Осмотрщик напишет заключение, мы тут же положим Удэ Второго в гроб и гроб запечатаем. Не думаю, что шурин господина Удэ потребует повторного освидетельствования трупа - для него весть о том, что его сановный родственник скончался в веселом квартале от взрыва кишечных газов, и без того будет постыдной. Он предпочтет все замять, это я предвижу...
Гуан с изумлением смотрела на своего возлюбленного - Цясэн неожиданно оказался практически всемогущим! Гуан знала, что Цясэн высокого рода, богат, умен, талантлив и ко всему прочему холост. А теперь он берет на себя хлопоты по такому ужасному преступлению! Ах, если бы она была не певичкой, а его законной женой, она бы гордилась таким мужем, несмотря на застарелое презрение ко всем в мире мужчинам!
Хозяйка Люй поклонилась Цясэну и сказала:
- Моя благодарность к вам не имеет границ, господин Вэй Цясэн! Если вы и впрямь сумеете сделать все, как говорите, - вы воплощенный бог Хитрости, а не человек!
- Сделаю все, что смогу, - поклонился и Вэй Цясэн.
- Однако я знаю, что всякое дело требует благодарности, а уж подобное - тем более, - проницательно заметила Хозяйка Люй. - Чем я смогу отблагодарить вас в ответ, господин Вэй Цясэн?
- Вы угадали, - усмехнулся Цясэн. - Я не бескорыстен. Но, как говорит мудрец, всякий любящий не бескорыстен, ибо он жаждет обладания. Я хочу взять в жены прекрасную Гуан Пин-эр, сделать ее госпожой в своем доме. Что вы на это скажете, почтенная Люй?
- Скажу, что моя дорогая Гуан достойна этого как никто другой, хотя и выросла в нашем квартале, - ответила Хозяйка Люй. - Но хочет ли сама Гуан пополнить ряды законных жен? Я знаю, что в душе она вольная птица...
- Госпожа Люй! - воскликнула Гуан, опускаясь перед своей хозяйкой на колени. - Простите меня! Раньше я и впрямь питала отвращение к мужчинам, считая их бесчувственными и глупыми, как камни в кладбищенской стене, но с той самой поры, как я впервые увидела господина Цясэна, мои мысли переменились. Раньше у меня не было сердца, но теперь оно есть, оно любит и страдает. Отпустите меня! Я отдам вам все накопленное золото в качестве своего выкупа!
- Встань, Гуан, - сказала Хозяйка Люй. - Я не демон, чтобы не знать сострадания к любящим. Пусть господин Вэй Цясэн присылает за тобой свадебный паланкин, да поскорее. А деньги свои оставь себе - иначе какое приданое ты принесешь мужу?
- Верно, - улыбнулся Цясэн. - Я сам внесу выкуп за Гуан. Сколько нужно, почтенная Люй?
- И не думайте об этом, - отмахнулась Хозяйка Люй. - Если вы уладите дело со смертью господина сановника, это будет дороже всяких выкупов, клянусь в том Небесной Канцелярией! И решения я своего не изменю. Собирайся, дорогая Гуан. Скоро ты переедешь в дом господина Цясэна.
Тут Гуан, вставшая было, снова пала на колени:
- Умоляю вас, госпожа!
- Что такое? - удивилась Хозяйка Люй.
- Прошу вас отпустить со мной Мэй Лепесток Лотоса. Я очень привязалась к этой девочке...
- Хм, - протянула Хозяйка Люй. - Я отдала за нее пятьдесят слитков, она еще их не отработала...
(Хозяйка Люй смолчала о том, что непосредственно перед своей страшной кончиной сановник Удэ Второй вручил Люй тысячу связок золотых монет - выкуп за девство маленькой Мэй.)
- Я внесу за нее деньги, - сказала торопливо Гуан. - Я хочу ее воспитать достойной девушкой. Возможно, когда-нибудь отыщется ее семья, и они будут рады, что Мэй выросла не певичкой, а честной девой.
- Намерение благое, - похвалила девушку Хозяйка Люй. - Но согласен ли твой будущий муж с тем, что ты приведешь в его дом эту девочку? Ребенок - это расходы.
- Мой господин, - обратилась к Цясэну Гуан, - я прошу вас позволить мне войти в ваш дом с этой девочкой. И если вы против...
