- Нынешняя герцогиня бездетна, и у нее нет других близких родственников, которые бы однозначно - в соответствии с законом - ей наследовали. Мне не хотелось бы вдаваться в личные тайны герцогини, но она получила титул при весьма сомнительных обстоятельствах, и ее положение, откройся правда об этих обстоятельствах, оказалось бы весьма затруднительным. Разумеется, это эвфемизм, но, конечно же, я не открою вам правды о всех тех грехах, что лежат на совести герцогини. Тем не менее отмечу, что герцогиня была кровно заинтересована в том, чтобы некоторые факты не получили огласки. Например, тот факт, что у младшего - и ныне давно покойного - сына герцога Миеса Фокко, правившего до герцогини Амалии и даже еще до ее предшественника - Федора, имеется родная и вполне законнорожденная дочь. Ваш отец, Тина, Захария Фокко был обвенчан с вашей матерью. Вера Монк была дворянкой, хотя и не из самых родовитых. То, что случилось после вашего рождения, достойно быть описано в романе, но сейчас нам важны лишь факты. Ваша мать умерла родами, отец погиб во время Второй войны Чинков, а вы оказались в Але, в приюте для девочек. Смерть герцогини означает, что любой, в ком течет кровь Фокко, может предъявить права на титул и состояние. Любой! - поднял вверх палец Сандер. - И никто не собирается искать какого-то определенного наследника. Но если наследников будет больше одного, их происхождение и права должна будет изучить геральдическая комиссия министерства двора. Ваши права, моя леди, бесспорны. Никто не сможет соперничать с вами в чистоте крове и близости родства, но для того, чтобы вас признали герцогиней Фокко, вам следует прибыть в Ландскруну до Перелома, а точнее, до двенадцати пополудни тридцать первого студня сего года.
- Герцогиня Фокко… - покачал головой Ремт, внезапно забывший, что он всего лишь "придурок". - Весьма!
- Это ведь одна из пятнадцати владетельных особ империи и член совета пэров, я права? - Комментарий принадлежал даме аллер’Рипп и звучал более чем драматично.
- Допустим! - поднял руку ди Крей. - Допустим! Но что, если ваши наниматели, эти, как их, Линт, Линт и Популар, не отдадут нам подлинные документы барышни. Что тогда?
- Нам не нужна их благотворительность, - сухо улыбнулся Сандер Керст. - Я впервые в жизни совершил должностной проступок, но победителей не судят, не так ли? Все документы спрятаны в надежном месте.
- В чем ваш интерес, Сандер? - спросил ди Крей. - Только не говорите, что вы альтруист и действуете совершенно бескорыстно!
- Не скажу! - Керст встал и сложил руки на груди, он был бледен, но решителен. - Герцогиня Фокко богата и влиятельна. Если она проявит всего лишь толику благодарности к тому, кто вернул ей судьбу, я стану тем, кем был рожден и воспитан, - благородным лордом, а не стряпчим, носящим клейменый меч. Если же она окажется еще и щедрой, будущность моя будет обеспечена, и ради этой возможности я готов рискнуть жизнью.
- Хорошо сказано, сударь! - протянула ему руку Адель аллер’Рипп.
"И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…"
Глава 5
Лилии
1
Третий день полузимника 1647 года
- Хорошо сказано, сударь! - Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.
- Хорошо сказано? - уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. - Хорошо? Что хорошего? И что сказано?
- Что это меняет? - поднял бровь ди Крей.
- Многое! - Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. - Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!
- Вы - что? - не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.
- Вы? - одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.
- Я! Вы! - махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. - Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.
"Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!"
- О чем это вы? - Ди Крей, кажется, кое-что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что-то, о чем она не сказала вслух.
- Я была знакома с Верой Монк, - медленно произнесла она.
Медленно, а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосом и с застывшим, словно маска, лицом. Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.
- Вернее, раньше я была знакома с Захарией Четамом. В то время, как и позже, он носил имя, когда-то принадлежавшее боковой ветви рода. Несколько позже, и при совсем иных обстоятельствах, я познакомилась с Верой. Оба они, и Вера, и Захария, были достойными людьми и моими близкими друзьями, - между тем продолжала она, наблюдая за собой как бы со стороны. - К сожалению, меня не было рядом, когда родилась ты, Тина… Я даже не знала… Впрочем, к чему слова. Обстоятельства изменились, господа, поскольку теперь, когда Захарии и Веры нет в живых, я чувствую себя обязанной помочь их дочери. Это все.
