Он следил за продвижением артефакта по степи от самого Трегерата и гадал: откуда такое диво? Постепенно картина прояснялась. Его несли на юг четверо. Трое юношей – и они были неопасны – недоучки, подмастерья. С такими можно расправиться одним щелчком пальцев. Четвертый – старик. Профессиональный маг выдающейся силы, причем она прибывала с каждым днем! Чтобы противостоять такой магической мощи – а делать придется, ведь владелец не отдаст свое сокровище без боя, – требовалось без промедления нарастить собственную силу. И способ был только один…
Не так-то просто найти четверых путников в огромном городе!
Одно было известно точно – в Кансалон Странники вошли, а из него еще не вышли.
Охранник северных ворот их хорошо запомнил, потому что сначала не хотел пропускать, приняв за нищих. Потом все же пропустил, сам не понял почему. Будто заставил кто-то! Колдовство, не иначе. А несколько часов спустя гонец принес ему свиток с тайным приказом: сам Верховный колдун повелел, всех подозрительных путников пропускать в город беспрепятственно, но из города не выпускать до особого распоряжения. Этой ценной – тайной! – информацией привратник охотно, но небезвозмездно поделился с Рагнаром. Именно ему пришло в голову поговорить с караульными.
– Что же получается, теперь и нас из города не выпустят? – встревожился Эдуард. Он уже неплохо разбирал аттаханское наречие.
Стражник бросил на него равнодушный взгляд:
– А в вас-то чего подозрительного? Наемники и есть наемники, а может, и убийцы, ежели по следу идете. Мало ли таких по округе шастает!
Первое, что предприняли "наемники, а может, и убийцы", войдя в город, – кинулись к другим воротам, южным. Там подтвердили: никакой старик со спутниками покинуть город не пытался, у ворот его не видели.
– Значит, они до сих пор в городе! – заключил Рагнар. – Надо искать.
Стали искать – и поняли смысл народной мудрости об иголке в стоге сена! Притом что сами Странники даже не думали скрываться! Видели их и возле дома целителя Каззара, и на рынке, где они покупали дорожную снедь, и еще в самых разных местах, причем совсем недавно! "Да только что за угол завернули, догоните, ежели поспешите".
И они спешили, да еще как! Но след, казавшийся таким надежным, всякий раз обрывался и возникал в новом месте. До самого вечера пробегали преследователи по городу, издергались, устали как собаки – и все впустую! Странники остались недосягаемы, будто заговоренные!..
Это совсем простое колдовство – вложить в чью-то голову ложное воспоминание. Любой ученик справится, тем более столь усердный и прилежный, как Гастон Шин. Стоило ему почувствовать, что враги вот-вот настигнут Учителя, и он сбивал их со следа. Наводил чары на встречных прохожих, вот те и говорили чего не было. И никому из новых спутников даже в голову не пришло заподозрить спасенного юношу в недобром. Все-таки они были еще слишком молоды и неопытны, чтобы до конца сознавать, что такое слепая вера фанатика.
– Все! – объявила Энка и уселась прямо посреди дороги, не обращая внимания на запоздалых прохожих и повозку, запряженную ишаком. Чтобы не задавить возникшую на пути девицу, бедному вознице пришлось повернуть так круто, что арба едва не опрокинулась. Но виновницу инцидента это не смутило. – Все! У меня уже ноги гудят! Я не желаю больше кружить по этому безбожному городу, будто больная овца!
– Кружи как здоровая! – огрызнулась Меридит. Она устала не меньше других, но, как всегда, стыдилась признаться.
– Здоровые овцы не кружатся. Это у них бывает такая специфическая болезнь… – принялся было объяснять Хельги. Но умолк, сообразив, что окружающие его вовсе не расположены выслушивать лекцию по ветеринарии.
– Наваждение какое-то! – раздраженно продолжала Энка. – Эти Странники просто духи неуловимые! Гастон, ты уверен, что твой Учитель – тварь из плоти и крови?
