После исполнения этой жуткой песенки в глухих районах конечных станций были найдены несколько трупов кондукторов и контролеров-общественниц, зверски задушенных собственными красными нарукавными повязками. Мы - я и Авдей - понимали, что за Наташиным Черным трамваем стоит не просто личная месть нам, ее соперникам, но сплоченная организация, поставившая своею целью лишить город мира и спокойствия.
Несколько раз в окна нашего дома-трамвая влетали листовки с надписями типа: "Вика, ты проиграла! Отдай мне жизнь Авдея, а то хуже будет!" или "Черные звезды гласят: ваши дети вырастут дегенератами и децлами. Оставьте свою магию, пока не поздно!"
Кульминацией моего сна стало то, как Черный трамвай, переполненный вооруженными до зубов революционными матросами, ненасытными кровососами и прочими моральными отбросами, лихо подкатил к белоколонному дворцу нашей городской мэрии и произвел по нему залп из всех орудий, включая брандспойт. Мэр города бежал, переодевшись в платье собственной секретарши, а обстрелянная и деморализованная мэрия сдалась Наташе и ее черным полкам без боя. Следом были захвачены почта, телеграф, телефон и единственное городское Интернет-кафе.
После этого в городе началась анархия, эпидемия простатита и девальвация доллара. Единственным оплотом прежней цивилизации и власти оставался наш скромный трамвай. Нам пришлось перейти на положение партизан, скрываться от карательных отрядов Железной Натальи (так теперь звали ведьму в народе), а иногда предпринимать боевые действия вроде спуска под откос вражеских составов.
Трудно даже поверить, сколько событий может поместиться в одном обычном сне! Мы воевали, причем часто путем отключения энергоснабжения отдельных трамвайных линий противника. А потом… Потом я как-то вдруг оказалась в плену.
И стою я, значит, в одной изорванной ночной сорочке, да еще и босиком, перед вальяжно рассевшейся в кресле Наташкой. А она, продажная тварь, вырядилась в черный кожаный френч, хромовые галифе и сапоги на длинной шпильке. Эффектно, конечно, но при каждом ее жесте амуниция скрипит, как старая кровать под ошалевшей от секса парочкой. Ведьма курит дамскую сигару с длиннющим мундштуком, пускает дым мне в лицо… Вот понимаю вроде бы, что сон, а все равно обидно и противно!
Трамвайчик мог тебя спасти,
Но взорван был трамвайчик…
И ты сама себя спроси:
А был ли мальчик?
- Хорошо поешь, можешь даже в подземных переходах стоять с гармошкой: много денег накидают, - оцениваю я.
- Давай-давай, дерзи… А ведь и впрямь покатилась под откос твоя судьба, - насмешливо говорит Наташа и тут же меняет тон: - Говори, тварь, где вы спрятали свою Силу?! Эта Сила нам покоя не дает, но мы ее найдем и обезвредим!
- Не найти вам ничего, - не хуже Мальчиша-Кибальчиша гордо подымаю я голову. - И признаний никаких ты от меня не добьешься!
Она хватает валявшийся возле кресла армейский стэк и хлещет меня по лицу:
- Говори, тварь, как тебе удалось одолеть меня! Ты же не должна была победить! За мной стояли армии, сотни обученных черных спецназовцев, которые привели бы к вечному воцарению…
Наташа испуганно отбрасывает стэк и ладонью сама себе зажимает рот. Но я смеюсь:
- Кого, Огненного Змея? Он тебя же первую и сожжет в воспитательных целях, потому что никакая ты, Наташа, не ведьма.
- Нет! Я ведьма! А Огненный Змей будет рабом у той, которой я служу и которая дала мне великую колдовскую силу!
- Твоя сила - не колдовская, я поняла это, когда мы сражались… У тебя нет ничего своего, природного, даже простенький сглаз ты навести не сумеешь без помощи своих крутых господ! Ты - только носитель чужого…
- Нет!
Как странно: она избивает меня во сне, а я все равно чувствую боль.
