Глава 22
Читатель, видимо, оказался в затруднительном положении. Автор на последних страницах позволил себе двояко относиться к происходящему. Несомненно, справедливое негодование преобладало в оценке действий сумасшедших горожан. Но иногда от написанных страниц исходили такие флюиды, иногда так хотелось помочь в их невинных стремлениях, что возникало снисхождение и даже жалость и зависть к этим, сидящим на своем облаке, несчастным. И теперь, перечитав написанное, появилось желание поделиться сомнениями и даже предостеречь. Если Вам во время чтения этой книги внезапно тоже захочется увидеть сон и даже запомнить его, а еще страшнее – позволить себе его повторить, если, не дай Бог, возникнет желание помечтать о чем-то, знайте – Вы в опасности! Видимо, эта болезнь передается не только воздушно – капельным путем. А если эти страницы теперь содержат опасные вирусы и заболевания? А если есть немыслимая, нереальная угроза заразиться и заболеть? Автор не будет признаваться – написал ли он это, став очевидцем или все это плод его фантазии. Так или иначе, как мы знаем, мысль наша материальна, и она невесть что может натворить, а какие еще сюрпризы нас ожидают!? Итак, если Вами были замечены вышеперечисленные симптомы, следует немедленно, безо всякой жалости, сжечь эту опасную книжку, после чего тщательно вымыть руки. Потом необходимо принять что-нибудь внутрь – желательно не менее 40 градусов крепости – и немедленно включить телевизор. Если все пройдет нормально, значит, Вы спасены и Вам не грозят катаклизмы, схожие с описанными выше. Да и стоит ли читать такую ерунду – эти люди больны, очень больны, и они не заслуживают такого внимания. Но, с другой стороны, если до настоящего момента эта история Вас совершенно не тронула, стоит ли вообще продолжать бессмысленное занятие?
Вот так. Автор, по-видимому, в своем больном воспаленном воображении, надышавшись нездоровым воздухом нашего городка, тоже стал опасен, чего Вам совсем не желает. У него явно раздвоение личности. Впрочем, решать Вам. Итак, продолжение следует, но, не для всех…
Глава 23
Орлов был доволен собой. Он был на передовой, он снова был в самом центре сражения и теперь контролировал ситуацию. Собственно, контролировать ее теперь было просто. Аморфные люди-призраки легко поддавались воздействию и выполняли приказы. Он даже подивился – раньше эти такие одинаковые и ленивые граждане требовали постоянного контроля и давления. В той прошлой жизни целый аппарат с трудом справлялся с этим стадом, которое постоянно расшатывало в разные стороны. Одни уезжали из города и даже страны, то есть дезертировали со своих рабочих мест, другие совершали разной тяжести преступления и требовали к себе пристального внимания властей. Но теперь! Эти невинные овечки были неспособны на протест, они безропотно сидели на привязи, выполняя свою работу. Орлов передал своих людей налоговому ведомству, и по городу, по всем адресам прошли проверки с целью вернуть жителей, весь город на свои рабочие места. Появились две потерянные овечки, две растрепанные, немыслимо одетые налоговые помощницы. Их срочно переодели, дали в руки калькуляторы, папки, и те занялись делом. Город задолжал огромные деньги и штрафы в местный бюджет. Начальница ведомства потирала руки. Сборы будут рекордными! Собственно, никто и не сопротивлялся. Люди находили последние бумаги, называемые деньгами, и несли их в кассу известного уважаемого учреждения. Люди готовы были снять с себя последнюю рубашку, чтобы погасить задолженность и вину перед обществом. Вот только вопрос, что же такое есть – это самое общество?
