– Эй! – крикнул я, машу лапой.
По мавзолею загуляло эхо, в котором, кажется, можно промокнуть, как в морской пучине.
– О, вот и наш принц пробудился от тысячелетнего сна! – сказал Борис.
– Влад!
Катя побежала к стене, огибая гробницы. Лезу вниз, благо Руины изобилуют уступами и выступами. Спрыгиваю на пол, едва успел развернуться, как в меня влипла Катя, чуть не впечатала в стену, поцелуй яростный, словно обвинение, мол, как посмел так пугать, я чуть не свихнулась.
Борис подходит неспешно, в такт шагам аплодисменты.
– С возвращением в мир живых. Как бы иронично ни звучало в данном антураже.
Крутанулся, обводя руками гробницы.
– Как мы тут оказались? – спросил я.
Пока шли к костру, Борис рассказал, что когда очнулся после яда, мы с Катей дрыхли как суслики прямо на камнях. Пытаюсь вспомнить, как меня угораздило вырубиться, но память расплывается.
– Вас уже облепили плитожуки, – рассказывает Борис, – Катюху немного, а тебя капитально. Вовремя я очухался. Жрать тебя еще не начали, но снотворным обкололи. Вот ты сутки и продрых.
– Сколько?!
– Счастливчик. Выспался досыта, а мы с Катюхой тебя стерегли, покоя не знали, пылинки сдували…
– Да уж, сдували. Бросили в какой-то гроб… Что за место?
– А, не обращай внимания, – отмахнулся Борис. – Еще одна изюминка Руин. Арх питает слабость к таким декорациям: склепы, саркофаги, надгробия… Рассеивает по Руинам как зерна по полю. Видно, хорошо вписываются в древние развалины.
– Стильный бог, – усмехнулась Катя невесело.
– Раньше на такое не натыкались, – заметил я.
– Гробницы от коридоров изолированы, – объяснил Борис. – Почему, не знаю, но такая вот закономерность. Выходов здесь нет, как и входов. Попасть сюда, просто слоняясь по туннелям, нельзя. Только через трещины, бреши, стеклотины или еще каким нестандартным способом.
– А сюда попали как?
– Через нишу с твоим гробиком, – улыбнулся Борис. – Там, в глубине, – он показал вверх, на темный каменный рот, откуда я вылез, – плиты в стене сидят косо. Там была дыра, мы с Катей ее заложили, после того как через нее влезли и тебя втащили. Замуровали, чтоб комарой, что за нами летел, не просочился. Благо был увлечен многоножкой. Выкинули из гроба кости, уложили тебя, а сами спустились. Потом периодически взбирались проверить, как ты, а ты дрых, еще и лыбился, будто Дженнифер Лопес во сне тискал. Какой-то ты вялый… Не выспался, что ли?
– С такой жизнью и в гробу не выспишься. И чем без меня занимались?
– Как чем? – удивился Борис. – Сексом, конечно!
Я как-то сразу взбодрился. Особенно бодрости добавилось в кулаках.
– Гляди-ка, проснулся! – обрадовался Борис. – Ну, ну, не надо на меня так смотреть, прям пошутить нельзя. Смотри лучше на Катюху. Верность тебе хранила без всякого пояса, хоть я и соблазнял как мог.
– Не слушай, Влад, – убеждает Катя, поглаживая мою жилетку. – Этот изверг меня пытал. Видел, как костями швырялся? Это длилось целые сутки!
– Качал ее скиллы, – объяснил Борис. – Рукопашка, акробатика, скрытность и еще куча полезных приемчиков. Ты пропустил много интересного, завидуй!
– Пойду от зависти повешусь, – вздохнул я. – Хотя нет, брошусь в огонь, вот как раз и костерчик…
Расселись вокруг костра, я уставился на медленно танцующее пламя, словно шипастая глыба льда засияла изнутри и ожила, чуть слышно гудит, потрескивает, а подушка света вокруг пламени такая мягкая и плотная, что, казалось, протяни ладонь, и та упрется, отпружинит. Я так увлекся, что не сразу дошло: пламя не греет.
– Мертвое пламя, – сказал Борис. – Штука хорошая, если надо посветить. Ярче обычного пламени и водой не гасится. Но греться бесполезно.
– Оно хоть обжигает? – спросил я.
