Все произошло так быстро.
Клио прижала руку ко рту, чтобы не закричать. Но тут же раздался пронзительный и полный ужаса вопль Филиции, от которого у Клио кровь застыла в жилах. И сразу все на рынке обратили своё внимание на то, что произошло.
По рынку пронеслись крики. Вокруг закопошились люди, они толкались и пихались. Клио взвизгнула. Теон обнял рукой Клио за талию и резко дернул назад. Йонас устремился к ней и Арону, на его лице была написана ярость и горе. Теон подтолкнул Миру перед собой, под мышку сграбастал Клио. Арон был чуть позади. Они поспешили покинуть рынок, яростные слова Йонаса летели им вслед.
- Вы покойники! Я убью вас! Вас обоих!
- Он заслужил, - проворчал Арон: - Он собирался убить меня. Я просто защищался.
- Идемте, Ваша Светлость, - проворчал Теон, в его голосе слышалось отвращение. Они проталкивались через толпу, прокладывая себе путь обратно на корабль.
Томас никогда не увидит свадьбу своей сестры. Фелиция никогда не увидит своего брата, вместо этого она стала свидетелем его убийства в день своей собственной свадьбы. Выпитое вино в желудке Клио вспенилось и прокисло. Она высвободилась из хватки Теона и её вырвало на тропинку.
Ей следовало сделать так, чтобы Теон остановил все это прежде, чем всё вышло из-под контроля. Но она этого не сделала.
Казалось, их никто не преследовал, через некоторое время стало ясно, что паэльсийцы позволили им уйти. Они перешли на быстрый шаг. Клио, опустив голову, держала за руку Миру. По пыльной дороге все они прошли не проронив ни слова.
Клио подумала, что никогда не сможет стереть из памяти, наполненные болью, глаза молодого человека.
Глава 2
Йонас рухнул на колени и с ужасом посмотрел на кинжал, торчащий из горла Томаса. Томас сделал движение, будто хочет вытащить его, но рука не слушалась. Дрожа, Йонас обхватил рукоять. Чтобы выдернуть кинжал, ему потребовалось приложить усилие. Потом он положил другую руку на рану. Сквозь пальцы хлынула горячая красная кровь.
Позади него закричала Фелиция:
- Томас, нет! Пожалуйста!
С каждым биением сердца Томаса, жизнь уходила из его глаз.
В голове Йонаса все смешалось, сплошной туман. Он чувствовал себя так, будто для него жизнь на время замерла, тогда как жизнь брата иссякала.
Свадьба. Сегодня был день свадьбы. Свадьбы Фелиции. Она согласилась выйти за их друга Пауло. Они, подшучивая, устроили ему тяжелые времена после того, как молодые объявили о помолвке. По крайней мере, до того, как приняли его в свою семью с распростертыми объятиями.
Намечалось большое тожество, такого не было в бедной деревне уже долгое время. Еда, напитки... и много довольных друзей Фелиции, которым братья Агаллон позволили забыть свои ежедневные проблемы, борьбу за выживание своей семьи в умирающих землях Паэльсии. Мальчишки были лучшими друзьями, непобедимыми, за что бы они вместе не брались.
До сегодняшнего дня.
Паника нарастала внутри Йонаса, он лихорадочно огляделся на толпу местных в поисках того, кто мог бы помочь:
- Что-то можно сделать? Есть целитель?
Его руки были скользкими от крови Томаса. Тело брата дернулось в конвульсиях, он издал булькающий звук, когда кровь хлынула изо рта.
- Не понимаю, - голос Йонаса надломился. Фелиция схватила его за руку, её крики и горе было оглушительными: - Все произошло так быстро. За что? Почему это случилось?
Отец беспомощно стоял рядом, его лицо было омрачено горем, но он держался мужественно.
- Это судьба, сын.
- Судьба? - гневно выплюнул Йонас, ярость пылала у него внутри: - Дело не в судьбе! Этому не суждено было случиться. Это, это было сделано руками Оранийских вельмож, которые считают нас грязью под своими ногами.
Паэльсия устойчиво на протяжении поколений катилась вниз, её земли увядали, пока ближайшие соседи продолжали жить в роскоши и излишествах, отказывая им в помощи, отказывая даже в просьбе охотиться на своих землях. Это была их вина в первую очередь в том, что Паэльсия не имела достаточно ресурсов, чтобы прокормить свой народ. Эта зима была самой суровой. Днем еще было терпимо, а ночи были настолько холодными, что тонкие стены их лачуг не спасали. Десятки, по крайней мере, замерзли в своих маленьких домишках или умерли с голода.
Никто не умер в Ораносе ни от голода, ни от ненастья. Йонасу и Томасу всегда становилось тошно от подобного неравенства. Они ненавидели оранийцев, особенно вельмож. Но эта ненависть была бесформенной, безымянной, случайной. Это была общая неприязнь к людям, с которыми Йонас никогда раньше знаком не был.
