Ну что ж, вот оно всё и начинается. Иголочки кололи обе пятки, не слишком яростно, но вполне ощутимо. Я сунул руку в карман - так, хорошо хоть соли сыпанул, серебра бы… Но не было у меня на тот момент ни одной монеточки, и у Прохора не было, я даже не спрашивал, он сейчас тоже на мели. Ладно, что успел - взял, как мог, подготовился, вот разве что… Оглядев ближний плетень, я быстро выломал из него рябиновый прут, пригодится. Не дай бог, конечно, но лучше пусть будет. Воду бы ещё святую…
- Дык едемте, чё ли? - ещё раз пригласили парни.
Я легко запрыгнул в телегу, свесил ноги, положил прут на колени и попытался предположить: что же будет дальше? Мои спутники уселись с другой стороны, беспардонно подвинув храпящего в сене жениха. Судя по стойкому запаху перегара, праздновать начало семейной жизни Петя начал ещё неделю назад.
Скалозубый чернявый кучер прикрикнул на лошадку, дёрнул вожжами, и мы тронулись. Кобыла довольно бодрой рысью понесла нас за околицу, по колдобистой дороженьке налево.
Ночь выдалась пречудеснейшая, звёзды так ярко и кучно усыпали весь небосвод, что серебристое их сияние было похоже на девичий смех - чистый, искренний, безмятежный и звонкий. Полная луна манила, словно затягивала, впитывая в себя все ночные звуки, разухабистую песню, танцевальный перестук копыт, далёкое предвкушение праздника, и дарила взамен совершенно особую магию, как чувство единства и сопричастности со всем этим миром. Душа переполнялась героической поэзией, настроение было кристальным и возвышенным, вот почему меня так огорчали все неуклюжие попытки его испортить…
- Долго ехать ещё? - чисто для проверки спросил я.
- А чего ж долго-то? Вона впереди два огонька светят, так то невестина хата, - оборвав куплет, охотно указали деревенские. - Ох и ждут нас там, Манька-то небось по Петюнюшке все глаза проглядела, а? Да проснись ить, шалопутный, свою свадьбу проспишь!
- Не будите его, - попросил я. - Не то и впрямь свадьбу проспит. А ты обернись-ка, милейший…
- Я что ль? - баском откликнулся кучер, поворачиваясь всем корпусом.
Заехать ему рябиновым прутом поперёк самодовольной рожи было односекундным делом…
- А-а-а, мать твою, хорунжий! - взревел косматый бес, свалившись с телеги.
Кобыла, почуяв свободу от вожжей, мигом встала, и мир вокруг нас неузнаваемо изменился. Если минуту назад мы ехали по широкой просёлочной дороге к гостеприимно светящейся огнями хате, то теперь стояли ровнёхонько напротив старого кладбища, то есть в абсолютно противоположной стороне от села. И это ещё ничего, мог и в болото завезти, ведьмин выкормыш…
- Вставай! - Я спрыгнул с телеги, за шиворот поднимая рослого, воющего от боли бесюгана. Рябиновый прут для таких что раскалённое железо, шрам на всю жизнь останется как память о казачьей руке. - Кто послал?
- Да я тя ща… порву своими же клыками! - ощерился он, уже не пытаясь спрятать своё истинное лицо за благообразной крестьянской личиной.
Бес так и бросился на меня, как пёс, но не учёл, на кого нарвался. К такой нечистой силе у меня сантиментов нет - прямым ударом носка сапога я нещадно вбил ему два или три его зуба в его же глотку. Негодяй с воплем перекатился на бок, отплёвывая чёрную кровь…
- Поогрызайся мне ещё тут, - сурово посоветовал я. - Если кто в Оборотном городе сказал, что с Иловайским договориться можно или запугать, так не верь, брехня это. Я вашего брата рогатого бил и бить буду без малейшей жалости! А теперь спрашиваю в последний раз: кто послал?
- Ве-эдьма-а…
- Рыжая? Мамзель Фифи? На одну ногу прихрамывает, а морда как у пёстрой собаки?
- Она-а… самая… сука…
- Кто бы спорил… - согласился я, предпочитая думать, что этим нехорошим словом бес обозначил подославшую его ведьму, а не меня. Но на всякий случай упёрся ему рябиновым прутом в кадык. - А Птицерухов у нас где?