- Это ничего! - возразил ди Крей. - Это красивости и банальности, сударыня! И не смейте сверкать на меня глазами! Я нанялся провести вас через Старые графства, но предупредил: горы Подковы непредсказуемы. Что с того, что вы лично знали родителей барышни? Это отменяет войну между мерками и фрамами? Или, может быть, эта малость способна остановить зиму? Вы же выросли в этих горах…
- Вот именно, - криво усмехнулась Ада. - Я здесь выросла, сударь, и да, я могу провести вас на северо-запад короткой дорогой.
- Насколько короткой? - кажется, Ремту надоело изображать недалекого балагура.
- Завтра к вечеру мы можем быть уже в пределах графства Квеб.
- Это невозможно, сударыня, - покачал головой мастер Сюртук.
- Помолчи! - остановил его ди Крей. - Вы ведь знаете, дама Адель, где именно мы теперь находимся, ведь так?
- Да, - твердо ответила Ада. - И когда я говорю, что если мы выйдем тотчас, то завтра ввечеру будем стоять в виду стен Крегсгорхской крепости, я понимаю, что это значит.
- У меня есть деньги, - весьма вовремя подал голос Сандер Керст. - В графстве мы смогли бы купить припасы и теплую одежду, и тогда…
- Почему же вы заговорили об этом только теперь? - Вопрос напрашивался, и вот он прозвучал. Ди Крей умел задавать правильные вопросы.
- Есть причины, по которым мне не хотелось бы появляться в местах, где меня могут узнать.
- Я не спрашиваю, что вы сделали, - неожиданно голос Виктора смягчился. - Но я должен понять, насколько серьезны причины, о которых вы, сударыня, только что упомянули?
"Интересно, он тоже учился в университете, или это природный дар?"
- Они серьезны, - коротко ответила она. - Риск лично для меня достаточно велик, поэтому мы не станем заходить в Крегсгорх… и еще в некоторые места. Но для вас риск минимален. Моя компания способна испортить вам репутацию в графстве, но не настолько, чтобы вас взялись убивать.
- А вас?
- Мне в этом случае придется куда хуже.
- Понимаю, - кивнул ди Крей. - Стало быть, решение за вами.
- Мы идем. - Адель отдавала себе отчет в том, что делает, и это сильно облегчало дело. Решение принято, и, стало быть, говорить и горевать больше не о чем. - Собирайтесь.
- Бедному собраться - только подпоясаться, - блаженно улыбнулся Ремт, и в этот момент пошел дождь.
2
Четвертый день полузимника 1647 года
Если бы не то, с какой уверенностью шла вперед дама-наставница, Тина никогда не поверила бы, что здесь можно пройти. Раз за разом дама аллер’Рипп заводила их в очевидные тупики, но глаза обманывали, и глухие стены вдруг раздвигались, открывая путь вперед. Гроты обращались в пещерные лабиринты. И подвесные мосты обнаруживались там, где бездонные пропасти обещали верную смерть вместо дороги к спасению. Дождь лил не переставая. Гремел гром, и молнии лупили по мокрым скалам, поджигая тут и там одиночные деревья. Становилось все холоднее, и вскоре облачка пара начали срываться с губ при каждом выдохе. Однако тропа не кончалась, она вела компаньонов все глубже в недра гор, в теснины без выхода, в ловушки темных колодцев, к обрывам, за которыми клубился облачный туман. День сменился вечером. Наступила ночь, но они все шли и шли, потому что останавливаться на Тропе нельзя. Так сказала Ада, и никто не оспорил ее слов, хотя, в чем тут дело, Тина так и не поняла. Как бы то ни было, движение было единственным, что более или менее отчетливо сохранила ее память. А на рассвете следующего дня путешественники вышли из очередной пещеры в долину, затянутую предрассветной мглой. Дождь кончился, но было очень холодно. Под ногами стелилась туманная дымка.
- Ну, вот мы и в Квебе, дамы и господа. - Голос Ады звучал хрипло, но Тина предполагала, что ее собственный голос вообще не возник бы в пересохшем горле, старайся или нет. Запредельная усталость и величайшее напряжение душевных сил лишили ее и голоса, и разума.
"Все, это все… конец…"
Ноги подломились, и она поняла, что падает, но не могла ничего изменить. В глазах потемнело, и тишина накрыла ее своим крылом.
* * *
- Девочка! Девочка! Просыпься! Не спаать! Не лежать! Встаать! Идтии! Ну! Ну! Ну! Девочка! Ну! Не снись! Восп…рянь! Де…
Голосок Глиф звучал, казалось, внутри черепа, но это, разумеется, было не так. Судя по всему, девочка-"Дюймовочка" спряталась в капюшоне плаща, подкралась к самому уху Тины и "кричала" теперь сдавленным - ввиду присутствия посторонних свидетелей - голосом прямо в ухо.
- Девочка! Ну!
- Я…
- Очнулась? - раздалось откуда-то сверху. - Ну и слава богу! Вставайте, герцогиня, нам следует идти.
