– Но что же мне теперь делать? – Ника чуть не расплакалась: и от его мечущих молнии глаз, и от едкого тона, а главное – от безысходности.
– Что делать? Могу сказать. Завтра постись, приходи на утреннюю и вечернюю службу, послезавтра приму у тебя исповедь. Но к причастию пока не допущу, рано. Грех свой отмолишь, тогда и посмотрим.
– Но я… я не могу так долго… – пробормотала Ника и вдруг разозлилась. Да он просто пользуется своей властью над ней, он хочет ее унизить, заставить стать примерной прихожанкой. Не выйдет! Она найдет батюшку, который не станет ломаться, в конце концов, она готова хорошо заплатить за освящение дома. Все ее знакомые всегда вызывали священников на дом, если в этом была такая нужда! И сами в церковь за этим не бегали. Она гордо выпрямила плечи и развернулась к батюшке спиной. Не хочет – его дело! Проклятое место! А кто должен разбираться с этим проклятым местом, как не служитель культа? Нет, издеваться и унижать себя она не позволит! Пусть юродивые, которых вытащили с помойки, на коленках тут ползают, она, слава богу, найдет другие способы решения проблем!
Батюшка ничего ей вслед не сказал, да ее и не интересовало, что он думает по этому поводу. Она сейчас же позвонит Алексею, если он не может прислать охрану, пусть пришлет хотя бы священника.
Ника вышла на крыльцо, и тут же снова столкнулась с ненормальной прислужницей. Ее тихой и ласковой товарки рядом не оказалось, и Ника слегка растерялась, тем более, что лицо юродивой искажала маска ненависти – кривой рот приоткрылся, глаза хищно сощурились, нос крючком загнулся вниз – не дать ни взять, баба Яга!
– Угробила батюшку, ведьма рыжая! – зашипела ненормальная Нике в лицо, так что та почувствовала несвежий запах из ее рта.
– Оставьте меня в покое, – холодно ответила Ника, пытаясь обойти юродивую и сохранить надменность. Какая мерзость! Не исключено, несчастная чем-нибудь больна, только не хватало подхватить заразу.
Но не тут-то было! Прислужница не дала ей прохода, вскинула грязные нездоровые руки и потянулась к Никиному лицу. Ника шарахнулась в сторону, но юродивая изловчилась и вцепилась ей в волосы, растрепав аккуратно уложенный под косынкой узел, выкрикивая в её адрес невразумительные проклятия. Нику охватила паника, она настолько не ожидала ничего подобного, что не сразу сообразила, как надо действовать. Сначала она даже не пыталась защититься, и лишь прикрывала лицо от нечистых ногтей сумасшедшей. Ей не пришло в голову кричать и звать на помощь, но вырваться из рук юродивой не получалась. А та, ухватив ее волосы покрепче, пыталась дотянуться до щеки, растопыривая широкие короткие пальцы.
Неизвестно, чем бы это могло закончиться для Ники, но на ее счастье подоспела вменяемая напарница юродивой, и с немалым трудом оттащила сумасшедшую от Ники.
– Прекрати сейчас же, Наталья, отпусти женщину! Совсем ты ума решилась, у храма драку затеяла, где ж это видано, позорище! – причитала она, пытаясь утихомирить юродивую.
Неожиданно сумасшедшая ее послушалась, хотя и не успокоилась вовсе – бормотала неразборчиво свои ругательства, оборачивалась на Нику и зыркала на нее злыми маленькими глазами, пока не скрылась за углом часовенки.
Ника без сил опустилась на крыльцо, прислонилась к бревенчатой стене и разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Сегодня все глумятся над ней – и злобный батюшка, и ненормальная прислужница. За что? Что она сделала плохого? Миллионы людей ходят в церковь раз в год, и считают себя православными, вот Надежда Васильевна, например! И никто их не оскорбляет, когда они хотят окрестить ребенка или отпеть покойника. Она всего лишь просит освятить дом, что в этом странного или оскорбительного для веры?
Ника не сразу заметила, как кто-то ласково гладит ее по плечу, пытаясь успокоить. Подняв залитые слезами глаза, она увидела старшую из женщин, – та присела рядом и виновато улыбалась Нике. Видимо, она чувствовала себя неловко, и как могла, хотела загладить выходку товарки.