- Не знаю-у, - огрызнулся бес, заливаясь злыми слезами, но боясь даже пошевелиться.
- Сейчас палку в глаз воткну, - без зазрения совести соврал я.
- На свадьбу он собирается-а-а! Тебя дожидаться будет…
- Ну вот, другое дело, а говорил, что не знаешь. - Я отошёл в сторону, помахивая прутиком. - Спасибо за информацию, как говорит одна краса ненаглядная. А ты иди себе с богом…
Сколько мне известно, худшего пожелания для нечистой силы и придумать трудно. Бедного бесюгана аж перекорёжило от такого тёплого напутствия, но он кое-как приподнялся, стал на одно колено и уточнил:
- Могу… уйти?
- Валяй.
- А ты в спину ударишь?
- Делать больше нечего. Сказано тебе, вали отсюда…
- Благодарствуй, казачок, - злобно ухмыльнулся он щербатым ртом, быстренько откатывая в сторону. - Потешился ты надо мной… Не ожидал такого. Всякое слыхал, да думал, враки, не бывает таких людишек. Чтоб не святой монах, а простой человек…
- Много говоришь. - Я подобрал брошенные вожжи и сел на кучерское место.
- А ты уж думал, что я так просто уйду?! - Нечистый захохотал самым противным образом, в его окровавленной пасти прямо на моих глазах выросли новые зубы, острее прежних. Он хлопнул в ладоши, и кладбищенская земля зашевелилась. Собственно, чего и следовало ожидать…
Могилы начали осыпаться, кресты и надгробные камни заваливаться на сторону, а слева и справа стали вылазить на свет божий, под сияние лунное, недоразложившиеся мертвецы и неупокоенные скелеты. Не то чтобы так уж много, с десяток, не более, и не то чтобы очень уж страшные (я-то всякого насмотрелся), но активные, как заразы, и шустрые до дрожи. Они все, кто быстрей, кто медленней, ринулись на нас, по-волчьи пытаясь унюхать тёплый человеческий запах безносыми дырками.
Кобыла испуганно всхрапнула, подавая задом. Бесюган сцапал её за гриву и злобно прошипел:
- Вырваться думаешь? Ан не быть по-твоему!
В один миг он уродливой чёрной птицей подпрыгнул вверх, завертясь винтом, и с размаху хлестнул сивую лошадь уродливым хвостом прямо в лоб! И исчез… даже пыли от него не осталось.
- Храни нас, Царица Небесная, - чинно перекрестился я.
А кобыла повернула голову, безумно знакомо оскалилась и подмигнула:
- Что ж, такого поворота ты ведь не ожидал, хорунжий?! Ныне я твоей лошадкой побуду, а на мне где сел, там и слез. Нехай тя скелеты погрызут, а я уж потом своё возьму!
- Да-а… я, конечно, думал, как выкручиваться буду, но… - честно признался я, наматывая поводья на кулак и вздымая рябиновый прут. - Но вот ТАКОЙ помощи от нечистого духа даже не ожидал, это точно!
- В смысле? - не поняла кобыла, то есть бес, который в неё вселился.
- В смысле большое тебе спасибо, - не стал объяснять я, а с размаху огрел её прутом по крупу.
Недалёкий бес взвыл дурным голосом и, взвиваясь на дыбы, взял с места в галоп. Я твёрдой рукой держал вожжи, направляя его на выползшую из могил нежить. Хрупкие кости ничего не понимающих скелетов только и хрустели у нас под тележными колёсами. Кому иссохших мозгов хватало, те быстренько закапывались обратно. Но повезло немногим…
Дав по кладбищу два круга почёта, я погнал беса к селу. Ни на минуту не выпуская поводьев, хлеща его прутом без всякой интеллигентской жалости, не позволяя ни передохнуть, ни опомниться. В общем, телега летела со скоростью пробки от шампанского, и до указанной на горизонте хаты девки Маньки мы долетели в предельно короткое время. Компенсировано было всё - и задержки в пути, и разборки с бесом, и пляски на погосте с мертвецами, и иное-прочее. Сивая кобыла упала на колени прямо перед невестиным плетнём, а я, быстро спрыгнув, подошёл к ней, строго заглянув в глаза:
- Сам уйдёшь или добавить?