Голос принадлежал ди Крею и звучал достаточно иронично, чтобы скрыть едва различимые нотки беспокойства.
"О чем он беспокоится? - подумала Тина, окончательно приходя в себя после обморока. - Или о ком?"
- Я… - Она пошевелилась, проверяя, как пишут в романах, "целостность своих членов", и почувствовала, как торопливо прячется за пазухой крошка Глиф. - Я… Да, да… Сейчас… Минута!
Похоже падая, она ничего себе не сломала, но так кажется, и должно случаться во время обмороков.
"Если бы кто-нибудь догадался растереть у меня под носом листок табарника… А кстати, откуда известно, что это должен быть именно табарник и что его нужно непременно растереть?"
Мысль интересная. Вопрос по существу. Ведь не случайно же, увидев на горном склоне куст табарника, Тина не прошла мимо, как сделала бы на ее месте любая другая девушка. Куст как куст, неказистое, но упорное в борьбе за выживание горное растение, совершенно неизвестное жителям морского побережья, тем более девочкам, воспитанным в приюте. И однако же Тина куст не только приметила, но и узнала, пусть и не придавая этому особого значения. Заметила, узнала и сорвала несколько мясистых и как бы лоснящихся жиром узких листочков. И не просто так сорвала: тщательно запеленала в лоскуток белой ткани и спрятала в один из кожаных мешочков, что носила в дорожной сумке.
"Сумка!"
Что ж, сейчас, по случаю обморока, Тина сообразила вдруг, что всегда имела среди своих вещей такие вот кожаные мешочки, обрывки пергамента, полоски вощеной бумаги и лоскутки белой ткани. Они были нужны ей, чтобы хранить зернышки, лепестки и листочки, цветочную пыльцу, растертые в порошок корни и стебли, сухие растения, кору, высушенный до невесомости мох и собранную острием ножа сырную плесень. Всегда были у нее добываемые при любой возможности деревянные и глиняные баночки, терракотовые кувшинчики и склянки мутного стекла с плотно притертыми пробками. И сейчас едва ли не треть ее личных вещей состояла из эдакой "колдовской" аптеки. Но если относительно практически всех иных своих знаний и умений Тина могла с уверенностью сказать, когда, как и от кого их получила, то знахарство - а ведь травничество - род знахарства, не правда ли? - пришло к ней как бы само собой. Никто этому Тину словно бы и не учил, никто, никогда…
"Но так не бывает!"
И верно - не бывает. Однако все, что было связано с ведовством и целительством, приготовлением зелий и тинктур, составлением ядов и приворотных зелий, сонных напитков и освобождающих от бремени смесей - все это существовало, словно крона дерева без ствола и корней. Тина не знала, не помнила, не могла даже вообразить, кто и когда научил ее такому множеству сложных вещей, премудростям редкой профессии, передаваемым обычно от учителей к ученикам, от старших к младшим, от матерей и отцов дочерям и сыновьям.
"Кто, когда, где?"
- Ну, что, барышня, вы как? - Ремт озабоченным отнюдь не выглядел. Похоже, к нему вполне вернулись обычное безмятежное настроение и наплевательское отношение к действительности.
"Граф… - вспомнила Тина. - Ну, какой же он граф, прости господи! Или все-таки граф?"
- Я… Я хорошо. Спасибо! - Она огляделась.
Без памяти Тина находилась совсем недолго. Во всяком случае, утро еще не наступило, хотя ночной мрак все сильнее и сильнее прореживало некое серебристое мерцание, предполагавшее скорый рассвет.
- Идти сможешь? - спросила Адель.
- Смогу, - ответила Тина и, разумеется, солгала. Она не могла идти, у нее не оставалось на это сил, но воля, как давно уже замечено - и не самыми глупыми из людей, - способна творить чудеса и уж точно вполне компенсирует слабости тела. Тина должна была идти, и она пойдет, чего бы это ни стоило.
"Я герцогиня! - сказала она себе и сделала первый шаг. - Я герцогиня… Фокко? А как, кстати, меня назвали при рождении?"
Но об этом думать было рано. Возможно, ответ знал Сандер Керст.
"Станет ли он моим рыцарем? И если станет, до какой степени моим он может быть?"
Впрочем, кое-что могла бы, наверное, рассказать и дама-наставница. Адель аллер’Рипп - так получалось даже при поверхностном рассмотрении известных Тине фактов - была не типичной наставницей бедных сироток. В прошлом этой женщины мерещились такие тайны, что даже дух захватывало при одном прикосновении к ним. Однако милая Ада, выведшая путников из западни самым невероятным образом, какой могла измыслить Тина, ничего не знала о рождении наследницы герцогской короны. Другое дело, что она близко знала родителей Тины, а это уже совсем немало.
