А в деревне Сорокино жил мужик, звался Иваном. И у шаровых в паханах тоже Иван ходил. Ну, на росстани, где с тракта поворот на Сорокино как раз, они и встретились. Иван-кузнец с ярмарки, что ли, возвращался, а пахан от зазнобы ехал. Да, а заноба его как раз кузнецовой дочкой была. Такие расклады, мля.
Дело ночером было. Иван, который козырной, видит – телега гремит. Он волыну достал и айда на скачок. Ну, и завалил кузнеца. И тут вдруг слышит голос, баба говорит: "Ты отца моего убил, и за это смерть тебе!"
У пахана очко и заиграло – прикинь, начальник, ночь же кругом, Луна и мертвяк вставать начинает!
Бросил, значит, Иван-отморозок приблуды свои и в лес побег – от греха. А только кузнец встал, рукой махнул – и не стало леса, километров на пять не стало!
Заметался пахан, чует – карандец, ща ему кишки выпускать наружу будут. А кузнец мертвый уже от телеги шкандыбает, кнутом размахивает.
Шмальнул Иван в него – лажанулся. Шмальнул другой раз – опять фуфел. Тут обхезался он от страха, а кузнец подошел поближе и давай его кнутом мочалить. Покоцал всего, до костей, мля. Ну, пахан кони и двинул.
Наутро люди по тракту едут, смотрят – телега с лошадью стоит, а в стороне, там, где раньше лес был, луговина здоровая и два трупака лежат.
Народу такой расклад не в масть, и переиграли тракт на новое место, мля. Да, а лес тама так и не растет с тех пор. Такой вот спектакль, начальник...
– Забавный перезвон, – усмехнулся Громыко, сунул пятидесятирублевку в дрожащие пальцы аборигена: – На, заслужил. Дочка-то ведьмой оказалась у кузнеца, а?
– Че? – мужичок вскинул на майора заблестевшие в предвкушении скорой выпивки глазки. – А? Не! Дочка и знать ничего не знала. А как узнала, что и батяня ее, и хахаль ласты склеили, так и сама, дура, в петлю сунулась, мля. Бабы, че с них взять. Ну я побег, начальник?
– Погодь, – Громыко взял собеседника за рукав пальто. – Я не понял, поляна эта так и осталась до сих пор, что ли?
– Ну-да, ну-да, я ж грил – ни хрена там не растет, – часто закивал мужичок. – Ну все, начальник, все, не томи...
– Ладно, стартуй, – разрешил Громыко, развернулся и зашагал к машинам...
Пока суд да дело, с грохотом и звоном из Москвы на станцию пришла очередная электричка, из вагонов которой в разношерстную толпу влилось еще никак не меньше трех сотен ролевиков.
– Все! – перекрикивая гомон, надсадно заорал худой парень с козлиной бородкой, укутанный в пятнистый зеленый плащ, перешитый из простыни, – больше никого не ждем! Выдвигаемся на место, тут ходу час от силы! Народ! Не растягивайтесь! Все слышали?
– Все!!! – радостно завопили ему в ответ. Кто-то ударил мечом в щит, другие поддержали, и тотчас же над станцией повис оглушающий грохот.
Пошумев, ролевики наконец зашагали по заснеженному проселку в сторону от Бобылина, постепенно вытягиваясь в длинную колонну.
– А знаете, куда они идут? – спросил у наблюдавших за вакханалией друзей Громыко и сам же себе ответил: – На Иванову росстань. Как раз туда, куда и нам надо...
* * *
Пестрая колонна ролевиков неспешно двигалась по расчищенной грейдером дороге. В основном на фэнтезийный слет съехался молодняк от пятнадцати до двадцати лет, но попадались совсем взрослые мужчины и женщины, а также откровенные дети десяти-двенадцатилетнего возраста.
Помимо оружия, доспехов и амуниции ролевики волокли на себе рюкзаки и палатки, тюки с шатрами, котлы, свернутые в рулончики разноцветные туристические "пенки", спальники, пилы, топоры и прочий походный скарб.
