В предоставленной мне комнате есть сейф. Складываю туда содержимое кейса, запираю сейф и иду на балкон. Гляжу в ночное небо, усыпанное небесными светлячками, и впервые реально ощущаю себя на обратной стороне Земли. Звезды не складываются ни в одно знакомое созвездие. Что я помню о небе Южного полушария? Южный Крест вот, пожалуй, и все. Пробую его отыскать. Вожу по небу глазами туда-сюда, аж притомился, а толку чуть. Вон три довольно яркие звезды и две потусклее образуют, вроде как, крест. Вроде оно, а вроде и нет. И спросить некого, один я на балконе. Ладно, будет мне еще гид, а лучше гидша, по местному ночному небу. А и не будет – не помру. С этими мыслями я вернулся в комнату, чтобы найти до утра упокоение меж легким одеялом и свежей накрахмаленной простыней.
Проснулся я рано и до завтрака успел ознакомиться с остальными бумагами. Первым было содержимое конверта с надписью "Сереже". Пароли, явки, счета… Солидный куш, если учитывать, что пребывание Сережи в пансионате оплачивается исключительно из набегающих процентов. Всем этим заправляет солидная европейская адвокатская контора. Ее гонорар оплачивается из тех же процентов. Складываю бумаги в конверт, отодвигаю в сторону пока незапечатанным. Следующий конверт – молодец все по полочкам разложила! – хранит бумаги, подтверждающие мои права на ведение дел Сергея до его совершеннолетия. Там же реквизиты счета, открытого на мое имя, на сто пятьдесят тысяч евро. Это, надо думать, вторая часть марлезонского балета. Первая была в Москве после нашей с Катей брачной ночи. Все оставшиеся бумаги касаются имущества в пределах Рагвая. Дарственная на мое имя на половину дома… Дарственная на автомобиль… А вот и акции совместного предприятия. Ого! Не хило. Даже если выручить за них половину истиной стоимости, то Сергей становится вдвое богаче, а я, стало быть, поднимаюсь до его теперешнего уровня. Запечатываю первый и второй конверты. Сегодня же отправлю их международной почтой в Москву Ирине. Пусть хранит бандероль до моего возвращения. Отлично, к завтраку поспел.
Света уже в столовой. Приветствуем друг друга улыбками и приступаем к трапезе. Вкусно. Сытно. Полезно. Желудок приступает к усвоению полученного материала, а нам можно расслабиться и поболтать. Увы! – поболтать не получается. Разговор сугубо о делах.
…– Сейчас едем осматривать дом, Люську я уже предупредила. – Светлана вопросительно смотрит на меня. – Или у тебя появились возражения?
– Возражений нет, есть поправка. Сначала заедем на почту, надо отправить бандероль в Москву. У вас это как?
– Без проблем. Старх… – ее интонация заставляет насторожиться, – что ты намерен делать дальше?
От нее мне скрывать нечего, поэтому говорю без обиняков:
– Через три дня вскрываю ларец. Дальше по обстоятельствам. Скорее всего, буду действовать по заранее намеченному плану.
Вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака письмо Кати и протягиваю ей. Глазки блестят, губки кривятся, но читает внимательно. Возвращает письмо, глубоко вздыхает, промокает платочком глаза.
– Ах, Катюха, Катюха… – Смотрит на меня в упор. – Ты сказал, что намерен действовать по предложенному Катей плану. В письме говорится и обо мне. Означает ли это, что ты намерен предложить мне уехать с тобой?
Витиевато сказано. А я витийствовать не намерен. Скажу просто:
– Считай, что уже предложил. Ты согласна?
– Да, да, да, тысячу раз да!
Однако, крепко ее подперло. Сколько эмоций.
– Хватит и одного "да". Но в этом случае тебе надо готовиться.
– А я уже давно готовлюсь. Все что могла перевести за границу уже в европейских банках. С остальным поступлю так же, как и ты с Катиным имуществом. Кстати, ты в Москву документы отправляешь?
Чего уж там: сказал "а" говори "б".
– Да.
– Старх, а нельзя ли вмести с твоими отправить и мои бумаги?
– Отчего нет, если доверяешь.
– Я тебя умоляю…
Нашу беседу прерывает горничная с телефоном в руках. Света ждет, но горничная подходит ко мне.
– Это вас.
Опа-на,… похоже, день начинается с сюрпризов.
– Слушаю.
– Аристарх Вяземский? – Голос в трубке принадлежит немолодому мужчине.