Как и любая воспитанная в приюте девочка, Тина не могла не задаваться вопросом, как, каким образом, где и благодаря кому увидела свет. Рождение ее было окутано тайной, вернее, мраком. Слово "тайна" подразумевает сокрытие истины, слово "неизвестность" - отсутствие знания. Она родилась неизвестно где и когда - возраст Тины был определен всего лишь условно, и имена ее родителей были неизвестны. При таких обстоятельствах мрачный опыт окружающих людей - других девочек-сироток - подсказывал, что ни на что хорошее надеяться не приходится. В лучшем случае - это при условии, что ее мать не шлюха и не каторжница - думать следовало о глупой простушке, нагулявшей дитя от очередного смазливого проходимца. И тем не менее втайне от всех - даже от своих лучших подруг - Тина мечтала. Она мечтала…
"Я мечтала… Стоп! Как он сказал?!"
3
Если верить очередной порции всплывших в памяти воспоминаний, в прошлой жизни ему приходилось слышать и читать про Тропы, пересекающие Старые графства. Никто, однако, не мог сказать, что это такое. Была ли замешана в этом деле магия и если да, то какого сорта? Являлись ли Тропы всего лишь искусно замаскированными дорогами и тропинками? Существовали ли они на самом деле или были плодом вымысла?
Сам он до сих пор по Тропам не ходил. Во всяком случае, такого факта в его воспоминаниях не фигурировало. И вот это случилось, и Виктор ди Крей стал одним из немногих чужаков, кому посчастливилось пройти по одной из них. Теперь он наверняка знал, что Тропы не сказка, но так и не понял, что они такое. Он не мог исключить присутствия магии, поскольку сам, кажется, магии не ощущал, но и судить беспристрастно о природе путей, по которым прошел из одной части хребта Подковы в другой, миновав за ночь как минимум пол сотни миль, не мог тоже.
"Все возможно…"
- Господин ди Крей!
"А девочка, гляди-ка, вполне ожила".
- Как ты себя чувствуешь, Тина?
- Гораздо лучше, как ни странно…
- Вообще-то не странно, - улыбнулся он. - Еще одна щепотка пыльцы волчатника… Ты забыла, что у меня острый нюх? Впрочем, что-то еще… Постой-постой… Корень ребня? Точно! Ты жевала корень ребня. Ты знаешь, что от него может быть понос?
- Знаю.
"Знает! Как интересно! И кто же обучил этого ребенка травному искусству?"
- И как же ты поступила? - спросил он, уже почувствовав ответ в ее дыхании.
"Н-да… учитель не из последних!"
- Я добавила лист лимонника.
- Разумно. Ты хотела о чем-то поговорить?
- Да. - Они были несколько впереди основной группы и могли говорить, не опасаясь быть услышанными. - Я хотела спросить вас о Сандере.
"Почему я не удивлен?"
- Что ж, - предложил Виктор вслух. - Спроси!
- Что вы о нем думаете?
- Много чего, - улыбнулся ди Крей. - Он любопытный человек, ты согласна? А у такого рода людей, как правило, больше двух качеств, я ясно излагаю свои мысли?
- Пожалуй, да, - согласилась девушка. - Меня беспокоит только…
- Что? - насторожился Виктор, у девочки, как он успел убедиться, было неплохое чутье на разного рода интересности.
- Знаете, как говорят, небольшие неточности заставляют сомневаться в искренности рассказчика.
- Знаю, - ухмыльнулся Виктор. - На западе говорят, маленькая ложь рождает большое недоверие. В чем он погрешил против истины?
- Из его рассказа получается, что я попала в приют сразу после рождения. Месть бывшей любовницы Захария, служившей в доме Веры…
- Похоже на правду.
- Но не правда.
- Ты знаешь что-то, что неизвестно Сандеру? - предположил Виктор.
- Ада рассказала мне еще в начале путешествия, что - со слов прежней старшей дамы-наставницы - меня приняли в приют уже взрослой девочкой. Мне было лет десять или одиннадцать, а до этого я воспитывалась у приемных родителей.
- Если так, ты должна это помнить, - удивился ди Крей. - Разве ты не знала этого, пока Ада тебе это не рассказала?
- В том-то и дело, что не помню!
"Похоже, не у одного меня зияет в прошлом черная дыра!"
- Возможно, ты болела…
- Да, это возможно, - согласилась Тина.
- Ада считает, что мои приемные родители умерли от поветрия тысяча шестьсот сорокового года…
- Легочная лихорадка! - вспомнил ди Крей. - Если ты болела и выжила, то могла потерять память. Такое иногда случается и со взрослыми, если воспаление переходит на мозг… А ты была ребенком.