Теперь его ненависть обрела сущность. Теперь у неё было имя.
Он посмотрел на лицо старшего брата. Кровь растеклась по загорелой коже Томаса и его губам. У Йонаса защипало глаза, но он сдержался и не заплакал. Он должен быть сильным сейчас, ради Томаса. Он всегда хотел, чтобы младший брат был сильным. Их разделили лишь четыре года, но именно он вырастил Йонаса, после того как их мать умерла десять лет назад.
Томас научил его всему, что Йонас сейчас умел - как охотиться, как ругаться, как обхаживать девчонок. Вместе они обеспечивали семью. Вместе воровали, вместе браконьерствовали, вместе делали все для того, чтобы выжить, в то время как все остальные в деревне понапрасну тратили своё время.
- Если тебе что-то нужно, - всегда говорил Томас, - тебе придется это взять самому. Потому что никто ничего тебе не даст. Запомни это, братишка.
Йонас запомнил. Всегда будет помнить.
Томас перестал дергаться и кровь (так много крови) перестала быстро течь по рукам Йонаса.
В глазах Томаса было что-то. Что-то после того, как ушла боль. Это была ярость.
Не только из-за несправедливости произошедшего, не только из-за его смерти от руки оранийского лорда. Нет… еще из-за несправедливости всей жизни, в течение которой им приходилось каждый день бороться. Бороться, чтобы добывать пищу, чтобы дышать, чтобы выживать. И чем все закончилось?
Столетие назад вождь Паэльсии направился к государям Лимероса и Ораноса, граничащих с Паэльсией на севере и юге, и попросил о помощи. Лимерос отказал, ссылаясь на то, что у них и так достаточно проблем, им нужно поднимать на ноги свой собственный народ после недавней войны с Ораносом. Процветающий Оранос, однако, заключил с Паэльсией договор. Они вложат деньги в виноградники по всем плодородным землям Паэльсии, землям, урожаем с которых можно будет прокормить народ и скот. Взамен они будут покупать у Паэльсии вино по льготной цене. Это позволит Паэльсии импортировать с Ораноса зерновые культуры тоже по выгодным расценкам. Потом король Ораноса сказал, что это поможет обеим экономикам, а наивный пальэльсиец скрепил договор рукопожатием.
Но у сделки был срок. Пятьдесят лет. По истечении этого времени истекли и цены на экспорт и импорт. Теперь паэльсийцы не могли уже импортировать оранийское продовольствие. Особенно после того, как начали падать цены на вино. Оранос был их единственным покупателем, они безжалостно устанавливали ту стоимость, какую хотели. А она становилась все ниже и ниже. У Паэльсии не было достаточно кораблей, чтобы экспортировать вино в другие королевства через Серебряное Море. В Лимеросе же были очень строгие правила на счет вина, поскольку их богиня не одобряла пьянство. Так что земли десятилетиями продолжали умирать. Паэльсийцам оставалось лишь смотреть, как все умирает.
Рыдания сестры в день, который должен был стать самым счастливым в её жизни, разбивали Йонасу сердце.
- Борись, - прошептал Йонас брату: - Борись ради меня. Цепляйся за жизнь.
Томас пытался что-то сказать, когда свет почти померк в его глазах. Он не мог говорить. Его гортань была разрезана оранийским клинком. "Борись за Паэльсию. За всех нас. Пусть это будет не конец. Не позволь им победить".
Йонас постарался сдержать рыдания, рвущиеся наружу из глубины самого сердца, но не смог. Он заплакал, звук был совершенно незнаком и непривычен для его ушей. На том месте, где прежде была скорбь, появилась черная дыра, которая заполнялась темной, безграничной яростью.
Лорд Арон Лагарис за это заплатит.
И его светловолосая подружка - Принцесса Клиона. Она стояла с такой холодной и насмешливой улыбочкой на красивом личике и смотрела, как её друг убивает Томаса.
- Клянусь, я отомщу, Томас, - пробормотал Йонас сквозь стиснутые зубы. - Это лишь начало.
Отец коснулся его плеча и Йонас напрягался.
- Он ушел, сын мой.
Йонас, наконец, оторвал дрожащие окровавленные руки от разорванного горла брата. Он дал обещание тому, чья душа уже отделилась от тела. От Томаса осталась лишь оболочка.
Йонас посмотрел вверх на безоблачное голубое небо над рынком и у него вырвался хриплый, полный горя, крик. Золотой ястреб взлетел с насеста, в качестве которого использовал прилавок отца.
Глава 3
Кто-то задал Магнусу вопрос, но он не обратил на него внимания. Через какое-то время на банкете, подобном этому, все становится похожим на рой жужжащих плодовых мух. Раздражают, но их невозможно прихлопнуть легко и быстро.