- Кому ты подрядилась служить, Наташа? - шепчу я разбитыми в кровь губами. - То, что вы затеваете, противоречит всем уставам Ремесла ведьмы. Ведьма - это чистые руки, спокойное сердце, мудрая голова. Вы порочите ведьмовство!
- Что ты там бормочешь о нарушении кодексов, прав и свобод? - она наклоняется ко мне, в руках ее раскаленный паяльник. - Очень, очень скоро права и законы устанавливать будем мы. И ты поймешь, что ведьма - это распутство и жестокость! Если, правда, останешься в живых…
И она погружает раскаленное добела жало паяльника прямо мне в сердце.
- Тебе все равно не победить! - кричу я, уже понимая, что умерла от непереносимой боли…
…Уже осознала, что проснулась. Вся в холодном ноту. Села на постели, хватаясь за сердце. Боль. Она осталась! Может, у меня уже инфаркт, а я и не в курсе?
Я осматривала стены собственной спальни так, как будто видела их в первый раз. Что ж, если вам когда-нибудь приходилось во сне быть расстрелянным, повешенным, однажды укушенным, вы бы наверняка после пробуждения оглядывали родимую комнату таким же ошалело-затравленным взглядом. Так. Вроде все на месте. Шторы неплотно задернуты, и сквозь них виден день с ярко-синим небом и переплетением цветущих яблоневых ветвей на фоне этого неба. Все правильно. Как раз напротив окна моей спальни растет высоченная яблоня, которую никто из жильцов дома даже и не пытается спилить: по весне она своим цветом умягчает самое черствое сердце…
Дверь в спальню отворилась, вошла мама. Никогда еще не видела ее такой встревоженной и озабоченной.
- Проснулась, Вика? - похоже, ее встревожен-ность и озабоченность касались в данный момент не налоговых сборов, а моего здоровья. Эт-то крут-то.
- Я долго спала?
Святая Вальпурга, я не узнаю свой голос! Его будто через соковыжималку пропустили! Дядюшка Фрейд, скажи мне, бедной, у меня был только сон или как?!
- Почти двое суток. Мы с Калистратом Иосифовичем решили, что долгий сон тебе пойдет только на пользу.
- С кем решили?
- А вот вопросы ты задавать потом будешь… Сейчас наша бедная, усталая, измученная Викочка будет кушать и восстанавливать свои силы! - Эту тираду произнес не кто иной, как Баронет, элегантно подкатывая к моей постели сервировочный столик. У меня просто не было сил удивляться ни Баронету, ни свежим тостам с апельсиновым джемом… Горячей гурьевской каше с кусочками персиков, огромной чашке взбитых сливок и - венцу творения - ветке цветущей яблони, живописно поставленной в керамическую вазу.
Я было хотела приняться за сливки сама, но мама, повязав вокруг моей шеи салфетку, безапелляционным тоном заявила:
- Ты еще слишком слаба. Я лично тебя покормлю.
- Ну, мама…..
- Без "ну", девочка моя.
- Слушаюсь, господин подполковник налоговой полиции.
Баронет, подлец, сидел напротив и умильно любовался, как мама кормит меня с ложечки. Гнусный распутник! Соблазнил мою мать, а теперь еще и ухмыляется!
Несмотря на столь мрачные эмоции касательно Баронета, я вскоре действительно почувствовала себя гораздо бодрее.
- Пожалуй, я встану…
- Ни в коем случае! - они накинулись на меня оба.
- Слушайте, товарищи, хватит из меня годовалого ребенка делать! Если мне приспичит в туалет, вы за памперсом побежите?!
Баронет откровенно ухмыльнулся:
- Танюша… пардон, Татьяна Алексеевна, можете не волноваться, ваша дочь, судя по резкости ее тона, действительно пришла в себя. Вика, я разумеется, выйду. Я не намерен наблюдать процесс твоего одевания.
- Мам, а ты что, до унитаза провожать меня собралась? Не смотри ты на меня так!
Мама встала, взялась за сервировочный столик, как-то загадочно глянула на меня и выкатилась со словами:
- Позже поговорим.
"Позже" случилось только после того, как я вдоволь нанежилась в ванной, сделала себе питательную маску для кожи шеи и декольте и, кроме всего прочего, маникюр. Ничего, подождут.