- Сми-и-луй-ся-а…
С узды, вместе с хлопьями жёлтой пены, выпал махонький, не больше пятачка, чёрный бес в крайнем изнеможении, пытаясь найти хоть какую-то мышиную норку, дабы спрятаться. Я немного наподдал ему сапогом (получи, враг рода человеческого!) и, лишь убедясь, что он по параболе ушёл к звёздам, потрепал по мокрой шее пришедшую в себя кобылу. Уж животное-то по-любому ни в чём не виновато…
- Жених! Жених от-то приехал-ста! - истово завопил кто-то.
Тут у меня начинается вторая глава свадебных приключений. Я отбросил за спину совершенно измочаленный рябиновый прут и помог набежавшим девкам кое-как выгрузить из телеги безмятежно пьяного Петрушу. Только после этого из-под сена показались две совершенно седые головы моих провожатых…
- Чё то было-то, ась? - сипло выдохнул самый храбрый.
- Да ничего особенного, - отмахнулся я. - Идите в дом, выпейте немного, и всё пройдёт.
- Дак ить… скока ж выпить надо, чтоб такое позабыть? - заплетающимся языком уточнил второй.
Я пожал плечами, мне и кружки чаю достаточно, а их впечатлительным натурам, думаю, по ведру-полтора мутного, нечищеного самогона. Он и цепляет крепче, и по шарам лупит знатно, и наутро в голове вообще ни одной мысли, память отшибает напрочь. Что в данном случае, согласитесь, скорее только во благо для неустоявшейся психики…
Парни переглянулись и, не сговариваясь, вывалились из телеги, бегом бросившись в хату. Уверен, они последовали моему совету на все сто, да ещё с перевыполнением. Я же вошёл в гостеприимно распахнутые двери чинно и благородно, как подобает истинному свадебному генералу.
Когда надо, изобразить "его превосходительство" на самом деле не так уж и трудно, а я-то на дядюшку почитай не первый день, не первый год по службе любуюсь. Главное, войти молча и встать в значимой позе. Сурово сдвинуть брови и раздувать ноздри, чтоб и в перепачканном мелом мундире форс держать…
- Батюшки-светы, нешто то и есть сам Иловайский? - На меня поражённо и зачарованно уставилась вся хата. Три десятка гостей, трезвеющий жених с начинающей пьянеть невестой, дружки да сваты, родители с обеих сторон, старики с трясущимися бородами, любопытные дети и даже вытаращившая круглые глаза серая кошка, умывающаяся лапкой на подоконнике. Повисла долгая, как говорят в Париже, сценическая пауза…
- Совет да любовь молодым! - чуть наклонив голову, поприветствовал я честное собрание. На первый взгляд Птицерухова среди них не было. Либо бес соврал, либо цыганский колдун запаздывает, вполне возможны оба варианта.
- Ой, та шо ж вы стоите-то? - грудным малоросским распевом кинулась ко мне мать невесты. - Та проходите же, та садитесь, будь ласка! От же горилочка, и потрошки, и бураки варёные с чесноком, и огурчики с хреном, и усё! Та не журытися, накладайте ж себе сами, за-ради бога!
- Спасибо. - Я позволил усадить себя на почётное место, слева от бородатого старосты, с правой стороны от молодожёнов, пристально держа под обзором входную дверь. Тот, кого я ждал, не мог не явиться, он же сам меня спровоцировал, и я был готов. Не ко всему, но был. В любом случае врасплох Птицерухову уже никого застать не удалось…
- Матушка, батюшка, там у ворот колдун стоит! Страшны-ы-ый! - уже через полчаса взвился под потолок тонкий девчоночий крик, перекрикивая пьяное хоровое "горько!"…
- Кто посмел, а? - грозно окая, нахмурился староста калачинцев, под столом пихая меня костистым коленом. - Нам их колдовство не ко столу, у нас-от, поди, свой заступник есть, православный, Илюшенька свет Иловайский! Так пойди, скажи-тко колдуну, чтоб восвояси шёл. Нам он ужо не надобен!
Ага, как же, уйдёт он. Вот специально из табора сюда притащился за пять вёрст, чтоб постоять у дверей, получить отказ, вежливо пожать плечиками, отпардониться и отвалить, да?