Орлов был потрясен дисциплиной и порядком – чудо вакцина! Вот бы такую раньше! Можно нескольким людям управлять целым городом, целой страной! Он не верил самому себе, но накопилось много вопросов, поэтому, разобравшись с делами, он отправился в клинику к Ивану Степановичу…
Доктор как всегда был на своем рабочем месте, и… гора карандашей лежала перед ним. Самых обыкновенных карандашей, отточенных до немыслимого совершенства. Клиника была пуста, больные еще месяц назад были выписаны, и теперь доктор трудился с перочинным ножичком в руке. Орлова волновал один вопрос – что будет дальше? Каких рецидивов ждать еще? Он предпочитал предвидеть события заранее. Иван Степанович с удовольствием откинулся на спинку стула, размяв затекшие руки и плечи. Он очень устал. Больше не работал над вакциной, потому что не видел в ней смысла. Он имел несчастье наблюдать за горожанами все последнее время, даже взял, было, лопату в руки и выкопал пару ямок на строительстве будущего моря, но, поняв, что это не его, теперь мучительно искал самого себя… с карандашами в руках. Наверное, это был самый трезвый человек в городке. Сегодня он четко отдавал себе отчет, что даст этим людям противоядие, и теперь у него рука не поднималась превратить новоявленных гениев и сумасбродов в зомби. Это была бы операция сродни лоботомии, когда человека насильно лишают способности мыслить и существовать. И теперь он мучился этой проблемой. Доктор не мог взять на себя такую ответственность, он не хотел поднять свою руку врача на разум человека и превратиться во врача-убийцу. Поэтому пребывал в глубочайшей депрессии. В больнице не осталось ни одного больного, все были выписаны еще месяц назад, и он оставался ни у дел.
– Что будет дальше? – повторил он вопрос Орлова. Задумался и долго не отвечал. Наконец, нарушил молчание:
– Я не знаю, что будет дальше, но эти люди по-другому уже не смогут, – посмотрев в глаза Орлову, добавил, – они не смогут, как раньше, – и с невыразимым страданием оглядел кучу отточенных карандашей. Помолчав немного, заговорил снова:
– Либо они найдут себе достойное дело в ваших цехах, либо погибнут… Человек, единожды испытав свободу, поднявшись на нереальную высоту, не сможет так просто опуститься на землю. Это, как лицом в грязь.
Вдруг внезапно спросил:
– А чего хотите вы? Зачем вы все это делаете? Какой в этом смысл?
– Я на службе, – коротко ответил Орлов.
– Понимаю. Но, чему вы служите? – настаивал доктор.
– Закону, – четко, по-военному ответил Орлов.
– А если завтра эти законы опять перепишут, вы снова будете выполнять приказы?
Орлов промолчал и удивленно посмотрел на врача.
– Да-да, я понимаю, – произнес врач, – вам можно позавидовать.
– Так, что же будет с ними потом? – повторил свой вопрос Орлов.
– Пока они видят сны, ничего не будет – им есть за что держаться, – сказал доктор, – а потом…
Он посмотрел на ненавистную кучу карандашей и сбросил их со стола. Те разлетелись по всей комнате, их грифели ломались, они уже не были столь идеальны и никому были не нужны.
– А потом превратятся в зверюшек, прикованных цепями к своим станкам… Кстати, вы не знаете, что производят на нашем заводе? – неожиданно спросил Иван Степанович.
– Производят? – переспросил Орлов, – не знаю, – задумался на секунду. – Но, знаю точно – люди там работают и делают свое дело.
– Свое дело? – переспросил врач, – да-да, конечно, свое дело, – повторил он. Потом достал из коробки последний тупой карандаш и с усердием, яростно начал его точить. Карандаш становился все короче, стружка разлеталась во все стороны, грифель крошился… Орлов встал и, не прощаясь, направился к выходу. Неспокойно было у него на душе. Все опять стало сложно, все запутывалось…
– А действительно, – пробормотал он, – что же производят на этом заводе?