– Нет. Старит.
– Что?
Борис вынимает из торбы кусочек сырого мяса, его клюет острие ножа, блестящая алая плоть ныряет в огонь. Проходит минута, Борис вынимает. Лицо мое скривилось. Мясо превратилось в серый склизкий комок, вокруг жужжат мухи, внутри копошатся червячки, а запах…
– Бе! – выдавила Кати, перекошенная мордашка отвернулась.
Борис махнул ножом, кусок тухлятины улетел далеко в чащу гробниц. Борис протер нож, клинок лязгнул о ножны.
– Шагнешь в такой костер – и состаришься. Потом будет скелет с лоскутами гнилого мяса. А там и вовсе… один мел.
– Да уж, – только и смог выдать я. Но решил неуют разбавить: – Зато, если сунуть бутылку вина, можно получить экземпляр двухсотлетней выдержки.
– Так и делают, – сказал Борис одобрительно. – А еще удобно сушить вещи. Сунул в огонь на секунду, а эффект, как если бы шмотки на веревке провисели полдня.
– Учту, если попаду под дождик. А что не разожгли обычный костер?
– Катюху отвлечь. Мертвое пламя горит красиво, смотреть можно часами, что и требовалось, а то девчонка места не находила, о тебе, герой, пеклась. Того гляди, запишусь в клирики, придется вас венчать в полевых условиях, а то до города можем не дожить, ха-ха!
– Да ну тебя! – обиделась Катя.
– Не в полевых, а коридорных, – пробурчал я, хотя губы дернула улыбка.
– Между прочим, – говорит Борис, отсмеявшись, – в таких некрополях и возникают города. Если стены целы, монстры сюда пробираются редко.
– Жрать хочу! – ляпнул я.
Борис рассмеялся, Катя захихикала.
– Эк тебя избаловал, – возмущается Борис театрально, – жратеньки ему подавай! Ну коль изволите, ваше обжорское шашлычество…
Рядом с костром мертвого пламени расцвел обычный. Пока Борис готовит, мы с Катей гуляем в лабиринте гробниц, рассматриваем узоры и надписи на плитах, большинство на языках незнакомых, сомневаюсь, что такие вообще есть в нашем мире. Хотя встречается латиница, иероглифы… Даже бывает русский, но в словах полная чушь, например:
"Ивар Контэ, 2365-67 гг., погиб в битве за Сатурн".
– Не заморачивайтесь, – отмахнулся Борис, когда мы вернулись. – В надписях смысла ноль. Эти люди никогда не рождались, не жили и не умирали. Никто их тут не хоронил. Гробницы возникли вместе с костями. Должно же на них быть что-то. Но не будет ведь Арх сочинять логичный текст для каждого надгробия, вот и лепит всякую фигню.
– Похоже на генератор случайных фраз, – сказал я.
– Скорее всего, так и есть, – покивал Борис. – Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
И мы сели. Я работал челюстями как экскаватор, вместе с мясом в моей пасти чуть не исчезли прутики. Катя жует медленно, глазеет, как я чавкаю с хомячьими щеками уже над третьим шашлыком.
– Кто бы мог подумать, что кладбище возбуждает аппетит, – подкалывает Борис. – Наверное, в глубине души ты гот.
Мычу в ответ с набитым ртом, сам не пойму что, а мысли занимает дурацкий вопрос: почему этот самый Ивар Контэ жил всего два года? Умер младенцем? Но каким метеоритным ветром его занесло в битву за Сатурн? Может, был с мамашей на корабле беженцев, судно расстреляли бластеры вражьих ПВО. Хотя, судя по датам, дело шло в далеком будущем, Ивар Контэ вполне мог быть выращенным в капсуле клоном, в его мозг загрузили боевые навыки и пустили на поле боя, он провоевал пару лет и доблестно погиб. Жаль, что в эту складную картинку не вписывается погребение в каких-то непонятных Руинах неведомо где.
Катя, доедая мясо, оглядывает некрополь.
– Эх, вот вам и камера, – вздохнула она, взгляд опустился на Бориса. – Может, останемся здесь, а? У тебя наверняка запасов на год.
– Это, мягко говоря, не так, – сказал Борис. – Да и не так здесь безопасно, как кажется. Ладно, поели – теперь за работу.