Юный маг серьезно кивал в ответ, а про себя хихикал, по-детски радуясь, как ловко он обвел врагов! Воображение рисовало счастливые картины, представлялось, как потом, когда они встретятся, он будет рассказывать дорогим друзьям о своей проделке, а они – радоваться и смеяться вместе с ним…
Скоро совсем стемнело, и поиски было решено отложить до завтра. На случай если Странники вознамерятся покинуть город рано утром, преследователи расположились на ночлег прямо у южных ворот, под навесом возле сторожевой башни. Конечно, это было против правил и охране полагалось отогнать их подальше, но Кансалон во все времена славился неудержимыми мздоимцами, готовыми за золотой отца родного продать.
Первым в ту ночь, по обыкновению, дежурил Хельги. Друзья решили не полагаться на близость городской стражи и, как всегда, выставили собственный караул. Кансалон славился не только мздоимцами, но и ворами, на редкость пронырливыми и наглыми. Такие и на стражу не посмотрят, обязательно что-нибудь стянут, дай им волю. Еще и стражникам приплатят, чтобы те помалкивали. Нет уж, береженого боги берегут, гласила народная мудрость устами сильфиды…
Друзья спали, завернувшись в дорожные одеяла и тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Дружно храпели Рагнар и Орвуд, один – низким звериным рыком, другой – полузадушенным похрюкиванием. Юный маг неразборчиво бормотал во сне на языке латен. Ильза изредка тихо всхлипывала…
Ночь выдалась спокойной – большая редкость для открытой всем ветрам степи – и безоблачно-ясной. Небо казалось высоким черным куполом, усеянным серебряными блестками.
В детстве Хельги думал, что оно и есть купол или огромный колпак, накрывающий землю, чтобы уберечь от божественного света, разливающегося снаружи. Это очень старый, прохудившийся колпак, и свет пробивается по ночам сквозь бесчисленные дырочки-звезды. Когда-нибудь он испортится окончательно, и божественный свет испепелит все живое на земле. Наступит Рагнарек, настоящий, а не тот, о котором говорят в сказаниях. Но будет это не скоро, потому что дырочки пока еще совсем маленькие…
"Если звезды – это дырки в колпаке, что такое Луна и Солнце?" – спросил его однорукий старый Сван, тот, которого держали в городе ярла Гальфдана из милости, потому что не сумел достойно ступить на стезю эйнхериев и зажился на этом свете немощным калекой. Хельги иногда разговаривал с ним о таких вещах, до которых больше никому не было дела.
Но Луна и Солнце подменного сына ярла в ту пору не интересовали, поэтому он ответил про богинь Соль и Биль, как и положено было хорошо воспитанному юному фьордингу.
Лишь годы спустя, в университете, он узнал об истинном устройстве мироздания. И, честно говоря, порадовался, потому что прежде нет-нет да ловил себя на том, что считает звезды на небе: не стало ли их больше, не грядет ли конец света? Мог ли он знать тогда, маленький, никому не нужный подменыш, какую странную роль уготовила ему судьба?..
Погрузившись в собственные мысли, он сначала не почувствовал ничего необычного. А когда все же почувствовал, было уже поздно, астрал знакомо всколыхнулся, на секунду перед глазами сверкнула огненная чернота…
Так уже бывало, и не раз. Мгновенное перемещение, невидимая стена пентаграммы – кто-то опять вызвал демона. Но теперь все пространство внутри магической ловушки оказалось заполнено желто-зеленым, удушливо-едким дымом. Хельги понимал, что дышать этим нельзя. Но разумом собственную природу не одолеешь. Он терпел сколько мог, старался пробить невидимую преграду, но та не поддавалась – легкие уже разрывались от боли, и демон не выдержал и вдохнул. И провалился в другую – темную, вязкую черноту небытия…
Пробуждение было мучительным. Нос и горло горели огнем, из глаз неудержимо лились слезы, взгляд не фокусировался. Тело не желало слушаться вообще – удалось пошевелить лишь пальцами рук. Это незнакомое ощущение абсолютной беспомощности было нестерпимо отвратительным, просто сводило с ума!
