльса, а отец – из преисподней, и вряд ли он может быть причислен к сонму основоположников респектабельного английского волшебства, столь дорогого сердцам Портисхеда, Норрелла и Стренджа. Кто были ученики и последователи Мерлина? Мы не знаем ни одного. Налицо простой и неопровержимый факт: магической традиции в этой стране не существовало, пока Джон Аскгласс не пришел из Страны Фей и не основал в Северной Англии свое королевство.
Портисхед по многим признакам и сам понимает, что оспорить этот вывод трудно, посему пытается ввести читателей в заблуждение, убеждая, будто магия Джона Аскгласса была изначально пропитана злом. Однако доводы его не выдерживают критики. Возьмем один пример. Портисхед приводит общеизвестный факт, что столицу Джона Аскгласса, Ньюкасл, окружали четыре волшебных леса. Они назывались Большой Том, Цитадель Асмодея, Маленький Египет и Благословение Святого Серло. Эти леса перемещались с места на место и поглощали тех, кто приближался к городу с целью причинить вред его жителям. Конечно, нам жутко слышать рассказы о лесах-людоедах, однако, судя по всему, современники Джона Аскгласса не считали это волшебство злым. То был жестокий век; Джон Аскгласс был средневековым королем и действовал, как ему надлежало, дабы защитить свой город и своих подданных.
Зачастую трудно судить о том, насколько нравственными или безнравственными были действия Аскгласса. Мотивы его поступков не всегда нам понятны. Из всех магов-ауреатов он самый загадочный. Никто не знает, зачем в 1138 году он заставил Луну исчезнуть с неба и пройти по всем озерам и рекам Англии. Нам неизвестно, из-за чего в 1202 году он поссорился с Зимой и прогнал ее из своих владений. Четыре года Северная Англия наслаждалась непрерывным Летом. Мы не знаем, почему в 1345 году все жители королевства – мужчины, женщины и дети – половину мая и половину июня на протяжении тридцати ночей видели один и тот же сон, будто все они собрались на темно-красной равнине под золотистым небом и строят высокую черную башню. Каждую ночь они трудились, а по утрам просыпались обессиленными. Сон этот перестал их мучить, когда на тридцатую ночь башня и укрепления были полностью завершены. Во всех описанных случаях – особенно в последнем – мы чувствуем, что происходит нечто значительное, но не можем понять его смысла. Некоторые исследователи считали, что черная башня располагалась в той части ада, которую Аскгласс якобы взял в аренду у Люцифера, и строилась для ведения войны с этим врагом. Однако Мартин Пейл думал иначе. Он считал, что существовала связь между строительством башни и эпидемией чумы, которая разразилась в Англии три года спустя. Королевство Джона Аскгласса в Северной Англии пострадало от нее в гораздо меньшей степени, чем его южные соседи, и Пейл полагал, что это связано с черной башней, – Аскгласс построил что-то вроде оборонительного сооружения от чумы.
Однако согласно "Заметкам об удивительном возрождении английской магии" нам вообще нет дела до чудес, сотворенных Аскглассом. По мнению мистера Норрелла и лорда Портисхеда, современный маг не должен заниматься малопонятными вещами. Я придерживаюсь иного взгляда: ими мы как раз и должны заниматься – чтобы их понять.
Английская магия – странный дом, в котором обитаем мы, волшебники. Он построен на фундаменте, который заложил Джон Аскгласс, и опасно не замечать этот факт. Мы обязаны исследовать фундамент, изучить его, дабы понять, какое здание он выдержит, а какое – нет. Иначе в доме появятся трещины, в которые влетят ветры невесть откуда, а коридоры уведут нас туда, куда мы вовсе не собирались.
Таким образом, книга Портисхеда, хоть и содержит много замечательного, являет собой пример главного противоречия современной английской магии: наши лучшие волшебники заявляют о намерении стереть всякий след, всякое упоминание о Джоне Аскглассе, изгнать его из истории английского волшебства, но разве это возможно? Ведь магия, которую мы практикуем, это магия Джона Аскгласса.
39. Два волшебника
Февраль 1815 года
Из всех громких заметок, опубликованных когда-либо в "Эдинбургском обозрении", эта вызвала самый бурный резонанс. К концу января не осталось в стране сколько-нибудь образованного человека, который не прочел бы ее и не вынес своего суждения. Хотя отзыв опубликовали без указания автора, все прекрасно поняли, что написал его Стрендж. Конечно, поначалу кое-кто сомневался и указывал на то, что Стренджу в заметке досталось не меньше, чем Норреллу, а может, и больше. Однако знакомые высмеяли этих людей: Стрендж – как раз такой сумасброд, который способен выступить со статьей против самого себя. Разве автор не признается, что он волшебник? Кто другой мог это сочинить? Кто мог писать с таким знанием дела?