Доктор, отложив в сторону перочинный нож, задумался. Как понять этого человека, как понять этих людей? Одни строят моря и космодромы, мысленно бороздят просторы космоса. Другие служат непонятной идее, которая осталась там, за колючей проволокой. Почему Орлов не изменился, что помогает ему? Что помогает налоговому инспектору выполнять обязанности в этой ситуации и оставаться верным своему делу? Как сохранились эти замы и их замы тоже? Правда, они теперь примкнули к остальным, таскают песок на море или играют в оркестре. Но не очень-то этим веришь – эти всегда к кому-то примыкают, почувствовав, что власть зашаталась. Они, как паразиты, – могут только пить чужую кровь. Но, как понять самого себя… Эти чертовы карандаши… Он месяц не работал врачом, не мог заниматься антивакциной и остался без дела… Все эти люди по какому-то чудесному заговору перестали болеть. После того, как они заразились – они стали абсолютно здоровы, видимо, их сознание дало им невероятные возможности сохранять тело и не болеть. Итак, он остался без дела! Пытался лечить себя волшебной терапией, читать книги, слушать музыку, но, ничего не помогало, только апатия, а еще эти чертовы карандаши. Господин, писатель! Как же ваша красота, которая спасет мир? Вы ошиблись! Вы сто лет морочили вашим читателям головы! Этой красоты хватает лишь на жалкие мгновения, но потом забываешь обо всем – и все с начала!
Доктор осознавал, что наступил кошмар! Он не мог больше справляться с самим собой – и теперь в клинике появился первый больной. Первый и последний. Чем он хуже других? Какой выход и что будет потом? Господин Орлов, вы правы, задавая этот вопрос – что будет? Об этом стоит задуматься,… пока еще остается время.
Стружка снова разлеталась во все стороны, перочинный ножичек, как маленькая блестящая молния сверкала в его руках, доводя до немыслимого совершенства гладкую поверхность карандаша, который становился все короче и короче. И казалось, это последняя его работа и жизнь длиной всего-то с короткий карандаш в руках. Внезапно в сознании зазвучала музыка балета, повторяя божественный танец, где четыре маленьких белых лебедя порхали по сцене, но и она его уже не волновала…
Глава 24
Ночь была темной, безветренной и беззвездной, без надежды когда-нибудь закончиться. Бывают такие ночи, которым не видно конца. Завод в свете фонарей казался громадным драконом, слепленным из коричневого кирпича. Чешуя его состарилась, кое-где осыпалась, колонны покосились, но изнутри пробивался электрический свет. Там шла жизнь, находились люди. Теперь наш завод снова ожил и был рад такому исходу. Его труба ночью не дымила, да, и незачем – все равно на небе не было противного весеннего солнца, и закрываться от его назойливого внимания не было нужды. В огромных цехах внимательной рукой сторожей был потушен свет, чтобы люди, находящиеся здесь, могли законно отдохнуть после трудового дня. Каждый находился на своем рабочем месте. Каждый не мог его покинуть, будучи прикованный тонкой цепью. Зато все имели право на трехразовое питание, возможность с разрешения сходить по нужде и главное имели право на труд, а еще и на сон. Все эти права были соблюдены по отношению к трудящемуся человеку. Кроме того, не нужно было рано просыпаться, готовить завтрак, добираться до рабочего места – все было продумано и соблюдено, все было для них, этих немножко прикованных людей…
Кто-то спал на лавках, приставленных к станкам, кто-то положил матрас, принесенный заботливой рукой хозяина, прямо на станок. Было уютно, тепло и хорошо. Главное, этот цех, как никогда, сплачивал людей, не давая о чем-то задумываться. Тяжело – когда ты один, когда все вместе и эта цепочка у всех одинаковой длины, так намного легче…
– Ты спишь? – спросил Зайка Малыша. Им повезло, их станки находились рядом, и они могли легко общаться – все было продумано справедливым хозяином, дабы не разбивать счастливую семью.
– Нет, – с какой-то тихой радостью ответила она.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– О тебе.
– А я о тебе… Тебе удобно? – спросил он, немного помолчав.
– Да, милый, очень… Все хорошо.
– А что ты думаешь обо мне? – спросил он.
Она смотрела в высокий потолок, и глаза ее счастливо блестели, отражаясь от лампочки, которая вдалеке мерцала тусклым светом.