Девонька с жидкой жёлтой косой и возрастной прыщеватостью метнулась на выход, махнув серым подолом сарафана, но не успели все хором проорать очередное "от теперь сладко-о!", как вмялась обратно, визжа от переполняющего её энтузиазма:
- А он сказал, что не уйдёт, и всё тут! Да справа и слева от колдуна волки огромаднейшие, страшные, как из самой преисподней! Глаза синие, зубы белые, а по загривку чёрному алое пламя так и бегает…
- Чого хочет-то? - опережая меня, вопросил староста.
- Говорит, ежели невеста к нему с поклонами не выйдет да жених подарками не откупится, - он здесь всю хату подпалит!
- Господь милостив! - Не растерялся калачинский староста и повернулся уже ко мне: - Что делать-то будем, ась?
- Пожарных звать, - буркнул я, вставая из-за стола. Хорошо хоть посидел недолго, ненавижу драться на сытый желудок, тяжело и особого желания побеждать нет, так… лишь бы отвязаться.
- Ой, лышеньки, - ахнула мать невесты, дородная как пышка, с добрейшим лицом и мягкими формами. - От нешто хлопец один супротив злодия пойде? Ой, та шо ж ему никто не поможе…
- Нельзя-а, - успокоил её муж, щуплый до нереальности, высунув хорьковую мордашку из-за миски с квашеной капустой. - Дура ты, баба, то ж сам Иловайски-ий! К нему с помощью лезть, тока под ногами путаться. Да и обидится ещё, чего недоброго-о…
- Есть идея, - встал кто-то из гостей, широкоплечий и рослый, как Голиаф. - За Иловайского надо выпить!
- Дай ему Бог всего и всяческого, - единодушно согласился народ, вздымая глиняные стопки.
Я вышел наружу не оборачиваясь и ни на кого не надеясь. Всё правильно, меня ж не на свадьбе сидеть приглашали, а охранять их мероприятие от всяческих проблем и невзгод. Вот этим мне прямо сейчас и придётся заниматься. Где там наша милая бабушка с домашними щенками?
Выйдя из хаты, я поправил папаху, вдохнул всей грудью свежий ветерок с тихого Дона. Звёзды над головой светили всё так же ярко, а вот луна заметно порозовела, словно бы по-упырьи напившись чьей-то тёплой крови. Прямо в воротах, скрестив руки на груди, без личины, то есть со своим собственным видом, стоял худощавый мужчина в чёрном одеянии, с белым шарфом на шее. Он сконцентрировал на мне полный высокомерия взгляд и небрежно бросил:
- Уходи отсюда, хорунжий.
Я широко расставил ноги, демонстративно зевнул, почесал поясницу и вопросительно кивнул, дескать, что-то ещё?
- Значит, выбраться сумел, не проткнул тебя пикой твой денщик, а жаль… - вновь начал колдун, переходя от мирных предложений к неприкрытым угрозам. - Да только зря думаешь, что на вас, характерников, никакой управы нет. Ты ведь сквозь личины видеть обучен?
Я сплюнул через левое плечо, запрокинул назад голову, полюбовался на созвездия и ободряюще подмигнул собеседнику - в смысле дальше продолжай, чего ещё скажешь?
- Обучен, вижу, - уже нервно скрипнул зубами злодей. - Да только, знаешь ли, Фифи заметила, что вот никакими иными талантами тебя не наградили. Силы могучей ты не имеешь, казачок… А одного умения сквозь личины смотреть мало. Чем оно тебе поможет, когда звери мои твои глазоньки клыками острыми выгрызут, а?
Из-за спины Птицерухова бесшумно вышли два матёрых зверя. Шестилетки, здоровущие, рослые, шерсть как бурка осетинская, в которой пули вязнут, клыки как ножи полированные, а в глазах неутолимая жажда крови плещется…
- Боишься? Правильно, - торжествующе заломил бровь Птицерухов. - Да только поздно. Возьми его, Серый!
Ну не совсем серый, скорее в подпалинах, левым глазом косит, и переднего зуба нет. Я сразу его узнал, тот самый, что у нас лошадей воровал. Стоит себе на четвереньках, как дурак, пасть на меня оскалил, думает, весь из себя страшный-престрашный волк. Нашли себе на растерзание Красную Шапочку, клоуны ярмарочные, за три копейки оптом…
- Ой, боюсь, боюсь. - Я сделал испуганное лицо, отводя правую ногу назад для прямого удара.