Наконец я уселась на диван в зале, закутанная в халат. Подумать только! Моя мама и Баронет отлично работают в команде: так оперативно и красиво сервировать чайный стол женщинам нашего семейства еще никогда не удавалось.
Мама и Баронет уселись за чайным столиком, я вызвалась налить всем чаю. Несколько минут шла прямо-таки японская церемония: в зале стоит благостная и возвышенная тишина, только позвякивают ложечки о фарфор, аромат чая сорта "Зеленые сливки" сладко умиротворяет душу… Но вы же меня знаете: долго наслаждаться тишиной я не могу и всегда тороплюсь расставить все точки над i.
- Вика, - откашлялся Баронет. - Позволь мне, как старшему по возрасту и… званию, первым начать этот серьезный и в какой-то степени значимый для всех нас разговор.
- Валяйте, - кивнула я и начала жевать песочное пирожное с кремовой розочкой. Каким бы значимым разговор ни был, от песочного пирожного я никогда не откажусь.
- Начнем с того, - Баронет как-то нервно смотрел на то, что кончик моего языка вытворяет с верхушкой кремовой розочки. Ну а если мне просто нравится крем, какое это может иметь эротическое значение?! - НАЧНЕМ С ТОГО, Виктория, что я все рассказал твоей маме!
Опаньки! Я проглотила розочку, так вдоволь ею и не насладившись. Тут до меня стал доходить смысл сказанного.
- Что именно "все" узнала от вас моя мама? - переспросила я, тщательно вытирая руки салфеточкой. Предполагалось, что после следующей реплики Баронета салфеточка полетит ему прямо в физиономию. Однако вместо Калистрата Иосифовича ответила мама:
- Моя дорогая девочка, я понимаю, тебе раньше невозможно было в этом мне признаться, да я бы и никогда не поверила…
- Короче!
- Дочь, я знаю, что ты ведьма, - отчеканила мама. - Впрочем, это еще не дает тебе права разговаривать с матерью в таком тоне.
Я ошарашенно уставилась на мать. Нет, я-то уже адаптировалась в своем оккультно-магическом мире, и мне не в новинку узнать о том, что какой-нибудь сосед по лестничной площадке - вампир, а высокий симпатичный джентльмен, читающий в библиотеке журналы "Если", "Моделист-конструктор" и "Знание- сила", на самом деле - жуткий маг-маньяк, специализирующийся на составлении новейших сексуальных заклятий. Но когда моя собственная мать так спокойно относится к тому, что ее дочь ведьма, в этом есть нечто парадоксальное. Однако долго размышлять на эту тему мне не пришлось.
- Разумеется, я вынуждена признать, что ведьмовство - не лучшее занятие для молодой и причем образованной девушки. - Произнеся эту фразу, мама принялась за черничное варенье.
Кстати, откуда у нас черничное варенье?
- Калистрат Иосифович, вы замечательно наколдовали это варенье! Только не говорите мне, что было исходным ингредиентом.
- Исключительно экологически чистые продукты, Татьяна Алексеевна!
Значит, то, что Баронет - маг, мама тоже уже знает. Забавно.
Только зачем этому "магу на службе у закона" посвящать мою маму-материалистку в существование иных концепций бытия? Да, и кстати, это посвящение… насколько интимным оно было?! То-то у мамы в глазах обретается сиренево-васильковое сияние вновь расцветающей и позабывшей о прелестях климакса женщины… Ладно, этот вопрос я в приватном разговоре выясню. А пока…
- Зачем вы, Баронет, рассказали маме мою маленькую тайну? Она же женщина неврастенического темперамента, могла и бригаду психиатров вызвать, чтоб бороться с засильем оккультизма в нашей квартире.
- Вот уж нет! Вика, ты всегда возводишь на меня поклеп!
- Я жду ответа, сударь! - напомнила я. Баронет глянул на меня слишком серьезно для легкомысленной чайной беседы.
- Видишь ли, ведьма Вика, ты находишься в опасности…
- Слыхали, знаем. Не первой свежести новость!