Я не против, - улыбнулся Цясэн. - Пусть она тебе прислуживает. Служанки в моем доме все как одна старые и сварливые, тебе нелегко с ними будет ужиться, а девочка, верно, будет послушной и расторопной...
- О, слава Небесной Канцелярии! - воскликнула Гуан. - Я и не мечтала о таком счастье...
Сказано - сделано. Обсудив все мелочи предстоящих дел, Вэй Цясэн распрощался с Гуан и Хозяйкой Люй, сказал, что немедленно обратится к городскому осмотрщику трупов и приведет его для освидетельствования "естественной" смерти господина Удэ Второго. А как только стихнут волны сплетен, которые неизбежно подкатятся, едва в городе узнают о смерти старого сановника, Вэй Цясэн пришлет за невестой свадебный паланкин.
Оставшись наедине с Гуан, Хозяйка Люй сказала:
- Ты должна мне помочь.
- Все что угодно, госпожа.
- Идем.
Они торопливо зашагали в комнату Пионового Фонаря. Кругом все будто вымерло - перепуганные певички сидели в своих комнатах, боясь высунуть нос наружу. Ведь говорят, что старшая душа убитого обязательно станет бродить вокруг места преступления, искать своего убийцу, в то время как средняя и младшая души отправятся одна в рай - перечислявдостоинства почившего, а вторая в ад - ябедничать о грехах и прочих неблаговидных поступках. Словом, никому не хотелось встретиться с бродячей душой сановника Удэ Второго - от его души нельзя было ждать ничего хорошего.
В Пионовой комнате стоял тяжелый медно-кислый запах спекшейся крови. Хозяйка Люй и побледневшая Гуан остановились на пороге, отодвинули дверь.
- Ужасно, - тихо вскрикнула Гуан, увидев распростертое тело старика Удэ с торчащим из груди древком копья.
- Да, ужасно, - согласилась Хозяйка Люй. - Но ничего не поделаешь, нам предстоит нечто более ужасное. Мы должны выдернуть из его груди это копье, Гуан. Иначе даже продажный осмотрщик трупов не поверит, что виной всему кишечные газы...
- Я повинуюсь, госпожа, - сказала Гуан. Сдерживая отвращение, она подошла к трупу, стараясь не глядеть в его выкаченные стеклянные глаза, и трепещущей рукой схватилась за древко копья...
... И рука ее схватила пустоту!
- Что за чудеса? - прошептала Гуан, отступая. - Копье я вижу, но взять его в руки не могу!
Хозяйка Люй попыталась проделать то же самое, и так же была поражена.
- Вот что я скажу тебе, Гуан, - сказала она, сильно побледнев. - Сановника Удэ убила нечеловеческая рука. Такое оружие под стать лишь бессмертному небожителю!
И лишь она проговорила это, как таинственное копье засияло и превратилось в молнию. С треском эта молния рванулась к потолку и исчезла.
- Страх снедает даже мою распутную душу, - прошептала Хозяйка Люй. - Надеюсь, Гуан, что твой будущий супруг сумеет выполнить свое обещание. Идем отсюда поскорее. Нам нужно еще найти Мэй Лепесток Дотоса.
- Простите меня, госпожа, - повинилась Гуан. - Я солгала вам, я спрятала Мэй у себя, так как не хотела, чтобы она снова попала в лапы этому старику...
- Я так и подумала. Что с тобой, Гуан?
- Небесная Канцелярия! - прошептала та. - Ведь все это время девочка сидит в нише для одежды! Она задохнется! Ох, скорей!
Гуан со всех ног кинулась в свою комнату. Подбежала к нише, сорвала прикрывавшую ее ткань, разбросала одежду... И бездыханная Мэй вывалилась из ниши прямо ей на руки.
- Она задохнулась! - страшно закричала Гуан.
Тут подоспела Хозяйка Люй. Она выхватила девочку из рук Гуан, уложила на постель, пощупала пульс, послушала сердце.
- Успокойся, Гуан, - сказала она. - Ее сердце бьется, но слабо... Да она вся в жару! Несчастное дитя, я уж и сама не рада, что позволила сановнику Удэ взять ее. Он радости вкусить не успел, а она, похоже, заболела нервной горячкой. Нужно приготовить целебный отвар из десяти трав и напоить ее. А еще все тело растереть мазью из золотого корня. Ей станет легче, вот увидишь.