– Попробуйте не сердиться на Наталью. Я вижу, несчастье у вас какое-то, а тут еще она со своими выдумками…
– Мне всего лишь нужно освятить дом! – еще сильней зарыдала Ника, почувствовав, что ее жалеют, – я не понимаю, что в этом плохого!
– Конечно, ничего плохого, – одобрительно сказала прислужница, – а у вас где дом-то, я что-то я вас ни разу в поселке не видела, или вы недавно приехали?
– Да у меня дом не в поселке, а дальше, по дороге на Кривицы, или как они там называются. Где дорога вдоль реки идет, коттеджный поселок строится. "Лунная Долина" называется, слышали, наверное? – уточнять, кто затеял строительство, Ника не стала. И правильно сделала, так как собеседница смотрела на нее чуть не с ужасом и даже, как показалось Нике, отодвинулась в сторону. Заметив это, Ника замолчала и вопросительно уставилась на нее, ожидая объяснений.
– Так вы оттуда? – ахнула она.
Ника не отвечала, продолжала выжидающе смотреть.
– Ой, милая плохое место выбрала дом-то строить, ой плохое! У нас и детишек туда не пускали спокон веку, еще я девочкой была, мне мать строго-настрого запрещала в том месте появляться. Нет, не будет там жизни, уезжать вам надо, пока беды какой не приключилось. И девочки давешние, которые вчера с вами приезжали, тоже там живут? Вот беда какая, как же вас так угораздило-то?
Слезы побежали из глаз с новой силой. Похоже, долина широко известна в поселке, и слава эта явно недобрая.
– И что такого плохого в этом месте, объясните вы мне? Все твердят – плохое место, а толком никто ничего сказать не может!
– А то и плохо, что никто жить там не может. И никогда никто там не жил, не селился. Рассказывают, еще до революции монастырь там хотели построить. Целый год пытались строиться, но ничего не вышло. Мор среди монахов пошел, кто от болезней умер, кто убился, кто утонул – почти никого в живых не осталось. Тогда и прокляли это место, и жить там людям заказали.
– Интересно это все, конечно, только на сказку похоже больше, чем на правду, – всхлипнула Ника.
– Сказки это или не сказки, а то, что жить там нельзя – вот это точно. Монастырь строили – истинная правда, никакого вранья. Все в поселке об этом знают. И вот что я вам скажу – отец Артемий батюшка молодой, силы свои хотел попробовать, крепость веры проверить. А старый батюшка правильно вам отказал. Уезжать оттуда надо, а не дом святить. Потому как нельзя христианским душам там жить, и все тут. А почему – этого я не знаю, да и знать не хочу. А вам советую – уезжайте, пока не поздно, и доченек своих увозите.
Ника ничего не ответила и отвернулась. Все твердят ей одно и тоже, как будто сговорились!
– Да не могу я уехать! Некуда мне ехать! – неожиданно вскрикнула она, – никто не понимает, никто не хочет помочь!
Женщина снова погладила ее по плечу и сочувственно покачала головой. Ника поднялась, вытирая слезы, и собралась идти к машине, но все же обернулась, чтобы поблагодарить добрую женщину, и увидела, что женщина хочет сказать ей что-то, но не решается. Помедлив минуту, она все же подошла к Нике, и, привстав на цыпочки, быстро прошептала ей в самое ухо:
– Вы вот что, коли мне не верите, так у старухи Бутовой спросите, если она не знает, то и никто не знает. Она гадалка, ей чуть не сто лет уже, и кому и знать-то как не ей! Беру грех на душу, к ворожее вас посылая, но ведь если что с вами или с девочками случится, грех еще больший выйдет! Живет она в самом последнем доме по улице Лесной, номера на доме нет. Потому что этот дом вроде как нежилым считается, и ни к какой улице не относится. Как Лесная кончается, дорога сужается и начинается будто тропа, по ней и идите, пока на поляну не выйдете. На машине не проехать вам будет, сразу говорю, так что пешком идите. Утром не ходите, дверь не откроет, вечером идите. И денег не берите с собой, ни в коем случае, ведуньи деньгами не берут, но одарить бабку надо. Уж сами придумайте чем – продуктов, ткани какой купите. С пустыми руками к ней никак нельзя, еще сглазит, не приведи Господи! А теперь пойду я, да и вы поезжайте себе с Богом!
Сказав это, женщина быстро удалилась, как будто испугавшись своего совета, и оставила Нику в полнейшем недоумении.
Ника села в машину, скинула ненавистный платок, из-под которого во все стороны торчали растрепанные волосы, и привела себя в порядок. Местные священники, оказывается, суеверны словно неграмотные старухи. Нет, она не пойдет в ворожее, или как ее там… Она сделает все как задумала, недаром нечисть сидела тихо, ожидая появления отца Артемия!
Алексей, как ни странно, воспринял ее просьбу прислать батюшку очень спокойно и одобрительно и пообещал перезвонить, когда сможет об этом договориться. Узнав, что она не дома, он очень расстроился: оказывается, ремонтная бригада давно выехала и должна была час как прибыть на место. Времени у них в обрез – завтра утром приезжает Петухов, надо хотя бы создать видимость того, что со столовой все в порядке. Вдруг он захочет осмотреть дом? Две запертые комнаты – это слишком подозрительно. Про спальню всегда можно сказать, что там не прибрано, в конце концов, это не то место, куда следует заглядывать посторонним. Но про столовую этого не скажешь, и ремонтники будут работать всю ночь. Ника на это покачала головой, но решила, что толпа мужчин в доме избавит ее на эту ночь от кошмаров и видений.
На следующее утро, часов в двенадцать, Илье позвонил Кольцов.
– Илюха, у Залесского есть покупатель на дом, он хочет тебя видеть.
– Залесский или покупатель? – хмуро спросил Илья.
– Какая разница?
– Так пусть придет и посмотрит, – Илья зевнул.
– Слушай, не выделывайся. Иди, они оба на срубе.
– Ты знаешь, как я разговаривал с Залесским в последний раз?
– Не знаю, и знать не хочу. Илюха, он до продажи дома нам всех денег не выплатит. Иди, сказал.
– А самому ему западло было меня позвать? Или у него ментов под рукой не оказалось? – Илья цыкнул зубом.
– Про ментов не понял, но я думаю, он решил, что быстрей позвонить.
– У него есть мой номер, мог бы позвонить сам.
– Ладно, кончай, иди, сказал.
– Хорошо, – буркнул Илья, – только из уважения к твоим голодающим детям.
– Позвони потом, мне интересно.
– Ладно, позвоню, – хмыкнул Илья, и, нажав отбой, добавил, – если жив останусь.
Перед тем, как выйти из избушки, он глянул в зеркальце – синяки на лице еще не сошли полностью, зато приобрели оригинальный ярко-желтый цвет с фиолетовыми разводами. Да и ссадины на руках, от пальцев до плеч, тоже издали бросались в глаза. Илья хотел надеть рубашку с длинным рукавом, но передумал – все равно лицо и кисти рук не спрячешь, тогда зачем это нужно? Тем более что на улице стоит жара.
Залесский и его покупатель – шустрый, мелкий мужичок – и вправду ждали его около сруба. Залесский поглядывал на часы.
– Здравствуйте, Илья Анатольевич! – поприветствовал он Илью с несколько развязной улыбкой.
– И вам того же, – кивнул Илья.
– Вот, покупатель заинтересовался нашим срубом, ему очень нравится ваша работа.
Шустрый мужичок выступил вперед и протянул Илье руку:
– Моя фамилия Петухов, прошу любить и жаловать.
Илья улыбнулся ему и, пожимая руку, ответил:
– Я – Максимов.
– Зовите меня Олегом, а вас можно попроще называть?
– Без вопросов, – ответил Илья.
– Я хотел спросить у вас, можно ли этот сруб разобрать и вывезти в другое место? Вот Алексей Николаевич уговаривает меня купить его вместе с участком, а я что-то сомневаюсь.
Илья, прищурившись, глянул на Залесского, который насупился и угрожающе сузил глаза.