- В опасности также находятся и твои близкие. В данном случае - мать.
Я допила "Зеленые сливки" и сказала:
- Предлагаю маму спрятать в секретном подземном правительственном бункере. Мне выдать бронежилет плюс полное обмундирование офицера пожарной охраны. Ежли Огненный Змей на меня нападет, я сумею дать достойный отпор!
- Вика, не городи чепухи! - "Маг на службе у закона" даже ладонью по столу треснул в воспитательных целях. - Опасность реальна. Но прятаться от нее бессмысленно, тем более - прятаться, ничего не зная об опасности.
- Мы должны сплотить наши силы, дочка, - тихо и твердо сказала мама. - Я буду с тобой рядом и, если надо, закрою грудью от пламени этого чудовища!
- Ну, это лишнее, вы поберегите свою грудь, Татьяна Алексеевна, - ласково глянул на нее (в смысле - на грудь) Баронет. - Мы объединяемся для того, чтобы не только вычислить потенциального противника, но и разгадать его стратегию и тактику! Тем более что наша проблема - не только Огненный Змей, но и некая родственница вашего семейства. Мне почему-то кажется, что именно от нее исходят все неприятности, которые случались с Викой и вами, Татьяна Алексеевна…
- Еще бы! - усмехнулась я. - Раз уж тебе, мама, сообщили, что я ведьма, то знай: я родилась ведьмой из-за черного проклятия, насланного на тебя и твое предполагаемое потомство твоей же собственной сестрой. Ты тогдашним ее словам не придала значения, поскольку была спортсменка, отличница, комсомолка.
- Боже мой… - прошептала мама. - Я и подумать не могла, что моя сестра своей магией…
- И скорей всего, твоя сестра сейчас жива, и именно она прилагает все усилия для того, чтобы сжить родственничков со свету!
- Не может быть… - все бормотала мама. - Чтобы Анастасия вернулась из тайги и навредила…
- Теперь может быть все! - жестко сказал Баронет. - Даже сны могут стать явью.
- Кстати, о снах, - решила встрять я. - Мне вот тут два раза подряд снился сон про то, как я с… одним человеком поселилась в трамвае. А потом снилось, что за нами гонялся трамвай-призрак, с Наташей на борту… Мам, Наташа - это…
- Я знаю. Калистрат Иосифович мне достаточно подробно все рассказал. Я только не возьму в толк, почему ты называешь его Баронетом?
- Извините, - скромно улыбнулся тот. - Это действительно мой титул. Наш род магов-спецслужбистов очень древний… Но к делу это отношения не имеет. А что касается снов. Трамвай снится к желанию; поездка, рельсы, шпалы, высокие, закругленные на концах фонарные столбы - к эротическому подтексту реализации этого желания, насколько я помню толкователь снов Уильямса. А враг снится к тому, что он еще не повержен и думает о вас.
- А к чему снится… любимый?
Баронет смерил меня взглядом, исполненным величайшего презрения.
- Ну наконец-то ты о нем вспомнила! Я уж хотел было поставить памятник на могиле твоего скончавшегося чувства! Вот это хотел взять в качестве эскиза…
Он протянул мне книгу Авдея. Повесть о Тристане и двух его Изольдах. Жене-губительнице и возлюбленной, что ушла, не пожелав спасти…
А ведь Авдей сейчас в больнице. И неизвестно, каково его состояние…
Нет, он жив! Нить-то его жизни - вот она! Тихо пульсирует, обвившись вокруг моего запястья.
- Я немедленно еду в Москву, к нему в больницу.
- Правильное решение, - одобряет Баронет. - А какая это больница, ты, разумеется, знаешь?
Издевается, гад. В магическом кристалле я четко видела только номер палаты - двести двенадцать. Да еще перепуганную физиономию доктора, которого Наташа тащила, как мешок с мусором.
Кстати, а вдруг, пока мы тут рассиживаемся, Наташа, очухавшись после поединка, ринулась в больницу, каверзу Авдею строить… Как же, как же мне выяснить, где он находится? А если…
- Справочные службы на что? И простые и наши. Найду.
- Но времени потеряешь немало.