– Да, это я.
– Вас беспокоит Михаил Сергеевич Вяземский. Нам необходимо увидеться.
Кому это нам? У меня пока что такой потребности не возникло. Держу паузу. Есть, конечно, кое-какие сомнения, но предложение разумнее принять.
– Хорошо. Где и когда?
– Сегодня в два часа дня. В том же ресторанчике где вы обедали с господином Кардосо.
Не зря мне казалось, что за мной следят.
– В два могу не успеть, у меня дела.
– Тогда в пять. К пяти успеете?
– Хорошо, в пять я буду.
Пошли гудки. Никакого тебе "до свидания". Впрочем, "здравствуйте", кажется, тоже не было? Пересказываю Светлане разговор. Морщит лобик, потом говорит:
– Предупрежу Хосе, пусть он тебя подстрахует.
* * *
Катин дом очень похож на дом Светланы и по размерам, и по замыслу архитектора. Осматриваю Катины комнаты. По совету Светланы отбираю некоторые вещи. Набралось три огромных чемодана. Спускаемся вниз. В холле нас ждет Люсия, рядом с ней Серж – или все-таки Сергей? Впервые имею возможность рассмотреть падчерицу Кати как следует. Молода, стройна, красива. Излишне бледна, но это, наверное, от волнения.
– Здравствуйте, Аристарх Игоревич, здравствуйте, тетя Света… – Голос слегка дрожит. Серж здоровается с нами наклоном головы.
– Здравствуйте, Люсия, здравствуйте, Серж. – Света здоровается тем же способом что и жених Люсии.
– Аристарх Игоревич, мне надо с вами поговорить…
Люсия выжидательно смотрит на Светлану. Та подхватывает чемодан и со словами: "Я жду тебя в машине" направляется к выходу. Серж подхватывает оставшиеся вещи и спешит за ней. Люсия жестом указывает мне на кресло. Жду, пока сядет она, потом сажусь сам.
– Аристарх Игоревич…
Неожиданно из глаз Люсии брызжут слезы. Она закрывает лицо руками. Рыданий почти не слышно, лишь плечи девушки слегка подрагивают. Не знаю что предпринять: начать успокаивать, предложить воды – а где она тут у них вода? Пока мечусь в принятии решения, все успокаивается. Гроза обернулась легким дождичком. Люсия уже вновь смотрит на меня, смущенно улыбаясь. Знает ли она, что такой улыбкой может растрогать любого мужчину?
– Извините дядя, Старх – можно я буду называть вас так?
Ну, как такой откажешь? Бормочу что-то невразумительное, что она видимо, принимает за согласие, впрочем, таковым это бормотание и является.
– Дядя Старх, я очень рада, что вы появились. Нет, правда. После смерти мамы-Кати – я ее в детстве так называла – со мной твориться что-то неладное. Чувствую себя кругом виноватой. Вы наверняка уже знаете, что мы в последние годы не очень ладили. Нет, это я с ней не ладила. Дядюшки и тетушки постарались. Я ведь ее и вправду стала ненавидеть. А как увидела лежащую у лестницы, – это ведь я ее первая обнаружила – словно пелена с души упала. Кинулась к ней, тормошу, а она не откликается. И тень за окном. Я ее ясно видела. Может это был убийца? Поделилась своим горем с Сержем. – Значит все-таки Серж. – Он парень хороший, даром что зануда. Стали мы думать, как от вскрытия ларца отвертеться, чтобы не подыгрывать убийцам, а тут вы. Теперь я спокойна. Все пройдет так, как хотела мама-Катя. Может теперь ее душа меня простит, как вы думаете?
Я заглянул в ее глаза. Нет, так притворяться невозможно. Девочка искренне верит в то, что говорит. Имею ли я право говорить от имени Кати? Не знаю, но Люсию надо обнадежить.
– Я думаю, что она тебя уже простила.
Снова блеск в глазах, но в этот раз обошлось без осадков.
– Спасибо вам и передайте брату моему кровному Сереженьке, что я его люблю и прошу у него прощения, хотя с ним мы вроде и ладили.
– Обязательно передам.
Я поднялся с кресла, улыбкой попрощался с Люсией и направился к двери, откуда мне на смену уже торопился Серж.