Незаметно влиться в разношерстную толпу оказалось легче легкого – ни на Торлецкого в черных очках, ни тем более на остальных сыскарей, как назвал их компанию Громыко, ролевики не обратили никакого внимания.
Митя на правах знатока и любителя фэнтези просвещал своих старших товарищей:
– Больше всего тут, конечно же, эльфов. Эльфы разные бывают – и высокие, и темные, и зеленые. Их легко узнать по разноцветным плащам, фенечкам всяким и колокольчикам.
Гномов тоже много, но если у эльфов большинство – девчонки, то у гномов наоборот, девчонок вообще почти не бывает. Оружие эльфов – луки, мечи и кинжалы, а у гномов – топоры, секиры, кистени всякие, чеканы и палицы.
Главные противники эльфов и гномов – это орки и гоблины. Во-он они идут, с рогами, видите? У орков черные ятаганы и лица раскрашены. Еще они пирсинг любят...
– Чего любят? – не понял Громыко.
– Ну, прокалывать себе все – уши, брови, губы, язык, пупок... и все остальное, – Митя смешался и сменил тему: – Эльфы если пьют, то вино, да и то немного. Гномы пиво хлещут, бутылями здоровыми. Ну, а орки – эти водку пьют и дерутся потом.
– Погоди, Мить, – вклинился Илья, – а кто тут вообще за порядком следит? Я так понимаю, дойдет сейчас вся эта кодла до места, разобьет палатки, вскроет консервы, а под них – водочку, и начнется такой тарарам...
– Не, – Митя замотал головой, – не начнется. На конах все организовано. Тут старшие – их мастерами называют или наставниками, или богами, а то еще высшими – за порядком следят. И дружинники есть, стража коновская, и правила все соблюдают. А кто напьется там, или начнет приставать, или играть не по правилам – таких выгоняют сразу.
– Но пить-то они все же пьют?
– Потом, после игры. В Москве уже. Ну, или остаются на месте, когда мастера разъедутся. Но таких мало.
– А эт-кто-т-акие? – Яна ткнула пальцем в шагающую неподалеку группу смешно одетых ребят и девчонок, ноги которых украшали меховые лохматые гетры.
– Это хоббиты. А рядом, в шляпах, с посохами – наверное, маги. – Митя вытянул шею и, прикрыв глаза ладошкой от слепящего солнца, оглядел шумную толпу вокруг: – Да, а вон те, в пятнистых плащах с мечами – дунаданы, следопыты Севера...
– И все же интересно мне... – задумчиво пробурчал Громыко и, оглядевшись, тронул за рукав толстого гнома лет девятнадцати-двадцати с мясницким топором на плече:
– Слышь, я вот тут первый раз – далеко еще?
– Тут все в первый раз! – общительно усмехнулся гном, – мы зимой вообще не боевимся – холодно. А вчера кто-то клич бросил: "Давайте боевку устроим в лесу!" Ну, и пошло. Челы созвонились, кто-то кому-то мыл намылили, кто-то в реале встретился... Видал, сколько народу собралось? А ты кто, кстати?
– Я-то? – усмехнулся Громыко и скорчил зверскую рожу: – Упырь я. Саблезубый!
– А-а-а... – понимающе протянул гном и махнул рукой, – ваши где-то там, в начале идут.
– Во-во. Отстал я маленько, – и майор, хлопнув гнома по алюминиевому наплечнику, затерялся в толпе.
Тут в голове изрядно растянувшейся колонны грянула песня, которую подхватили сразу сотни голосов:
Ур-р-ра! Споем, друзья, втроем,
Прощай, очаг и отчий дом!
Сквозь ветер злой, дожди и зной
Мы до Раздола добредем!
Туда, где эльфы с давних пор
Живут в тени туманных гор,
Мы побредем, покинув дом,
Лихим врагам наперекор!
