Павел и Варнава писали нам из Антиохии Писидийской, где проповедовали в синагогах. Некоторые иудеи слушали и уверовали, многие - нет. Несколько таковых подговорили набожных женщин из влиятельных семей и начальников города и устроили беспорядки. Павел с Варнавой были изгнаны прочь.
"Куда бы мы ни пошли, везде за нами следуют некоторые иудеи, твердо решившиеся воспрепятствовать нам проповедовать Христа Мессию в синагогах…"
Даже когда они отправились в Иконию и проповедовали язычникам, эти враги явились и там, чтобы отравлять умы, выступая против Слова. Павел, как всегда, уперся накрепко:
- Мы останемся, доколе Богу будет угодно, и будем проповедовать Христа распятого, погребенного и воскресшего.
Они пробыли в Иконии долго, пока иудеи и язычники, объединившись, не составили замысел побить Павла камнями. Павел с Варнавой бежали в Листру, потом в Дервию. Невзирая на риск, они продолжали проповедовать. В Листре они исцелили калеку от рождения, и греки сочли их богами. Павел и Варнава пытались удержать народ от поклонения им, а иудеи, пришедшие из Антиохии, воспользовались этой возможностью настроить толпу против них.
"Толпа побила Павла камнями", - писал Варнава. - "Иудеи из Антиохии вытащили его тело за городские ворота и там бросили. Мы все собрались вокруг него и стали молиться. Когда Господь воскресил его, наш страх и отчаяние улетучились. Мы вернулись в город, и ни иудей, ни язычник не смел Павла и пальцем тронуть. Слава Господу! Друзья перевязали раны Павла, и мы отправились в Дервию и проповедовали там, а потом возвратились в Листру, чтобы помочь укрепиться верующим, назначить старших и увещевать наших братьев и сестер твердо держаться веры пред лицом испыта ний…"
Следующее письмо пришло из Памфилии. Они проповедовали в Персии и Атталии. Писали и другие. "Павел и Варнава вернулись на корабле в Сирийскую Антиохию…"
Эти сообщения весьма воодушевили Иерусалимскую церковь.
Однако не обошлось без неприятностей. В среду учеников вкралось лжеучение. По возвращении в Антиохию Павел с Варнавой обнаружили, что вере и язычников, и иудеев грозит опасность. Они отправились в Иерусалим, чтобы обсудить вопрос, успевший уже внести разлад в отношения между братьями.
- Некоторые христиане из Иудеев учат, что язычники должны обрезаться, чтобы спастись.
Все члены церковного совета в Иерусалиме были иудеи по рождению и соблюдали Закон всю свою жизнь. Каждый был обрезан на восьмой день после появления на свет. Каждый следовал установленной Богом системе жертвоприношений. Даже в свете распятия и вознесения Христа нелегко было отринуть законы, на которых мы выросли.
- Это же печать завета!
- Ветхого завета! - возражал Павел. - Мы спасены благодатью. Если мы требуем от этих язычников обрезываться, то возвращаемся к Закону, который сами никогда не могли исполнить. Христос освободил нас от этого бремени!
Никто из нас в совете не мог бы похвалиться таким наследием, как у Павла. Чистокровный иудей, из колена Вениаминова, фарисей и один из лучших учеников Гамалиила, он жил, строжайшим образом исполняя закон отцов, будучи горячим его ревнителем, что доказывало рвение, с которым он преследовал нас, пока Иисус не преградил ему путь на дороге в Дамаск. И вот этот самый Павел теперь стоит и яростно выступает против того, чтобы наложить иго Закона на христиан, обращенных из язычников!
- Братья, это ложное учение! Дух Святой уже явил себя через веру этих язычников. Вспомните Корнилия! - Глаза всех обратились на Петра, тот задумчиво кивал.
Павел и Варнава рассказали о чудесах и знамениях, происходивших среди греков в Листре, Дервии и Иконии.
- Истинно, эти события - достаточное доказательство, что Бог почитает их Своими детьми. - Павел распалялся все сильнее. - Бог их принимает. Как же можно хотя бы помыслить о том, чтобы вернуться назад к Закону, от которого освободил нас Христос? Никак!
Мы попросили Павла и Варнаву удалиться, чтобы помолиться и дальше обсудить это дело. Павел сверкнул глазами, но промолчал. Позже он признавался мне, что ему хотелось продолжать спор, но он понял, что Господь желает, чтобы он возрастал в терпении. Меня это сильно насмешило тогда.