... Гуан остаток ночи провела без сна, ухаживая за Мэй. Та все не приходила в себя, но после натирания мазью хотя бы стала глубже дышать. Девочка металась на постели и безмолвно открывала рот, словно кричала от ужаса, - это вызывало слезы у Гуан, которая за такой короткий срок успела привязаться к Мэй как к родной дочери.
Под утро сон Мэй стал спокойнее, девочка перестала метаться и задышала ровно. Гуан возблагодарила Небеса, постаралась напоить Мэй целебным отваром (Мэй при этом так и не проснулась), а потом прилегла рядом на кровати, забылась коротким неровным сном...
И в этом сне Гуан увидела, как в ее комнате разлился дивный бирюзовый свет. Стены стали прозрачными, и оказалось, что за этими стенами расцвел дивный сад, подобных которому нет на земле. И среди этого сада Гуан увидела беседку со стенами, сверкающими полированной яшмой. Из беседки навстречу Гуан вышла покойная императрица Нэнхун с маленьким мальчиком на руках, сопровождаемая прекрасным юношей, чей алый пояс сиял, как огненная струя, и не менее прекрасной девушкой, ножки которой были обуты в маленькие пушистые облачка, несущие ее над землей.
- Гуан, - обратилась покойная императрица Нэнхун к оторопевшей певичке, - выслушай меня, но оставь до поры до времени в тайне все, что я скажу тебе. Дитя, которое ты полюбила, не безродная нищенка. Ее настоящее имя Фэйянь, она законная дочь императора Жоа-дина. Я родила ее, зная, что судьба, которая ей выпала, тяжела и полна испытаний. Но только ей суждено восстановить справедливость в Яшмовой Империи. Гуан, береги мою дочь пуще собственной души, и будешь вознаграждена. Я не оставлю тебя своей милостью.
Гуан преисполнилась страхом. Мэй - принцесса, наследница династии Тэн?! Сможет ли она, простая певичка Гуан, уберечь этого божественного ребенка?
- Сможешь, если постараешься, - прочел ее мысли юноша с алым поясом. - Если что, я помогу. Как, например, сегодня. Это я насчет распутного сановника - пришлось его покарать небесным копьем за распутство. Чтобы этот недостойный старик похитил девство принцессы - я такого не потерплю. Кстати, хорошо, что ты переходишь в дом Цясэна, он неплохой человек, хотя и не самый лучший. Возьми с собой Фэйянь, то есть Мэй, обучай ее разным премудростям и рукодельям, а дальше поглядим, что приготовил для нее Великий Путь. Ох, я забыл представиться: я Небесный Чиновник Второго Облачного Ранга Ань по прозвищу Алый Пояс. Я не оставлю тебя своей заботой, Гуан, -но смотри - береги принцессу!
- А я - Небесная Чиновница Второго Облачного Ранга Юй по прозвищу Расторопные Туфельки, - сказала девушка, чьей обувью были облака. - Я в земной жизни была наперсницей государыни Нэнхун и воспитательницей принцессы Фэйянь. Я буду помогать тебе, Гуан, ты ни в чем не станешь нуждаться, только береги принцессу!
- Это я уже сказал, - встрял Небесный Чиновник Ань. - Зачем по нескольку раз повторять одно и то же, дорогая?
- Один раз - услышат уши, второй раз - услышит душа, - парировала Небесная Чиновница Юй.
- Ну, как знаешь, - усмехнулся Небесный Чиновник. - Так что, благовещий сон можно считать оконченным?
- Нет, погоди, - сказала Юй. - Я знаю, Гуан беспокоится о том, как будет решено дело с кончиной сановника Удэ. А все ты виноват, Ань! Лучше б ты его молнией поразил, а не копьем, так было бы больше похоже на небесную кару. Вечно ты сначала сделаешь, а потом думаешь. И к чему ты оставил возле тела сломанный веер певички Личжи? Хотел, чтоб на нее указали как на преступницу?
- Хотел.
- Это же клевета! Тебе не стыдно, Небесный Чиновник?!