– Думаю, что ты пока не знаешь одну замечательную новость.
– Какую? – нетерпеливо спросил он.
Она повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза и тихо прошептала:
– У нас будет малыш – у нас будет маленький Зайка.
– Ты уверена? – взволнованно приподнялся он со своего станка, желая взять ее за руку. Цепочка натянулась, остановив его в каких-то сантиметрах от ее руки.
– Это ничего, – сказала она, – завтра я обязательно до тебя дотянусь, мы найдем минутку. И еще… это так замечательно, что я тебе сказала. Ты рад?
– Да, очень. Жаль, что не могу тебя обнять.
– Да, жаль… но это ничего…
– А зачем он вам? – не выдержал сосед по станку.
– Кто? – испуганно вздрогнула она. Еще минуту назад ей казалось, что они одни в этом огромном цеху, хотя здесь находились сотни людей.
– Зачем он вам, этот ваш Зайка? – повторил голос из темноты.
– Как зачем? – задохнулась она от возмущения и обиды. – Это наш малыш, наш Зайка, разве нужно объяснять?
– А что он будет делать, когда вырастет? – снова спросил голос.
– Ну, как, – сказала она, – будет расти и умнеть, будет учиться, жить с нами – он же наш!
– На такой же цепочке? – грустно спросил голос.
Они замолчали. Лампочка тускло мерцала вдалеке, освещая открытые глаза людей, лежащих рядом, они маленькими звездочками сияли в темноте. Люди не спали. Наконец, кто-то произнес:
– Почему же, он будет работать, будет здесь, вместе с нами. Будет делать то же, что и мы.
Какая-то женщина подключилась к разговору и спросила:
– А что делаем мы?
– Как это что? Работаем, – ответил ей голос.
– Я понимаю, но я хочу знать, что я делаю? Кто-нибудь знает, что мы здесь делаем?
Долгое молчание повисло в воздухе.
– Честно говоря, я уже десять лет на этом заводе, – ответил зайка, – знаю, что я здесь работаю, но, что я здесь делаю… я не знаю.
– Да, – продолжал голос женщины из темноты, – здесь разные станки, одни шлифуют, другие точат, третьи сверлят. Но что получается из этого, никто не знает и не говорит.
– Наверное, секрет! – заметил мужской голос издалека, – государственная тайна!
– Нет, ну посмотрите на нее, вот она эта болванка, – продолжала женщина, – на что она похожа?
– На маленькую ракету.
– Если просверлить глаза, то на мышку.
– Можно здесь проточить и получится юбочка.
– А здесь выточить тоненькие ножки и ручки.
– Одеть косынку…
Тихий всхлип заставил всех замолчать. Кто-то плакал в темноте… Все затаили дыхание.
– И получится Зайка… Моя маленькая Зайка, – сквозь слезы прошептала Малыш.
В углу большого цеха возникло какое-то движение, все посмотрели туда и замолчали…
– Если еще хотя бы одна с… скажет хоть слово, я размозжу ей голову.
Молодой парень появился в дверях, он закрывал маленькую тусклую лампочку сильным тренированным телом, и стало совсем темно… и тихо. Через мгновение он удалился и только глаза людей маленькими звездами мерцали в темноте. Люди молчали, зато они имели право на сон и на труд, на трехразовое питание и на завтрашний рабочий день…
Большая серая лошадь долго бродила по темному пустому городу. Видимо, она кого-то искала, но не находила. Посидела на пустой площади у Мэрии, прошлась по поляне, где еще недавно играл оркестр, потом зашла по колено в воду недостроенного моря. Попила воды, фыркнула и побрела дальше. Долго еще блуждала по улицам и закоулкам, пока не подошла к заводу, завидев тусклый свет в окнах. Направилась к проходной с желанием пройти внутрь к людям. У нее проверили документы и, не обнаружив пропуска, не впустили. Никто не удивился, что лошадь хотела пройти на завод, просто у нее не было пропуска, поэтому впустить ее туда никак не могли. Не имели права.