Сколько-то часов (дней? месяцев?) он пролежал неподвижно, находясь между сном, явью и безумием. Но, как известно, всему на свете приходит конец. Рассеялся желто-зеленый туман перед глазами, зрение вернулось. Но то, что он смог увидеть, не радовало совершенно.
Это было высокое, сырое помещение с каменными стенами и потолком, на котором были выбиты магические символы, смысла которых Хельги не знал, но явственно чувствовал исходящее от них зло. Окон в комнате не было, дверей тоже, – видно, хозяин умел проникать сквозь камень. Зато у дальней стены имелся огромный очаг, в нем полыхало голубоватое бездымное пламя.
Сам же Хельги лежал на высоком, светящемся каменном постаменте, лишенный возможности даже приподняться. Как скоро выяснилось, все дело было в оковах – полосы холодного металла, намертво прикрепленные к глыбе, сковывали его по рукам и ногам, и даже голову прочно удерживал широкий обруч. Открытию этому Хельги порадовался, ведь сначала-то он думал, что его разбил паралич! А оказалось, его просто взяли в плен… Но кто? И зачем? В Кансалоне современном у него, пожалуй, отыскался бы десяток-другой недругов, но все они родятся спустя долгие столетия. А с Кансалоном средневековым его ровным счетом ничего не связывало…
Этот вопрос он обдумывал до тех пор, пока не понял, что замерз до дрожи. В помещении было промозгло – от магического пламени толку почти никакого, вдобавок металл оков совершенно не нагревался теплом тела. "Драконье серебро", – понял Хельги, вспомнив всегда холодную рукоять трофейного меча. Чтобы согреться хоть немного, он принялся шевелиться, насколько позволяли оковы, и вдруг почувствовал резкий укол в запястье.
До боли скосил глаза и увидел – из руки его торчала большая полая игла, такими лекари отворяют кровь. Темные капли срывались с нее одна за другой и падали вниз.
Вот теперь ему все стало ясно! Живо, будто наяву, вспомнился мэтр Перегрин, как он стоит за кафедрой в своей безукоризненно отглаженной черной мантии и профессорской шапочке с кистью. Послышался его голос, вещающий монотонно и скучно:
– Три меры вытяжки хвоща полевого смешиваем с мерой пепла птицы феникс, добавляем полмеры крови демона-убийцы…
– А где ее берут? – спросил тогда не в меру любознательный студент Ингрем.
– Кого? – очень строго переспросил сбитый с толку профессор, он не любил, чтобы речь его прерывали глупыми вопросами.
– Ну кровь демона убийцы… – Хельги уж и сам был не рад, что встрял.
– В магической лавке за углом! – сердито буркнул Перегрин. И в тоне его явственно слышалось: "Много будешь знать – скоро состаришься!"
И вот теперь магистр Ингрем получил наглядный ответ на свой давний вопрос. Ах, в самом деле бывают ситуации, когда лучше оставаться в блаженном неведении!
Сдирая кожу на лбу, демон-убийца исхитрился повернуть голову вправо – и ужаснулся. В любом существе, имеющем размеры среднего сприггана – в человеке, эльфе, демоне ли, – примерно одинаковое количество крови, около семи литров. Красивый хрустальный сосуд, стоящий подле камня на подставке, имел емкость хорошего ведра и был заполнен почти наполовину!
Но недаром Энка говорила, что Хельги всегда умеет найти ложку меда в бочке дегтя. "Зато доказывает, что я здесь не так уж давно. Иначе вся кровь успела бы вытечь", – сказал он себе.
И в этот самый момент от дальней стены донесся гулкий звук шагов. В помещении объявился некто…
Когда в его пентакле материализовалось это юное создание, Зебет Аб-Хакал был немало озадачен. Ему нужен был демон-убийца, а не смертный северянин. Неужели он допустил ошибку? Да и возможно ли такое вообще?! Никто никогда не слышал, чтобы ловчая яма Соламина, разверзшись, увлекла смертного!