А что потом – решим потом,
Когда в Раздоле отдохнем, -
Нелегок долг, и путь далек,
Но мы вернемся в отчий дом!
Близка рассветная пора!
Нам в путь пора! Нам в путь пора!
– Это Толкиен написал, – уважительно сказал Митя, когда смолк многоголосый хор.
Мальчик увлеченно озирался и вскоре даже обнаружил в толпе ролевиков знакомого. В компании мрачных, облаченных в плащи цвета ночи ребят шагал Антошка Петров, Митин одноклассник. Антошка в последнее время увлекся чем-то непонятным – выкрасил в черное волосы, постоянно слушал плейер, нацепил на куртку зловещие значки с черепами и крестами, словом, начал страдать ерундой по полной программе.
Ерунда эта, как выяснил Митя, называлась движением глумов, от английского "gloomy", что переводилось как "темный", "мрачный". Интернетовские глумы на своих форумах обсуждали в основном нюансы глумовской черным-черной моды, мозгодробительную музыку и тему смерти.
Компания Антошки изображала из себя вампиров – беленые щеки, подтеки крови вокруг бледных губ, запавшие глаза. На общем пестром фоне выглядели глумы, как черная роза в букете полевых цветов – вроде и красиво, но уж слишком мрачно...
Песенное поветрие оказалось заразительным. В руках у многих ролевиков появились гитары, и вскоре, перекрикивая друг друга, отдельные фэнтезийные расы уже распевали свои народные песни.
Гномы ревели "За синие горы, за белый туман в пещеры и норы уйдет караван...", эльфы отчаянно визжали на весь белый свет: "О Элберет, Гинтоноэль, надежды свет далекий! От наших сумрачных земель поклон тебе глубокий!"
Неожиданно в этой дикой какофонии послышался знакомый всем мотив.
– О! – Громыко поднял вверх палец. – Это я послушаю, пожалуй...
И майор полез сквозь шагающую толпу туда, где несколько парней горланили:
На поле орки хохотали,
Назгулы шли в последний бой.
А молодого Гиль-Гэлада
Несли с пробитой головой.
По шлему вдарила дубина,
Причем четыре раза аж!
И трупы юных рохиримов
Дополнят утренний пейзаж.
Дул-Гулдор, пламенем объятый,
Вот-вот рванет Ородруин.
"А жить так хочется, ребята!" -
Кричал нам Черный Властелин.
Извлек Кольцо из-под обломков
Исилдур, а не Гиль-Гэлад.
И возле Ирисной низины
Стоял эльфийский грубый мат.
И полетят тут орлы Манвэ
Валаров хитрых известить,
Что Гиль-Гэлад к ним не вернется
И не приедет погостить.
В углу заплачет тихо Варда,
Взрыднет Илуватар-отец.
Никто из эльфов не узнает
Про Гиль-Гэладовский конец...
И будет Палантир пылиться
На полке в крепости Ортханк.
А ведь не помер Гиль-Гэлад бы,
Изобрети Валары танк!
– Это темные эльфы! – пояснил Митя, протолкавшись к Громыко. – Они светлых не любят и подкалывают все время.
– А Гиль-Гэлад – это типа Щорса у светлых эльфов был?
– Типа кого? – не понял Митя.
– Ладно, проехали... – махнул рукой Громыко и тут же спросил: – Слушай, Митяй, а это кто такие? Зомби какие-то...
Нестройная группка облаченных в серые простыни пацанов и девчонок угрюмой колонной по трое топала как бы отдельно от всех. Заунывными голосами они пели свою песню:
Я помню тот Гондорский порт
И рев олефантов угрюмый.
Как мы поднимались на пирс,
Оставив холодные трюмы.
Там с нами сидел Арагорн,
Что нас подписал на мокруху.
А мы в его темных делах
Не шарим ни рылом, ни ухом.
Над полем спускался туман,
Кружилась назгульская стая.
Лежал Минас-Тирит вдали,
Столица Гондорского края.
Мы орков душили шутя,
Обняв их, как родные братья.