- А ей, этой Личжи, не стыдно было отравить ядом двух своих мужей, беременеть от всякого заезжего-проезжего, а новорожденных младенцев душить подушкой? Знаешь, скольких своих детей Личжи придушила? По ней давно плачет дыба!
- Все равно ведь не вышло по-твоему, Ань. А Личжи еще получит свое. Небесный Судебный Исполнитель уже смотрит на землю, его огненные глаза выискивают преступников...
Чиновники еще спорили, голоса их становились все тише, сияние сада потускнело, и скоро Гуан поняла, что не спит, лежит рядом с Мэй в своей комнате и видит, как за окном сверкает снежный солнечный день...
Гуан посмотрела на спящую Мэй. В лице девочки не было и следа болезни, она была прекрасна, как лепесток лотоса в утренней росе. В голове Гуан зазвучали голоса:
"Держи это в тайне! "
"Береги принцессу! "
- Да, - сказала Гуан и встала.
Мэй открыла глаза, посмотрела на Гуан вопросительно и радостно. От вчерашнего ужаса не осталось и следа. Страшный старик, бегство, душная ниша с одеждой - все это представлялось Мэй кошмарным сном, рассыпающимся на кусочки с восходом солнца.
- Вставай, милая, - сказала ей Гуан. - У меня для тебя есть очень славная новость...
... Вэй Цясэн действительно оказался весьма могущественным в Западном Хэ человеком. Он при помощи городского осмотрщика трупов сумел повернуть дело с кончиной сановника Удэ Второго так, что власти не смогли придраться ни к чему. А если и имелись какие-то подозрения, то всем, кто эти подозрения питал, были вручены достаточные суммы денег, чтобы заткнуть болтливые не в меру рты. И в начале месяца Проснувшейся Сливы Вэй Цясэн прислал за Гуан свадебный паланкин. Мэй переезжала из веселого квартала вместе с наставницей в дом Цясэна - это и была та славная новость, о которой говорила певичка.
Дом Цясэна оказался одним из самых роскошных в Западном Хэ. Пожалуй, даже у князя-наместника не было таких раззолоченных палат, резных галерей и садов с укромными беседками и прелестными чайными павильонами. Гуан, которую теперь вся прислуга в доме величала не иначе как госпожа Старшая, относилась к Мэй как к родной дочери. Господин Цясэн целыми днями пропадал на службе в городской управе, домой являлся только под вечер, так что до вечера Гуан и Мэй были предоставлены сами себе, в их распоряжении находилась вся усадьба, вся роскошь, вся красота. Чтобы не терять времени попусту, Гуан решила обучать девочку каллиграфии, поскольку сама когда-то брала уроки у известного мастера-каллиграфиста Ци Ина. ... Гуан и Мэй сидели в рабочем кабинете; за распахнутыми створками окна пробуждающийся сад дышал весенними ароматами; первые бабочки порхали над окутанными дымкой цветения кустами...
- Не отвлекайся, Мэй, - сказала Гуан, когда девочка засмотрелась на полет особенно яркой бабочки. - Тебе предстоит многое узнать и запомнить, взгляни на стол. Перед тобой лежат "четыре драгоценности ученого": это кисти для письма, тушь, тушечница и бумага. Относись к ним как к святыням, ибо искусство каллиграфии, как и прочие искусства, дарованные людям бессмертными небожителями, не терпит непочтительного отношения. Каллиграфия тоже самое, что и музыка, только звуки она рождает в душе, когда мы глядим на прекрасно выписанные иероглифы. И как музыка, каллиграфия не живет там, где есть фальшь, грубость, неумение. Боги дали людям каллиграфию не только для того, чтобы наслаждаться прелестью иероглифов, но и потому, что это искусство как никакое другое взращивает в человеке благие ростки терпения, настойчивости и мудрости. Тот, кто обрел совершенство в искусстве каллиграфии, может подчинить себе всю землю, все небо и даже преисподнюю, потому что иероглифы обладают чудотворной силой... Ты так странно смотришь на меня, милая? Ты, верно, думаешь, что я обладаю подобным могуществом?
Тут Гуан тихо рассмеялась.