– Какую работу? – хором спросили я и Катя.
Борис расплывается в улыбке.
И вот, мы, под его чутким руководством, уподобились великой Ларе Крофт, то бишь, расхищаем гробницы. Налегаем на ломик, кряхтим, а Борис размеренно ходит туда-сюда, руки за спиной, читает лекцию:
– Шанс обнаружить в саркофаге что-то, кроме костей, довольно мал, процентов пять, однако учитывая число гробов…
– И нашу богатырскую силу, – добавил я натужно.
– …вероятность успеха весьма неплоха, – закончил Борис.
Крышка из камня при каждом рывке сдвигается на сантиметр, с нас уже капает соленый дождь.
– А если бы нам помог третий, – намекает Катя скрипуче, дергая лом, – шансы были бы… просто… о… ху…
Крышка таки перевешивает, едва успеваем отпрыгнуть. Грохнулась, оградку вдребезги и сама раскололась.
Борис взлетает по обломкам крышки на край гроба, сидит как стервятник на ветке, клюв опрокинут вниз.
– Пустышка. Одни кости.
Я внутренне взвыл, неуклюже взбираюсь, Катя тоже хочет убедиться, вскоре мы разочарованно разглядываем серые кости.
– Что ж, уверен, в следующем ящике ждет удача, – сказал Борис задорно. – Не будем терять время!
Мы с Катей посмотрели на ломик, затем переглянулись, видим друг у друга в глазах желание пробить ломиком череп одного без пяти минут покойника, благо пустых могил до черта, пожизненная жилплощадь с торжественным заселением ему обеспечена.
Но в нас победил гуманизм. Вместо Борисовой черепушки принялись за очередную крышку. Хотя прибавление в семействе покойников в ближайшее время все же предстоит. Если продолжим так батрачить, двумя пустыми гробами станет меньше.
Разворотили двадцать четыре каменных кокона, из них три оказались вовсе без костей, зато с углечервями, те дрыхли в анабиозе, но когда их коснулся свет мертвого пламени, засуетились. В углечервях дефицита у нас нет, но хоть что-то. Утешительный приз.
В одной мраморной утробе нашли ржавый мачете. Вряд ли хозяином сего имущества был Тутанхамон, с другой стороны – зачем нам золотые горы? Кидаться в тварей монетами? Лучше сюрикенами.
Хочу прочесть надпись на урожайной могилке, но символы экзотические. В любом случае, спасибо, неизвестный покоритель джунглей.
Мачете отдаю Кате, клинок повисает в ее лапке.
– Мало мне железяк, – она вяло тюкнула носком ломик, – так еще одну таскать.
– Цветов нет, чем богаты… – пожал я плечами, с улыбкой приобнимаю. – Мне тоже надоело таскать когти и пистолет, но лучше с ними, чем без рук, без ног и головы.
Подбираю ломик, хотя век бы не видеть. Выбор пал на коробку, где спит уже знакомый мне Ивар Контэ, очень уж хочется знать, младенец или дядя. Втыкаю железяку меж стенкой гроба и крышкой, дергаю раз за разом, крышка ползет уже не сантиметрами, а миллиметрами, силы не те. Но рядом встает Катя, пальчики оплетают лом…
Крышка рухнула, туча пыли оседает…
Сюрприз! Даже два! Во-первых, Ивар Контэ оказался крупным скелетом, больше меня вместе с мясом, версия про клона вполне могла иметь место, хотя задним умом ясно, никакой не клон, не космодесантник, а случайная комбинация Руин, только и всего. А во-вторых, скелет прижимает к грудной клетке сложную продолговатую железяку из трубок, пластинок и массы прочих деталей, покрытых ржавчиной и пылью, конструкция напоминает оружие, из которого можно стрелять.
Ювелирно разгибаю фаланги скелета, те похрустывают, отламываю таинственный агрегат от груди, вновь хруст. Сдуваю пыль, на стволе колышется знамя паутинок…
– Ого! – прошептала Катя. – Эта штука работает?
Мои пальцы втекли в желобки на рукоятке, указательный лег на гашетку.
– Ща узнаем.
Осматриваю пушку с двух сторон, рядом с рукояткой рычажок, вполне может быть предохранителем.
Щелчок.