Ревел Саурон, как дитя,
И слал нам глухие проклятья.
"Будь проклят ты, Осгилиат!" -
Кричали в тоске урук-хаи.
Сойдешь поневоле с ума -
Их били почище Мамая!
Пятьсот олефантов бегут,
Несчастные, дикие звери...
Их родина где-то вдали,
Где водятся львы и олени.
Нас жены и дети не ждут,
Хотя ждать всегда обещают.
Встречать они нас не придут,
А если придут – не узнают!
Я помню тот Гондорский порт,
И мертвые трупы назгулов.
Хихикал тогда Арагорн -
Врагов как лохов обманул он...
Громыко засмеялся:
– Во дают!
– Это армия мертвых, – почему-то тихим голосом сказал Митя. – Я про таких раньше и не слышал...
Вернувшись к своим, они застали Яну, Торлецкого и Илью весело хохочущими в компании тех самых мохноногих хоббитов.
– Митька! Ник-Кузич! Ну-где-вы-ш-стаете! Тут-т-кой-ш-нсон! – Яна повернулась к ближайшему хоббиту: – А на-бис-сл-або?
– Легко! – хоббит повернулся к своим, махнул рукой, и вся хоббитянская братия, разбившись по голосам, грянула на мотив "Братки Вани":
Братка Мерри, идти не могу.
Я ногой зацепился за сук.
Мне в еще только рану в боку -
И тогда вообще – каюк!
И зачем на рожон было лезть,
Жизнь сто раз за Кольцо отдавать?
Братка Мерри, оставь меня здесь,
Буду тут я лежать-помирать...
– Говорить такого не смей!
Мы пять лиг всего чапаем!
Что, устал уже, Перегрин?
Шевели давай лапами!
Я травы нарвал – покури.
Вот Валарам молюсь за нас.
Потерпи, Перегрин, потерпи,
Добредем как-нибудь, Гэндальф даст...
– Мне глядеть на тебя смешно!
А трава вся пробитая...
У Валаров небось дел полно,
Чтоб возиться с хоббитами.
Ну, а если они слышат нас,
Передай мысль заветную:
Пусть пошлют они нам тотчас
Эльфов рати несметные.
– Ты словами так не шали,
Эльфов нам ни к чему приплетать...
Мы с тобой пол-Фангорна прошли,
Где же энты, едрена мать?!
Завтра утром, с восходом зари
Наберемся мы силушки.
Потерпи, Перегрин, потерпи,
Потерпи, Перегринушка!
Так, с песнями и прибаутками, ролевики вскоре дошагали до Ивановой росстани.
– Палатки ставить ближе к лес-у-у! – зычно закричал кто-то из устроителей, и сейчас же все начали передавать это распоряжение по цепочке:
– К лесу ближе ставить, слыхал? К лесу!
Выплеснувшись с узкой дороги на огромную заснеженную проплешину, ролевики привычно и неожиданно умело занялись обустройством походного лагеря.
Словно по волшебству, в разных концах луговины начали возникать разноцветные островерхие палатки и шатры. В лесу стоял треск и хруст – там шла заготовка дров. Вскоре вспыхнули первые костры, и кашевары принялись поспешно набивать в котлы и чайники снег.
– Набольших, вожаков, князей и старшин – к шатру наставников! – вновь раскатилось по лагерю многократно переданное по цепочке распоряжение.
Сыскари топтались на самом краю пустоши, возле леса. Никому не было до них дела. Шумный, на первый взгляд хаотичный, но подчиненный своим, непонятным чужакам законам, кипел поодаль лагерь ролевиков.
– Ну все, нам тут больше делать нечего, – решительно сообщил Громыко. – Я так понимаю, место, что Митяй вычислил, – это и есть Иванова росстань. Вот она, перед нами. Но ни хрена тут не нароешь, когда такой табун пасется...
– Да это просто подляна какая-то! – поддержал майора Илья. – Как нарочно!