Когда мистер Норрелл впервые появился в Лондоне, его суждения казались новыми и весьма необычными. Потом к ним привыкли, и уже никого не удивляло, когда он заявлял: Британия должна править магией, как правит морями. Англичане сами определят границы волшебного. То, что не вмещается в понимание современных леди и джентльменов – трехсотлетнее правление Джона Аскгласса, долгая запутанная история взаимоотношений людей и эльфов, – следует выбросить и забыть. Однако Стрендж перевернул Норреллово видение предмета с ног на голову. Внезапно оказалось, что магия и впрямь может быть такой странновато-пугающей, какой она предстает каждому англичанину в детстве, и не исключено, что где-то за краем неба, по ту сторону дождя, Джон Аскгласс и сейчас скачет по давно забытым путям со свитой людей и эльфов.
Многие решили, что между двумя волшебниками все кончено. По Лондону пополз слух, будто Стрендж приезжал на Ганновер-Сквер, но не был принят. Был и другой слух, противоположный: Стрендж, мол, на Ганновер-Сквер не появлялся, а мистер Норрелл сидит в библиотеке сутками напролет и каждые пять минут гоняет слуг посмотреть в окно, не идет ли его ученик.
Воскресным вечером в начале февраля Стрендж наконец приехал к мистеру Норреллу. Два джентльмена, направлявшиеся в церковь Святого Георгия, видели, как он поднялся по ступенькам, как ему открыли, как он заговорил со слугой и как его немедленно впустили, словно давно ждали. Джентльмены зашли в церковь и сразу же рассказали знакомым на соседних скамьях обо всем, что сейчас видели. Через пять минут в церковь вошел худой благообразный юноша; делая вид, будто молится, он зашептал окружающим, что минуту назад говорил с человеком, который высунулся из окна второго этажа в доме по соседству с домом мистера Норрелла, и этот человек-де слышал, как Стрендж в чем-то обвиняет учителя. Через две минуты всю церковь облетело известие, что волшебники угрожают друг другу магическим отлучением. Началась вечерня, но многие прихожане с тоской косились на окна, словно гадая, отчего в богослужебных зданиях их делают так высоко: невозможно разглядеть, что творится в доме напротив. Запели гимн под аккомпанемент органа, и некоторые позже утверждали, что расслышали в звуках музыки отголоски громовых раскатов – верный признак близящейся схватки магов. Другие уверяли, что им просто примерещилось.
Все это чрезвычайно удивило бы двух волшебников, которые сейчас молча стояли в библиотеке и поглядывали друг на друга с некоторой опаской. Стрендж, несколько дней не видевший своего наставника, был потрясен: тот осунулся, сгорбился и постарел лет на десять.
– Присядем, сэр? – спросил Стрендж и подошел к креслу.
Мистер Норрелл вздрогнул и вобрал голову в плечи, словно ждал, что Стрендж его ударит. В следующее мгновение он, впрочем, оправился и сел в кресло.
Стрендж чувствовал себя довольно неловко. В последние дни он вновь и вновь спрашивал себя: имел ли он право публиковать этот отзыв – и приходил к заключению: да, имел. Он выбрал линию поведения – достоинство и уверенность в своей правоте, смягченные умеренным количеством извинений. Однако теперь, в библиотеке мистера Норрелла, он снова боялся глядеть в лицо своему наставнику. Он смотрел то на фарфоровую статуэтку Мартина Пейла, то на дверь, то на левый башмак мистера Норрелла, то на собственные ногти.
Мистер Норрелл, наоборот, не отрываясь смотрел в лицо Стренджа.
После непродолжительной паузы оба разом заговорили.
– После всего доброго, что вы для меня сделали… – начал Стрендж.
– Вы полагаете, что я рассердился… – начал Норрелл.
Оба замолчали, затем Стрендж жестом предложил мистеру Норреллу продолжать.
– Вы полагаете, что я рассердился, – сказал тот, – но это не так. Вы полагаете, что я не знаю, зачем вы это сделали, – и вы ошибаетесь. Вы думаете, что излили в заметке свою душу и теперь каждый англичанин вас понимает. Что они понимают? Ничего. Задолго до того, как вы это написали, я вас прекрасно понял. – Он помолчал, и на лице отразилась внутренняя борьба: он собирался сказать что-то, долго сберегавшееся в глубине сердца. – Вы написали это для меня. Для меня одного.
Стрендж открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг осознал, что так оно, скорее всего, и было. Он промолчал.
