Спустя полчаса девочка переминалась с ноги на ногу у поста охранника, сжимая в руках два шуршащих пакета с наполовину стертыми надписями. Ожидание казалось невыносимо долгим, где-то в глубине ворочалось и разрасталось подозрение: вдруг передумает? Вдруг за забором уже нет той красивой иномарки?
Но Анна Леонидовна появилась. Она шла, подняв подбородок, ровно и невозмутимо. Походка у нее была такая, что ей смело можно было поставить на голову поднос с хрустальной вазой - все сохранилось бы в целости. Рядом с подобострастной улыбкой семенила директриса. Гостья определенно была важной шишкой: Тамара еще не видела у начальства такого услужливого выражения лица.
- Ну, Томочка, я поздравляю тебя с новой семьей! - Валентина Семеновна влажно расцеловала воспитанницу в обе щеки.
Вполуха Тома выслушала безликие наигранные пожелания, окинула взглядом холодный от ламп дневного света коридор, кафель, знакомый до последней щербинки, стол охранника, на котором когда-то нацарапали гвоздем неприличное слово, а потом залепили наклейками с бабочками. Их, правда, все равно называли, мягко выражаясь, "хреновые бабочки", потому что каждый интернатовец старше десяти знал предысторию.
Больше она сюда не вернется. Никогда. Тамара вышла на улицу. Ржавая пружина входной двери в последний раз проскрежетала у нее за спиной. Солнце уже поднималось над каштанами, из распахнутых окон доносились детские голоса: после ночи проветривались спальни младших. На другом этаже толпились за стеклом ее ровесники. Тома махнула им рукой, они замахали в ответ. Кирилла не было видно, и Тамара очень надеялась, что он сейчас по полной огребает от завхоза.
Анна Леонидовна подошла к машине, достала ключ - фары вспыхнули, щелкнули замки.
- Садись назад, до Москвы ехать долго. Ты, наверное, не выспалась сегодня.
- Шутите? Не думаю, что смогу уснуть.
Но Тома все же подчинилась, ей хотелось произвести самое благоприятное впечатление, если это было возможно после утренних событий. Какое-то время они ехали молча, потом Анна Леонидовна вырулила на трассу до Москвы.
- Куда мы сейчас?
- Я же говорила: полетим в Швецию, - опекунша взглянула на Тамару через зеркало заднего вида. - В шесть у нас самолет до Стокгольма. Если успеем, купим тебе одежды. Я бы предпочла шопинг там, на месте, но мы прилетаем вечером, надо будет сразу плыть в пансион.
- Ясно.
- Тебе не верится? - глаза в зеркале мягко прищурились: женщина улыбалась.
- Не очень, если честно.
- У меня есть для тебя сюрприз. Посмотри в бумажном пакете. Там, рядом с тобой.
Девочка нерешительно заглянула в дорогую картонную сумочку с ручками- ленточками, - даже про себя она не могла назвать это произведение искусства пакетом, - и увидела грязно-белую папку. Достала - и обомлела: "Личное дело № 30386-Д - Корсакова Тамара Андреевна, 21.06.2002".
- Но откуда?.. Неужели она Вам отдала?.. Нет, не может быть…
- Ты права. Она не отдавала.
- Неужели?..
- Пусть это останется нашим маленьким секретом, - Анна Леонидовна подмигнула. - Ты рада?
- Я?! О, Господи, конечно, рада! Я счастлива! Нереально! Спасибо вам огромное!
- Хорошо. Можешь пока почитать, а мне лучше сосредоточиться на дороге.
У Томы пульс звенел в ушах от волнения. Дрожащими пальцами она погладила канцелярский картон, развязала серые веревочки и раскрыла папку. Ее фото, анкета, прививки, характеристика, даже грамота за конкурс чтецов. Копии документов и прочее барахло… Вот! Выписка из больницы, свидетельство о смерти матери… Желудок сжался, к горлу подкатил комок тошноты. Тамара через силу сглотнула и сжала челюсти: старый прием. В детдоме рвоту заставляли убирать самих, поэтому она предпочитала сдерживаться. Во рту остался горький привкус желчи.
- Ты в порядке? - брови Анны Леонидовны сдвинулись.
- Да. Кажется.
- У тебя… Как же это… Морская болезнь?
- Я не завтракала. Все нормально, уже прошло.
Но опекунша все же заехала в придорожное кафе с манящим названием "У Володи", с трудом найдя место на обочине между фурами. Дальнобойщики здесь останавливались вздремнуть и перекусить. Хозяин Володя оказался бородатым осетином Вариком, который, как и директриса, попал под обаяние Анны Леонидовны, рассыпался в комплиментах и лично подал на их столик свежие круглые лепешки с зеленью.
- Не хочешь рассказать мне про маму? - женщина тщательно изучила кусочек выпечки, прежде чем отправить его в рот.
- Нечего рассказывать, - Тома успела запихать за щеку четверть лепешки и теперь с усилием ее проглотила. - Мне было два года, я ничего не помню. Знаю, что мы жили в кирпичном доме. Ночью начался пожар. Когда приехали пожарные, я лежала на снегу с ожогом на шее, а мама осталась там… Ее тело обнаружили потом.
- А другие родственники? Больше у тебя никого нет?
- Вместо отца в моем свидетельстве стоит прочерк. Отчество, видимо, досталось от деда. Больше я ничего не знаю. Вроде, есть в Москве какие-то родственники. Но раз меня решили оставить в детдоме, то мне они никто. Вот и все, - Тамара старалась говорить ровно, без эмоций.
- И зачем тебе личное дело?
- Мне не нравится история с пожаром. Вырасту - и найму сыщика. А пока пусть материалы будут у меня.
- Логично.
Анна Леонидовна не стала давить с расспросами, они спокойно закончили завтрак и до Москвы едва перебросились парой фраз.
Тома углубилась в старые ксерокопии. К счастью, тот, кто вел архив, для верности переснял все: и отчет пожарных, и документы на дом. Чьи-то размашистые каракули на копиях стали совсем черными, буквы сливались. И все же главное ей удалось разобрать: возгорание произошло ночью на втором этаже, в спальне. То есть плиту сразу можно было отбросить как причину. О проводке речи тоже не шло: судя по протоколу осмотра, в тот день весь поселок был без света.
Внимание Томы привлекло заключение милиции. Якобы в руках найденного тела Корсаковой Елены Андреевны был нож. Зачем человеку нож во время пожара? Более того, откуда он взялся в спальне? Теперь Тамара была уверена на все сто: маму убили.
Но кто? И почему? Никаких улик. И снимки плохого качества - только копии. Страшные, расплывчатые, похожие на фотороботы портреты ее мамы.
- Мы почти приехали, - голос Анны Леонидовны вернул Тому в реальность.
Девочка посмотрела наружу: от деревень не осталось и следа. За пыльными серыми ограждениями суетились люди, возвышались высотные новостройки с пустыми глазницами окон, краны, вывески.
- Не знаешь, где здесь можно купить приличную одежду?
- Я в Москве была дважды: на экскурсии в Кремле и елке. По магазинам нас не водили.
- Точно, прости. Давай остановимся здесь.
Они зашли в сияющий стеклом и хромом торговый центр. Тома сначала жалась, стеснялась что-то выбирать, но Анна Леонидовна с такой беспечностью кидала в корзину новые и новые вешалки, что девочка под конец освоилась, и сама выбрала толстовку с высоким воротом, пару бандан для шеи и узкие джинсы. Ворох вещей заботливо разложили по пакетам, потом были куплены средства гигиены и даже туалетная вода, а довершением праздника жизни стали вместительный чемодан и рюкзак, куда были упакованы все обновки.
Тома сразу же переоделась в новые штаны и футболку, шикарнейшие замшевые кроссовки, как в рекламе, и поскольку время позволяло, опекунша настояла на визите к парикмахеру. Уродливо обрезанным волосам придали молодежной небрежности, и Тома почувствовала себя готовой на все ради милейшей женщины, которая появилась в ее жизни меньше суток назад.
- У тебя есть какое-нибудь увлечение? - спросила Анна Леонидовна. - Чтобы занять себя в свободное время? У нас, конечно, есть библиотека и настольные игры, но вдруг тебе захочется заниматься чем-то своим.
- Ну… Я рисую иногда. Не так, чтобы профессионально… Но мне нравится…
- Поняла, - Анна Леонидовна сосредоточенно кивнула и повела ее в "Мир хобби".
- Смотри, какой красивый!
И она протянула девочке толстый альбом с бабочками и сердечками.
- Здорово, - без энтузиазма протянула Тома.
- Ну, ладно. А если этот? С котятами?
- Мне четырнадцать.
- Выбирай. Любой.
Тома подошла к стеллажу, пробежалась по нему взглядом и вдруг наткнулась на черный, нарочито состаренный альбом для скетчей в кожаной обложке. Он напоминал книгу заклинаний, и потому вызывал благоговейный трепет.
- Отличный выбор, - Анна Леонидовна положила альбом в корзину, а вместе с ним немецкие акварельные карандаши в жестяной коробке и здоровенное пособие для начинающих художников.
Когда с покупками было покончено, путешественницы устроили себе привал в ресторанном дворике.
- Вы хорошее себя чувствуете? - занятая гамбургерами, Тамара не сразу заметила бледность на лице своей благодетельницы.
- Немного устала, - уголок губ приветливо дернулся вверх, но глаза Анны Леонидовны выдавали измотанность.
Вид опекунши вызывал у Томы опасения, но не прошло и десяти минут, как она вновь отвлеклась на новенький альбом и предстоящий перелет в другую страну. После перекуса они доехали до Шереметьево, сдали машину в прокат и отправились на регистрацию. В очереди женщина вдруг вцепилась в локоть Томы.
- Что случилось? - по спине Тамары пробежал неприятный холодок.
- Голова немного кружится. Скоро пройдет, - и Анна Леонидовна пробормотала что-то непонятное.
Переспрашивать и лезть не хотелось, к тому же вокруг все завораживало. Электронные табло, люди в красивой форме, иностранцы и чемоданы с бирками. Тома с удивлением осознала, что она здесь в своей тарелке - от ее волос теперь приятно пахло фирменным шампунем, да и бандана на шее казалась стильным аксессуаром.
Непривычно и увлекательно было проходить сканирование, стоя босиком на нарисованных следах, а уж зона Дьюти Фри… Глаза разбегались. Томе и в Кремле- то понравилось меньше, чем в Шереметьево. Она в волнительном предвкушении прижалась к стеклянной стене, за которой проплывали и взлетали самолеты. Это зрелище вызывало у нее больший восторг, чем у других детей. К примеру, девочка лет семи на соседней скамье равнодушно играла в планшет.
Наконец, объявили начало посадки, симпатичный мужчина в пиджаке проверил талоны, и Тома прошла по самому настоящему тоннелю в салон. Она не знала, что вот так можно попасть на борт. По телевизору она видела, как всякие знаменитости спускаются из самолета прямо по трапу, и надеялась, что будет карабкаться по ступеням и потрогает обшивку своими руками. Но и этот путь оказался удивительным: вроде идешь себе по обычному коридору, не выходя даже из здания, а потом один шаг - и ты уже внутри самолета. А стюардесса? Какие там певицы, модели… Фуфло. То ли дело стюардесса: в ней прекрасно все. Безупречные туфельки, юбка, пиджак с вышитым логотипом, самая белая в мире блузка и аккуратный галстук. И лицо такое добродушное, с бархатными глазами олененка, приятное, как у снегурочки. Анна Леонидовна определенно могла бы стать стюардессой.
Томе досталось место у окна, но она все не сводила глаз с бортпроводниц, которые знаками разъясняли правила безопасности. Происходящее никак не укладывалось в голове. Потом начался разгон, девочка припала к иллюминатору: мимо понеслись деревья, ангары, толчок, - они оторвались, и Тамару наполнило до того непередаваемое огромное чувство, что грудь, казалось, вот-вот лопнет, как воздушный шарик. Деревья стали маленькими, машины превратились в едва различимые ползающие точки, высотки напоминали кубики крошечного конструктора. А самолет продолжал набирать высоту.
- Анна Леонидовна, посмотрите, мы над облаками, - прошептала Тома и повернулась к своей спутнице.
Но та сидела, безжизненно склонив голову на плечо. Веки были закрыты, лицо побледнело, под носом виднелась темно-алая капля.
- Анна Леонидовна! Что с вами?! - Тамара испуганно схватила женщину за плечо и потрясла.
- Что? - та с трудом разлепила глаза.
- Слава Богу! У вас кровь! Кажется, Вы потеряли сознание. Может, позвать стюардессу? Или нужно лекарство?
- Нет-нет, - Анна Леонидовна говорила тихо, но уверенно. - Не шуми. Пойдем со мной.
Она поднялась и, придерживаясь за спинки кресел, прошла через проход к туалету.
- Заходи.
Тамара шагнула следом и закрыла за собой дверцу на задвижку.
- Я думала, что смогу дотерпеть до пансиона, но… Профессор Эдлунд был прав насчет витаминов. Я не хотела показывать тебе все вот так, в спешке.
- Что происходит? - тревожно спросила Тома.
- Только пообещай не пугаться. Ты ведь успела прочитать первую легенду из книги? О детях солнца?
- Да, но какое это имеет…
- Не перебивай. Это не легенда. И я - одна из них. Из зимних.
- Вы же не собираетесь сказать, что умеете… Вот черт! - Тамара застыла, раскрыв рот.
Прямо на ее глазах лицо Анны Леонидовны трансформировалось. Кожа потемнела, радужные оболочки изменили цвет с голубого на зеленый. Брови стали гуще, губы - тоньше, роскошные каштановые волосы утратили глубокий оттенок и немного посветлели, став невзрачными. Тело ужималось: высокая красавица превращалась в худенькую миниатюрную женщину невыразительной внешности. В конце концов, ее передернуло, как мокрую собаку, на правой скуле появилась черная родинка и превращение остановилось.
Тамара смотрела на незнакомку: та стояла к ней вплотную и утопала в одежде, которая пару секунд назад сидела идеально на Анне Леонидовне. Девочка побледнела, вцепилась в край раковины, чтобы не сползти по стенке.
- Что это было?.. - пролепетала она, еле шевеля губами. - Кто вы?
- Подожди минутку, - женщина достала из внутреннего кармана пиджака маленькие очки, нацепила их на нос и улыбнулась. - Так лучше. Приятно познакомиться, меня зовут Мила Вукович.
Глава 3
- Какая еще Мила Вукович? - Тома собралась с духом.
Бежать с самолета было некуда, но субтильная дамочка вряд ли умела драться лучше детдомовца. На всякий случай Тамара перенесла вес на левую ногу, чтобы если что как следует врезать правой.
- Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Я это все еще я, просто раньше была в другом облике, - успокаивающе проговорила незнакомка.
- Что это значит?
- Тамара, ты же читала легенду: тот, кто родился в день зимнего солнцестояния, может принимать облик других людей. Я - иноликая.
- Но это сказки! Чепуха какая-то… В чем фокус?
- Никакого фокуса. Это должно было произойти дома, в присутствии профессора Эдлунда. Но мой организм не выдержал такой долгой трансформации. Это отнимает много сил. Я могла даже впасть в кому.
- Бред! - Тома покачала головой. - Я все поняла. Вы накачали меня чем-то во время обеда. Подбросили что-то в воду… Я не знаю, как это делается. Но явно…
- Да нет же! Послушай, все именно так, как я говорю, пусть и кажется безумием.
- Не верю. Какой-то пансион, Швеция, профессор Эдмунд…
- Эдлунд.
- Неважно! Может, вас вообще не существует? Может, меня из интерната перевезли в дурдом, и все это - просто глюк? - девочка больно укусила себя за запястье и проверила: на коже остались вполне настоящие вмятины от зубов.
- Это нелегко принять, - вздохнула бывшая Анна Леонидовна. - Обычно такие, как мы, растут в семьях, воспитываются с рождения и момент, когда способность проявляется, встречают подготовленными. У тебя все было иначе. И я даже представить себе не могу, что ты сейчас чувствуешь.
- Мне плевать, что у вас, психов, там творится. Я к этому не имею никакого отношения. Верните меня обратно в интернат. Или я просто сбегу, как только мы окажемся на земле.
- Дело твое, но я бы… - Мила Вукович не успела договорить: в дверь туалета настойчиво постучали. - Придется уступить кабинку. Если ты обещаешь вести себя прилично, мы вернемся на наши места, и я все объясню. Дальше будешь решать сама.
Тамара смерила незнакомку скептическим взглядом. Эта миниатюрная невзрачная женщина сильно напоминала мышь. Ладно, хуже не будет, да и деваться некуда. Пусть расслабится, потеряет бдительность, тем проще будет потом слинять.
- Хорошо, - Тома кивнула.
- Погоди секунду, у меня сползают брюки.
Действительно, наряд на этой Вукович висел мешком. Она подвернула штаны, подтянула пояс и закатала рукава. Вышло пристойно.
В самолете никто не заметил, что в туалет зашла одна женщина, а вышла другая. Потревожив грузного мужчину в наушниках, который к тому моменту уже успел задремать, они пробрались к своим креслам. Тома скрестила руки на груди и выжидательно уставилась на спутницу.
- С чего бы начать… - протянула та. - Видишь ли, я никогда еще не рассказывала кому-то о нас. Все, с кем мне приходилось иметь дело, знали о своей сущности с пеленок. Итак. Никому неизвестно, правда ли то, что описано в легенде, до конца. Насчет тайных знаний, например. Но то, что есть люди, способные менять облик, ты теперь видела сама. Мы называем себя перевертышами. Рожденные в день зимнего солнцестояния превращаются в других людей, в день летнего…
- В зверей. Я прочитала. И что, хотите сказать, что вы вот так запросто можете превратиться в любого человека?
- Нет. Не запросто. Способность к трансформации появляется в подростковом возрасте. До этого есть только некоторые признаки. Например, перевертыши легко учат другие языки. Русский я выучила лет десять назад за несколько месяцев.
- А разве Вы не русская?! - изумилась Тома.
- Нет. Я хорватка. Но в России бывала, у меня даже есть друзья в Санкт- Петербурге. Так вот, зимний перевертыш в свои четырнадцать-пятнадцать лет не может сразу превратиться в другого человека. Он может менять внешность только частично. Цвет волос, глаз, форму носа. И только в рамках генетической предрасположенности.
- Что это значит?
- Ну… Он может имитировать только внешность своих родителей и предков. Например, если мама была рыжей, то и молодой перевертыш может на время сделать свои волосы рыжими. Но у него не получится придать коже темный цвет, если в роду у него не было темнокожих. Понимаешь?
- Кажется, да.
- Со временем, после долгих тренировок, ученики осваивают полную трансформацию. Тоже, как правило, начиная с кого-то из ближайших родственников. Но для того, чтобы принять облик другого человека, перевертыш должен получить частичку его ДНК. Кусочек волоса, чешуйку кожи. Только тогда организм считает информацию и сможет перевоплотиться.
- Вы даже научную базу под это подвели?
- Конечно. Профессор Эдлунд - генетик, ему крайне интересны эти процессы. Он изучает их много лет. Раньше думали, что чужой волос - это отголоски магических ритуалов. Но нет, оказалось, все довольно научно.
- Почему Вам стало плохо?
- Трансформация в чужого человека - неестественное состояние для перевертыша, на нее тратится много сил. Новичок сможет продержаться минут десять, опытный - около суток. Известны случаи сильных мастеров, которые перевоплощались на несколько дней, но это испортило им здоровье.
- А сколько часов вы были в образе Анны Леонидовны? И кто она такая? И что с ней сейчас?