– Сруб разобрать можно, нет никаких проблем. Разборка займет несколько дней, не больше семи. Но фундамент должен точно ему соответствовать. И разбирать лучше перед самой сборкой, чтобы бревна не сохли и не деформировались.
– А как вы считаете, игра стоит свеч? Стоит этот фундамент и участок того, что за них просят?
Илья пожал плечами и посмотрел на Залесского с вызовом.
– Я не знаю, сколько за них просят. Фундамент я не делал, отвечать за него не хочу. Но участок покупать не стоит, сколько бы за него не просили.
– Вот как? – улыбнулся Петухов, – вот видите, Алексей Николаевич, и ваш рабочий со мной согласен.
Залесский подарил Илье многозначительный взгляд, не обещающий ничего хорошего, и жалко улыбнулся Петухову:
– Ну, Олег Семенович, хозяин – барин. Я всего лишь хотел избавить вас от лишних хлопот.
– Ладно-ладно, "избавить от хлопот". Я не знаю, почему никто не покупает у вас участков, но бесспорно это не просто так. Мне не хочется это выяснять, мне проще заплатить за сборку сруба.
Петухов подробно расспросил Илью о сроках и стоимости сборки, поинтересовался, что для этого понадобится, а так же задал еще множество вопросов о технологии рубки домов. Все это время Залесский стоял рядом, пытаясь сохранить лицо. Когда покупатель вполне удовлетворил свое любопытство и тепло попрощался с Ильей, Залесский с трудом держал себя в руках, и бросал на Илью настолько тяжелые взгляды, что тот поспешил убраться с глаз долой.
Напрасно Илья надеялся, что этим все закончилось. Не успел он вернуться в избушку, как увидел в окно хозяина Долины и его покупателя. Похоже, Залесский провожал гостя до машины, и едва она тронулась с места, повернулся и направился к избушке.
Сережка сидел за столом, чирикая в альбоме карандашом, и Илья испугался, что сейчас мальчишка снова начнет его защищать.
– Серый, – толкнул он его в бок, – я тебя прошу, сиди и молчи. Хорошо?
Сережка кивнул, не требуя объяснений – он был необычайно увлечен своей картинкой.
Илья поднялся, зашел в бытовку, взял топор – так, на всякий случай – и остановился напротив входа. Залесский без стука распахнул дверь и наткнулся на Илью.
Хозяин Долины хмыкнул, смерив Илью взглядом с ног до головы, и отступил на шаг.
– Я вижу, вы ничему не научились? – презрительно спросил он.
– Убирайтесь отсюда, – тихо и равнодушно сказал Илья и шагнул вперед.
– Вы полагаете, я не найду способа с вами справиться? – Залесскому пришлось отступить.
– Найдете, – кивнул Илья.
– Вы пожалеете о ваших словах, – Залесский сделал еще один шаг назад, но не учел, что там ступенька, и чуть не повалился с крыльца навзничь, чудом удержав равновесие широким взмахом рук.
Илья приподнял верхнюю губу, изображая усмешку – смеяться совсем не хотелось. А Печник, между прочим, советовал не ссориться с ними по пустякам. Интересно, это пустяк или нет?
Не прошло и трех часов, как к Долине подъехал большой черный джип. Илья сидел на крыльце, шлифуя последнюю деревянную кружку, обещанную Сережке, и заметил его издалека. Почему-то не было никаких сомнений в том, что это не покупатели и не гости. Он не спеша поднялся и вытащил из бытовки пилу – хоть какое-то оружие.
– Закройся изнутри, – крикнул он Сережке, чувствуя, как его охватывает нервная дрожь, – ты слышал, что я сказал?
– Папка, я с тобой!
– Обалдел? Закройся, я сказал! Немедленно!
Илья так редко кричал на Сережку, что тот испугался, кивнул и послушался.
Это не малолетние балбесы, на таких машинах несерьезные ребята не ездят – из джипа вышло трое здоровых парней в кожаных куртках, лопающихся на плечах, с толстыми ржавыми кусками арматуры в руках. Не монтировки, конечно, но мало не покажется… Если бы не Сережка, можно было бы закрыться самому, но ведь все равно рано или поздно дверь вынесут.