Мистер Норрелл продолжил:
– Вы действительно считали, что у меня никогда не было того же… того же страстного желания? "Магия, которую мы практикуем, это магия Джона Аскгласса". Безусловно. Чья же еще? Говорю вам, в молодости я готов был на что угодно, лишь бы найти его, лишь бы броситься к его ногам. Я пытался вызвать его… ха! То был поступок очень молодого, очень глупого человека – призывать Короля, словно слугу, который явится и станет говорить с первым встречным. Я почитаю величайшей удачей в моей жизни, что у меня ничего не вышло. Тогда я попытался разыскать его с помощью древних заклинаний выбора, но и они у меня не сработали. Всю магию своей молодости я растратил на его поиски. Десять лет только этим жил, только об этом думал.
– Вы никогда не рассказывали мне об этом, сэр.
Мистер Норрелл вздохнул:
– Я хотел уберечь вас от повторения моей ошибки.
Он беспомощно развел руками.
– Вы сами говорите, мистер Норрелл, что это было давно, когда вы были молоды и неопытны. Теперь вы совсем другой, вы волшебник, да и я уже не ученик. Может, попробуем снова?
– Невозможно обнаружить столь могущественного волшебника, пока он сам этого не захочет, – равнодушно ответил мистер Норрелл. – Бесполезно даже пробовать. Вы думаете, его волнует, что будет с Англией? Уверяю вас, это не так. Он давно от нас отрекся.
– Отрекся? – Стрендж нахмурился. – Думаю, вы чересчур суровы. Я понимаю, годы разочарований могли естественно привести к суждениям подобного рода. Однако у нас есть немало сообщений о людях, которые видели Джона Аскгласса через много лет после того, как он якобы покинул Англию. Дочь перчаточника из Ньюкасла, фермер из Йоркшира, моряк-баск.
Мистер Норрелл презрительно хмыкнул:
– Слухи и суеверия! Даже если истории правдивы – в чем я лично сильно сомневаюсь, – как можно утверждать, что эти люди видели именно Джона Аскгласса? Портретов его не сохранилось. Двое – дочка перчаточника и моряк-баск – вообще не знали, кого видят. Они видели человека в черном, а позже им объяснили, что это был Джон Аскгласс. На самом деле для нас почти неважно, возвращался ли он в то или иное время, видел ли его тот или иной человек. Важен тот факт, что, отрекшись от престола и покинув Англию, он забрал с собой бо́льшую и лучшую часть английской магии. С тех пор она и находится в упадке. Разве этого не довольно, чтобы считать его нашим врагом? Вы ведь, полагаю, знакомы с "Увяданием Волшебного леса" Уотершиппа?
– Нет, не знаком. – Стрендж пристально посмотрел на мистера Норрелла, словно намекая, что не прочел ее по понятной причине. – Однако мне очень жаль, сэр, что вы не сказали этого прежде.
– Возможно, я был не прав, что столько от вас утаил, – ответил мистер Норрелл, сплетая пальцы рук. – Теперь я почти уверен, что был не прав. Когда-то давно я решил, что в высших интересах Великобритании – сохранять абсолютное молчание по этому поводу, а от старых привычек трудно избавляться. Но ведь вы наверняка помните, какая перед нами стоит задача, мистер Стрендж? Передо мной и перед вами? Магия не может ждать прихотей Короля, которому теперь безразличны судьбы Англии. Мы должны покончить с этой зависимостью английской магии от него. Пусть все забудут о Джоне Аскглассе так же прочно, как он забыл о нас.
Стрендж нахмурился и мотнул головой:
– Нет. Несмотря на все, сказанное вами, мне кажется, что Джон Аскгласс останется душой английской магии и нам не следует о нем забывать – это опасно. Возможно, в конце концов выяснится, что я ошибаюсь. Вероятно, так и будет. И все же в вопросе, имеющем жизненно важное значение для будущего английской магии, я должен принимать решение самостоятельно. Не считайте меня неблагодарным, сэр, но я думаю, что период нашего сотрудничества завершен. Кажется, мы слишком разные…
– О! – вскричал мистер Норрелл. – Я понимаю, по характерам… – Он нетерпеливо взмахнул рукой. – Какое это имеет значение? Мы волшебники. Этим все сказано, в этом наша суть. Мы этим живем. Если вы сейчас покинете мой дом и пойдете своим путем, с кем вы сможете беседовать, как беседуем мы сейчас? Ни с кем. Вы останетесь в полном одиночестве. – Почти умоляюще он прошептал: – Не уходите!
Стрендж в замешательстве смотрел на учителя. Этого он никак не ожидал. Мистер Норрелл не только не пришел в ярость – напротив, заметка спровоцировала его на честный, прямой разговор. Теперь Стренджу казалось разумным – более того, хотелось остаться с наставником. Однако гордость и сознание того, что через два часа он будет думать совершенно иначе, вынудили его сказать: