ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прежде, чем отправиться в совместное путешествие, мы с Павлом решили выработать стратегию.
- Греки не знают Писания, - сказал он, - поэтому надо обращаться к ним так, чтобы им было понятно.
Я вспомнил, что мой отец говорил о том же в свое время и сказал об этом Павлу:
- Отец заставлял меня изучать логику и греческую поэзию. - Чтобы торговать лучше, чем греки, мне надо было научиться думать, как они.
Важным вопросом было то, что мы не хотели обременять едва вставшие на ноги церкви заботой о нас. У меня были кое–какие сбережения, которые могли нас выручить, но Павел настаивал, что надо самим зарабатывать на жизнь.
- И чем мы займемся?
- Я могу делать палатки - это наше семейное ремесло. А ты что умеешь?
- Переводить и писать письма.
Мы решили придерживаться главных торговых путей и центральных городов, - так больше шансов, что Слово быстрее распространится по империи. Начинать будем с синагог. Мы ожидали, что там нам окажут гостеприимство, как странникам, дадут кров и возможность проповедовать. Договорились поддерживать связь с Иерусалимским советом с помощью писем и гонцов.
- Даже если иудеи примут Благую весть, не будем забывать и проповедовать язычникам на площадях.
Агора - рыночная площадь - средоточие всей общественной, политической и деловой жизни во всяком городе - от Иерусалима до Рима. Где еще можно встретить в таком количестве людей, никогда не слышавших вести, которую мы несем?
Выработав такой план, мы отправились на север, по пути останавливаясь в сирийских церквях. Идти было тяжело. Я не привык странствовать пешим ходом. Каждая мышца в теле причиняла мне боль, и с каждым днем боль становилась все сильнее, но Павла что–то гнало вперед, и он гнал меня. Я не противился: мы оба понимали, что время коротко, и Христос может вернуться в любое время. Я знал, что еще достаточно молод, и тело мое успеет приспособиться к тяготам путешествия. Мы несли в сердцах самое важное слово на свете: путь спасения для всего человечества. Никакие неудобства не могли остановить нас.
Зато остановили грабители.
Это было по пути на север, в Таврских горах. На нас напали шестеро. Когда нас взяли в кольцо, я засомневался, доберемся ли мы с Павлом до Исса или Тарса. Один прижимал мне к горлу нож, а другой и это время обыскивал. Еще двое копались в вещах Павла в надежде найти что–нибудь ценное. Мне не следовало удивляться, когда ничего подобного там не обнаружилось. Он с первого дня говорил, что уповает лишь на промысел Божий. Я был не таким зрелым в вере, хоть и уверовал раньше Павла, и носил за поясом набитый деньгами кошелек, который разбойник сразу же приметил. В остальном, - кроме плаща и подаренного отцом пояса, а также чернильницы, футляра с тростниковыми перьями, да маленького ножичка, которым я пользовался, чтобы подчищать написанное и резать папирус, - взять с меня было нечего.
- Смотри–ка! - Негодяй схватил мой кошелек и потряс им. Он перебросил его своему предводителю, тот развязал и высыпал на ладонь динарии. Ухмыльнулся при виде немаленькой суммы, которой хватило бы нам на много недель.
Другой обыскал Павла.
- Ничего! - он с отвращением оттолкнул свою жертву.
- Может, у меня и нет денег, - дерзко заявил Павел, - но есть что–то гораздо более ценное!
- И что же это за ценность?
- Путь вашего спасения!
Разбойники загоготали. Один, выступив вперед, схватил Павла за горло, приставив к нему острый клинок.
- А как насчет твоего спасения, недоумок?
Краска бросилась Павлу в лицо.
- Даже воры и разбойники будут желанными гостями на пиру Господнем, если покаются.
Я видел, как мало им понравилось это утверждение, и мысленно взмолился, чтобы нам не закончить свое странствие с перерезанным горлом на пыльной дороге в горах. Но если уж так суждено, я решил не сходить в могилу безгласно:
- Иисус умер за все наши грехи: и за ваши, и за мои.
- Это еще кто такой - Иисус?
Я вкратце рассказал им обо всем, молясь, чтобы мои слова оказались подобны семенам, упавшим на добрую землю. Возможно, суровая жизнь так перепахала их, что почва готова принять семя.
- Я видел Его распятым - и встретил снова через четыре дня. Он говорил со мной. Преломил хлеб. Я видел его руки со шрамами от гвоздей.
- Через несколько месяцев он встал передо мной на дороге в Дамаск, - продолжил Павел, не страшась кинжала у горла. Он схватил бродягу за запястье и пристально взглянул ему в глаза. - Если ты оставишь меня лежать мертвым на этой дороге, знай, что я тебя прощаю.
Это прозвучало с такой искренностью, что тот так и уставился на него. Павел разжал руку.
- Я молю, чтобы Господь не вменил тебе греха.
- Отпусти его! - прорычал главарь.
Разбойник отпрянул в замешательстве.
- Держи! - предводитель шайки швырнул кошель с деньгами. Я поймал его, прижав к груди.
- Что ты делаешь? - зашумели остальные. - Нам нужны эти деньги!
- Чтобы их Бог потом гнался за нами? Нет уж! Тут пройдут и другие.
Так верю ли я в Божий промысел?
- Лови! - Я кинул кошелек обратно. - Считай, что это подарок от Господа, Которому мы служим. Лучше возьми это, чем ограбишь кого–нибудь еще и навлечешь на себя больший грех.
- Поосторожнее выражайся! - Грабитель взмахнул ножом.
- Господь видит твои поступки. - Павел шагнул вперед, вперив взгляд во всадника. - Эти люди идут по твоим стопам.
Тот беспокойно заерзал на лошади, держа мой кошель, будто ядовитую змею и сказал: - Тем, кто вас встретит в следующий раз, не очень–то понравится состояние ваших карманов.
Неожиданная озабоченность головореза нашим благополучием несколько ободрила меня. Страх Господень - начало всякой мудрости. Однако последующие его слова предвещали мало хорошего:
- Уведите их!
Нас отвели в горы. Лагерь их напомнил мне пустыню Ен–гадди, где Давид скрывался от Саула и его армии. Обильные источники, стоянка под защитой скал, женщины и дети, высыпавшие навстречу. Я совсем обессилел. Павел же проговорил с ними ночь напролет и на третий день нашего пленения крестил двоих.
Они проводили нас до прохода в горах, именуемого Киликийскими воротами.
- Иувал велел передать тебе это, - разбойник бросил мне кошель.
Бог благополучно перевел нас через горы. Перед нами расстилалась Киликийская равнина, покрытая изобильной зеленью, питаемой водами Кидна.
* * *
В Гарсе мы гостили у родных Павла и проповедовали в синагогах. Павел пришел сюда после встречи с Господом на дороге в Дамаск и провел какое–то время в уединении, прежде чем начать проповедовать о Христе. Семена, посеянные им, дали добрые всходы. Евреи приняли нас с радостью.
Дальше мы отправились в Дервию, город в Ликаонии, названный так из–за можжевельников, во множестве росших в его окрестностях. И там мы проповедовали в синагогах и встретились с Гаем, который стал хорошим другом, а позже и спутником Павла в путешествиях. Гай хорошо знал Писание и принял Благую весть раньше других.
Листра будила во мне трепет. В прошлый раз, когда Павел проповедовал в этой римской колонии, расположившейся вблизи безлюдного южного хребта, его побили камнями.
- Бог воскресил меня, - рассказывал Павел. - Я своими ногами вернулся в город. Друзья омыли мои раны и помогли нам с Варнавой бежать. - Он рассмеялся. - Думаю, боялись, что если останусь, мои враги убьют меня еще раз.
Это вовсе не казалось мне забавным. Однако вызывало любопытство. Много ли найдется людей, которые умерли и воскресли… - и могут рассказать об этом? Я спросил, что он помнит, - если помнит хоть что–нибудь.
- Не могу сказать, что я видел. Вышла ли моя душа из тела или оставалась в нем - не знаю. Одному Богу известно, как там оно на самом деле - только я каким–то образом оказался на третьем небе.
- И видел Иисуса?
- Видел небеса и землю, и все, что под ними.
Взволнованный, я продолжал донимать его вопросами.
- Господь говорил с тобой?
- Он сказал мне то, что уже говорил раньше. У меня нет слов, чтобы описать увиденное, Сила, но что я могу точно сказать: я был не рад, что вернулся. Это я точно помню. - Он задумчиво улыбнулся. - Единственный, кто мог бы понять мои ощущения, - это Лазарь. - Он сжал мою руку, на лице его застыло напряженное выражение. - Лучше не будем говорить об этом, Сила. В Листре кое–что знают об этом, но я не смею добавить ничего.
- Почему? - Мне казалось, что пережитое им подтверждает, что после упокоения тела жизнь продолжается.
- Людей скорее больше заинтересуют небеса и ангелы, чем решение пребывать с Христом в этой жизни.
Как я уже упоминал, Павел был мудрее меня.
Мне хотелось расспросить его еще, вытянуть из него все, что ему запомнилось, но я уважал его соображения. И не хотел даже гадать, что он станет делать в Листре.