Но, приглядевшись, он понял, что ошибки нет. Существо было самым настоящим демоном, просто имело нетипичный облик. Зато сил в нем было много, ох много! Несколько минут пленник метался внутри пентакля, и астрал содрогался от его ударов. В какой-то момент чародею показалось, что магическая преграда не выдержит и демон вырвется на свободу. Но тут зеленый дым сделал свое дело. Пленник задохнулся и сполз вниз по невидимой стене, астрал дернулся напоследок и успокоился.
Зебет Аб-Хакал осторожно снял защиту. Демон упал к его ногам.
Обычно в таких случаях он звал слуг – уриашей, те отволакивали обездвиженную тушу, приковывали к магическому камню, отворяли кровь. Сам маг брезговал прикасаться к мерзким серокожим исчадиям астральных бездн.
Но в этот раз он почему-то захотел все проделать сам. Нес на руках, укладывал на алтарь бесчувственное тело пленника. Осторожно, будто опасаясь разбудить спящего, стягивал куртку – мешали плотные, узкие рукава. Подгонял пластины оков. Нарочито медленно прокалывал иглой бледную кожу запястья, потом долго, долго смотрел, как падают и растекаются по хрустальному дну чаши рубиновые капли магической крови… Это было какое-то утонченное, извращенное наслаждение убийством. Он знал – и бессмертные могут умереть…
Потом он ушел наверх.
Девять часов прошло в странных мыслях и невнятных предчувствиях. За это время из самого крупного демона камень успевал вытянуть всю силу, а хрустальная чаша – выпить всю кровь.
Ему почему-то страстно хотелось увидеть этого демона мертвым. Ему были приятны мысли о том, как он станет снимать его с камня, как вытащит иглу из охладевшей руки, сам понесет тело, бережно и нежно, будто живого, к разверзшейся пасти пылающей печи, и беспощадное холодное пламя поглотит то, что совсем недавно было столь прекрасно…
Если бы жертва в этот миг могла заглянуть в мысли своего палача, непременно решила бы, что угодила в лапы некрофила. Но видят боги, прежде Зебет Аб-Хакал таким не был. Он и сам удивлялся, что нечто подобное с ним происходит…
Впрочем, странным мечтам его не суждено было воплотиться. Демон был жив! Уровень крови в чаше почти достиг роковой метки, магический камень сиял так, что острые уши лежащего просвечивали тускло-розоватым, – а он был жив!
Мало того, он заговорил! Заговорил, разрушая все мрачное очарование обстановки, потому что речь его больше подходила уличному мальчишке или невеже-наемнику, нежели бессмертному на пороге вечности.
– Эй! – сказал он на плохом, простонародном языке степняков. – Кто здесь? Какого демона вы так со мной обращаетесь? Совсем, что ли… – А дальше следовало слово, которое точного перевода с аттаханского не имело и которое Хельги, будучи существом образованным и культурным, в менее экстремальной ситуации и более здравом уме ни за что не употребил бы. А тут как-то само вырвалось, под влиянием момента. Даже неловко стало!
Но почему-то именно этот сомнительный оборот речи раскрыл чародею глаза и заставил наконец заметить очевидное. Он понял свою ошибку: не на того демона напал! И пытаться вытянуть силу из этого милого существа – все равно что уложить на магический камень северного Одина или южного Зевса! Все равно что надеяться вычерпать астрал! Этот демон был высшим!
Откуда, из каких сфер занесло его в ловчую яму Соламина, оставалось только гадать – да времени не было. Требовалось решить, как вести себя дальше, чтобы уберечься от гнева бессмертного. Надо было действовать!
Убить высшего демона смертному не под силу, это всем известно. Его можно резать, рубить, сжигать дотла – рано или поздно он все равно возродится. Другое дело, что на восстановление потребуется время, и чем сильнее разрушено тело, тем более долгим будет этот срок. Иной раз целая смертная жизнь успеет пройти…
В общем, Зебет Аб-Хакалу стало не до эстетских переживаний. Он взялся за топор. Был у него такой, отличный, из драконьего серебра, на длинной рукояти. Им разрубали на куски туши слишком крупных демонов, если они не помещались в очаг целиком…
Лица своего палача Хельги так и не увидел. Заметил только, как сверкнуло серебристое лезвие, и почувствовал – убивают!!! И рванул! Куда? Как? Некогда было понимать!