"Волк" бросился на меня с леденящим душу воем! Как ему казалось, очень быстро, но как по мне, так возрастной цыган на четвереньках уж точно не орловский рысак и повышенной резвостью не отличается. Я крутанулся на левой пятке, уходя с линии атаки, и носком правой с размаху вдарил ему под ребро! Конокрад аж перевернулся в воздухе, откатился на три шага в сторону, скорчился и затих, по-собачьи дёргая "лапами". Не, жить будет, но встанет минут через десять, не раньше, а минимум три ребра дураку придётся серьёзно лечить…
- От ить он каков, наш-от Иловайский! - покровительственно прогудел староста, появившись в дверях с двумя мужиками и выпрыгивающей из-за их плеч любопытной девчонкой.
Птицерухов поднял кулаки к небу и испустил такой ужасающий рёв, что крестьяне тут же дали задний ход, чем попало баррикадируя дверь. Разумный ход, потому что ситуация стала накручивать обороты…
- Волка-то ты одолел, но вот как с медведем справишься. - Тощий колдун явно работал на публику, зная, что его слышат и видят. - А тебе самому быть по воле моей… да хоть зайчиком! А-ха-ха!
К его чести должен признать, что демонический смех мужичок отрабатывал не по одному разу, а на публику оно, конечно, действовало отпадно. Второй волк, чуть прихрамывающий, с золотой серьгой в ухе, встал на задние лапы, встряхнулся, покрылся буграми мышц и с рыком, качаясь из стороны в сторону, обернулся здоровенным медведем-шатуном, словно бы специально поднятым с зимней спячки. Народ в хате прилип носопырками к стеклу, о свадьбе и думать давно забыли, тут куда более интересные зрелища разворачиваются. Война колдунов - это же для всего Калача на Дону эпохальное событие, на сто лет вперёд внукам пересказывать…
- Гля, гля, деда, а казачок-то и впрямь зайчиком обернулся! - раздалось за моей спиной.
- Чую, прогадали мы с ним-от, - философски признал староста. - Но ништо, и второго колдуна напоим, дак он-от умилостивится. Осталась самогонка-то, поди?
Второй цыган был куда умнее или же опытнее первого. В образе медведя он, разумеется, смотрелся внушительнее, но и сам по себе был покрепче предыдущего. К тому же в его левой руке хищно сверкнул короткий цыганский нож, острый как бритва. Это погано, даже очень. Один раз даже вскользь такой "мистикой" кровь отворит, и не всякую рану зашить успеешь. Надо было саблю дедову брать, а так…
- Кончай его, Семён, - сквозь зубы приказал Птицерухов.
Я сунул руки в карманы и ждал.
- Дедушка, а зайчик-то храбры-ый…
- Ну дык на то он и зайчик. Сперва храбрый, а как мядведь пасть-то раззявит, дак и мокрого пятнушка от него не будет…
Цыган тоже решил зазря не рисковать и бить один раз, но чтоб наверняка. Он кружил вокруг меня скользящими шагами, и на его лысине блестели под лунным светом капельки пота, словно стеклянные бусинки. Я вытащил руки, зажав в правом кулаке пригоршню соли. Теперь всё зависело от реакции и точности броска. У "медведя" были очень неплохие шансы, но колдун всё испортил сам…
- Чего тянешь, насади ему штырь под дыхало! Убей его, убе-э-эй!
Цыган отвлёкся на полный ненависти вопль и ударил впопыхах. Лезвие ножа, видимое всем как "медвежий коготь", чудом не задело мой бок, но и я не дремал - соль полетела противнику прямо в выпученные глаза, и…
- Мамочки! Мама-а-а, царица небесная, - взвыл "медведь", бросаясь наземь и закрывая морду лапами. - Ослеп я! Совсем ослеп! Погубил меня хорунжий, ай-яй как погубил! Зрения лишил напрочь… Воды, воды мне-э!
- Дебилы, угораздило же связаться, - тихо простонал Птицерухов, когда несчастный всё же вскочил на ноги и ринулся на поиски колодца, но, ничего не видя, влетел лбом в забор. Забор оказал вроде бы пассивное сопротивление, но вполне действенное. Мишка опрокинулся на спину и уже не встал, на его лбу зрела могучая, не еловая, не сосновая, не кедровая, но шишка!
- Ой, дедушка, а зайчик-то медведя одолел…