– Аж слеза прошибла! – Светлана с удивлением и восторгом слушала мой рассказ. – Ай да Катюха, воспитала-таки девчонку! Ну, раз уж ты ее от имени Кати простил… Нет, – пресекла она мою попытку оправдаться, – ты поступил верно. И раз Катя ее простила, то уж мне сам Бог велел. И пусть падет на Люську великое всепрощение! А что до ее слов о тени за окном… Ты знаешь о том, что в ночь, когда погибла Катя, из дома пропала женщина?
Этого я не знал.
– Что за женщина?
– Странная личность. Все звали ее Мария. В дом ее привела Катя примерно за год до гибели Сергея. Где и как они познакомились, я толком не знаю. Катя не любила говорить на эту тему, а Мария была малообщительна. В доме Кати она поначалу исполняла роль экономки. После гибели Сергея стала чем-то вроде компаньонки. А после рождения Сереженьки стала еще и его нянькой. Полицию ее пропажа почему-то не заинтересовала.
– Думаешь, она причастна к убийству Кати? – спросил я.
– Нет. Я думаю, что она могла видеть убийцу, и тот увел ее с собой.
– Если ты права, то Марии тоже нет в живых…
Михаил Сергеевич сидел за тем же столиком где я вчера обедал с Хосе. На столе стояла бутылка с водой и два стакана. Видимо, обедом меня угощать не собирались. Оно и к лучшему. Ужинать с врагом, куда ни шло, но обедать надо исключительно с друзьями. Пока я располагался за столом, Михаил Сергеевич сидел, молча следя за моими действиями ничего не выражающим взглядом. Приветствовать друг друга ни я, ни он попыток не предприняли.
– Посмотрите на эту фотографию, – Михаил Сергеевич положил передо мной пожелтевший от времени снимок. Трое мужчин, облаченные в форму офицеров царской армии. Двое мне были незнакомы, а вот третий… Это был сюрприз. – Вы кого-то узнали? – голос моего визави звучал резко и настойчиво.
Стараясь говорить спокойно, я ответил:
– Да, в центре сидит мой дед Александр Сергеевич Вяземский.
– Я так и знал… – Михаил Сергеевич откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
Мизансцена хотя и показалась мне выдернутой из какого-то спектакля, но при сложившемся раскладе меня устраивала. Мне тоже надо было привести мысли в порядок. Деда я узнал сразу, потому что дома у меня хранится фотография, где он пребывает в той же позе, но в другом окружении и в форме командира Красной Армии. О том, что дед был царским офицером, мне до сего момента известно не было. Интересно, а кто двое других изображенных на фотографии офицеров? Как бы откликаясь на мой мысленный вопрос, Михаил Сергеевич открыл глаза и произнес:
– Справа на снимке мой дед Сергей Сергеевич Вяземский, а слева его брат Михаил Сергеевич.
Ни хрена себе! Это что же получается? Слова не успели сорваться с губ, Михаил Сергеевич меня опередил.
– Сергей Сергеевич Вяземский бежал из России в 1920 году. Михаил Сергеевич погиб в начале того же года в бою под Иркутском. Их старший брат еще в 1917 году примкнул к большевикам. Его имя предано в семье Вяземских забвению. – Михаил Сергеевич тяжело поднялся с места. – Более жестоко она нам отомстить не могла. – Не глядя на меня, он направился к выходу.
– Страх, ты где? – голос Светланы вывел меня из забытья. Она сидела на том месте, которое недавно покинул Михаил Сергеевич, и тревожно смотрела на меня. – Что тут произошло?
Я пересказываю ей весь монолог Михаила Сергеевича.
– Ни фига себе! Получается, ты нелюбимый родственник этих наших Вяземских? Вот это Катюха им врезала!
– Ты думаешь, она знала? – спросил я.
– Знала? – переспросила Светлана. – Нет, не думаю. Если кто и знал, так это ведьма, которая ей тебя нагадала.
– С ней можно увидеться?
– Я понятия не имею где ее искать, – пожала плечами Света, – да и зачем тебе это?
Действительно – зачем? Что это, по сути, меняет? Родню я все равно не обрел – они меня и знать не желают. Зато право на открытие ларца, видимо, укрепил.
Следующее утро началось в доме Светланы с визита Люсии и Сержа. По вполне понятным причинам прием им был оказан самый дружеский. Засиживаться, однако, ребята не стали, сославшись на занятость, и вскоре откланялись, вручив нам приглашения на свадьбу.
* * *
…– Старх, ты точно сбрендил, – голос Светланы звенит от возмущения. – Мало того, что ты решил подарить Люське на свадьбу дом и машину, – это нормально с этим я согласна – так ты еще и шкатулку с драгоценностями к ним присовокупить хочешь!