Илья спустился с крыльца им навстречу и завел пилу.
– Выключи свою тарахтелку, урод! – крикнул один из них.
Илья не отреагировал на его слова.
– Мы все равно тебя возьмем, только хуже будет!
Интересно, что значит "хуже"? И как, в таком случае, выглядит "лучше"? Илья повернулся спиной к стене избушки – по крайней мере, никто не зайдет сзади.
Они обошли его с трех сторон. Одного удара арматуриной по шине достаточно для того, чтобы пила сдохла, это же не тяжелый "Урал", это маленький, нежный "Штиль". Один попробовал приблизиться, но Илья нажал на курок и повернул цепь в его сторону – нападающий отскочил назад, не успев как следует замахнуться. Боятся. Второй в эту секунду размахнулся и прыгнул на Илью, но тот выскользнул из под удара, уводя пилу в сторону и вниз. Нападающий, спасаясь, неловко отпрыгнул и потерял равновесие.
Илья еле успел прикрыться пилой от следующего удара, спереди. Шина ударила арматурину не поперек, а наискосок, почти вдоль, лязгнула несколько раз оглушительно, выпуская сноп искр – парень не удержал арматуры в руках, силищи в легком "Штиле" было не так уж мало. Справа в воздухе свистнул металлический стержень, Илья благополучно пригнулся, и повторил маневр с выбиванием арматуры из рук. На этот раз лязг оглушил его самого, но парень выпустил из рук свое оружие, поскольку испугался, что ревущая цепь коснется его пальцев. А что? "Штиль" тоже что-то может!
Илья еле-еле успел отразить нападение с другой стороны, парень обладал хорошей реакцией и выскользнул из-под пилы буквально чудом, отбегая назад, но тут Илья увидел, что передний нападающий идет на него с голыми руками и слегка посмеивается.
И тут Илья испугался. Даже спасая свою жизнь, он не сможет пилой полоснуть по человеческому телу. Это выше его сил. Он скорей позволит себя убить, но никогда ему не хватит на это смелости.
Тот парень, который стоял напротив него, видимо, заметил его неуверенность, и кинулся вперед. Илья махнул пилой, описывая широкую дугу, но парень шел напролом. Еще шаг, и бешено вращающаяся цепь упрется ему в грудь… Илья отступил, прижавшись к стене, выигрывая полсекунды, и в последние мгновение отдернул пилу в сторону.
Торжество, появившееся было на лице противника, вмиг сменилось недоумением, и Илья увидел, как что-то дернуло его назад и вниз. Под ногами парня разверзлась огромная воронка, и щебень зашуршал в ней, как галька в прибое. Будто земля открыла пасть и сделала вдох. Илья прижался к стене всем телом, выронив пилу, которая, рыча, замерла у его ноги, словно преданная собака. Земля дрожала и грозила выскользнуть из-под ног.
– Помогите! – коротко крикнул нападавший, увязая в земле, как в трясине, и хватаясь за шевелящиеся камни – воронка втягивала его все глубже, сдавливая грудь, – Нет!
Двое его товарищей смотрели на него широко раскрыв глаза. Под одним из них земля дрогнула и зашевелилась – он испустил жуткий крик и бросился бежать. Второй кинулся к джипу без звука, но по дороге упал, и закричал тоже, накрыв голову руками.
Парень, затянутый в воронку, сопротивлялся молча, то ли не хотел тратить силы, то ли онемел от страха. Он был похож на тонущего в болоте – каждое движение только глубже погружало его в землю. Загребая руками щебень, перемешавшийся с песком, он тщетно пытался вырваться, выплыть, но земля своей тяжестью навалилась на его мощные плечи и сдавила шею. Его друзья тем временем добрались до джипа, и Илья услышал, как взревел его мотор – они уезжали на задней передаче, побоявшись развернуться.
На поверхности оставалась лишь голова несчастного, а чуть в стороне мелькнула его кисть, когда щебенка перестала шуршать и земля замерла, как будто и не двигалась вовсе. Джип исчез за поворотом дороги.