Решение далось нам нелегко. Все мы были иудеи, и Закон Моисеев впитали с молоком матери. И все же Петр высказался за всех нас: "Мы все - без различия - спасаемся благодатью Господа Иисуса: и мы, и они". Однако оставались и другие опасения. Надо было дать новообращенным из язычников указания, чтобы они не позволили снова увлечь себя ко всякого рода распутству, присущему их культуре. Мне довелось путешествовать более, чем многим членам совета, так что я знал, о чем веду речь. Я насмотрелся языческих обрядов не меньше, чем мой отец, побывавший в Асии, Фракии, Македонии и Ахайе, и рассказывавший мне об увиденном. Нельзя было просто утверждать, что мы спасены благодатью, и на этом остановиться!
Иаков предложил компромисс.
Пока шло обсуждение, я исполнял роль секретаря и записал самые важные пункты, по которым было достигнуто соглашение. Необходимо было уверить христиан из язычников, что спасение дается по благодати Господа нашего Иисуса, и предостеречь их от употребления пиши, посвященной идолам, мяса удавленных животных и крови. А также от блуда. Все это могло быть их обычаем, когда они поклонялись ложным богам. Все согласились, что составить письмо надлежит нам с Иаковом.
- Кто–то должен доставить его на север, в Антиохию. чтобы никто не смел сказать, что его написали сами Павел пли Варнава.
Паков нужен был в Иерусалиме. Вызвался Иуда (также прозванный Варсавой) и предложил, чтобы я присоединился к нему.
- Раз письмо будет написано твоей рукой, Сила, тебе и идти - засвидетельствовать это. Тогда никто не усомнится в его происхождении. - согласился Петр.
О, как возбужденно забилось мое сердце! И в то же время затрепетало. Десять лет уж минуло с тех пор, как я в последний раз отваживался покинуть пределы Иудеи.
Пришло время сделать это снова.
* * *
Когда я готовился к путешествию с Иудой, Павлом и Варнавой, ко мне пришел Иоанн Марк. Он сделал большие успехи в греческом, стал более уверен в себе и твердо веровал, что Бог снова призывает его в Сирию и Памфилию. Молодой человек просил меня замолвить за него словечко перед Павлом, и я согласился.
Не ждал я столь резкого отказа от рьяного защитника благодати!
- Пусть остается в Иерусалиме и служит там! Он уже однажды был призван и убежал от Божьего призвания.
- Призван, но не готов.
- Сила, у нас нет времени нянчиться с ним.
- Он и не просит, чтобы с ним нянчились.
- И на сколько его хватит, прежде чем он опять соскучится по матери?
Сарказм его действовал мне на нервы.
- У него были и другие причины, Павел. Не только тоска по родным.
- Ни одна из этих причин не убедит меня, что это надежный человек.
Я оставил его в покое, решив вернуться к этому разговору завтра, чтобы у него было время поразмыслить. Варнава пытался меня предостеречь.
- Но таить обиду - это же грех, Варнава! - Мы быстро подмечаем чужие недостатки, не видя их в себе самих.
- Да, но дело в том, что Павел, более чем кто–либо, кого я знаю, руководим решимостью нести повсюду слово о Христе. Поэтому, он не всегда понимает людей, не столь к этому устремленных.
Пропустив мимо ушей его мудрый совет, я сделал новую попытку. Я решил не ходить вокруг да около.
- Ты так красноречиво говорил о благодати, Павел. А для Иоанна Марка у тебя ее нет?
- Я простил его.
Тон его вызвал у меня раздражение.
- Очень мило с твоей стороны!
Как легко забыть, что едкие слова только разжигают пламя гнева.
Павел посмотрел на меня. Взгляд у него был мрачный, щеки пылали.
- Он бросил нас в Пергии! Я могу простить, но не могу позволить себе забыть его трусость.
- Иоанн Марк - не трус!
- Я бы больше уважал его, если бы он сам говорил за себя!
Что бы я ни делал, все становилось только хуже.
* * *
Сразу же по прибытии в Сирийскую Антиохию я зачитал письмо Церкви. Христиане из язычников вздохнули свободно, узнав о постановлениях Иерусалимского совета. Некоторые же христиане из иудеев принялись спорить. Когда семя гордости уже пустило корень, вырвать его непросто. Мы с Иудой остались проповедовать учение о благодати Христовой всем, уверовавшим в распятие, погребение и воскресение Иисуса. Некоторые иудеи не желали слушать и ушли. Мы же продолжали наставлять тех, кто не обманывался человеческой гордыней, внушаемой добрыми делами. Мы надеялись утвердить их в вере, чтобы им устоять перед лицом гонений: мы ведь знали, что они приближаются.