Разом лопнули оковы, раня руки и ноги острыми краями. Тугой клубок нитей, составляющих магический камень, на миг сжался, потом выстрелил гигантской пружиной, ударил, отшвырнул куда-то, в черную бесконечность астрала.
Демон летел, беспомощно кувыркаясь, путаясь в собственных конечностях и продолжениях, разрывая астральные потоки, пробивая какие-то границы, пролетая насквозь какие-то миры. И не за что было зацепиться, удержаться, чтобы остановить это немыслимое падение! Это было ужасно! Настолько, что сознание скоро померкло; он только и успел, что решить напоследок: помер!
Но сознание вернулось вновь. Правда, толку от этого было мало – он совершенно не представлял, где находится и что с ним происходит. Одно обнадеживало – он больше никуда не летел.
Кругом был туман, сплошная пелена густого белого тумана, и больше ничего – хорошо, удобно и приятно. Он не то лежал, не то висел (более поэтическая натура подумала бы парил) и слышал голоса.
– Он такой милый, – журчал ласковый женский голос, и Хельги чувствовал, как чья-то легкая рука прикасается к его волосам.
– Он убийца, – отвечал мужской голос, тихий и грустный. В нем не было осуждения, только констатация факта. Так о волке говорят, что он волк, или о тролле, что он тролль: кем уж родился, ничего не поделаешь.
– Он еще совсем дитя!..
Хельги поморщился – он давно привык считать себя очень взрослым.
– Он сильнее нас двоих, вместе взятых.
– Но не теперь! Посмотри, он на грани! Мы должны ему помочь!
– Он убийца, – внушал мужской голос. – Как только мы откроемся ему, он…
Но тут Хельги сообразил, на что он намекает! И не мог молчать!
– Я НЕ ЕМ ЧУЖИЕ СУЩНОСТИ!!! – завопил он, протестуя. – Я ем нормальную пищу, как все смертные! – Это прозвучало очень искренне.
Женщина погладила его по голове, спросила ласково:
– Ты голоден? Ты хочешь есть?
Хельги прислушался к своим чувствам и вдруг очень ясно осознал, чего именно ему не хватает для счастья.
– Да! – выпалил он от души. – Хочу! Я хочу оладий с брусничным джемом!
Оладий ему не дали. Скорее всего, те двое и не представляли, что это такое. Они принесли другое, тоже очень вкусное, но что именно – Хельги не представлял. Хотя съел с удовольствием – и в самом деле был очень голоден. Он не знал, что этот голод нормальной едой не утолить.
А те двое – знали.
Они склонились над ним совсем низко, и он смог увидеть их лица, светлые и божественно-прекрасные. Демоны – понял он. И порадовался. Ведь сначала-то он решил, что спятил.
Женщина заговорила вновь.
– Мы поможем тебе, – сказала она.
И Хельги почувствовал, как пальцы ее расстегивают рубашку у него на груди – куртки он лишился еще в логове колдуна.
– Только обещай, что будешь брать, но не отнимать.
И он обещал, хотя не понимал, о чем речь.
Тогда она крепко прижала обе ладони к его телу, и яркий свет полился с кончиков ее пальцев…
Должно быть, со стороны эта процедура выглядела очень романтично. Но по ощущениям!..
Однажды он изучал на кафедре электричество и неосторожно задел проволоку, идущую от источника силы. Тряхнуло – не дай боги никому!
Вот и теперь трясло, и он скрипел зубами от боли, и другие, мужские руки едва удерживали его за плечи. Сила, чистая, мощная, вливалась в него обжигающей струей. Наверное, женщина боялась, что он, убийца, захочет получить больше, чем она в состоянии дать, и начнет вытягивать силу сам. Как бы не так! Он скорее согласился бы пойти к кузнецу и выдернуть все зубы клещами, чем продлить эту пытку хотя бы на минуту!