Он надеялся, что прилепил на лицо приятное выражение и повернулся налево к одному из наиболее громких насекомых. Он взял еще кусочек каана и проглотил не разжевывая, чтобы не почувствовать вкуса. Он едва взглянул на кусочек соленой говядины, лежащей на его оловянной тарелке. Магнус быстро потерял аппетит.
- Простите, миледи, - сказал он. - Я не расслышал.
- Ваша сестра, Люсия, - сказала Леди София, вытирая уголок рта расшитой жаккардовой салфеткой. - Она выросла и стала хорошенькой юной леди, не так ли?
Магнус зажмурился. Треп ни о чем тяготил его:
- На самом деле так.
- Подскажите мне еще раз, сколько ей сегодня исполнилось?
- Шестнадцать.
- Прелестная девушка. И такая вежливая.
- Её хорошо воспитали.
- Конечно. Она обручена уже с кем-нибудь?
- Пока нет.
- Хм. Мой сын, Бернардо, он многого достиг, весьма привлекателен, а недостаток роста он прекрасно компенсирует своим интеллектом. Думаю, они могли бы составить хорошую партию.
- Эту тему, миледи, я думаю, Вам нужно обсуждать с моим отцом.
Почему его посадили именно рядом с этой женщиной? Она была древней, и от неё пахло прахом и еще, по какой-то странной причине, морскими водорослями. Возможно, она плыла через Серебряное Море и добиралась до замерзшего гранитного замка Лимерос по скалистым утесам, а не по заледенелым полям, как все остальные.
Ленардо, её муж, оторвался от высокой спинки сидения и наклонился вперед:
- Жена, хватит уже о партиях. Мне интересно знать, что принц думает о проблемах в Паэльсии.
- Проблемах? - ответил Магнус.
- Беспорядки, происходящие в последнее время и вызванные убийством сына бедняка-винодела на рынке неделю назад на глазах у всех.
Магнус небрежно провел пальцем по краю своего бокала:
- Убийство сына бедняка-винодела. Простите моё кажущееся безразличие, но это не выглядит чем-то необычным. Паэльсию населяет дикий народ, скорый на расправу. Я слышал, что они с удовольствием едят мясо сырым, если нужно очень долго разводить костер.
Лорд Ленардо криво усмехнулся:
- Все так. Вот только этот случай необычный, потому что он умер от рук оранийского вельможи.
Это становилось интересным. Чуть-чуть:
- Вот как? Кто?
- Я не знаю, но ходят слухи, что сама Принцесса Клиона принимала участие в перепалке.
- Ах. Я считаю, что слухи - это пустое. Очень редко в них есть хоть доля правды.
Разве что эти слухи были правдой.
Магнус был хорошо наслышан о младшей принцессе Ораноса. Она была очень красивой девушкой такого же возраста, как и его сестра - он однажды встречался с ней, когда они были детьми. Желания снова посетить Оранос у него не возникало. Кроме того, отцу очень не нравился оранийский король и, насколько Магнусу было известно, чувства были взаимны.
Его взгляд метнулся через большой зал, где он встретился глазами с отцом, который смотрел на него в ответ с холодным осуждением. Отец презирал то, какой вид бывал у Магнуса, когда тому становится скучно при исполнении государственных обязанностей, подобно сегодняшнему. Он считал это дерзостью. Для Магнуса было трудно спрятать свои чувства, хотя, нужно было признать, он не особенно и старался.
Магнус поднял кубок с водой и поприветствовал отца, Короля Лимероса - Гая Дамора.
Отец поджал губы.
Неважно. В обязанности Магнуса не входило делать так, чтобы праздник удался. В любом случае, все это было фарсом. Его отец угрозами и запугиванием заставлял свой народ следовать каждому своему указу - любимым оружием был страх и насилие. У него была целая толпа рыцарей и солдат, чтобы навязывать свою волю и держать своих подданных в узде. Он очень старался соблюдать приличия, старался показать себя сильным, умелым и чрезвычайно преуспевающим.
Но для Лимероса настали трудные времена за последнюю дюжину лет с тех пор, как Гай, "Кровавый Король", занял трон своего отца, любимого всеми Короля Давида. Экономические потрясения влияли также и на каждого, живущего во дворце, учитывая, что религия Лимероса не одобряла роскошь, но затянутые пояса позволяли её игнорировать. То, что король об этом никогда не заявлял публично, удивляло Магнуса.
На столах знати у каждого была порция каана (кашица из желтых бобов, на вкус как клейстер) и они должны были это есть. Именно этим большинство лемерийцев набивали свои животы, когда зима всё тянулась и тянулась.