- Искавшие твоей смерти будут чрезвычайно озадачены, если опять столкнутся с тобой лицом к лицу. - Пройдет он через Листру просто так или останется проповедовать - это ему решать. Я знал, что Бог откроет Павлу свою волю. Этот человек непрестанно молился о Божьем водительстве.
- Они будут озадачены. Послушают ли и поверят на этот раз - посмотрим.
Листра - это римская колония в объединенной провинции Галатия. Захолустье, пропитанное предрассудками, оказалось твердой почвой. Однако в результате нашего пребывания посеянные семена и там дали несколько нежных ростков. И нам встретился тот, кому предстояло вырасти, укрепиться и стать истинным столпом веры - отрок по имени Тимофей. Его мать Евника и бабушка Лоида были верующими. Отец же, язычник из греков, оставался ярым идолопоклонником.
Евника пришла ко мне и попросила с ней поговорить.
- Я боюсь подойти к Павлу, - призналась она. - Он такой суровый.
- Что тебя беспокоит?
- Моего сына здесь любят, Сила, но, как ты, наверное, догадываешься, он не может называться истинным евреем. - Она опустила глаза. - Когда ему исполнилось восемь дней, я отнесла его к раввину, но тот отказался его обрезать, потому что кровь нечистая. И его не пускают в синагогу. - Она теребила платок. - Я была молода и упряма. Вышла за Юлия против воли отца. Я сожалею о многом, Сила, - Евника подняла голову, в глазах ее стояли слезы. - Только не о том, что родила Тимофея. Он - самое большое благословение в нашей с мамой жизни.
- Чудесный мальчик.
- Мы видели Павла в прошлый раз. Когда его побили камнями… - Она напряженно сжала руки. - Сын только об этом и говорил после ухода Павла. Тимофей сказал, что если Павел когда–нибудь вернется сюда, он пойдет за ним хоть на край света. И вот Павел вернулся - и Тимофей так надеется! - Глаза ее опять увлажнились. - Павел - фарисей, ученик великого Гамалиила. Что он скажет, если Тимофей подойдет к нему? Я не вынесу, если моего сына опять оттолкнут, Сила. Просто не смогу.
Я положил руку ей на плечо. - Такого не будет.
Павел, у которого не было ни жены, ни детей, полюбил этого юношу, как собственного сына.
- Мать и бабка хорошо его наставили. У него смышленый ум и сердце, открытое для Господа. Смотри, как жадно он впитывает Слово Божье, Сила. Богу он пригодится.
Я соглашался, но кое–что заботило меня.
- В свое время, Павел. Но пока ему всего тринадцать лет, и он от природы молчалив. - Я боялся, что Тимофей, подобно Иоанну Марку, окажется слишком юн, чтобы оторваться от семьи. - Он думает, прежде чем говорить.
- При людях он немного стесняется.
- Разве можно придумать лучший способ перерасти эти черты, чем пойти с нами по другим городам проповедовать Евангелие? Он научится смело разговаривать с незнакомцами.
Жаль, что Павел не поддержал таким же образом Иоанна Марка - но я не стал напоминать ему об этом. Оба юноши были чем–то похожи по складу, но Павел, казалось, упорно решил этого не замечать.
- Столкнувшись с преследованиями, он может смутиться еще больше. - И еще у меня не выходило из головы то, что рассказала Евника, но я не знал, насколько можно открыть это Павлу, не рискнув поставить ее в неудобное положение.
Павел твердо взглянул на меня. - Он моложе Иоанна Марка, зато покрепче в вере.
Опять этот сарказм. Я ощутил, как кровь бросилась мне в лицо, и с трудом удержал язык. Всякий раз, когда кто–нибудь вступал с Павлом в спор, это было обречено на заведомое поражение, в полемике ему не было равных. В нашем же случае это означало бы лишь сыпать соль на старые раны. В споре об Иоанне Марке пострадали бы мы оба.
Спустя несколько часов Павел заметил:
- Возможно, я несправедлив.
Возможно?
- Иоанн Марк с пользой употребил время, которое провел в Иерусалиме.
Какое–то время Павел хранил молчание, но я видел: его терзает наше несходство мнений.
- Пойдет ли Тимофей с нами или останется - в любом случае ему придется столкнуться с преследованиями, - наконец вымолвил он. - Может, с нами он будет в большей безопасности, чем дома. Кроме того, тут уже есть кому пасти церковь, Сила. От Тимофея будет куда больше пользы где–нибудь в другом месте.
Я понял, что мне все же придется высказать все свои опасения.