- О нет, - продолжила она. - Я стою всего-навсего на нижней ступени лестницы, уходящей к Заоблачным Престолам. Видишь ли, милая Мэй, каллиграфия бывает разной. Ее можно уподобить струящейся реке. Письмо древних печатей - чжуанъшу - благородно, чисто и целительно, как невозмутимые воды Священной Лазурной Реки. Письмо для указов и документов - лишу - строго, отчетливо и спокойно, будто воды Сухой Реки. Письмо уставов и кланов - кайшу просто, доступно, как воды Прозрачной Реки, что питает собой все земли Яшмовой Империи и никому не чинит препятствий. Есть еще письмо для торопливых скорописцев - синшу - оно своевольно, безудержно, как воды реки Заросшей Ивами...
Мэй слушала, приоткрыв рот от удивления. Ей чудился шум и рокот рек, о которых упоминала Гуан. Мой благословенный учитель Ци Ин, - сказала Гуан, взяв в руки кисть и лист плотной бумаги, - владел в совершенстве уставным письмом и скорописным. Все, что знал, он передал мне. А теперь згляни, Мэй, как выглядит иероглиф твоего имени, написанный уставом и скорописью.
Гуан взмахнула кистью и вывела два очень похожих, но все же имеющих отличие иероглифа. Первый был изящнее и строже, второй напоминал брызги чернил, растекшиеся причудливым узором. Мэй от восхищения захлопала в ладоши.
- К сожалению, я не владею письмом древних печатей и письмом официальным, - проговорила Гуан. - Ибо мой учитель не знал его, а ученику не должно превосходить учителя без особой на то нужды. И еще... До того как на престол Яшмовой Империи взошла государыня Шэси, не был запрещен Высокий Стиль Письма. Мой учитель говорил, что Высокий Стиль применялся для того, чтобы изменять судьбы и события, влиять на время, мир и самих небожителей. Каждый из иероглифов Высокого Стиля Письма мог творить чудеса, давать власть и силу. Говорят, что мастеров Высокого Стиля в Империи было всего двое, и они жили в горных пещерах, вдали от всего мира, чтобы сила, которой они владеют, не ввела в соблазн правителей земных. Императрица Шэси (отчего ты так вздрогнула, милая Мэй?) запретила Высокий Стиль из боязни, что кто-нибудь, овладев этим искусством, лишит ее престола и самой жизни. Вот какое великое оружие - кисть каллиграфа! А теперь, когда ты выслушала мой рассказ, готова ли ты обучиться у меня всему, что я умею?
Мэй кивнула. Затем встала со своего сиденья и трижды земно поклонилась Гуан. И Гуан приняла эти поклоны, потому что отныне она стала наставницей, а Мэй - ученицей.
В учении, особенно когда оно благотворно и разумно, время пролетает незаметно. Миновало пять лет с тех пор, как Мэй вместе с Гуан вошла в дом господина Вэй Ця-сэна. Тот по-прежнему славился богатством, знатностью и могуществом. Но главное по-прежнему любил свою Гуан, а также привязался к Мэй, которая год от года становилась краше и соблазнительнее для мужских глаз. И хотя Мэй волновали только упражнения в каллиграфии, игра на цине, вышивка и чтение, Гуан заметила особый интерес супруга к ее повзрослевшей подопечной.
О, Гуан совсем не стала бы противиться тому, чтобы Вэй Цясэн сделал Мэй своей второй женой - ведь тогда они с девочкой считались бы сестрами! Кроме того, быть женой такого господина, как Вэй Цясэн, - значит иметь защиту, покровительство, богатство... Но разве брак с обычным вельможей - дело, достойное принцессы? Гуан никогда не забывала пригрезившегося ей сна. Она часто задумывалась над тем, стоит ли рассказать мужу о том, кем является Мэй на самом деле, но уста ее словно немели... Видимо, не пришло еще время открыть эту страшную тайну!
За пять лет, проведенных в доме Вэй Цясэна, Мэй превратилась в девушку, прелестную, как едва распустившийся цветок белой хризантемы. Ее лицо можно было вышивать на знаменах - и воины с радостью бы пошли на смертный бой, будь у них такое знамя. И хотя Мэй почти не покидала внутренних покоев, пребывая там со своей наставницей Гуан, разговоры о ее красоте звучали в Западном Хэ непрестанно. Однажды, когда Мэй сидела в кабинете и старательно переписывала стихотворение древнего поэта До Фо полууставным письмом, послышался голос господина Цясэна. Он звал Мэй.