Черный прямоугольный экранчик сбоку вспыхнул тремя красными нулями, цифры начали стремительный бег по возрастанию, оружие тихо гудит, шум набирает высоту, словно заводится двигатель истребителя, сталь в ладонях нагревается, я близок к тому, чтобы выронить, оружие вот-вот станет горячим, того гляди, взорвется. Но бег цифр замер на отметке:
"112".
Нагрев прекратился, оружие остается умеренно теплым, гудит на устаканившейся высоте.
Из кладбищенских дебрей вылетает Борис.
– Детки, пора валить! Началось!
– Что началось? – испугалась Катя.
– То, из-за чего нельзя остаться здесь, как ты хотела. Что за хрень у тебя в руках, Владик?.. Ладно, потом. Драпаем!
– От кого?
Борис ткнул пальцем вверх. Мы задрали головы.
Сумеречный небоскреб гробниц ожил, за гулом оружия я лишь сейчас заметил другой гул – сдвигаемых крышек. По периферии зала пролился дождь крышек, грохот как при горном обвале, над лесом склепов, надгробий и саркофагов брызжут салюты осколков.
По стенам, как пауки, ползут вниз скелеты, такие же серые, как плиты. Хочется думать, что глюк, так не бывает, но факелы мертвого пламени обнажают правду, в синеватом свете каркасы людей отбрасывают четкие тени, они карабкаются вниз бок о бок с хозяевами.
Из гроба, откуда я взял пушку, на его край навалился скелет Ивара Контэ, костяные решетки в форме рук бросились к нам с Катей, туловище перевесилось за борт, мы отпрянули в разные стороны, Катя взвизгнула, будто наступила на крысу, а затем с яростным воплем рубанула мачете, позвоночник скелета разомкнулся в пояснице, туловище падает на ступеньки помоста, рассыпается, кости ног в гробу вяло брыкаются.
Бориса берут в клещи два скелета, третий собирается накинуться с высокого склепа. Борис дернулся навстречу скелету слева, из-под полы плаща в ладони прыгнул, как дрессированная молния, дробовик, рукоять сносит череп, тот улетает во тьму, скелет падает на колени, проскальзывает по песку на плитах, разваливается. Второму Борис сносит череп шпорой с разворота, к этому моменту со склепа спрыгнул третий, приземлился в двух-трех шагах от Бориса, тот продолжил разворот в присесте, и плащ, смявшись в хвост, ударил костяного по голеням, опрокинул на лопатки, скелет разбился.
– За мной! – скомандовал Борис.
Хватаю Катю за руку, мы рванули за Борисом, тот бежит туда, откуда его принесло. Лавируем между оградками, статуями ангелов и демонов, надгробиями, урнами с прахом, алтарями для чтения молитв, в сумраке между склепами мелькают контуры умертвий, со всех сторон костяная волна, прут как тараканы.
– Какого хрена?! – кричу Борису на бегу. – Так не бывает!
– А руины без конца и начала, по-твоему, бывают! – парировал Борис, вильнул в сторону, едва успели вильнуть за ним.
– И чего они вылезли?!
– Если бы к тебе домой вломились какие-то типы и стали переворачивать мебель, как думаешь…
– Что делать?! – крикнула Катя. – Отсюда нет выхода!
– Будет, – заверяет Борис. – Думаете, пока вы могилы чистили, я кости пинал?
Из полумрака выплывает стена некрополя, две плиты в горках песка и щебня у подножия, в прямоугольных дырах свет коридора с той стороны, а блоки вокруг дыр перекошены, Борис времени зря не терял. Я и Катя тормозим метрах в пяти от стены, Борис наоборот, в разгон, плечо таранит ослабленный участок, но тот лишь вогнулся, плиты остались в гнездах, Борис, держась за плечо, пятится к нам.
Позади шум костяной орды предвещает беду.
Гадать некогда, навожу дуло пушки на стену, гашетка утонула. Поры на стволе засияли красными лучиками, труба со звуком из каких-нибудь "Звездных войн" плюнула изящной кометой цвета крови. Рвануло так, что мы согнулись пополам, только чудом ни одна из вылетевших из стены глыб не задела, хлынула волна жара и пыли, первую партию скелетов, что приблизилась к нам, разметало о склепы и могильные камни.