– А-м-жет – н-рочно? – предположила Яна и повернулась к графу, – Ф-др-Ан-толич! Что-ск-жете?
Торлецкий в задумчивости потер ладони, не спеша оглядел окрестности...
– Анатольич, не томи! – не выдержал Громыко.
– Терпение, Николай Кузьмич, терпение... Я никак не могу понять... Тут, где-то совсем рядом, определенно что-то есть, но вот что? Я с таким еще не сталкивался... Это похоже... Черт меня возьми, господа, это похоже на сквозняк! Да, да! Именно – сквозняк. Как будто дует из неплотно закрытого окна.
– А где оно, окно-то это? – Илья начал озираться, словно и впрямь ожидал увидеть между деревьями обыкновенное прямоугольное окно с форточкой.
– Не пойму, никак не пойму... – бормотал граф, водя руками перед собой, – ход? Врата? Нора? Но куда?
– А я замерз! – неожиданно сказал Митя. – Может, пойдем к кострам, а? Интересно же!
– А-как-же-п-уть-во-ина? – насмешливо фыркнула Яна и натянула мальчику вязаную шапочку на нос, – т-рпи, с-мурай!
Терпеть пришлось недолго. Граф неожиданно привстал на цыпочки и, вытянув коричневый палец, указал на три толстые березы, росшие из одного комля у самой опушки:
– Вот она, господа! Видите?! Вышла!
Густые ветки щетинившегося вдоль леса кустарника надежно маскировали собой триединую березу, однако все разглядели, как меж светлых стволов что-то мелькнуло.
– Вперед! Яна, граф, Митька, – обходите слева! – скомандовал Громыко, и сыскари бросились бежать со всех ног, увязая в сугробах.
– Он в лагерь уходит! – крикнул Илья, делая гигантские прыжки.
– Не ссы, возьмем! – процедил Громыко, на удивление быстро проламываясь сквозь голый осинник.
Темная фигурка, маячившая впереди, уже почти добралась до крайних костров, но тут у нее на пути выросла Коваленкова и широко расставила руки:
– Т-рмози! Пр-хода-нет!
– Да она ж девка! – ошарашенно выпалил Илья, запнулся и полетел в снег.
– Остановитесь, сударыня! – граф Торлецкий возник совсем рядом с беглянкой, протянул руку...
– Я-я-х! – тоненько взвизгнула та, легко увернулась и бросилась в чащу.
...Сумасшедшая гонка по заснеженному лесу длилась почти полчаса и закончилась на краю огромного оврага. Тут уже не было слышно шума лагеря ролевиков. Солнце било в спины сыскарей, освещая замершую на краю обрыва беглянку.
– Ну вот и все, киса! – отдышливо крикнул ей Громыко, остановившись у кривоватой березки. – Ку-ку! Приплыли. Иди сюда, паршивка!
Ответом ему было молчание. Презрительно щуря глаза, девочка застыла на самом краю оврага и спокойно рассматривала своих преследователей. В лучах заходящего солнца снег под ее ногами горел оранжевым искристым огнем.
– Да ей всего лет двенадцать! – удивленно пробормотал Илья. – А шустрая какая... Хм... Федор Анатольевич, чего вы молчите?
Торлецкий тоже разглядывал девочку, однако свои очечки с темными стеклами пока не снимал, из чего Илья сделал вывод, что граф все еще сомневается, того ли человека они ловили и стоит ли пугать девчушку изумрудным сиянием своих нечеловеческих глаз.
Девчушка, впрочем, похоже, вовсе не собиралась пугаться. На ее месте любая другая уже давно кричала бы, размазывая слезы по щекам: "Кто вы такие?! Че вам от меня надо?! Мамочка! Милиция!! Помогите!!!"
– Не нравится мне это спокойствие, – хрипло произнес себе под нос Громыко, отцепился от березки и заковылял к остальным. Поравнявшись с Ильей, он снова крикнул: – Эй, дочка! Не дури, там высоко! Иди сюда, мы не обидим. Мы только поговорить с тобой хотим!