- Ничего подобного. Можно подумать, в каждой московской клинике лежит по Авдею Белинскому, да еще в коматозном состоянии.
- Ты на сто процентов уверена, что он попал в больницу под этим именем? А может, при нем во время катастрофы документов не было…
- А жена?
- О, так тут еще и жена, - усмехнулся Баронет, подлец. - Вика, ты попала в классический любовный треугольник.
Я холодно парировала:
- Не смешно. Его жена - та самая Наташа. И я видела сквозь кристалл, каким образом она ведет себя с умирающим мужем и с медперсоналом. С какой стати ей класть постылого супруга в больницу под другим именем?
- Да хоть для того, чтобы ты, ревнивая дурочка, подольше его поискала! - удивился моему скудоумию Баронет. - А она действительно его жена?
- Была. Два года назад они развелись. Она мне сказала…
- Тоже может быть ложью… Здесь столько всего напутано…
- Хорошо. Вы что предлагаете? - Я нервно принялась откручивать носик у заварочного чайничка. Мама эти манипуляции вовремя заметила и пресекла.
- Мы едем в Москву вместе, так будет лучше. Во всяком случае, безопаснее, - спокойно сказал Баронет.
- Я тоже с вами! - заявляет мама. - Я хочу посмотреть на него… На избранника моей дочери. Тем более что он еще и писатель…
- Погодите! - закричала я, вскочила и начала расхаживать по комнате, не затрудняя ног соприкосновением с полом. - Я же ведьма, в конце концов! Причем инициированная. Да я же могу хоть в орла превратиться и долететь до столицы! Или вообще стать ветром, у него скорость выше, охват площади больше! Я могу сказать слово всем камням, из которых выстроены все здания в Москве, и они мне ответят, и камни той больницы, где лежит Авдей, расскажут мне все! Да я же могу еще и в магический кристалл посмотреть и легко выяснить все, что мне нужно. Да я вообще могу исцелить Авдея на расстоянии…
Перечисляя свои магические возможности, я, конечно, здорово распалилась и потеряла контроль над собой. Баронет молча посмотрел на меня осуждающим взглядом, щелкнул пальцами, и я свалилась со стены, на которой до сего момента стояла в гордой позе.
- Ведьма, значит. Могущественная, значит. Ишь как все может, да еще и по стенкам бегает! - сурово заговорил Баронет, - А я, выходит, тут сижу для компании. Я, судя по всему сказанному этой юной особой, не волшебник, не маг, а - так!
Я потерла ушибленную коленку и сказала:
- Но ведь мы действительно только время теряем. А сами при помощи магии давно бы уже все сделали!
- Возможно, - кивнул головой Баронет. - Только проблема в одном: магия не означает вседозволенности. Ты думаешь, что получила Силу и теперь можешь тратить ее направо и налево? Конечно, раз ты крутая ведьма, зачем ехать на поезде, щелкни пальцами и телепортируйся мгновенно. Зачем мыть посуду или варить щи - щелкни пальцами, и все будет, как ты хотела!… Только за любое использование Силы придется платить. Здоровьем, временем жизни, даже… близкими людьми. И это не означает, что Сила - это плохо. Просто плата за Силу - это как…
- Как налог, - тихо подсказана доселе ошарашенно молчавшая мама.
Баронет благодарно посмотрел на нее.
- В какой-то степени вы правы, Татьяна Алексеевна! И я рад, что вы, человек, абсолютно чуждый всякой магии, понимаете меня лучше, чем ваша дорвавшаяся до Силы дочка.
- Не дорвавшаяся я! Будете теперь меня этим попрекать… - обиженно проворчала я.
- Буду, - строго сказал Баронет. - Я не для того тебя учил, не для того выплетал нить твоей жизни, чтоб ты превратилась во второсортную чародейку! Ну, хватит, об этом поговорим потом, при случае. А теперь хочу тебя спросить, Вика, тебе ясно, почему мы едем в Москву на поезде, а не на метлах?
- Ясно. - От того, что он снова вел себя как мой наставник, а я краснела, как школьница, было почему-то немного приятно, хоть и обидно.