- Хоть он и замечательный юноша, Павел, у нас будут с ним одни неприятности. Ты же сам бывший фарисей. Ты так же прекрасно понимаешь, как и я, что ни один еврей его слушать не будет. Какая бы у него ни была здесь распрекрасная репутация, в любом другом месте они будут видеть в нем язычника - из–за отца. Тимофей не обрезан, поэтому нечист в их глазах. Мы с тобой оба согласились, что с людьми надо говорить понятным им способом. Как же можно брать его с нами? Его не пустят ни в одну синагогу! Ты не хуже меня знаешь, что если мы попытаемся провести его с собой, начнутся беспорядки. Если мы будем с Тимофеем, Благую Весть никто не услышит. Пусть он пообтешется здесь, уча язычников.
Павел прикусил губу, задумчиво прищурился:
- По–моему, надо напрямую выложить все Тимофею. Посмотрим, что он на это скажет.
Тимофей сам предложил решение.
- Так обрежьте меня. Тогда никто не сможет запретить мне ходить в синагогу.
Храбрость мальчика и его готовность преодолеть любое препятствие целиком и полностью склонили меня на его сторону. Павел все устроил, и через неделю, когда Тимофей выздоровел и был готов пуститься в путь, мы созвали церковных старейшин из Листры и Иконии. Все возложили руки на Тимофея и молились, чтобы Дух Святой наделил его дарами пророчества и руководителя. Его мать и бабушка плакали.
Я видел, как тяжело далось расставание обеим женщинам. Вместе они вырастили Тимофея в страхе Божьем, а теперь отдавали его Господу: это была их жертва благодарения Иисусу Христу. Тимофей служил им отрадой и утешением. Их любовь к Господу и Закону подготовила путь для того, чтобы все они с верой приняли Благую Весть.
- Бог пошлет тебя туда, куда Ему будет угодно, сын мой.
Тимофей выпрямился.
- Скажите отцу, что я буду продолжать молиться о нем, - голос его сорвался под напором чувств.
- Мы тоже, - Евника коснулась рукой его щеки. - Может быть, благодаря любви к тебе в один прекрасный день откроется его сердце.
Мы все надеялись. И молились.
* * *
Втроем мы путешествовали из города в город. Много часов провели у походных костров за разговорами об Иисусе. Я рассказывал Тимофею все, что знал сам, удивляясь, как ясно сохранилось в памяти учение Христа - это доказывало, что Святой Дух обновляет мой разум. Мы с Павлом проповедовали всегда и везде, при всякой возможности. Проповедовал и Тимофей, хотя порой так волновался, что при приближении к синагоге у него случалась рвота от нервного напряжения. Когда мы вместе трудились в Коринфе, я не раз замечал, что ему плохо, и позже слыхал от Павла, что даже после многих лет служения Тимофей все еще страдал желудком. Я уверен, что во многом такое недомогание было обусловлено его великой любовью к Ефесской пастве. Тимофей всегда до боли переживал за людей, вверенных его попечению, даже если это были волки в овечьей шкуре.
Однако я отвлекся.
Поначалу Тимофей просто стоял около нас, молчаливо поддерживая и вступая в разговор, только если ему задавали вопрос напрямую. В своих речах он обнаружил замечательную мудрость, дарованную ему Богом. Особенно он был полезен, когда надо было учить самых юных. Тогда как детей порой пугала горячность Павла и отталкивала моя серьезность, за Тимофеем они ходили по пятам. Мальчишки считали его храбрецом и бывалым путешественником, девочки - красавцем. Я посмеивался, видя, как они окружают его, сперва из любопытства, позже - из самого сердечного расположения.
Павел же беспокоился:
- Сила, это не смешно. Подобное восхищение рождает искушение и грех. - Он много наставлял Тимофея о том, как сохранять чистоту и взбегать соблазна.
- С молодыми обходись, как с сестрами.
- А со старшими?
- Со старшими? - Павел запнулся. Посмотрел на меня.
Я кивнул. Не раз я наблюдал, как какая–нибудь женщина приближается к Тимофею с явным намерением его обольстить.
- Никогда не оставайся наедине с женщиной, Тимофей. Ни с молодой, ни со старой. Женщина для мужчины - искушение. С теми, кто старше, обращайся почтительно, как с собственной матерью и бабушкой.
Павел продолжал в упор глядеть на меня.
- Ты еще что–то хочешь сказать?
- Нет.
Позже он отвел меня в сторону.
- Мне никогда не приходило в голову с просить: у тебя бывают проблемы с женщинами?
Я расхохотался.
- Павел, у всех мужчин бывают проблемы с женщинами. В той или иной форме. Но будь уверен - я следую своему собственному совету.
- Жаль, что он так хором собой!
Бог и впрямь одарил этого юношу красотой. Но насколько мне известно, Тимофей не забыл наши наставления. Никогда мне не пришлось слышать ни от кого ни единого слова, позволявшего усомниться в его благочестии.