– Хрена се! – прошептал я, разгибаясь.
Цифра на экранчике пушки уменьшилась на единицу:
"111".
Ситуация вынуждает действовать прежде, чем думать. Мы рванули вперед, перепрыгиваем раскаленные до оранжевого света обломки, огненный воротник пробоины печет лицо.
В коридоре отбежали подальше, я пальнул в верхушку горячего лаза.
Взрыв, стена обрушилась, просела с потолком, брешь исчезла под завалом, кровожадная суета скелетов звучит теперь словно где-то далеко.
Счетчик на пушке показывает:
"110".
Дружно пыхтим, отходим от шока, пыль медленно оседает на склоны завала.
Пушка по-прежнему тихо, но высоко гудит, чувствую вибрацию ядерных реакций в ее недрах, дырочки на стволе светят красным, словно тлеет гигантская сигарета, из дула струится сизый вьюнок.
Борис смотрит на мою находку.
– Чудны дела твои, Арх…
Глава 13
С новым оружием стало безопаснее. Чувство надежного щита окружает невидимым призраком, даже воздух чуть теплее, а ощущения – это главное, в конце концов, вся жизнь, от рождения до смерти, череда ощущений. Борис сказал, что такого оружия никогда не видел, даже слухов не помнит, мол, мне повезло так же, как когда-то ему с торбой.
Постепенно я утратил счет дням. Идем к загадочной Колыбели за Борисом, он один знает дорогу, или хотя бы направление, попутно отбиваемся от монстров, охотимся, на досуге изучение руинной архитектуры, флоры и фауны, а ночуем где придется. Борис рассказывает о монстрах, городах, горожанах, о знакомых и приятелях. Иногда слушаю, но порой, признаться, речь летит мимо ушей. Просто привык, как к приятному фоновому шуму, вроде шипения речки.
Лучший учитель – опыт, и даже если мы с Катей пропускаем что-то из лекций Бориса, то жестко и доходчиво разъясняет битва, благо Борис, наш ангел-хранитель, бережет от фатальных ошибок. Хотя с его манерами и тем, как поливает матами и пинками после боя, ему больше подходит "демон-хранитель".
За вереницу походных дней я пальнул из чудо-пушки лишь дважды. Решили экономить, применять только в случае крайней нужды. Зарядов выше крыши, но понятия не имеем, как восполнять энергию, и скорее всего, боеприпасы не найдем даже лет через пятьдесят, если доживем. Их, наверное, и нет в природе. Вероятно, пушка появилась в Руинах в единственном экземпляре. Шанс повторного выпадения стремится к нулю.
Впрочем, хоть Руины и кишат опасностями, все чаще и увереннее справляемся своими силами и все меньше надеемся на читерский плазмаган. Последствия Борисовой системы. Суровый, пусть и любящий пошутить, сенсей гоняет как прапорщик духов, не делая разницы, мальчик, девочка или конь с рогами. Рота, подъем! – и до самого отбоя бег, рукопашка, лазанье по стенам, разбивание камней в поисках тайников, сбор ингредиентов для торговли и, конечно, бои с монстрами. В таком режиме хошь не хошь, а начнешь мотать на ус.
Теперь могу безошибочно отличить гриб-крысоед от безумного гриба, а Катя, которая визжала при встрече с каждой блохой, теперь пригвождает волкоршуна гарпуном к стене и добивает кинжалом в сердце.
Путь оказался неожиданно богат торговцами. Ведут себя осторожно, держат, так сказать дистанцию, к каждому нашему слову и действию подозрение, но все-таки, как и говорил Борис, не все из них фрики с жаждой наживы. Да и мы уже не производим впечатление котят. Думаю, встреть мы Курта или того типа с прирученным волкоршуном сейчас, вряд ли бы те рискнули замышлять против нас, теперь я и Катя не балласт, а угрожающие боевые единицы. Тем более, я демонстративно держу наготове энергетическую пушку. Цифры на экранчике и устрашающий гул заставляют глаза торговцев округляться, то и дело опасливо косились на диковинное оружие.
Как-то раз эффектная женщина из маленького каравана даже отвела меня за угол, я был ошарашен предложением продать оружие в обмен на ее тело. Которое, надо сказать, даже суровое руинное облачение не портило, наоборот, этакая амазонка.