Кроме того, некоторые из роскошных гобеленов и изысканных картин были сняты со стен замка и перенесены в хранилище, оставлены там в холоде. Была запрещена музыка, так же как пение и танцы. Во дворце Лимероса были разрешены лишь некоторые познавательные книги, но ничего такого вроде сказок или развлекательного чтива. Король Гай почитал за идеалы Лимероса могущество, вероисповедание и мудрость, а не искусство, красоту или радость.
Ходили слухи, что в Лимеросе начался упадок, как было в Паэльсии на протяжении уже нескольких поколений, это началось с исчезновения элементалей, магии элементалей. Эта крайне важная магия, которая дала миру жизнь, почти полностью высохла, как тело без воды в центре пустыни.
С тех пор как две соперничавшие богини, Клиона и Валория, уничтожили друг друга много веков назад, от элементалей остались лишь только следы. Но даже и эти следы, видимые тем, кто верил в магию, начали исчезать. С каждым годом в Лимеросе становилось все холоднее, весна и лето длились теперь всего пару коротких месяцев. Земли Паэльсии же вымирали, его земля была высохшей и выжженной. Только Оранос не выказывал ни малейшего признака распада.
Люди, населявшие земли Лимероса были искренне религиозны и цеплялись за свою веру в богиню Валорию, особенно в трудные времена. Но Магнус считал, что тот, кто верит в потустороннее, в любом его проявлении, лишь показывает свою душевную слабость.
Во всяком случае, большинство из тех, кто верил. Лишь для немногих он делал исключение. Он посмотрел туда, где находился отец, рядом с которым покорно сидела сестра Магнуса; она была почетным гостем на этом празднике, у неё был день рождения.
На ней было надето розовато-оранжевое платье, вид которого заставлял его думать о закате. Платье было новым, он никогда его раньше не видел. Оно было великолепно сшито, выражало образ извечного богатства и безупречности. Отец хотел, чтобы семья Дамора это и продемонстрировала. Несмотря на все это, даже Магнус должен был признать, что был удивлен красочностью платья среди той серости, что предпочитал отец.
У принцессы была светлая безупречная кожа и длинные тёмные шелковистые волосы, которые, когда не были аккуратно уложены, ниспадали на плечи мягкими волнами. Глаза у неё были цвета чистого голубого неба. У неё были полные розовые губки. Люсия Ева Дамора - самая красивая девушка во всем Лимеросе. Без исключения.
Внезапно, в руках Магнуса разбился стеклянный кубок, осколки которого порезали ему руку. Он выругался, потом схватил салфетку, чтобы приложить к порезу. Леди София и Лорд Ленардо с тревогой посмотрели на него, как будто они были встревожены тем, что, возможно, разговоры о помолвке и убийстве расстроили его.
Это было не так.
Глупо, как глупо.
Это было отражено на лице его отца, тот не упускал ничего. Мать, Королева Альтея, сидевшая слева от короля, тоже заметила произошедшее. Она ответила ему ледяным взглядом и продолжила разговор с женщиной рядом.
Отец взгляда не отвел. Он свирепо посмотрел на него, словно ему было стыдно находиться с Магнусом в одной комнате. Неуклюжий, дерзкий Принц Магнус, наследник короля. "Сейчас, во всяком случае", - угрюмо подумал он, его разум на краткий миг вернулся к Тобиасу, его отца... "правой руке". Магнус подумал, наступит ли когда-нибудь тот день, когда отец примет его с одобрением. Конечно, он должен был быть благодарен королю за то, что тот, сделав ему одолжение, пригласил Магнуса на это мероприятие. Опять же тот хотел убедить всех, что королевская семья Лимероса была дружна и сильна - сейчас и всегда.
Какая ирония.
Магнус бы уже уехал из холодного бесцветного Лимероса, чтобы исследовать другие области за Серебряным Морем, но здесь была одна причина, которая удерживала его даже сейчас, когда ему вот-вот должно было исполниться восемнадцать.
- Магнус! - к нему поспешила Люсия и опустилась рядом с ним на колени. Её внимание полностью было сосредоточено на его руке. - Ты поранился.
- Ничего страшного, - глухо сказал он. - Просто царапина.
Кровь уже просочилась сквозь салфетку. Она с беспокойством свела брови:
- Царапина? Мне так не кажется. Пойдем, я помогу сделать правильную повязку.
Она потянула его за руку.
- Идите с ней, - посоветовала Леди София. - Вы же не хотите, чтобы в рану попала инфекция.
- Нет, не хочу, - он стиснул челюсть. Боль не была достаточно сильной, чтобы беспокоить его, но неловкость становилась назойливой. - Отлично, сестренка-целитель. Я позволю тебе меня заштопать.
Она одарила его довольной улыбкой, которая заставила что-то внутри него сжаться. Что-то, что он настойчиво пытался игнорировать.