– Что не так? – вяло отбиваюсь я.
– А то, что драгоценности было бы правильным поделить на три части: Сереже тебе и Люське.
– Насчет Сережи ты, пожалуй, права, – согласился я. – Память о матери. Об этом я как-то не подумал. А мне-то зачем? Я бабских цацек не ношу.
– Ты не носишь, женщины твои носят: Ирина и Настя.
– Если они узнают, откуда цацки, то не возьмут, – отверг я ее идею.
– Ты думаешь? – усомнилась Света. – Хотя, может и не возьмут. Русские бабы – они гордые. Так ты им не говори откуда – подари так, молча.
– Молча, я не могу, – твердо ответил я.
– Ах, какие мы правильные, – с сарказмом произнесла Светлана. – Хрен с тобой, поделю на две части.
– На три, – поправил ее я.
– Чего натереть? – не поняла она.
– На три части, говорю, дели.
– Все-таки передумал?
– Нет, одна треть тебе.
Светлана с благодарностью посмотрела на меня, но от предложения все-таки отказалась:
– Я так тоже не могу.
– А говорила, что я один тут правильный, – подколол ее я. – Но хоть что-то на память возьми.
– Что-то и на память возьму, – согласилась Светлана. Она вывалила из шкатулки драгоценности, выбрала пару каких-то бирюлек. – Вот это – ты не против?
– Я же уже сказал.
– Ладно. Остальное делим пополам.
Ее пополам оказалось явно в пользу Сергея, но я уже устал спорить.
– Хорошо, это я дарю Люсии, и положи все в шкатулку.
Светлана хотела было возразить, но передумала.
– Ладно, пусть будут в шкатулке.
Наше появление на свадебной церемонии было встречено по-разному. Люсия и Серж были искренне рады. Хосе тоже не воздержался от дружеского приветствия. Остальные гости остались нейтральны за исключением Вяземских, которые не стали скрывать своего неодобрения. Когда дело дошло до вручения подарков, я передал молодым уже переписанные документы на дом и машину, что было встречено гулом одобрения.
– И еще одно, – произнес я, стараясь говорить так, чтобы меня слышали только Люсия и Серж. – Это тебе от мамы-Кати.
Люсия сразу же узнала шкатулку, заглянув внутрь, узнала и драгоценности, после чего обняла меня и прошептала на ухо:
– Спасибо, дядя Старх. И вовсе не за драгоценности. Ты понимаешь?
Я понимал.
Помимо меня и сотрудника банка при вскрытии ларца присутствовали нотариус и Михаил Сергеевич. На присутствии последнего настоял я. И вот наступил момент, которого потомки Сергея Сергеевича Вяземского ждали девяносто лет. Нотариус торжественно вручил мне ключ от ларца. Я аккуратно вставил его в скважину и осторожно повернул. Крышка откинулась, я выложил на всеобщее обозрение лежащие в шкатулке вещи. Внушительный православный крест-мощевик, православная же икона в дорогом окладе, бумаги, бумаги, бумаги… Не знаю, как Михаил Сергеевич, но я был глубоко разочарован. И вот из-за этого погибла Катя? Я попросил нотариуса составить подробную опись всех вещей и бумаг в двух экземплярах, после чего сложил все обратно в ларец, который закрыл ключом. Вручил одну опись родственнику и покинул помещение.
Совершенно опустошенные смотрели мы со Светланой на содержимое ларца. Бумаги были внимательно прочитаны и, по нашему разумению, имели ценность разве что для семейного архива. Крест, икона и сам ларец были тщательно изучены на предмет обнаружения тайников. Ларец и икона были без подвоха. В кресте тайник имелся – но пустой.
– Что ты собираешься со всем этим делать? – Голос у Светланы был тусклым. Она, как и я, считала теперь гибель Кати совершенно бессмысленной.
– Поступлю, как завещано. – Среди бумаг нашлось обращение первого владельца ларца к тому, кто его откроет: "Ты вскрыл ларец, тебе и нести находящийся в нем крест". – Крест и бумаги оставлю себе, икону отдам Вяземским, ларец подарю Люсии под безделушки.
– Наверное, так и надо поступить, – кивнула головой Светлана.
На следующий день я собрал всех заинтересованных лиц и распорядился наследством Вяземских, как и наметил. Помимо иконы я передал Михаилу Сергеевичу копии всех документов из ларца. И на этот раз "спасибо" я все-таки услышал.