Я часто слышал проповеди Павла. Он был великолепным оратором, подкреплявшим свою речь доказательствами из Писания. С какой легкостью он переходил с греческого на арамейский. В спорах никогда не уступал, но с помощью своего выдающегося ума завоевывал новые души - или же возбуждал ярость толпы! Не существовало вопроса, который поставил бы его в тупик.
Я начал понимать затруднения Иоанна Марка. Рядом с человеком, пережившим столь драматичное обращение, обладающим таким могучим умом и образованием, даже самый ревностный христианин мог почувствовать себя совершенно не приспособленным к служению. Если бы не преимущества, полученные мною в юные годы, возможно, это смутило бы и меня. Я не боялся Павла, но его пылкость нрава и всегдашняя уверенность в собственной правоте нередко раздражали и меня. То, что он на самом деле всегда оказывался прав, вызывало у меня уважение, но не способствовало привязанности. Только позже, ближе познакомившись с ним, я полюбил его, как брата.
* * *
Из Иерусалима пришло письмо.
Павел наблюдал, как я читаю свиток.
- Что случилось?
- Ничего. - Я скатал его, внутренне удивляясь, почему известие о том, что пора домой, так расстроило меня. - Нас с Иудой вызывают назад в Иерусалим.
- Когда уладишь там свои дела, возвращайся в Антиохию.
Его приказ меня озадачил. Мы мало разговаривали после спора, касавшегося Иоанна Марка. Хотя оба мы относились друг к другу с уважением и были едины в вере в Иисуса Христа, между нами всегда оставалась преграда. К тому же, чтобы разрушить ее, ни один из нас не прилагал больших усилий.
- Ты хороший учитель, Сила.
В ответ на эту похвалу я приподнял брови и наклонил голову.
- Ты тоже, Павел. - Я не льстил ему. - Никогда не слышал, чтобы кто–либо так продуманно и убедительно защищал дело Христово. Если бы вера шла от разума, весь мир бы уже уверовал, что Иисус - Господь.
- Нужно делать то, что Иисус повелел! Мы должны идти и научить все народы!
- И научите - вы с Варнавой. - Я слабо улыбнулся. - И другие, - добавил я, имея в виду Иоанна Марка.
- Ты хорошо подходишь для этого, Сила. В совете двенадцать членов, и они могут избрать еще кого–нибудь из знавших Иисуса и сопровождавших Его три года, когда Он проповедовал. Пусть совет бросит жребий, кто будет вместо тебя.
Всякому нравится считать себя незаменимым…
- Я не думаю…
- Не думаешь, что можно решать, не спросив Божьей воли? Я прочел ее на твоем лице, когда ты читал письмо, которое держишь в руках. Тебе больше по душе учить, чем управлять.
- Но об управлении я знаю больше.
- Когда мы утешаемся Богом, Он исполняет желание нашего сердца. Так говорит Писание. А твое желание - идти в мир и проповедовать. Ты что, будешь это отрицать?
- У каждого из нас свое место в теле Христовом, Павел. Я должен служить там, где во мне нуждаются.
Он хотел сказать что–то еще, но сжал губы. Покачал головой, развел руками и удалился.
Мы с Иудой вернулись в Иерусалим и в Совет. Я беседовал с Иоанном Марком и видел его разочарование.
- Я сам пойду в Антиохию и поговорю с Павлом. Может, тогда он увидит, что я уже не боюсь.
Я подумал, что это мудро. Молодой человек приходился родственником Варнаве. Возможно, Варнава уговорит Павла дать ему еще одну возможность. Что до моего собственного желания вернуться в Антиохию, я предоставил это Господу. Я знал, что найдутся и другие, кто может сопровождать Павла, люди с большей мудростью, чем у меня, способные сносить его крутой нрав. Но мне этого хотелось. Он будоражил мою веру. В его обществе невозможно было закоснеть в самодовольстве.
Через некоторое время, после того как Иоанн Марк покинул Иерусалим, из Антиохии пришло письмо для Петра и Иакова.
- Сила, Павел просит освободить тебя от обязанностей в Совете, чтобы ты мог отправиться с ним в Сирию и Киликию. Он хочет посетить основанные им церкви и посмотреть, как там дела.
Такая просьба удивила меня.
- А Варнава? Он что, заболел?
- Они с Иоанном Марком отплыли на Кипр.
Можно было себе представить, что произошло между Павлом и Варнавой. Павел так и не смягчился, а Варнава не мог позволить юному родственнику окончательно упасть духом. И правильно сделал.