Глава 25
Перед ее глазами маленькое облако стального цвета висело в воздухе. Оно отражалось ярким светом ламп, блестело, переливаясь в своем немыслимом грациозном вращении. Стружка мельчайшими иголками-искрами рассыпалась в разные стороны. Деталь была накрепко закреплена в станке и сейчас поддавалась предварительной обработке, чтобы потом перейти по этому цеху дальше – на другие станки и машины, в другие руки, которые придадут ей окончательные очертания и формы. Но, пока она находилась здесь, и грубая болванка превращалась в деталь не изысканных, но строгих форм.
– Что можно сделать, чтобы она стала еще совершеннее, и прекрасней? Этот кусочек металла? Известно только одно – должны быть такие размеры и форма и все. Как жаль, что не знаешь, что будет с ней дальше – какая ждет судьба и для чего она нужна. Какая у тебя миссия, маленькая вытянутая болванка? Какой ты станешь, когда вырастешь большой, кем станешь ты? Если бы знать, можно было бы правильно ее воспитать, придать ей капельку любви, тепла и направить на путь истинный – путь твой уникальный и неповторимый. И тогда засверкаешь в теле своего механизма или ракеты, или космической станции… на Марсе, – снова вспомнилось ей.
– А может, она попадет на Марс, и там вместо твоей мечты уже без этой цепочки выполнит какое-то удивительное задание… нет, не задание, просто, сделает хорошее… нет, замечательное дело…
И видение озарилось красным светом далекой планеты. Когда ты сама остаешься здесь, скорее всего навеки, но из рук твоих выходит этот кусочек металла, расстояния, на которые отправят ее туда, становятся короче и та планета ближе…
– Кем станешь ты, что будешь делать? – снова подумала она.
– Главное – что можно сделать, чтобы ты стала совершеннее. Но, к сожалению есть только размеры…
И уже не нужны измерительные приборы. Руки, как самые совершенные приборы, придают точность. Теперь можно приблизить тебя к совершенному размеру, который указан на чертеже и ты станешь идеальна. И уже где-то в голове… нет, в душе чувствуешь, сколько нужно снять с тебя ненужного металла и мельчайшей стружкой смахнуть лишнее, оставив только твою суть, истинный размер и форму. Как мало можно сделать для тебя… И для себя тоже… Потому что хочется невероятно многого, а ты привязан тонкой цепочкой.
– Цепочкой, – подумала она. – Кто-то ее тоже делал, создавал, стоя у станка, отдавал любовь и силы, и теперь это изящное изделие, держит тебя на привязи, на расстоянии полутора метров от свободы…
Цепочка, тебе не повезло, ты не виновата – просто твоя миссия такова – ограничивать чью-то свободу. Полтора метра свободы. И все-таки они у тебя есть, они твои, это территория свободы. И в каждом миллиметре можно создать целый мир, вселенную, потому что все относительно. Для кого-то даже такое расстояние – бесконечность. Свобода не в этом. Она не измеряется расстояниями, она в голове, теле… нет, в твоем Я, которое смиряется, но тогда миллионы километров для тебя тюрьма, или, вот так, сидя на привязи, можно оставаться свободным, ценить каждое звено цепи, не отнимающее свободы, но оставляющее шанс и смысл, и целый мир, который принадлежит только тебе.
А маленькое облачко стального цвета висело в воздухе, вращаясь в немыслимом танце, и брызги серебристой стружки тысячами огоньков сыпались, разлетаясь в разные стороны, и голова начинала кружиться.
Огромный зеленый луг расстилался перед ее глазами, яркое солнце освещало все вокруг и дарило тепло и свет. И любовь свою дарило оно каждой травинке и камню, согревало и радовало.
– Это сон, обморок? – подумала она.
Странный сон, странная земля. Вокруг только бесконечный луг, поросший зеленой травой, журчит ручеёк где-то рядом. Вот он извивается тоненькой змейкой и блестит на солнце… Больше ничего.