Петр посмотрел на меня:
- Павел говорил с тобой об этом в Антиохии?
- Да. - Я почувствовал на себе пристальные взгляды. - Я сказал Павлу, что буду служить там, где во мне больше нуждаются.
Иаков изучал мое лицо.
- Ты ведь молился об этом, верно?
- Не переставая.
Члены совета начали обсуждение. Некоторые не хотели отпускать меня из Иерусалима. Мои способности к управлению приносили пользу Церкви. Но я знал: Павел прав. Мое место могут занять и другие - люди, проявившие силу характера и веры, выстоявшие в гонениях.
- Ты провел много времени в путешествиях, больше других, Сила. Ты будешь Павлу хорошим спутником. Чувствуешь ли ты призвание от Бога на этот труд?
- Да. - Я просил Господа, если это Его воля, дать мне явную возможность, - письмо Павла и решение Совета лишали меня последних сомнений.
Другие вопросы подождут, пока мы не встретимся с Павлом в Антиохии.
Мы помолились и прибегли к жребию. На мое место был избран Варсава. Это был честный трудолюбивый брат, многократно доказавший свою любовь к Иисусу и Церкви.
На следующее утро я отправился в Антиохию.
* * *
Павел приветствовал меня холодно:
- Это ты его прислал, так ведь?
Можно было не спрашивать, что он имеет ввиду. Все читалось на его лице. Неужели гнев его так велик, что помешает нам трудиться вместе?
- Иоанн Марк сказал мне, что намерен поговорить с тобой. Он думал, что тогда ты увидишь: он уже не так робок, как раньше. Однако, я так понимаю, что у нас все сложилось плохо.
- Неплохо. Для других. Но брать его с собой я не хотел.
Под другими он, конечно, разумел Варнаву.
- Почему?
- Я не знаю заранее, на сколько мы уходим, Сила. По меньшей мере, на год, может быть, и больше. Я не уверен, достанет ли ему посвященности.
- А Варнава с этим не согласился.
- Я в первый раз в жизни увидел, как он рассердился. Он настаивал, чтобы мы взяли Марка. Я отказался рисковать.
Я криво улыбнулся:
- Откуда ты знаешь, что у меня хватит храбрости идти до конца?
Под правым глазом у него дернулась жилка.
- В ту ночь, когда я вломился к тебе домой, и по моему наущению тебя избили и переломали в твоем доме все, что попалось под руку, ты ни разу не обругал меня - и не закатил истерику, пытаясь меня остановить. - Он встретился со мной глазами. - Я шел с намерением тебя убить, но то, как ты себя вел, остановило меня.
- Это Бог тебя остановил.
- Жаль, что Он не остановил меня раньше…
Я знал - он говорит о Стефане.
- Наше прошлое - груз, который мы оставили у Креста. - Чтобы между нами не было секретов, я рассказал ему о том, что сделал я.
- Ты хотя бы… никого не убил.
Я не смог сдержать улыбки:
- Павел, твое здоровое честолюбие видно невооруженным глазом, но давай не будем состязаться, кто из нас больше нагрешил!
Он как будто удивился, потом побледнел.
- Да! Мы все согрешили и лишены славы Божьей. Это истина, которую люди должны знать, чтобы понять, насколько нуждаются в Спасителе нашем Иисусе Христе.
То, с какой мукой он выговорил эти слова, сказало мне, что его фарисейское прошлое до сих пор оставалось для него испытанием веры. Ему было о чем сожалеть. Но разве все мы не испытываем порой угрызений совести о том, что оставили за спиной - о своей слепоте, о потерянных днях и годах, которые могли быть прожиты для Христа? Мы должны постоянно напоминать друг другу: мы спасены благодатью, не по делам. "Нет осуждения тем, кто во Христе Иисусе". Павлу нужно будет приводить на память его же собственные слова - часто. "Благодатью мы спасены через веру. И это не наша заслуга, это Божий дар". Бог избрал этого человека нести свидетельство, и его бурное прошлое, когда он был так уверен в собственной праведности, служило доказательством того, что Богу под силу преобразить всякого в новое творение и направить на новый путь.
Глаза его заблестели от слез.
- Мы омыты Его кровью.
- И облеклись в Его праведность!
- Аминь! - произнесли мы в один голос. И рассмеялись счастливым смехом свободных людей, связанных одной целью.
Павел схватил меня за руку.
- Мы с тобой поладим, друг мой.
И мы, правда, поладим. Но в этот момент ни один из нас еще не знал, какие нелегкие дни ожидают впереди нас обоих.